Спасибо. Спасибо.
Вы в большинстве своем думаете, что знаете Шекспира, не так ли? «Увы, бедный Йорик. Я знал его, Горацио. Человек бесконечно остроумный». Это правильная формулировка.
Я знаю, Билл, то есть Уильям, сидел как-то вечером в ресторане и придумал это. Я сказал ему, что однажды буду держать в руках его череп.
На самом деле, говоря о человеческом разуме… нас надули. В этой штуке нет никакого тэтана.
Ну, к счастью, я забыл свои заметки, так что мне не придется утомлять вас техническими материалами. Посмотрите, парню проводили трепанацию, ему проводили психиатрическое лечение. У него повсюду дыры. Очень красивый череп.
Но я думаю… вам так не кажется? По-моему, все замечательно. Это череп для чревовещания.
Когда-то мы проводили упражнения. Мы брали пару черепов, ставили их с двух противоположных концов стола и просили тэтана, который выполнял упражнение, быть в одном черепе, а потом быть в другом; а потом быть в первом и быть во втором; быть в первом, быть во втором. Это было очень интересно.
И тем из вас, кто считает, что они относятся к категории неотделимых существ, лучше смотреть в оба. Мы откопали громадные массы данных в этой области, и эти данные можно применять огромным количеством способов. Лучше всего эти данные… анатомия тэтана и все в таком роде… лучше всего это изложено в Филадельфийских лекциях. Шестьдесят четыре часа лекций, прочитанных в конце 1952 года. Вот так давно.
Но когда вы осознаете, что вы относитесь к категории существ отделимых, у вас возникает довольно сильное головокружение. И вы также осознаете, что у вас, вероятно, страшно плохая память, раз вы позабыли о том, что вы являетесь таким существом.
Причина, по которой вам на самом деле нет смысла беспокоиться о водородных бомбах, и причина, по которой только либералы типа британских о них очень сильно беспокоятся, состоит в том, что они не могут выбраться из своих чертовых голов. Так что они знают: они останутся на месте и поджарятся. И они не желают испытать это, узнать на собственном опыте. Это своеобразное отношение; ведь я уверен, что если они так боятся водородных бомб, они сами бросали такие бомбы где-то на траке. Это совершенно ясно.
Однако я хочу обратить ваше внимание на одну из причин, по которым я очень заинтересован в том, чтобы развиваться в Южном полушарии. Если наступит такой день, когда бомба взорвется, и вы обнаружите, что вы относитесь к категории отделимых существ, но вам не понравится бегать туда-сюда в обуглившемся мясе, то останется та часть мира, в которой вы сможете найти себе тело. Я назначу небольшую плату… но полная цена такова: ради всего святого, как только вы подрастете и научитесьразговаривать, придите в центральную организацию, чтобы мы могли вычеркнуть ваше имя из списка без вести пропавших.
Если вам есть куда идти, вам не нужно особенно беспокоиться о водородной бомбе; так что вы поступите по-умному, обеспечив себе место, куда можно будет прийти. На самом деле, что происходит с народом или с цивилизацией… что происходит с цивилизацией — конечно же, не то, что она лишается тел. Просто исчезает вся технология, существовавшая в этой цивилизации, и нет никакого хранилища для этой технологии, так что все возвращается обратно в средневековье. Если группа сумеет сохранить свою технологию или если планета сумеет сохранить свою технологию, она сможет возродиться довольно быстро.
Я работал именно над этим в течение многих лет; это мой лучший ответ на причуды тех, кто в 1934 году были моими однокашниками.
Они очень веселые ребята. В 1934 году у них не было даже чувства юмора. Но они создали то, что они не в состоянии испытать или узнать на собственном опыте, однако же каким-то странным образом они думают, что им самим не придется это испытывать, и они не берут никакой ответственности за то, что они создали; а это как раз то, что не так с людьми. Люди не брали никакой ответственности за то, что они создавали, и это продолжалось так долго, что у них появился реактивный ум. Вы когда-нибудь смотрели на вещи с такой точки зрения? Вот откуда берется реактивный ум. Невзятие ответственности за свои создания. Когда вы перестаете брать ответственность за свои создания, вы получаете реактивный банк. То, что вы создали, может делать вас жертвой.
Когда тот парень, который в этот раз на этой планете придумал расщепление атома, не стал потом диктовать, как использовать это открытие, вся страна попала в неприятности: ведь тот, кто сделал это открытие, перестал брать за него ответственность.
С этим была связана трудность, существовавшая в дианетических и саентологических организациях. Я не настолько глуп, чтобы создать свою часть Дианетики и Саентологии, а потом не нести за это ответственность.
Но время от времени вы находите в мире кого-то, кто утверждает: «Ну, всем известно, что гений — это сумасшедший. Чтобы это придумать, нужен был гений. А значит, он сумасшедший. Следовательно, почему он должен продолжать управлять этим? Понимаете? Почему он должен говорить нам, что с этим делать?» Я не настолько глуп, чтобы перестать говорить вам, что с этим делать.
Задумайтесь об этом. Я не хочу застрять с этим навсегда. О, у меня довольно хорошо получается. И мы вот-вот подвергнем это очень суровой проверке во всем мире. Ведь мы собираемся вырасти, и я немного расскажу вам об этом в ближайший час.
Сейчас меня все еще интересует ваш кейс. Меня интересуете вы как человек, который взял и создал огромное множество вещей, за которые он не взял ответственность; поэтому они так и висят над вами, как ком безответственности, и дают вам по зубам.
Почему вы так сделали? Как вам не стыдно. Так, посмотрим, какие еще методы я могу использовать, чтобы сделать вас виноватыми?
Всем известно, что вы — жертва обстоятельств. Но вы обнаружите, что невзятие ответственности ведет к тому, что мы называем аберрацией. Когда человек делает что-то, а потом говорит, что он этого не делал, он, конечно же, не воспринимает «как-есть» одно из составляющих этого действия, а именно — тот факт, что он это сделал.
Если вы хотите стрелять в людей, удостоверьтесь в том, что вы готовы испытывать созданное вами застреленное тело. И удостоверьтесь в том, что вы способны брать ответственность за то, что вы застрелили тело. И если вы выполните эти условия, то вы можете стрелять в людей сколько угодно; при условии, что вы сами готовы к тому, чтобы кто-то вас застрелил, и так далее.
Вот как функционирует этот мир: постыдные творения не воспринимаются «как-есть», так что все постыдные творения продолжают существовать.
Люди делают определенные вещи постыдными. Знаете, газетные репортеры делают газеты постыдными.
Так вот, вы не приняли мои слова всерьез — и правильно сделали. Однако по сути, любая газета стремится ни к чему иному, как к тому, чтобы вызвать у вас тревогу. Вся драматизация прессы выражается словом «тревога».
Да, не так давно мы разобрались и еще кое с чем, а именно — с беспокойством и страхом. Именно этими явлениями оперировали гипнотизеры, мессии, фокус-покусники, престидижитаторы, врачи; все они в течение долгого времени говорили именно о беспокойстве и страхе. Хмм.
«Если вы начнете достаточно сильно беспокоиться, мы сможем получить свой гонорар». Нет, я не говорю, что таков их девиз. Эти слова не написаны на их дверях. Если я дал вам такое представление, то я преувеличил. Это глубоко запрятано.
Вы когда-нибудь видели, чтобы врач пришел и начал пророчествовать вам о всевозможных бедах, которые вам грозят? Если вы не будете лежать спокойно и неподвижно, то ваше состояние значительно ухудшится. И что этот врач делает? Все, что он делает, — это стремится вызвать у вас тревогу.
Так вот, мы не имеем ничего против врачей. Мы считаем, что водопроводчики необходимы.
Пока у гуманоидов есть кости, эти кости будут ломаться. Пока женщины остаются такими же хорошенькими, как сейчас, у них будут рождаться дети.
Эти анатомические необходимости… врачи… когда речь идет о лечении сломанных рук и ног, принятии родов и о чем-то подобном, — все это представляет собой совершенно конкретную причину, по которой существование врачей необходимо. Однако когда они выходят за пределы этой сферы и принимаются лечить психосоматические заболевания антибиотиками, они сталкиваются с тем фактом, что антибиотики обрушивают банк. И если заболевание было психосоматическим, оно обостряется. Поэтому антибиотики приобретают плохую репутацию. Вы даете человеку антибиотик, и ему становится хуже. А ведь этот антибиотик должен был его вылечить.
Ну, на самом деле антибиотики убивают бактерии в организме, однако если эти бактерии удерживаются на месте трудностями психосоматического характера или прошлой травмой, то применение антибиотика, скорее всего, выйдет вам боком… даст обратный эффект. И прямо сейчас врачам приходится все время изобретать новые антибиотики, потому что все старые антибиотики дают обратный эффект.
Все дело в том, что антибиотики используются против слишком большого количества психосоматических заболеваний.
Однако врач… вот почему я принес сюда этот череп… есть причина, по которой существование врача необходимо. И эта причина, так уж случилось, представляет собой ремесло водопроводчика — починку костей, принятие родов, другие механические вещи, которые врач хорошо понимает.
Латание тел — это механическое действие. Врач понимает эти штуки. Но когда он увлекается и переступает границу механики, он оказывается вне своей сферы деятельности. И ему совершенно нечего делать в нашей сфере деятельности.
Мы ничего не имеем против него. Но ему не следует вторгаться в нашу сферу или притворяться перед кем бы то ни было, что он что-то о ней знает — ведь он этого не знает.
Спросите врача или психиатра о том, какова анатомия человеческого разума и как называются отдельные его части; он скажет вам, что это череп, ткань мозга, нервы и психоз. А все остальное — абсолютное «оттого что, потому что» и не что иное, как «оттого что, потому что».
Он не знает, каковы части человеческого разума.
Так вот, вы и я не можем без запинки — тр-р-р-р-р-р — перечислить латинские названия всех костей тела; я уверяю вас, что это совершенно необходимое знание. Но и он не может перечислить названия частей разума. Так что нам придется заключить с ним соглашение. Мы оставим в покое латинские названия костей и частей тела, если он оставит в покос анатомию человеческого разума. Ведь мы признаем, что мы ничего не знаем о теле с точки зрения латинских названий; так что и он подобным образом должен признать, что он ничего не знает о человеческом разуме. Правильно?
Мне надоели все эти люди, которые притворяются мудрыми. Я не знаю огромное множество вещей — и я вполне готов в этом признаться. Я совершенно этого не стыжусь. Я мог бы перечислить вам целый список таких вещей. Он начинается с женщин.
Но частью понятия «мудрость» является знание того, чего именно вы не знаете. Мудр только тот, кто знает, в числе прочего, и то, чего именно он не знает. Однако он глуп, если он заявляет, что некоторые вещи знать невозможно или что какие-то вещи непознаваемы.
В сфере философии наш старый друг, Спенсер, который писал о «великом непознаваемом», на самом деле опустил все на довольно низкий уровень. Он заявил, что некоторые вещи непознаваемы.
Кант, с его трансцендентальным эфиризмом, не мог ничего сделать. Иммануил Кант: последний из великих философов, которые ничего не могли. И он заявил, что есть много вещей, настолько возвышенных и запредельных, что никто никогда ничего о них не узнает. Ну и как тогда он вообще узнал, что такие вещи есть?
Я боюсь, что человек никогда ничего не узнает о тех вещах, которые он никоим образом не сможет воспринять или испытать, потому что они для него не существуют. Но раз они для него не существуют, он никак не может быть их следствием. Так зачем ему что-то знать о них, пусть даже они существуют? Вероятно, существует седьмое измерение и несколько сотен вселенных, в которых вы еще не оказывались. Но если вы никак не можете воспринять их существование и никак не можете до них добраться, то, по-моему, любое их знание — это просто гадание на кофейной гуще, так?
Итак, нас интересует только наша собственная область, наша собственная сфера деятельности; и точно так же нас интересовал и интересует только один-единственный фактор: сейчас мы действительно знаем то, что мы можем делать. И поскольку мы это знаем, мы ожидаем, что люди будут относиться к этому с уважением и не будут с этим спорить.
Фактически, у нас есть наши собственные защитные механизмы, которые предотвращают споры с нами. Вы всегда можете сказать: «Соматическая лента вернется в рождение, когда я щелкну пальцами», — и щелкнуть пальцами. Это останавливает почти любой спор. Ваш собеседник начинает кашлять и видит перед собой лицо доктора где-то там, далеко на траке. О, вы считаете, что вы не можете вернуть кого-то в рождение, а? Примерно 30 процентов слушателей курса «Анатомия человеческого разума», когда они находили друг у друга инграммы, обнаружили, что они смотрят на врача, который наклоняется и говорит: «Ну, он… у него сейчас не получается выйти. Ему нужно остаться там на несколько минут. Давай, вернись туда. Хорошо. А теперь можешь немножко продвинуться вперед. Теперь остановись. Теперь начинай толкать, ладно? Теперь толкай вниз. Вниз. Теперь оставайся внизу. Ост… теперь толкай вниз. Да, толкай вниз. Толкай вниз изо всех сил. Нет, нет. Не делай этого. Нет, нет, нет, нет».
Я бы сказал, что этот врач вторгается в сферу, о которой он ничего не знает, — сферу травмирующих переживаний; он сдабривает свою речь фразами типа «останься здесь», «вернись», «двигайся вниз», наполняя инцидент холдерами, колл-бэками, даун-баунсерами и всем остальным, — в результате чего проходить этот инцидент становится очень трудно, не так ли?
Так что если ему очень хочется создавать проблемы для нас, мы всегда можем создать проблемы для него.
Но в остальном мы не имеем ничего против кого бы то ни было где бы то ни было. Мы не в ладах только с теми людьми, которые, исходя из собственных побуждений, пытаются говорить нам, будто мы не знаем, что делаем, или что мы мошенники, бездельники, дураки, или что сфера разума принадлежит только им и никому больше.
Кстати, у немцев есть интересная теория на эту тему; я как-то наткнулся на нее в старом учебнике. Там говорилось: «Авторитет в той или иной сфере принадлежит человеку, который знает эту сферу и может продемонстрировать свои способности в этой сфере. Таков единственный критерий авторитета в любой сфере». Правильно?
Да, мы можем продемонстрировать свои способности. Следовательно, мы не считаем, что нам следует чего-то стыдиться, когда мы знаем то, что мы знаем, или делаем то, что мы делаем. Мы должны очень уверенно смотреть вперед. Мы должны действовать очень смело и очень дерзко, имея дело с тем, что мы знаем. Ведь мы можем работать с человеческим разумом и с людьми, помогая им… помогая им впервые за все время существования этой планеты. И это достаточно значительное достижение, чтобы нам не нужно было впоследствии извиняться. Так?
Ну так вот, я чувствую, я явно чувствую… дети могут сейчас заткнуть уши… я совершенно явно чувствую, что здесь скоро начнется самое настоящее светопреставление. Да, я это чувствую.
Мы вот-вот вырвем изо рта монополий в сфере человеческого разума… ха! У них была не сфера; у них была кормушка… Мы вот-вот вырвем у них изо рта кусок хлеба, о который они точат свои зубы; ведь они получают средства к существованию только за счет одного. Они получают средства к существованию за счет того, что ставят диагноз, а не за счет того, что излечивают заболевания. Вы когда-нибудь об этом задумывались?
Врач приходит и сообщает пациенту, что у того ламбозис. Пациент умирает от этой болезни, но врач, тем не менее, присылает счет. Родственники умерших всегда получают такие счета. Должно быть, им приходится платить за диагноз, потому что больного так и не вылечили.
В сфере психиатрии и психологии тестирование является практически единственным источником средств к существованию; особенно в психологии. Вы платите психологу за то, чтобы он рассказал вам, что именно с вами не в порядке.
В психоанализе человека заставляют говорить в течение пяти лет, с тем чтобы ему внезапно могли сообщить, что с ним не в порядке. И что это такое? Это плата за диагноз, не так ли? Это не плата за излечение заболевания, так?
Так вот, мы собираемся радикально изменить эту ситуацию. Мы впервые можем радикально ее изменить. Мы можем брать плату (я использую это слово не как обдуманную юридическую формулировку)… мы можем брать плату за излечение. И если человек не излечился, мы можем сказать: «Ну, вот твои 50 баксов. Проваливай». Мы по-прежнему будем в очень выгодном положении. Но мы излечим его. Так что мы можем брать плату за излечение заболеваний, потому что мы можем это делать. Ведь мы знаем свое дело.
Зачем нам брать плату за постановку диагноза? О, мы можем ставить весьма точный диагноз. Но зачем нам брать за него плату? Посмотрите, если мы будем ставить точные диагнозы… совершенно точные — более точные, чем кто-либо когда-либо ставил в области разума, можем ставить их быстрее, можем делать это совершенно бесплатно, — что произойдет с теми сферами деятельности, которые берут плату только за постановку диагноза?
Много лет назад кто-то должен был сказать им, что я — опасный человек.
Так вот, многие из здесь присутствующих не интересуются профессиональной работой в области Дианетики и Саентологии, и вам может показаться, что вы попали на лекцию для профессионалов и сидите среди специалистов, которые строят свои коварные планы.
Нет, если вы являетесь частью человеческой расы, все это касается и вас также, потому что, по-моему, настало время расстаться с очень дорогостоящим диагнозом и с «лечением» (в кавычках), которое наносит вред. И мы впервые можем радикально изменить эту ситуацию; вот почему мы берем в свои руки эту планету прямо сейчас. И вот формула нашего движения вперед.
Мы можем брать плату только за излечение; нам необязательно брать плату за постановку диагноза. Осознаете ли вы, что сегодня основным источником средств к существованию для психолога является «тестирование» (в кавычках)? Крупные промышленные корпорации, правительства, министерства и другие организации сегодня сотрудничают со сферой психологии… сотрудничают с обученными психологами лишь для того, чтобы проводить людям тесты.
Что вы думаете об организации, которая внезапно появляется и говорит, что она может сделать это бесплатно? Пришлите к нам человека. Это не будет стоить вам ни цента. Мы сделаем это гораздо лучше. Мы сделаем это гораздо быстрее, и результаты будут абсолютно надежными. Им не стоило ссориться с нами.
Мы совершенно не возражаем против того, чтобы принимать на работу психологов; мы не хотим лишать их всякой возможности заработать себе на кусок хлеба. Мы хотим лишь выставить их из той сферы деятельности, где они занимаются притворством. Как только они немного проголодаются, они придут к нам и начнут проситься на работу.
Они будут говорить: «Ну, я всегда был на вашей стороне, но только ассоциация не позволяла мне сказать это в открытую». Мы найдем применение и ему.
Мы всегда примем его на работу уборщиком или кем-то таким. Такой работы всегда хватает.
Однако мы полностью разобрались с такой областью, как тестирование. Тестирование, тестирование. Мы немного забавлялись с тестами. Мы знаем, какие тесты стабильны. Вероятно, в последние годы мы провели больше тестов, чем все психологи вместе взятые. Мы знаем, что тесты представляют собой, мы можем проверять их с помощью электроники, чего психологи никогда не могли. Не исправлять их с помощью электроники — только проверять их. Мы узнаем, правильный результат теста или нет, давая человеку в руки банки Е-метра и проверяя тест с помощью Е-метра. Благодаря тому, что мы используем Е-метр при тестировании, мы взяли под контроль эту область.
Кроме того, поскольку мы используем Е-метр при тестировании, мы взяли под контроль будущее. Мы можем предсказывать будущее людей. Знаете ли вы, что именно таким образом возникло психометрическое тестирование? Раннее психометрическое тестирование — это гадание. Вы знали, что именно таково низкое происхождение психолога? Вы это знали? Вот откуда взялись психологи.
Позолотите цыганке ручку, и вы получите психолога. Вот истоки психологии. Гадание, предсказание будущего. Однако потом психологи обнаружили, что тесты не позволяют им предсказывать будущее, так что они стали применять «научный» (в кавычках) подход.
Так вот, как ни странно… это очень странно, но мы обнаружили, что мы можем предсказывать будущее с помощью тестов. Вам достаточно задать человеку три вопроса на Е-метре и получить реакцию Е-метра. Вам нужно задать человеку вопросы о его семье, здоровье и деньгах. И вы просто превосходно прочтете его будущее!
Итак, мы дошли до конца, и вот одно из ключевых наших достижений: легкость, с которой мы можем проводить тестирование такого типа. Мы разрешили проблему тестирования и сделали его технической реальностью. И мне в этом помогали многие люди.
Для вас это хорошая новость, потому что это означает, что вы теперь можете отличать овец от козлищ и политиков от обычных граждан. Это хорошая новость. Я бы дал лет десять… лет десять на то, чтобы стало обычной практикой не допускать людей к работе в государственных учреждениях, если они не могут успешно пройти тест.
Что станет с политикой? Что станет с преступностью? Что станет с цивилизацией? Вы наблюдаете новый оборот колеса фортуны, когда мы вступаем в это десятилетие –
шестидесятые годы; ведь мы нашли решения многим вещам. Однако мы не сидим в башне из слоновой кости. Мы намереваемся с этим что-то сделать.
Например, я считаю, что было бы небезопасно помещать человека, у которого есть огромные оверты против России, на работу в какой-либо отдел, связанный с обороной от ядерного оружия. Этот человек притянул бы водородные бомбы прямо себе на голову. Вы это понимаете? Он бы получил то, что он сделал, — как я показывал вам на примере красного и желтого шариков. Так что нас всех ждут изменения. Это не пустая угроза. Мы доведем дело до конца.
Вы ожидали от меня этих слов в течение многих, многих, многих лет; или вы слушали, как я грозился, что мы это сделаем. Вы знали, что способность сделать это была заложена в сами материалы, которые мы подготавливали. Однако я ни разу не выходил вперед и не заявлял об этом категорически.
Вы ожидали, что я скажу: именно это мы и искали. Вы ожидали, что я скажу это применительно к процессингу. Нет, я не говорю это применительно к процессингу. Я говорю «это — то, что мы искали» применительно ко всей цивилизации; ведь если мы не добьемся успеха, никто больше не добьется успеха.
Саентология — это единственная игра, в которой побеждают все. Именно на этом основано наше право на движение вперед. Это единственная игра, в которой побеждают все.
Следовательно, мы не выступаем в поддержку ни одной политической платформы; мы лишь поддерживаем гуманизм. Мы не политики. Мы гуманисты. Кто-то скажет, что мы поддерживаем то или иное направление в политике; нет, мы просто надеемся, что то или иное политическое течение не захлестнет все человечество с таким неистовством, что все люди превратятся в рабов прежде, чем мы успеем их проодитировать. Таково единственное разногласие, которое у нас есть с коммунизмом.
Конечно, многие из нас неплохо умеют обращаться с пулеметами, и я думаю, что если понадобится, то мы займем свои места на баррикадах; но я бы предпочел, чтобы мы заняли свои места в креслах для одитинга. Добавлю, что сидение в креслах для одитинга — это большая жертва с нашей стороны, потому что на полном траке революция была очень веселым занятием… вы занимались тем и этим, вы всех перестреляли, все проиграли и…
Это была игра. Сейчас модно заявлять, что война — это зло, что в ней нет ничего хорошего. Ну, я не знаю. Возможно, война и правда зло, и возможно, в ней нет ничего хорошего. Считается модным, что на войне все должны бояться. Вы читаете это во всех романах, так что это, должно быть, правда, несмотря на то, что немногие из авторов романов сами были на войне.
На самом деле те люди, которые сражались в войнах, имели массу войны. Не ее описание на печатной странице или фотографию, сделанную Брейди. Мертвые тела — это тоже обладание. Я знаю. Я сам с огромной гордостью взирал на горы мертвых тел и говорил: «Ну что ж, они, пожалуй, больше никуда не пойдут».
Нет, это… в том, что касается опыта, в войне нет ничего особенно плохого. В вас проделывают дырки — ну и что? Вы проделываете дырки в других — ну и что? Вы взрываете танки — ну и что? Они для этого и сделаны.
Компании-производители в немалой степени боятся того, что ваш самолет останется целым и невредимым. Они ни за что на свете не построили бы военный самолет, который невозможно разбить. Моральные ценности, связанные с войной, — это нечто особенное. Если вы хотите сражаться в войнах, я не вижу в этом ничего плохого, при условии, что все остальные участники войны тоже хотят в ней сражаться. Свобода выбора. Они хотят испытать войну — да пожалуйста.
Ну а как насчет тех ребят, которых загоняют на войну кнутами? Как насчет тех ребят, которых призывают на обязательную военную службу? Как насчет тех ребят, которых заставляют там быть, когда они этого не хотят? Как насчет тех ребят, которых вообще не волнуют разногласия политиков? Как насчет парней, у которых ужасная аллергия на оружейную смазку? У них есть проблемы. Им не следует быть на этой войне. Они не хотят испытывать ее, так зачем их заставлять? Вы понимаете?
Единственное, что не так с войной, — это то, что она порабощает многих людей, которые не хотят принимать в ней участие. И по сути, с точки зрения политики, вот что не так с войной: в наши дни она обычно ведется ради того, чтобы кого-то поработить.
В самом деле, современная война обычно ведется ради того, чтобы кого-то поработить. Она обычно ведется ради того, чтобы разрушить селф-детерминизм какого-то народа. У дипломатов иссякают разумные аргументы и планы, которые были бы приемлемыми для людей, так что им приходится звать на помощь солдат.
Однако… хотя никто никогда не смотрит на вещи с такой точки зрения… абсолютно все войны представляют собой дипломатические неудачи. Да уж, в последнее время у нас точно было множество глупых дипломатов, не так ли?
Коммунисты пытаются распространить свою философию по всему миру; это философия отрицания слов. Это не… не антисвобода слова; это философия отрицания слов, понимаете? Без слов, без прессы, без еды; коммунизм представляет собой настоящую философию отрицания.
У меня никогда не возникает никаких трудностей лично с самими коммунистами. Между прочим, я был лично знаком со множеством коммунистов. И мы получали огромное удовольствие, споря друг с другом. Они все пытались убедить меня в том, что правительство необходимо, поскольку я утверждал, что они слишком правые. Мне не нравятся правые консерваторы типа коммунистов.
Да, такой подход всегда останавливает коммуниста. Он начинает говорить вам о том, что вы должны разрушить свое правительство; а вы берете и заявляете: «Мне не нравится ваше правительство».
«В чем дело?» И он принимается распространяться на тему того, что, мол, «Вы, капиталисты, не должны так поступать».
«О, подождите минуточку. Не говорите… не используйте все эти грязные слова в разговоре со мной. Я ни за что не поверю в коммунизм, потому что вы, коммунисты, — слишком правые. Вы слишком консервативны. Вы верите в правительство. Вы верите в большие правительства и так далее. Мне это не нравится».
И боже, им приходится… им приходится хватать другой учебник. Они со всех ног бросаются к другому учебнику. Это учебник, посвященный тому, как работать с анархистами. Конечно, они снова остаются в дураках, потому что я и не анархист. Так что у них очень быстро кончаются учебники, которые они могли бы ко мне применять.
Ведь я не отношусь серьезно к этой теме, за одним исключением: я считаю, что ни одна политическая философия не имеет права навязывать себя целому народу и отнимать у всех людей их селф-детерминизм и свободу. Вот и все. Это единственная разновидность политики, с которой я не согласен. И я считаю, что не соглашаться с этим — совершенно правильно.
Я также против той разновидности политики, которая пытается сделать всех свободными — даже тех, кто не хочет становиться свободным. Вы когда-нибудь видели такое? Вам говорят: «Эй, ребята, вы все свободны». В чем разница между этим утверждением и утверждением: «Вы, ребята, все уволены»?
Когда вы смотрите на планету сегодня, вы обнаруживаете много мест, в которых вы могли бы начать что-то изменять, и много вещей, которые вы могли бы сделать; но моя идея состоит в том, что если мы просто будем двигаться вперед, выполнять свою работу и применять то, что мы знаем, — в результате произойдет очень много чего.
Что произойдет, если каждый из вас обретет способность контролировать все свое окружение и привносить в него гармонию? Что произойдет с этой страной, если абсолютно каждый из вас сможет контролировать все свое окружение и быть в гармонии с ним, управлять им и приводить его в порядок? Только представьте себе.
Есть ли какая-то часть вашего окружения, которой вы в данный момент не… не управляете? Есть ли какая-то часть вашего окружения, которая вызывает у вас определенную неуверенность?
А что если бы вы перестали чувствовать неуверенность по ее поводу? А?
Относитесь ли вы к той категории людей, которые… когда вам говорят, что вы техник третьего разряда, вы принимаете это и становитесь техником третьего разряда, болван вы эдакий?
Ну что ж, если вы из числа таких людей, прямо сейчас настало время измениться.
Нет, мы не считаем, что нам нужно начинать войну с какой-то нацией или со всем миром. Мы не собираемся объявлять войну человечеству.
Как раз в этом и состоит проблема человечества: в прошлом люди всегда объявляли войны человечеству ради того, чтобы его спасти; и как я сказал в Книге Один, я не думаю, что человечество переживет еще одно такое «спасение».
Но я думаю, что просвещение ему бы очень помогло. Не просвещение с помощью какой-то новой и странной философии, а просвещение относительно того, какова собственная идентность человека и как он живет; и предоставление человеку возможности самому для себя выяснить, в каком направлении он движется, а потом принять собственное решение. При этом его не порабощают и ему не указывают, в каком направлении он движется.
Вот способ сделать людей свободными.
Но как ни странно, люди не хотят быть свободными. Что это за штука под названием «свобода»?
Полная свобода прямо сейчас… как бы она выглядела? Полная свобода. Полная свобода означала бы свободу от вашего тела, свободу от этой вселенной, свободу от всех ваших друзей, свободу от всего вашего имущества — отсутствие всего. Другими словами, лучший способ сделать человека свободным — это взять кольт 45-го калибра и выстрелить. Теперь он свободен. Он совершенно свободен. У него больше нет никаких обязательств, потому что у него нет тела для выполнения этих обязательств. Он свободен. С этой точки зрения, свобода и смерть — синонимы.
Нет, вы имеете тело не потому, что вы пойманы в ловушку в теле. По всей видимости, вы имеете тело потому, что вы так или иначе хотели оказаться здесь. Может быть, некоторые считают вас круглым идиотом за то, что вы захотели оказаться здесь, на этой планете. Может быть, мы полагаем, что с вашей стороны было довольно глупо выбрать именно ту сферу бытийности, которую вы выбрали на этот раз.
Но тем не менее, нам приходится сделать вывод о том, что вы, должно быть, имели некоторое отношение к тому, что вы оказались здесь. Я не думаю, что вы — тэтан — брали это тело под дулом пистолета. Я так не думаю. Я думаю, что вы взяли это тело, потому что вы хотели оказаться здесь.
В таком случае, что плохого в вашем пребывании здесь? Вы, должно быть, все еще считаете, что здесь не совсем хорошо, в противном случае вы не стали бы протестовать против пребывания здесь — находясь здесь на основе собственного детерминизма.
Ну, предположим, что все блага, сопутствующие пребыванию здесь, по поводу которых вы уже приняли решение… Ведь находясь здесь и имея тело, вы получаете обладание, вы получаете улицы, самолеты и «Кадиллаки», а также газировку с мороженым и ссоры с женой. Всевозможные приятные вещи.
Нет, все это обладание. У вас есть друзья, у вас есть приятели, у вас есть с кем поговорить, у вас есть что делать, у вас есть с чем подурачиться. Вы не сидите в каком-то вакууме и не ждете, пока пролетит миллион лет. У пребывания в данном месте есть свои преимущества. Эти преимущества — интерес и действование. Но тем не менее вы, по всей видимости, считаете, что находиться в этом месте — не очень хорошо. По всей видимости, находиться в этом месте — не совсем хорошо.
Ну а как бы вы чувствовали себя, если бы вы находились здесь и не видели в этом ничего плохого, если бы вы считали, что у вас есть полное право находиться здесь, а также полное право изменять свое окружение так, чтобы оно тоже было радо находиться здесь? Какое общество получилось бы в результате? Боже, это общество уж точно было бы другим, не так ли? Не так ли?
Именно это мы и делаем. Это все, что мы делаем. Один преклир — я не буду называть его имя… Несколько дней назад этот преклир сказал мне: «Когда я проходил мои первые 50 часов процессинга, я изо всех сил сопротивлялся одитору, потому что я был абсолютно уверен в том, что одитор пытается заставить меня быть хорошим. А после примерно 50 часов я обнаружил, что одитора не заботит, хороший я или нет. И как только я решил, что не имеет значения, хороший я или нет, я обнаружил, что я способен быть хорошим». И этот преклир сказал: «Вы меня таки перехитрили».
Никто даже и не пытается заставить людей быть хорошими. Да и вообще, как можно сделать кого-то хорошим, когда он уже и так хороший?
Нет, если вы посмотрите на все… все это глупое уравнение, вы обнаружите, что прежде чем человек сможет хоть из-за чего-то расстроиться, он должен в какой-то мере не желать быть здесь. И если человек начинает пытаться убрать себя отсюда, в то время как он уже пытается быть здесь и оставаться здесь, он противоречит сам себе. Болезнь –
это просто завуалированный метод самоубийства. Вот и все, чем является болезнь.
Вы видите больного человека. Это самоубийство в тоне 1,1. Вот и все.
Вы спрашиваете его: «Когда вы решили совершить самоубийство?» Возможно, он сумеет вспомнить это только через час или два; но он в состоянии найти точный момент, когда он решил совершить самоубийство именно таким образом. Интересно, не правда ли? Конец психосоматическому заболеванию.
Так вот, когда вы рассматриваете цели Дианетики и Саентологии, вы видите, что это не какие-то очень злобные цели, или далеко идущие цели, или очень сложные, или очень непонятные цели.
Если вы просто сведете их к такому утверждению: «Мы можем привести вас в порядок, так чтобы вы были рады быть здесь и обладать тем, что у вас есть»… Предположим, что мы просто сформулируем цели таким образом. Это можно будет понять, не так ли? Но большинству людей, которым вы скажете такие слова, осуществление этой цели покажется абсолютно невозможным.
Они скажут: «Что? Был бы рад быть здесь? О, я не знаю. У меня все время болит голова. Так что я не рад быть здесь».
Разумеется, с вашей стороны будет жестоко ответить такому человеку: «Ну и в таком случае почему у вас все еще есть голова?»
Но вы обнаружите, что большинство людей отнесутся к этому утверждению очень осторожно и очень подозрительно; они примутся рассматривать его со всех сторон. «Что вы имеете в виду — рад быть здесь? Я не знаю. Я не знаю. Здесь? О, нет. Невозможно радоваться тому, чтобы быть здесь».
Ну что же, подумайте об одной вещи, которой вы бы радовались, если бы вы были
здесь.
Очень много говорилось о людях, придумывавших разные системы мышления, согласно которым существуют магнетические личности и некие блистательные таланты. Многие люди раздумывали о том, как стать могущественным, как стать таким и эдаким, однако вы обнаружите, что конечный продукт большинства таких размышлений — стремление стать достаточно могущественным, чтобы раздавить всех остальных. Это прогресс очень низкого порядка.
Мне хотелось бы стать настолько могущественным, чтобы мне никогда не нужно было никого раздавливать. Это новый вид могущества.
На самом деле, я уладил примерно три крупных… мелких драки за последние два или три месяца, используя Тон 40. Меня это очень разочаровало, ведь я не против подраться. Вы, возможно, не любите драки, но я не против подраться, понимаете? В этом нет ничего плохого; при условии, что отсутствует чье-то нежелание драться, — по-моему, почему бы и не подраться? И ей-богу, был… последний случай был с четверкой гангстеров из поселка Александрия. Мне пришлось использовать там Тон 40. Они явились в помещения для прислуги, хотели ударить ножом служанку… у одного из них был пистолет, а у другого — нож.
Страсти кипели. Почти как в Вашингтоне. Дело шло к замечательной драке. Понимаете, с ними вполне допустимо драться. Если бы им не нравилось все время драться, они бы не стали тем, кем они стали. Я был совершенно готов подраться с ними. Но дети спали.
Так что мне пришлось с помощью Тона 40 выставить их во двор и на улицу; это положило конец всей драке.
Да, это снизило мое обладание. Мне с 1945 года не выдавалось возможности попрактиковаться в дзюдо. Вы думаете, что я просто привожу вам невероятный пример и порю чепуху или что-то в этом роде, но я и правда испытал именно такое ощущение. Если бы я описал ситуацию иначе, это было бы большим висхолдом от вас.
У меня была замечательная возможность прекрасно подраться. Ведь я живу совершенно спокойной жизнью, подбадриваю всех остальных, проявляю мудрость, раздаю всем множество советов и так далее, но на самом деле я вовсе не таков.
Я почти пожалел о своей способности управлять людьми с помощью Тона 40 на расстоянии сорока шагов. Эта способность мешала мне, понимаете? Ну так вот, я отправил четырех гангстеров прочь.
Первый раз, когда у нас там возникли какие-то трудности, Мэри Сью начала немного беспокоиться. А потом она обдумала это. О чем ей беспокоиться? С тех пор она и не беспокоилась. Меня это очень разочаровывает. В момент опасности жена должна стоять позади и говорить: «Мой дорогой, пожалуйста, береги себя». Это… это должно быть частью «ландшафта».
А Мэри Сью продолжает читать журнал. «Ну, Рон об этом позаботится». Мне начинает не хватать преступлений. Мои вещи больше даже не пытаются воровать.
Вот такие проблемы встают перед вами, когда вы поднимаетесь до уровня, на котором вы контролируете свое окружение.
Но, конечно, те проблемы, которые я описываю, возникают потому, что я, вероятно, все еще верю в то, что мне нужен какой-то стимул, чтобы не терять интерес к жизни и продолжать существовать. Возможно, я избавлюсь и от этого убеждения.
Нет, свобода — в том виде, в каком ее обычно описывают, по сути является синонимом убийству или увольнению. Люди не хотят становиться свободными. Люди хотят иметь возможность принимать участие. Они не хотят быть просто кучкой наблюдателей.
Однако было бы очень интересно, если бы люди поднялись до уровня, на котором они были бы свободны действовать, свободны работать, а также свободны быть и свободны иметь, тогда все было бы просто замечательно. Только представьте себе, чем бы вы владели, если бы вам не нужно было носить в кармане документ, подтверждающий право собственности на все это.
У меня был замечательный случай. На днях я владел всем аэропортом «Айделуайлд». Никто не выдавал мне никакой документ о праве собственности, но я им точно владел. Я не видел его в закопченном виде. Вы видели недавно этот аэропорт? Боже, напоминает Маркаб. Потрясающий аэропорт. Там прекрасная архитектура. Очень красиво. В следующий раз, когда вы там будете, пройдитесь и осмотрите это место. Там несколько зданий. Похоже на космопорты. Очень красиво.
Я посмотрел на все это и сказал: «Да, мне определенно нравится эта страна. Хотел бы я проводить в ней побольше времени». И вдруг я осознал, что с тех пор, как я в прошлый раз видел это конкретное место, моя способность к обладанию выросла. Она выросла. Это заметно, потому что я побывал в одной и той же точке дважды. В первый раз этот аэропорт еще не был достроен, но уже тогда я должен был быть способен им обладать. А во второй раз я им по-настоящему обладал. Он мне очень понравился. Люди удивляются, почему я провожу столько времени за пределами Америки.
Мне нечего особенно беспокоиться об Америке: я владею большей ее частью. Но я считаю, что если бы Америка осталась совсем одна в мире, безо всяких союзников, — что произошло бы, если бы эти дипломаты были оставлены… Прошу прощения! Я не собирался использовать такое слово. Эти… Как называются эти парни из госдепартамента? Это не дипломаты.
Женский голос: Клоуны.
Ага, подходит. Эти субъекты, если бы мир на этой планете полностью оказался в их лапах… я думаю, им пришлось бы плохо. Нам всем пришлось бы плохо.
Я думаю, что американская цивилизация очень быстро распространяется за пределы Америки. Я вношу в это посильный вклад. Кроме того, я считаю, что если в Америке появятся несогласные элементы, которые попытаются разгромить нас, их поставит в очень неловкое положение тот факт, что они окажутся под анфиладным огнем. Люди в четырех или пяти иностранных государствах будут знать о Саентологии столько же, сколько американцы.
На самом деле, тот механизм, который мы используем для защиты Саентологии, состоит в том, чтобы распространить всю саентологическую информацию настолько широко, что ликвидация кого-то одного из нас не будет стоить затраченных усилий. Ликвидация какой-то одной страны или одной организации не будет стоить затраченных усилий, потому что тут же будет открыт анфиладный огонь. Любой саентолог в Америке, если центральные организации будут разгромлены, сможет получать всю текущую литературу о Саентологии из других организаций. Мы включим его в британский список адресов. Очень просто. Я не знаю, может быть, вы… возможно, франчайзы… некоторые из держателей франчайзов, возможно, не осознают, что они включены только в британский список адресов. Все американские франчайзы обслуживаются англичанами… английскими саентологами. Здесь все перепутано.
У нас есть целая империя. И наш способ ее защиты — просто распространить ее повсюду. Это серьезно расхолаживает наших противников. Они не нападают на нас именно по этой причине. Нападать на нас бессмысленно. Они также осознают, что нет смысла… Я не знаю, кажется, по той или иной причине в последние восемь или девять лет никто не осмеливался совершить такой оверт, как атаковать меня в лоб. Уже много лет никто не нападал на меня лично. Сплошная невезуха.
Но я совершенно открыто говорю на эту тему.
Ну хорошо. У нас это есть. Что мы собираемся с этим делать? Ну, нам необязательно делать что-то очень драматичное. Мы сами должны хорошо знать наш предмет и уметь привносить спокойствие в наше окружение, из чего бы это окружение ни состояло.
Если это окружение состоит из целого штата Луизиана — ладно, давайте приведем в порядок всю Луизиану. Вам понятно? Когда вы в хорошей форме, вам не приходится даже работать очень упорно, чтобы привести что-то в порядок. Порядок сам воцаряется. Вам не приходится даже его устанавливать, понимаете? Он просто воцаряется. Это приводит в бешенство людей, которые пытаются все испортить.
Как бы то ни было, говоря о ситуации в мире, в различных точках планеты у нас есть кое с кем определенные разногласия, но я думаю, что нам пора перестать извиняться за то, что мы представляем собой что-то новое. Я больше не считаю, что мы — это что-то новое. Я считаю, что если бы мы были чем-то новым, мы бы допускали, что до нас существовало что-то еще.
Мы — не что-то новое. Мы просто есть.
Я думаю, что нам, саентологам, настало время поднять головы. Я думаю, что настало время не позволять, чтобы люди нам досаждали. «Хм, хм, разве в этом что-то есть?» — и все в таком роде, понимаете? Зашвырните такого человека в рождение. Ничего страшного. Вы сможете пройти и стереть последовательность «оверт-мотиватор». Зашвырните его в рождение.
Кто-то приходит, чтобы вам досаждать. Он говорит: «Ну, на самом деле я не получил никакой пользы от процессинга, он ничего для меня не сделал, у меня нет никакой реальности насчет этой штуки под названием "прошлый трак", и я не согласен с Хаббардом по поводу того и этого».
Вы говорите: «Почему бы вам не заткнуться?»
Почему бы вам не сказать: «Ну, если вы так сильно не согласны со своим окружением, вам нужен процессинг»?
Я не имею в виду, что вы должны именно так и говорить в открытую; но нет смысла позволять, чтобы вам досаждали, и определенно не нужно занимать оборонительную позицию.
Больше нет смысла занимать оборонительную позицию из-за того, что вы знаете что-то новое. Гордитесь этим, хорошо?
Так вот, я буду стараться как можно лучше изложить весь этот предмет, так чтобы все люди знали все данные на эту тему; а вы как можно лучше применяйте его и находите, что в нем истинно для вас; и давайте будем работать в команде, давайте будем использовать нашу технологию и давайте приведем в порядок этот старенький комок грязи под названием «Земля», ладно?
Как насчет этого? Хорошо.