Привет!
Спасибо. Спасибо.
Так вот, это очень неофициальный конгресс; он нужен главным образом для того, чтобы вернуться к работе по графику.
У нас прошел в октябре… потрясающий, огромный конгресс в октябре… в августе, сентябре… кто-нибудь, верните меня на трак времени! Есть в этом доме хоть один одитор? У нас прошел большой конгресс, он был внеплановым… мы должны были проводить его в июне. Следующий конгресс пройдет в июне. Мы проводим недельные конгрессы на Рождество и в июне. Но этот конгресс мы решили провести для того, чтобы снова войти в график, чтобы собрать здесь наших лучших друзей, поскольку у нас в самом деле было несколько не очень важных новостей, которые имеют некоторое отношение к тому, что сейчас происходит. И мы подумали, что будет просто замечательно, если мы расскажем вам о том, что мы знаем, сейчас, а не в июне, когда вы все будете мертвы. Ну ладно… на самом деле мы проводим этот конгресс лишь с одной целью, понимаете: чтобы удостовериться в том, что люди доживут до июньского конгресса. Понимаете? Это была одна из целей.
Что ж, сегодня… мы вот-вот вступим в 1957-й год. Он вот-вот начнется. И мы надеемся, что с 1957-м годом ничего не случится и он наступит. Такое, конечно же, происходило уже на протяжении ряда лет: новый год приходил и уходил и так далее… такое происходило. И конечно, если что-то уже происходило, мы всегда можем рассчитывать на то, что оно произойдет вновь, так ведь? Или не так?
1956-й год сменяется 1957-м. Это, конечно же, и ребенку понятно. Но на самом деле 1956-й год может смениться 1957-м. И, вероятно, такая формулировка будет намного точнее. Но мы поговорим об этом позже.
Я весьма польщен тем, что вы сюда пришли, я очень рад вас видеть, и я надеюсь, что этот конгресс — пусть даже короткий и неофициальный — будет удачным. Поэтому спасибо вам за то, что вы здесь.
На этом конгрессе мы в первую очередь рассмотрим решения проблемы безумия. Недавно безумие вдруг появилось в поле зрения и превратилось в решенную проблему. Конечно же, эта проблема была решена уже много лет назад, с одной лишь оговоркой: мы не знали, какая кнопка помогла ее решить. С безумием было связано чрезвычайно много кнопок. Но теперь мы сильно сузили область рассмотрения, и вероятность того, что мы действительно получили точное решение проблемы безумия, ответ на вопрос, почему люди сходят с ума и так далее… эта вероятность весьма велика.
Довольно странно, но это самым тесным образом связано с радиацией. Это очень странное утверждение. Складывается впечатление, что на этом конгрессе мы будем обвинять радиацию во всех грехах… приписывать ей причинность, приписыватьей причинность, приписывать ей причинность. Это не так. Радиация — это просто еще один симптом безумия. Но она имеет отношение ко всей проблеме безумия, а раз так, значит мы, саентологи, должны поговорить о ней, посмотреть на нее и немного собраться с духом.
Сегодня основные мировые проблемы не сводятся к вопросу о том, кто победил на выборах… это достаточно серьезная проблема. Основная проблема не связана с тем, какая политическая партия какой страны управляет теперь психиатрической ассоциацией. Это тоже проблема, но не такая уж большая. Существуют проблемы доставки продукта, перевозок, финансирования, извечная экономическая проблема «Где мне добыть очередной бакс?» Кстати говоря, это девятая динамика… баксы. И перед нами стоят все эти разнообразные проблемы, которые в большей или меньшей степени связаны с жизнью во всех ее проявлениях. Но сегодня среди этих проблем выделяется одна, наиболее животрепещущая.
Сегодня, так уж случилось, мы вынуждены считать, что для игры в жизнь на Земле необходимо иметь игровое поле, и мы смотрим на основу основ жизни здесь, на Земле… все ведь происходит на Земле, не так ли? И Земля является одной из необходимых составляющих игры, не так ли? Поэтому проблема, которая грозит вот-вот выбить почву из-под ног человека, естественно, будет иметь первостепенную важность. Эго будет такая проблема, которую необходимо решить в первую очередь, вне зависимости от того, сколько еще проблем перед вами стоит.
Вы могли бы заняться решением такой проблемы: кто у руля, сколько он за это получает и от тренера какого клуба. Или такой: кто захочет быть президентом, когда истечет срок пребывания у власти нынешнего президента. Я не желаю быть приверженцем какой-либо партии. Понимаете, это вовсе не означает, что я противник выборов… я не буду здесь говорить о своих политических взглядах. На этом конгрессе не прозвучит ни слова о политике. Мы не собираемся рассматривать политику или что угодно, что к ней относится, на всем этом конгрессе мы ни слова не скажем о политике. Понимаете? Мы о ней даже упоминать не будем. Не будем о ней упоминать. Если я, забывшись, ругнусь или что-то в этом роде, просто вырежьте это из лекции. Просто вырежьте.
Неотложных проблем может быть великое множество, но я думаю, что вы все согласитесь, что главной из них будет проблема, связанная с обладанием игровым полем, которое дает возможность вести игру дальше. Это… интересный подход к данной проблеме.
Недавно… о, я бы сказал, на протяжении последних нескольких месяцев… мы читали в газетах о том, что некое агентство или бюро взорвало несколько ракет с ядерной боеголовкой, несколько реактивных снарядов, расщеплений, расплавлений и так далее… они взрывали эти штуковины. Им больше нечем было заняться, поэтому они их взрывали и взрывали. В конце концов это заставило даже меня осознать, что у них есть бомба. Так вот, очень тяжело донести подобное сообщение до осознания людей, понимаете? Тем не менее этим ребятам наконец-то удалось убедить в этом меня, но, похоже, еще не удалось убедить граждан Америки или всего мира. Им пока что удалось убедить лишь тех, кто как бы начеку. Пока что они убедили лишь тех из нас, кто умеет читать. И к настоящему моменту… хотя очень многие люди шевелят губами, в мире полным-полно тех, чьи глаза бегают по строчкам, но это не приводит к каким бы то ни было озарениям позади глаз.
И складывается впечатление, что сегодня весь мир по большей части не находится в состоянии знания относительно ядерного распада, радиации или чего-то подобного.
На последнем конгрессе, который проходил в Лондоне, аудитория с огромным удивлением выслушала некоторые данные по поводу радиации, которые, кстати говоря, даже не являются конфиденциальными. Если бы эти данные были конфиденциальными, то всех людей, которые изучали элементарную физику, пришлось бы упрятать под замок. Если бы эти данные были конфиденциальными, то нужно было бы закрыть все факультеты точных наук во всех университетах страны. Пришлось бы надеть намордник на каждого офицера из военного ведомства, который имеет к этому хоть какое-то отношение… чтобы парень не мог говорить. Если бы информация о радиации была конфиденциальной, то в недалеком будущем данные об использовании точек опоры и противовесов тоже стали бы конфиденциальными. Понимаете, это не та информация, которую можно держать в полном секрете.
И обычные люди… обычные люди Земли… в наше время они только-только начинают узнавать, что одиннадцать лет назад по Японии был нанесен атомный удар. Они это узнают: кто-то им об этом сказал. И если посмотреть, то с 1945 года и вплоть до наших дней общество — да и официальные круги — не находились в состоянии знания об атомной радиации. И мне самому было бы на все это наплевать, если бы это не расстраивало наши дела. А это расстраивает наши дела. И когда это стало расстраивать наши дела, это стало нашим делом.
Так вот, кто-то взрывает бомбу в Аризоне, Неваде, где угодно… кто-то взрывает бомбу где-то там. Это, конечно же, не имеет к нам никакого отношения. Это очень далеко от нас. Но так ли это? Кто-то взрывает бомбу в России — это не имеет никакого отношения к тому, что вы одитируете преклира где-нибудь в Покипси, не так ли? Нет. Это не имеет к нам никакого отношения. Это просто. Эти факты, должно быть, совершенно не связаны между собой. Скорость клирования преклиров в Орландо, штат Флорида, не имеет никакого отношения к атомному распаду, не так ли?
Послушайте, когда эти два факта в конечном итоге оказались между собой связаны, я от ярости еще больше порыжел. Когда я обнаружил, что существует некоторая вероятность того, что нашей работе — особенно проделанной за последние пять-шесть лет, — наносили вред, что нам самим наносили вред, причем самым непосредственным образом, я решил, что нам нужно с этим что-то сделать. И думаю, вам это решение покажется очень разумным.
Весь этот предмет, очевидно, слишком обширен, с ним связано слишком много всевозможных математик, о которых никто и слыхом не слыхивал, пока они не были кем-то изобретены, он связан с многочисленными бюро, листками бумаги, профеессорами, мудреными проблемами…
Очевидно, что этот предмет слишком глубок и широк, чтобы его можно было целиком охватить одним мимолетным взглядом. Но мы можем рассмотреть ту его часть, которая влияет на то, в чем заинтересованы мы, а именно на человеческий разум, на дух, на Саентологию и на Дианетику.
И если это бьет по Саентологии и Дианетике и попадает прямо в точку, если многие люди в этой стране долгие годы карабкались по склону, а тот становился лишь все более, и более, и более крутым… что ж, я не думаю, что мы имеем право — и я не думаю, что я имею право — держать все это в секрете.
Мне все равно, был ли недавно издан закон или нет… он не был издан, но мне было бы все равно, даже если бы недавно был издан закон, в соответствии с которым всякого, кто употребляет слова «ядерный распад», следует обезглавливать… я все равно рассказал бы вам об этом.
Но никакого такого закона не издали… пока. Вероятно, он будет издан в следующий вторник. Мы все еще можем об этом говорить. Но на данный момент, насколько нам известно, прессе запрещено печатать хоть какую-то информацию о радиации. Насколько нам известно, сегодня существует цензура. Откуда мы это знаем? Как вообще узнать, существует цензура или нет? Что ж, нужно попробовать разместить объявление в газете, не так ли? Объявление, которое в целом будет вполне обычным, но в котором будет присутствовать определенное слово.
Сегодня в Америке вы не сможете поместить в печати объявление, в котором есть слово «радиация». Вы об этом знали? Что ж, прямо сейчас в аудитории сидит один человек, который провел этот эксперимент для этого конгресса, и, как ему сказали, его объявление дошло до совета директоров газеты, в которой он попытался его разместить, но это слово нельзя было использовать. Нет. Так что сейчас существует некая цензура, поэтому я воспользуюсь тем, что пока еще существует свобода слова, и расскажу вам то, что я знаю об этом довольно глупом предмете. Тогда и вы будете кое-что о нем знать. Хорошо?
Этот предмет не из приятных. Он даже не очень-то интересный. Как-то раз одни человек написал стихотворение, в котором говорилось, что мир кончится не взрывом, но всхлипом. Это может оказаться правдой. Это может оказаться правдой. Атмосфера может наполниться такими штуками, как стронций-90, кобальт-60, то-то-80, се-то-1812 и другими странными словами, которые означают одно и то же: «радиация»; атмосфера может так наполниться всем этим, что люди начнут сильно болеть и вся деятельность прекратится. И что произойдет в этом случае, а? Допустим, все люди в мире заболели, и за ними некому ухаживать. Мир кончится не взрывом, но всхлипом, не так ли? Еду больше не будут развозить по домам, по магазинам. Не будет никого, кто бы ее готовил… все будут слишком больны. Этот мир может прекратить свое существование просто из-за того, что будет нечего есть. Мир кончится всхлипом, а не ужасным, мощным взрывом.
Недавно я беседовал с одним профессором… он настоящий профессор. Я хочу сказать, некоторые люди используют это слово неточно, но этот профессор был самым что ни на есть настоящим. Его держали в плену в Колумбийском университете. Он один из немногих оставшихся там профессоров. И он сказал… он сказал: «Атомные бомбы! Ха-ха-ха-ха-ху-хух-ху! Да какое мне дело до атомных бомб?» Он сказал: «Все равно меня рано или поздно убьют, и мне неважно, будут ли мои останки покоиться под руинами взорванного города или на кладбище… какая разница?»
Я посмотрел на него и сказал: «Да, для вас-то какая разница? Никакой разницы, не так ли?» Иначе говоря, он создал мокап того, как… произойдет большой ба-бах, понимаете? Но он не мог себе представить, что это может быть просто всхлип. Может статься, атомной атаки никогда не будет. Может статься, ни одна бомба больше никогда не будет сброшена в порыве гнева ни на один город мира. Тем не менее может так случиться, что из-за большого количества ядерных испытаний, о которых больше не пишут… в Австралии, в России, на Бикини… атмосфера будет постепенно насыщаться радиацией все больше, больше, больше и больше. Люди будут болеть все больше и больше, они не будут знать, от чего они болеют. Может быть, какое-то недолгое время это и будет хорошо сказываться на доходах «Эббот», «Лили», «Парк», «Дэвис», но кто будет подсчитывать их доход через какое-то время?
Вот что Комиссия по атомной энергии вообще не принимает во внимание, и вот за что я их критикую. Они так и не удосужились оглянуться вокруг и заметить, что весь их персонал состоит из хомо сапиенсов. Они так и не удосужились сделать такое наблюдение. А это важный момент, и они упустили его из виду. Легко говорить: «Что ж, мы не вполне точно знаем, сколько этих ядов присутствует в атмосфере». Очень легко говорить: «Мы не знаем точно, сколько их, но мы уверены, что они присутствуют там в незначительном количестве. Мы не знаем точно, в каком именно: 100 рентген, или 0,001 рентгена, или десять килобомб, но это что-то незначительное».
«Мы внимательно следим за радиоактивными осадками» — таков их девиз. Радиоактивные осадки выпадают повсеместно, и все говорят: «Эй!» А они отвечают:
«Мы внимательно за этим следим». Понимаете? Нам плевать, за чем там они следят. Нам до лампочки, за чем там они следят… мы говорим о радиоактивных осадках!
Что такое радиоактивные осадки? Радиация оказывает воздействие из-за радиоактивных осадков? Не-е. Радиоактивные осадки даже не имеют такой важности. И если все эти ребята этого не знают, значит, они не очень-то много знают. Но в таком случае они первые должны признать, что они не очень-то много знают. На самом деле я на них не клевещу, и я их не критикую… сейчас я говорю, пробиваясь прямо сквозь коммуникационный барьер.
Вокруг этого предмета был возведен коммуникационный барьер. И поскольку мы являемся учеными в сфере разума, мы имеем право кое-что знать об атомном распаде, мы имеем право знать, что мы можем с ним сделать и что он сделал нам. Мы имеем право это знать, раз уж мы что-то знаем. И я думаю, вы согласитесь с тем, что мы имеем определенные права на эту информацию.
Вероятно, сегодня мы — единственная группа на Земле, которая может что-то с этим сделать. Так вот, это очень смелое утверждение. Но я говорю это, основываясь вот на чем: нигде на Земле нет достаточного количества оборудования для сложного медицинского лечения, чтобы приводить в порядок тех людей, которые время от времени участвуют в испытаниях. Хотя бы только тех людей, которые принимают участие в испытаниях… если они начинают болеть, то даже для них не хватает медицинского оборудования, сыворотки крови, того, сего и так далee. Если нет большого количества оборудования для медицинского лечения, то совсем не важно, что они знают о радиации, это будет неважно. Это станет важным для нас только в том случае, если мы сможем что-то сделать с этим в широком масштабе, причем без оборудования. Поскольку оборудования будет не так уж много.
Так вот, сможем ли мы что-то сделать с этим в широком масштабе? Да, да. Вероятно, сегодня мы — единственные люди на Земле, которые смогут это сделать. И я не преувеличиваю. Обычный процесс, когда пациент находит то место, где это произошло, а потом то место, где он находится сейчас, во многих случаях поможет излечить его ожоги. Только этот процесс одитинга, без каких-либо других процессов. Так вот, конечно же, вы осознаете, что «Выбор мест» снижает обладание, поэтому наряду с этим процессом вам придется проводить «Исправление обладания». Самая обычная техника. Но вот что мы можем с этим сделать. Следовательно, мы можем с этим что-то сделать.
И в первую очередь я хочу вам объявить, что мы имеем дело с весьма интересной истиной: сегодня мы эффективно противодействуем радиации на Земле, не обладая никакой иной силой, кроме силы наших постулатов… силы нашего знания. Мы единственные, кто может с этим что-то сделать и в самом деле понять это. Вы не сможете слишком долго удерживать в себе так много знаний. Это знание нельзя удержать. Оно вырвется наружу.
Поэтому мы заинтересованы в том, чтобы мы — и те, кто поверхностно интересуются Саентологией, и те, кто уже как следует в ней поднаторели… чтобы все мы обладали по крайней мере какими-то элементарными знаниями о радиации, об ожогах, об их лечении, о том, что их вызывает и что при этом происходит. Сообщить вам эту информацию очень легко по той веской причине, что большинство из вас уже достаточно хорошо усвоили основы, которые вы можете использовать (щелчок) вот так запросто. Эту информацию так легко вам передать, что у меня ни за что не получится потратить на этом конгрессе слишком много времени на то, чтобы рассказать вам об этом. Настолько это просто.
Так вот, мы не сможем удерживать такой объем информации в нашей маленькой группе. Если люди начнут болеть и пройдет шепоток о том, что кто-то может с этим что-то сделать, нам придется забаррикадировать двери, чтобы только удержать толпу снаружи.
Вы бы пришли в замешательство, если бы я начал говорить людям о том, что саентолог может с этим что-то сделать, и не удосужился бы рассказать вам о наших исследованиях в этой области. Конечно, я делаю нечто подобное, но уверяю вас, это просто по забывчивости.
Так вот, прямо сейчас, в самом начале конгресса, мы действительно начинаем в бешеном темпе сообщать вам информацию такого рода, информацию такого уровня. Но мне кажется, что вы и сами предпочли бы, чтобы это происходило в бешеном темпе… не так ли?
Ладно. Радиация представляет собой не что иное, как что-то скрытое в пространстве. Это нечто скрытое, находящееся в пространстве. И чтобы противостоять радиации, чтобы обладать к ней иммунитетом, преклир должен всего-навсего быть способен конфронтировать пространство. Это в самом деле все, что необходимо. Поскольку если он способен конфронтировать пространство, оно его не очень-то беспокоит. Когда вы добиваетесь, чтобы преклир конфронтировал пространство, вы, как правило, сталкиваетесь с тем, что преклир боится чего-то, скрытого в этом пространстве, и когда мы исправляем его способность конфронтировать пространство, мы не принимаем во внимание это проявление, которое мы называем «радиация»… это что-то, что болтается где-то там в пространстве и чего преклир не видит. Лучики, которые движутся в этом направлении, в том направлении, в другом направлении, и он их не видит. Поэтому он беспокоится. Он не хочет конфронтировать пространство, поскольку в нем может быть полным-полно скрытых вещей, которые на него влияют. Вот, собственно, и все.
Как ни странно, это все, что можно сказать об экстериоризации. Тут больше нечего добавить. Вы думаете, что этот человек находится там, где он находится, — у себя в голове, — потому что он зафиксировался на теле. Что ж, по сути, он отступил, он покинул пространство, поскольку был уверен, будто в пространстве очень много скрытых вещей, которые на него влияют. Вы берете обычного преклира и просите его выбирать места в пространстве, и преклира начинает сильно тошнить… а это один из симптомов лучевой болезни. Вот и все.
Появляется радиация и говорит:
Только в этом случае человеку можно причинить вред… если он боится пространства. У любого человека, испытывающего трудности с экстериоризацией, есть трудности с пространством. Что содержится в пространстве? Вопрос. Что ж, радиация как раз является дополнением к этому.
Так вот, если говорить о процессинге, то самый элементарный процесс по обладанию, который у нас есть, — это «Посмотрите вокруг и найдите что-то, что вы могли бы иметь», и вы просто повторяете эту команду снова, снова и снова… этот процесс приводит к тому, что человек в конце концов начинает выбирать места в пространстве. Если вы будете проводить этот процесс достаточно долго, если процесс будет реален для преклира, если он будет в самом деле находиться в сессии, если его в самом деле будут одитировать, он в конце концов невольно скажет… я хочу сказать, просто так случится, что он скажет: «Ну, я мог бы иметь это пространство, это пространство и это пространство» — вот вы и добились своего. Понимаете? Если бы в этот момент вы попросили его экстериоризироваться, он бы сделал это.
Он пробивается сквозь массу вверх и начинает конфронтировать пространство. Так что это не проблема в Саентологии. Мы с этим полностью разобрались, мы успешно справились с этим уже довольно давно. Может быть, некоторые из нас не знают, что на этом нужно так сильно сосредоточиваться, но на самом деле поднять человека с помощью «Исправления обладания» настолько высоко, чтобы он начал конфронтировать пространство — это не проблема в сфере человеческого разума… иными словами, в Саентологии. Ладно, это не проблема.
Тогда как же радиация может быть проблемой? А это и не проблема. Только не для нас. Ну, а как насчет пария, который не может конфронтировать пространство? Является ли это проблемой для него? Он уже не может конфронтировать даже чистое пространство. Я дам вам представление об этом… вы выводите его на улицу и говорите: «Давай сегодня прогуляемся» — и он отвечает: «О, нет, я устал… мне нужно кое-что сделать» — и так далее. Почему? Это… там снаружи, понимаете? Дома находятся очень далеко, вы смотрите наискосок и видите поле, а забор находится аж вон там. И одна лишь мысль о том, чтобы прогуляться отсюда, скажем, до Кливленда, доводит его до изнеможения. Одна лишь мысль об этом, понимаете? Мысль о том, чтобы выйти и прогуляться до Кливленда. О, вы меня поняли, да?
Людям требуются все более и более скоростные автомобили, чтобы им не приходилось конфронтировать пространство между точкой А и точкой Б. Зачастую на пути из точки А в точку Б люди конфронтируют деревья и радиаторы, а не пространство. Можно было бы сказать, что авария… авария очень часто является просто заменой необходимости ехать дальше.
Так вот, пространство — это интересная штука. Мы даже знаем, что это такое. Но даже мы сами несколько сопротивляемся этому фактору — пространству. Сегодня, когда мы, саентологи, подхватываем простуду или что-то в этом роде… мы покрываем себя позором, когда начинаем хворать. Мы не должны хворать, мы должны быть здоровыми всегда, понимаете… мы должны подавать хороший пример. Нас переехала машина и сломала нам позвоночник — мы должны сказать: «О, все нормально, старина», и проодитировать водителя. Так вот, это так, не правда ли?
Мы чувствуем себя немного неважно, мы немного устали. Приходит один из наших приятелей-одиторов и говорит: — Что ж, я просто проведу «Исправление обладания». Смокапь что-нибудь и втолкни в тело; смокапь это и втолкни в тело; смокапь это и втолкни внутрь; смокапь это, и втолкни внутрь. Чувствуешь себя лучше?
Мы начинаем проводить «Трио» по обладанию: «Оглядите эту комнату и найдите что-то, что вы могли бы иметь»… просто процесс. И преклир проходит его, пока он смотрит на объекты. Он очень редко проходит его достаточно долго, чтобы начать конфронтировать пространство. Поэтому даже мы, в своем собственном кругу, проводили этот процесс недостаточно долго. Некоторые из нас так и не прошли его до получения хорошей реальности относительно обладания, и практически никто из нас не проходил его достаточно долго, чтобы начать конфронтировать пространство.
Что ж, значит, мы не настолько подвержены отрицательному воздействию радиации, это не идет ни в какое сравнение с тем, насколько ему подвержены все обычные люди. Но даже мы ослабеем, если атмосфера перенасытится стронцием-90, бонтиумом-60, придурумом-80, эйзенхауэром-32. Иначе говоря, даже мы не защищены от радиации, даже мы подвержены ее влиянию. На самом деле я мог бы просто сделать вот такую подлость: я мог бы рассказывать вам на этом конгрессе о радиации совсем иначе. Я мог бы сказать: «Боже мой, вот там все в самом деле плохо, понимаете? И боже мой, вон там тоже плохо. А еще плохо вон там. И все это просто подкрадется к вам и бах! – и ваши веки просто сгниют». Вот речь, типичная для медицинских конгрессов: «Известно, что пациент болен, если его надбровные дуги проваливаются. Еще одним симптомом является гниение почек» — понимаете?
Нам плевать на все эти симптомы, потому что они сами по себе не реальны. Лучевая болезнь — это просто распад человеческого тела. Это распад человеческого тела, которое наконец убедили в том, что больше не будет никакой генетической линии. Больше не будет размножения, больше не будет тел. И это… любая реакция человека, ведущая к осуществлению этого постулата, и будет лучевой болезнью. Так что не смотрите это слово в словарях, чтобы выяснить… и не ищите там всяческие симптомы, поскольку эта болезнь включает в себя все… все возможные способы заболеть! Понимаете? Я хочу сказать, это просто. Человек заболеет любым из возможных способов.
Так вот… очень часто в отчетах по радиации можно прочитать такое… и, кстати говоря, сейчас самое время сказать вам об этом, потому что я вижу перед собой людей, которые на протяжении этого года присылали мне всевозможные материалы по этому предмету. И я прямо сейчас хочу поблагодарить вас за эти материалы и за ваше участие в этой программе. Поскольку эти материалы были очень, очень ценными. Если бы я был не здесь и если бы это не… я хочу сказать, если бы я говорил с вами очень конфиденциально на углу какой-нибудь улицы или что-то вроде этого и мои слова не записывались бы на пленку, что ж, я мог бы рассказать вам вот что: из-за того, что Саентология широко распространилась по всему миру, мне в руки попала секретная информация из правительств по меньшей мере четырех крупных держав, занимающихся атомными исследованиями! В итоге получилось, что мы знаем об этом больше, чем любое из этих правительств. И я, конечно же, тут же написал бы этим людям: «Понимаете, вы не должны присылать мне секретную информацию». Эта информация, конечно же, не теряет статус секретной только потому, что я с ней ознакомился, поскольку у меня, конечно же, есть определенный уровень допуска к секретным материалам. Понимаете, не каждый человек в Вашингтоне имеет уровень допуска к секретным материалам. Я настолько секретен для психиатров, что они даже не отваживаются упоминать мое имя! Это высокий уровень секретности.
Ну да ладно. У нас очень много информации по этой теме. И мы можем добавить к ней еще вот что: радиация делает людей больными. Каким образом она делает их больными? Что ж, вариантов здесь примерно столько же, сколько есть способов заболеть. А это очень много. Но они думают… они думают… что обычные, распространенные реакции таковы: ожоги лица и кожи, которые вызывают жжение и покалывание; расстройство желудка; нарушается функционирование легких; в задней части шеи ощущение такое, будто она в воротнике смирительной рубашки; мышцы болят и ноют; головные боли; «нидомогание», недомогание и «недамагание». А потом мы смотрим на первую страницу медицинского словаря и там говорится: «абсцесс». Довольно неплохо… это реакция на радиацию. Мы листаем страницы дальше и находим: «анемия». Довольно неплохо… реакция на радиацию. Мы листаем страницы дальше… и любое другое заболевание, которое мы найдем где-то еще на этих страницах, мы тоже сможем связать с радиацией. Вы понимаете?
Ведь болезнь — это лишь симптом распада тела, и радиация говорит: «Больше никаких тел». Понимаете, она говорит: «Больше никакой генетической линии. Жизнь на этой планете, в этом месте и в это время будет невыносимой». И тело заболевает. Почему? Раздражитель — ответ. Всякий раз, когда над ним нависала угроза «больше никаких тел», оно заболевало, не так ли? Поэтому, когда вы говорите: «Больше никаких тел», оно заболевает. Понимаете, когда в человека стреляют, ему как бы говорят:
«Больше никаких тел», и у него возникает чувство, что в него стреляют. Поэтому если «выстрелить» в него радиацией, он почувствует себя так, словно в него стреляют. Понимаете? Так что это просто болезнь.
Так вот, касается ли это каким-то образом нас? И не забывайте, в течение шести лет многие из нас как сумасшедшие работали в сфере разума. Касается ли это каким-то образом нас? Да… почему нам пришлось выдумывать какие-то новые техники? У нас были хорошие техники в 1950 году. Почему нам пришлось выдумывать какие-то более быстрые техники, которые легче использовать?
Да потому, что техники, которые в 50-м году стали работать со скрипом, очень легко срабатывали в 47-м году. А техники, которые могли давать эффект в 50-м году, не работали в 51-м году и в 52-м тоже. А техники, которые мы наконец заставили работать в 51-м и 52-м годах, не очень хорошо работали в 53-м. И нам пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы разрешить эту проблему. Было уже недостаточно просто «пройти инграмму, привести трак в порядок, получить клира и на том закончить». Этого уже было недостаточно. Нам на каждом шагу попадались кейсы, на которых это больше не работало. Откуда брались такие кейсы? В 47-м году мне не попалось ни одного такого кейса. В 47-м году любой преклир мог пройти инграмму. Даже в 48-м году, когда я был в Саванне, единственное, что я сказал там парню, который был психотиком-преступником… на нем поставили крест… ну, полицейскому управлению Саванны очень, очень надоело, что он уже просто прописался в тюрьме. Я взял этого парня и сказал: «Сейчас соматическая лента пойдет к инграмме, которая необходима для разрешения кейса».
Он был безграмотным. И он сказал: «Бу-бу-бу, ла-мла-бла-мла», прошел через пренатальный банк, стер его — и все дела. Здоровый душевно и физически, в полном порядке.
Почему это не работало в 51 -м году? Может быть, появилось что-то, из-за чего с процессами стало труднее работать? Может быть, появилось что-то, что заставляло человечество и человеческие тела сильнее волноваться за будущее? Что ж, я не собираюсь говорить вам, что так оно и было. Я просто скажу, что график, показывающий, насколько труднее становится помогать людям, насколько труднее становится проводить эффективное лечение, совпадает с графиком уровня радиации. Это и все, что я собираюсь вам сказать. Я даже не буду говорить, что эти графики связаны друг с другом. Но я могу что-то заподозрить, не так ли?
Уровень радиации в атмосфере растет с 1943 года. Первые незначительные испытания следует рассматривать как случай первого выброса радиации… или первый случай появления радиации в атмосфере этой планеты. Затем была сброшена парочка настоящих бомб на людей, и этот уровень немного подрос. Потом взорвали еще несколько бомб, просто ради забавы, и уровень радиации подрос еще чуть-чуть. Потом и другие страны начали взрывать бомбы, и уровень радиации стал расти, расти, расти, расти, расти. Какой он сейчас? Что ж, недавно губернатору Нью-Йорка Гарриману запретили измерять уровень радиации в Нью-Йорке. Он орал. Он говорил: «Здесь становится опасно! Мы находим залежи урана в Эмпайр стейт билдинг!»
Кстати говоря, это очень смешно… было время, когда в Аризоне лучше было не пытаться искать залежи урана. Аризонa находилась лишь в четырехстах километрах от ядерного полигона, и пыль там была такой радиоактивной, что люди находили залежи урана везде и всюду и заявляли на них свои права. И когда двое искателей пришли ко мне в гостиную и попытались заявить свои права на залежи урана в моем пианино, мое терпение лопнуло!
На счетчик Гейгера больше нельзя было полагаться. Куда бы вы его ни положили, он просто начинал: «Вррррр!» Иначе говоря, фоновое излучение было таким мощным, что кроме него невозможно было ничего зарегистрировать. Иначе говоря, там был очень высокий уровень радиации.
Так вот, мы в Дианетике и Саентологии очень много занимались подобными вещами. Мы искали уран, мы наблюдали за ураном, мы делали с ним множество разных вещей. Мы, кроме того, создали оборудование в попытке получить… все, что угодно, чтобы получить гамма-излучение, понимаете, нам хотелось выяснить, нужен ли уран, чтобы получить гамма-излучение. Мы сделали очень многое, у нас очень много материала на эту тему.
И когда я говорю вам… и когда я говорю вам, что уровень радиации постоянно рос начиная с 1943 года, а где-то в начале 53-го превысил тот предел, который хоть сколько-нибудь близок к безопасному, это не голословное заявление. И я говорю то же самое, что и более осведомленные ученые-физики из Гарварда, Йельского университета, Колумбийского университета и так далее… эти ребята начали поднимать крик лишь несколько месяцев назад, и им позатыкали рты. Но на этот счет существует предостаточно данных.
Это не сенсационные данные. Если говорить о реакциях тела, то предел переносимости в самом деле существует. Очевидно, что у каждого человека сегодня в какой-то степени присутствует реакция на радиацию. Это печальная новость, которую я сообщаю вам на этом конгрессе. У каждого человека, где бы он ни находился, в какой-то степени присутствует реакция на радиацию. И это не какая-то незначительная реакция.
Так вот, существует много очень интересных вещей, о которых я мог бы вам рассказать. Но, вероятно, вам будет намного интереснее узнать, почему я вам все это рассказываю. Я рассказываю вам это потому, что, очевидно, дианетические и саентологические процессы проводить тем труднее, чем крепче люди держатся за свои тела. Иначе говоря, люди цепляются за тела все сильнее и сильнее. Какое-то мистическое нечто говорило им, что что-то заканчивается… жизнь останавливается. И они пытались ухватиться за этот последний миг… понимаете, ухватиться за тело еще сильнее… и когда они пытались сделать это, они неизменно притягивали к себе банк и обрушивали его на себя.
Иными словами, беспокойство по поводу выживания, которое испытывала большая часть человечества в последние семь или восемь лет, усиливается.
Так вот, это не просто мои расчеты. Таково душевное здоровье людей во всем мире. С чего бы вдруг душевное здоровье людей начало ухудшаться? С чего бы вдруг оно ухудшилось за какой-то определенный отрезок времени? Понимаете, было время, когда жизнь была более лихорадочной. К примеру, в 20-х годах. Осознаете ли вы, что в 20-х годах душевное здоровье людей было далеко не такой серьезной проблемой, как сегодня? И не забывайте, в 20-х годах люди пили контрабандное виски. В то время было много чего: чарльстон, блэк-боттом. В то время были всевозможные вещи, которые нервировали людей. Что ж, почему же душевное здоровье населения не начало ухудшаться в 20-х годах? Почему это ухудшение совпало с ростом концентрации радиоактивных элементов н атмосфере? Почему эти две кривые совпадают?
Количество людей, которым сорвало крышу, и количество рентген в атмосфере. В данный момент атмосфера в этой комнате… мне ужасно не хочется говорить вам об этом, но в атмосфере этой комнаты присутствует очень много гамма-лучей. Очень много стронция-90. Можете походить и пособирать его… сделайте такой специальный сачок, вроде сачка для ловли бабочек, и вы поймаете стронций-90. Излучение будет регистрироваться приборами. Это не что-то незначительное. Пятнадцать лет назад в этой комнате практически ничего такого не было. Все эти радиоактивные элементы были практически неизвестны. Их не было в атмосфере.
Так вот, любой человек, который поднимает шумиху, скорее всего, выберет что-то одно и свалит всю вину на это. Когда белые люди выгоняли индейцев, те обвинили во всем собак.
Понимаете, они проигрывали все сражения и не знали почему, пришли их мессии и сказали: «Это все из-за собак». Поэтому индейцы перебили всех своих собак. Иными словами, они просто нашли что-то, на что можно было свалить всю вину, и так и сделали. Что ж, мы не собираемся прибегать к такому же трюку. Поскольку нам даже не нужно сваливать все на радиацию… у нас имеются некоторые решения для этой проблемы.
Итак, радиация влияет на наши жизни, есть у нас решения или нет. Она повлияла на наше здоровье. И она оказала определенное влияние на поведение преклира, которого вы одитируете… определенное влияние. Просто поразительно, насколько большим оно оказалось. И это выражалось в том, что люди стали больше беспокоиться по поводу того, что же с ними не в порядке. Они смутно чувствуют, что что-то не в порядке. Это скрыто от глаз, они не могут это конфронтировать, они не знают, что это такое, и они говорят: «Со мной что-то не в порядке». А потом они говорят «Что ж, это все из-за правительства… из-за собак, из-за самолетов, которые летают у нас над головами, все это из-за загазованности… все это из-за чего-то еще. Но с обществом творится что-то неладное; что-то неладное творится с моим телом. Может быть, все дело в “воздухосиплисе”, а может быть… в “кашлитисе”, а может быть, в том, а может быть, в сем, но творится что-то неладное».
И если люди не разберутся в том, что это такое, и в самом деле не сконфронтируют именно это, они просто будут продолжать лечить не то, что нужно. А не то, что нужно, можно лечить вечно, но при этом никто не выздоровеет. Позвольте мне заострить на этом ваше внимание: вы можете вечно лечить не то, что нужно, но при этом никто не выздоровеет. Так что это представляет для нас интерес. Хорошо.
Но я скажу вам, что в самом деле «вгоняет гвозди в крышку гроба» радиации. И это никотиновая кислота. Реакции на это вещество изучались в 50-м году, и мы знали, как оно действует. Мы несколько раз изучали это вещество, и мы знали, как оно действует. Что ж, разве оно оказывает не тот же самый эффект в 56-м году? Никотиновая кислота не изменилась. Тела, с которыми мы проводили этот эксперимент, тоже не изменились. На самом деле мы даже пошли на то, что повторно провели этот эксперимент с теми, с кем мы его уже проводили в 50-м году, и их реакция на никотиновую кислоту была другой. Ничего себе! Что это такое? Почему именно никотиновая кислота?
Да потому, что она, похоже, действует как катализатор, стирая инграммы радиоактивного облучения. Она как бы дает преклиру пинка и протаскивает его через эти инграммы. Может оказаться, что человек застрял в какой-нибудь части инграммы радиации, он может принять немного никотиновой кислоты и переместиться в какую-то другую часть этой инграммы. Интересное проявление.
Единственная вещь, от которой эти люди страдали в 50-м году, — это сильные солнечные ожоги. Теперь, когда они принимают тот же самый препарат в том же самом количестве, они страдают от тошноты и других вещей… и вы согласитесь, что это чрезвычайно необычный факт, который находится в руках некой группы. Мы провели этот эксперимент случайно. Потом я попытался найти что-то, что повлияло бы на последствия воздействия радиации, вспомнил эксперимент с никотиновой кислотой, люди приняли какое-то количество этого вещества, мы провели несколько экспериментов и выяснили, что сегодня никотиновая кислота вызывает иные реакции. Солнечный ожог — это радиоактивное облучение. Солнце — это своего рода атомный взрыв. И сегодня никотиновая кислота вызывает у людей не такие реакции, как в 50-м году, реакции на нее намного сильнее… намного серьезнее.
И мы начали складывать все это вместе, мы начали собирать все воедино и наконец пришли к выводу, что у нас есть некоторые данные о радиации; радиация — это не бабкины сказки и не страшные истории для детей, это не то, за что следует ругать правительство, поскольку оно не ведает, что творит… я хочу сказать, нет причин обвинять правительство; оно полагает, что правит весьма достойно. У меня, кстати говоря, много друзей в этих кругах. У меня там очень много друзей, и они говорят: «Я не ведаю, что творю сегодня». Мне кажется, это честно с их стороны.
Ладно. Если все обстоит именно так… если все обстоит именно так, если у нас есть некоторые данные об этом, если что-то происходит и мы знаем наверняка, что это, а не просто гадаем… что ж, тогда эта штука действительно становится вполне доступной для понимания, и я не вижу причин, почему бы мне не дать вам эту информацию, независимо от того, интересна она вам или нет, воспринимаете вы ее болезненно или нет. Понимаете? Моя ответственность состоит в том, чтобы дать вам эту информацию. Поэтому я так и поступлю на этом конгрессе, и я уже рассказал вам довольно много.
Для саентолога радиация и все, что с ней связано, — это пустяк. Как только вы осознаете, что она относится к вашей сфере деятельности и доступна вашему пониманию, она определенно станет пустяком.
Но для преклира, который чувствовал себя довольно хорошо десять лет назад и не чувствует себя хорошо сейчас, — это вовсе не пустяк. Вы говорите:
– О, я… я… Где-то в 47-м. Нет, в 45-м.
Ах, он был в Техасе, да? В Лос-Аламогордо взорвали бомбу. Иначе говоря, он побывал чуть ли не на самом полигоне, но даже не знал об этом. С той поры он чувствовал себя неважно. Его самочувствие ухудшалось. И вы начинаете проводить ему процесс, который направлен непосредственно на то, чтобы он обрел способность конфронтировать какое-то пространство, и он чувствует себя все лучше и лучше, а потом обнаруживает, что застрял где-то в Техасе в 45-м году. Что он там делает? Ничего ведь не происходит. Вокруг него лишь полынь. (Если в аудитории присутствуют техасцы, я приношу свои извинения… в Техасе есть деревья. Это реклама. Они там есть, я их видел. Не думал, что я по-прежнему в Техасе!) И почему у него есть это застрявшее видео? Зачем ему этот вид техасских прерий, где ничего не происходит? Да, это интересно.
Когда мы одитируем людей, которые провели какое-то время в Финиксе, штат Аризона, почему они обнаруживают у себя инграммы с видом Мэйн-стрит (это улица в Финиксе) в то время, когда в Неваде взрывали бомбы? Понимаете? Бомба взрывается (хлопок), это воздействует на человека, он не осознает, что это было, он застревает прямо в этой точке трака. Он получил инграмму; он даже не знал об этом. Поэтому он не знает, что заставляет его чувствовать себя плохо. И скорее именно состояние незнания относительно того, что же с ним произошло, а не само это происшествие делает его впоследствии больным.
Я не знаю, бывало ли с вами когда-нибудь такое, что вы уставали от какого-нибудь преклира и говорили: «Что ж, для вас можно сделать… не очень много… у вас “инграмозис”». Понимаете, просто… (щелк) «У вас “инграмозис”, самый тяжелый случай, какой мне только доводилось видеть в жизни».
И преклир говорит:
Преклир чувствует себя лучше.
Вы всегда можете улучшить самочувствие человека, сообщив ему данное, которое все объясняет. Понимаете? Преклир чувствует себя не в своей тарелке, когда он не знает, что причиняет ему боль, но вы говорите ему: «Это инграмозис»; это, конечно же, замена правды, но это лучше, чем ничего. На самом деле во всей сфере медицины ничего другого и не делали на протяжении первой тысячи лет ее существования. Они делали это вплоть до 2050 года. Ну ладно…
Как бы там ни было, произошла одна интересная вещь, которая привлекла наше внимание: только те сотрудники, которые побывали в Финиксе и которые в то время, когда это произошло, находились здесь, в Лондоне… иначе говоря, те люди, которые побывали в Финиксе… здесь, в Лондоне, заболели сразу же после того, как в России были проведены ядерные испытания. Все они заболели, причем заболели только они и больше никто. У нас были люди, которые подверглись сильному радиоактивному облучению… из всех тех, кто был в Лондоне, они получили самую большую порцию облучения… и вдруг все они заболели, тогда как все остальные почувствовали лишь легкий дискомфорт. Но эти люди заболели! Все сходится, не так ли?
На самом деле они так и оставались довольно-таки больными, пока относительно недавно мы не дали им немного дианезина, после чего они перестали болеть и вернулись к своим делам.
Но почему так получилось, что это вещество, которое не помогает при простудах, поставило этих людей на ноги, хотя складывалось впечатление, что все они болеют простудным заболеванием? Интересный вопрос, не так ли?
Иначе говоря, у нас очень много согласующихся между собой данных, которые демонстрируют, что сегодняшняя Земля — это отнюдь не тот не зараженный радиацией Эдем, которым она когда-то была. Но вовсе не обязательно, что перед нами планета, которая полностью перестает для нас существовать. Поскольку даже если на Земле станет жарко, как на Солнце, мы, располагая той информацией, которая у нас есть, вероятно, сможем продолжать на ней жить… в экстериоризированном состоянии, конечно же.
Но главное… главное то, что у нас в самом деле есть информация. Эта информация ваша. Мы рады, что вы пришли. И я расскажу вам то, что я об этом знаю, а затем мы перейдем к более интересным вещам.
Спасибо.