Спасибо.
Так вот, я собирался делать что-то еще, но кто-то только что нашел мои записи.
И кто-то оставил их на трибуне афинского сената. Тут все на греческом!
Хочу поговорить с вами о создании и конфронте, пока не поздно. А сейчас уже позднее, чем вы думаете.
Так вот, чтобы изложить тот материал, который я собираюсь вам дать прямо сейчас, нужно что-то вроде курса, и такой курс будет. Но я хочу дать вам достаточно материала, для того чтобы вы получили некоторое представление об этом — некоторое представление о работе с кейсами и так далее, чтобы у вас было какое-то понимание того, что с ними не так.
Довольно-таки важно, чтобы у нас было некоторое представление об этом, потому что это далеко не самый главный предмет: он имеет отношение к созданию и формированию этой вселенной. И подобный предмет заслуживает того, чтобы ему уделили как минимум несколько минут одной лекции на одном конгрессе. Мы не должны переоценивать значимость некоторых из этих вещей. И для многих людей существование этой вселенной и продолжение ее существования… что ж, они просто не могут видеть, они просто не видят того, что она есть. Ее больше нет.
Было целое религиозное движение, которому мы, кстати говоря, обязаны внесением некоторой ясности в законодательство Соединенных Штатов; движение — Христианская наука, — чьи последователи, однако, не верили в то, что вселенная существует. Так вот, в этом нет ничего страшного, но это не является действенной философией, потому что, если вы врежетесь в фонарный столб, на вашей машине будет вмятина, а столб погнется. И какими бы правильными ни были ваши мысли, от этого ни с машиной, ни со столбом ничего не произойдет: они по-прежнему будут оставаться на месте, подвергнутые «не-есть-ности».
Было немало полемики по поводу создания вселенной, и я подумал, что вам может быть интересно об этом знать. Были споры по поводу того, кто ее создал, или что-то вроде этого. Давались ссылки на различных авторов. Я думаю, что последним был Сэм Голдвин. Однако, справедливости ради, ваш вклад в это должен быть признан.
Боюсь, что это совместная деятельность по созданию. По всей видимости, вы приложили к этому свою руку. Так вот, я не собираюсь ябедничать на вас. И я также не собираюсь добиваться того, чтобы все это было признано вашей заслугой и так далее, потому что после этой истории с Сэмом Голдвином — неоновая реклама на Луне и тому подобное — это не произвело хорошего впечатления. Это не произвело хорошего впечатления. Ведь он, скажу вам по секрету, не все это сделал сам. В этом есть его вклад, точно так же, как и ваш.Вселенная была создана, потому что динамический принцип существования, согласно Саентологии, это «Создавать». И, похоже, вы никогда не знаете, когда нужно остановиться! Вы просто продолжаете, и вас ничем не остановишь. Вы просто продолжаете создавать разные вещи, создавать разные вещи, создавать разные вещи. А когда вас критикуют за это, вы притворяетесь, что вы даже не знаете о том, что вы их создаете, и вы прячете их за спину, и продолжаете их создавать, создавать и создавать. И основной принцип существования — это «Создавать».
Тем циклом действия, который был сначала открыт здесь — который я открыл, — было «создание-выживание-разрушение». Это первый цикл действия, который был описан: создание-выживание-разрушение. Дальнейший анализ дает нам создание, продолжающееся создание и, на самом деле, контр-создание.
Так вот, контр-создание — это то, что люди обычно называют разрушением. У вас что-то есть, вы называете это домом, кто-то сбрасывает на него бомбу, и вы говорите, что он разрушен. Да это самый дикий бред, который я когда-либо слышал. Дом был разрушен? Нет, дом был разнесен; он не был разрушен. Цемент, кирпичи, порог и все остальные части этой чертовой конструкции разлетелись по округе. Вот что случилось с домом. Но на самом деле из всего этого можно было бы снова собрать дом. Поэтому очевидно, что создание дома по-прежнему продолжается, хотя он и был разнесен по всей округе.
Так вот, на самом деле создание этих осколков, раскиданных вокруг, продолжается, потому что они продолжают существовать. И в конце концов вы получаете вселенную, состоящую из обломков. И все забыли, что именно они начали создавать, и упорно продолжают это создавать, и вы получаете огромное количество материи.
Что ж, это хорошая идея. Это хорошая идея, если ваш бизнес связан с материей. Но затем вы приходите туда, собираете все эти обломки — понимаете, дом, разбросанный по всей округе, — берете эти обломки, спрессовываете их в новые кирпичи и строите из них новый дом.
Так вот, этот новый дом, конечно же, представляет собой часть старого дома, только это — продолжающееся создание, но где-то в его середине есть искажение «как-есть», называемое разрушением, которое представляет собой контр-создание (создание против создания).
Так что теперь у вас есть создание, которое следует за созданием, которое, в свою очередь, следует за созданием. И через некоторое время никто уже не в состоянии уследить за этим, и никто уже никоим образом не способен подвергнуть это «не-есть-ности», и у вас остается вселенная. И объекты в этой вселенной остаются плотными. Так вот, это, по всей видимости, то, что происходит во вселенной.
Цикличность существования материи, очевидно, связана с тем, что создание происходит не как «ммммммм», а как «э! э! э! э! э! э!» Понимаете? В создание вводится такой фактор, как время. Имеет место пульсация создания. Происходит создание, создание, создание, создание, а не «созда-а-а-а-ание», понимаете?
И вы получаете разного рода вещи, типа периодической таблицы, ядерной физики и тому подобного, понимаете? И все это представляет собой изучение того, о чем те, кто это изучает, и так должны все знать.
Затем заявляется некто и говорит, что собирается все это взорвать. Какая удачная мысль, понимаете? Так вот, единственным способом… На самом деле мы — единственные люди во вселенной, которые способны разрушить весь этот чертов мир. Все, что нам нужно было бы сделать, — это тем или иным образом убедить все живое во всей вселенной — каждого тэтана во вселенной — просто перестать ее создавать, и ее существование прекратилось бы. Но если мы этого не сделаем, она будет продолжать существовать, и никакое количество атомных бомб или контрсоздания, никогда не приведет ни к чему, кроме хаоса. Это просто привносит хаос в создание.
Так вот, драматизация этого присутствует в политических философиях. К примеру, коммунисты в действительности создают невероятное количество хаоса. Они создают хаос из хаоса, понимаете, такого рода вещи. Вы обнаружите, что, когда они действуют на каком-нибудь заводе или где-то еще или пытаются установить новый политический порядок, вся их тактика — я не критикую, я хочу сказать, что это реальное исследование этого явления, — это философия хаоса. Если вы сможете просто спровоцировать достаточно много беспорядков и посеять достаточно смуты, то что-нибудь падет, и на его место можно будет поставить что-нибудь еще. Что-то вроде идеи постепенного разложения.
И если вы обдумаете это, вы обнаружите, что почти в каждом случае именно на это была направлена революционная деятельность низших классов. Просто создавайте достаточно хаоса, разрушения и так далее и достаточно долго расшатывайте что-либо, и так или иначе оно развалится.
Что ж, у нас нет никакого намерения прекращать создание этой вселенной, потому что тогда негде будет ходить. А когда можешь ходить, то чувствуешь себя комфортно; и это приятно, когда есть что-то, в чем можно ходить, вроде тела, понимаете, и есть пространство и так далее.
И если вы совершили не слишком много овертов против этого, то это очень комфортное место. Но если же вы совершили слишком много овертов против этого, то вас постоянно сжигают, бросают в тюрьму, отдают на растерзание испанской инквизиции, швыряют в пекло революций, пропускают через мясорубки - понимаете, такого рода вещи. И то, в какой степени вы берете на себя ответственность в какой-нибудь широкой области, определяет, какому наказанию она вас может подвергнуть.
Вселенная — это место вполне пригодное для жилья. Просто у некоторых людей вызывает недоумение то, что им там так неуютно, и причина этого, конечно же, в том, что они неспособны конфронтировать свои собственные оверты.
Но формирование вселенной можно продемонстрировать с помощью фактов, и это достаточно интересно, для того чтобы упомянуть об этом по ходу дела. Но это представляет собой просто продолжающееся коллективное создание всех предметов, которые были созданы первыми в какой-то момент на траке и создание которых продолжается. Их создание продолжается. Иными словами, какая-то крошечная часть вашего внимания должна оставаться направленной на создание чего-то где-то, что продолжает существовать. Это понятно?
Так вот, каждый раз, когда вы пытаетесь использовать создание, или каждый раз, когда вас принуждают создавать, каждый раз, когда вы берете рабочего, и приковываете его цепями к машине, и делаете то, что делал Август — Ф.Д.Р. Август… Я думаю, он был одним из первых. Как бы то ни было, он приковал все что можно к машинам и сказал, что отныне все должны оставаться на одной и той же работе и создавать те же самые вещи.
Он действовал, не имея достаточно знаний о сути вещей, потому что человек не может продолжать создавать одно и то же, без того чтобы не начать испытывать очень сильное неудовлетворение. Он, по крайней мере, должен делать это скрытно. Он, по крайне мере, должен в тот или иной момент времени направлять свое внимание на что-то еще, потому что если он, зафиксировавшись на этом, не будет делать ничего другого, кроме как создавать одно и то же, то в конце концов у него будет куча обломков. А обломки образуются в результате того, что его создание сталкивается с контр-созданием; и эти обломки накапливаются. И через некоторое время он не знает, что делать с обломками, так что, хотя он по-прежнему создает то же самое, он направляет свое внимание куда-то еще и создает что-то еще, что не загромождено обломками, и это — его «прекрасный новый мир», понимаете?
Он может продолжать. Он может… он был художником, и он писал картины так долго, что в результате он как художник был настолько завален обломками, что его банк был просто-напросто заполнен контр-созданием.
Понимаете, все эти критики, люди, которых он рисовал и которые ему за это не платили, те замечания, которые доярка отпускала каждый раз, проходя мимо него, когда он рисовал корову. Вся эта чушь, весь этот хлам и так далее копился у него до тех пор, пока он не стал ничем иным, как плотным скоплением обломков.
Что ж, он еще не потерян для искусства. Он решает попробовать свои силы как скульптор. И он продолжает свое существование, и в следующий раз пробует свои силы как скульптор и покидает эту область, загроможденную обломками, понимаете?
Что ж, у этой проблемы есть решение. У этой проблемы есть решение. Результатом навязчивого или продолжающегося создания являются обломки. И обломки продолжают существовать, и создание продолжается, потому что человек никогда не конфронтирует то, что он создает. Человек редко конфронтирует то, что он создает.
Человек создает что-то и ожидает от вас, что вы будете это конфронтировать. Понимаете? И вы создаете что-то и ожидаете от кого-то еще, что он будет это конфронтировать. Это напоминает тот случай, когда кто-то фотографирует своих детей, понимаете?
Так вот, когда это продолжается слишком долго… Кстати сказать, когда вы делаете фотографии детей, то лучшие клиенты — это сами дети. Это никому не приходит в голову, знаете. Я всегда даю своим детям их собственные фотографии. Это те вещи, которые они наиболее бережно хранят. Они очень хорошие клиенты. Просто… они пытаются конфронтировать свою собственную созидательность, глядя на свои фотографии.
А конфронтирование — это панацея при создании.
Так вот, разрушение — это кнопка, которая имеет ограниченную область применения. Кейс должен быть в достаточно хорошем состоянии, чтобы он мог работать в одитинге с чем-либо вроде разрушения, потому что разрушение не является чем-то, что имеет место в действительности. Это неправда, что вещи подвергаются разрушению. Правдой является то, что против них осуществляется контр-создание.
Так вот, если вы будете просить какого-нибудь преклира создавать в большом количестве, вы обнаружите, что в течение одного-двух мгновений он будет получать огромные достижения, а потом у него произойдет слом. Потому что вы столкнулись с таким фактором, как существование обломков. Вы попросили его осознанно создавать то, что он уже создает, и, направив свое внимание на это, он должен принять последствия того, что он создает, а этого он сделать не может. Это все равно что бросить его в банк вниз головой, а затем сделать банк невероятно плотным и твердым. Существование этого фактора, который связан с созданием, вызвано тем, что этот человек не берет ответственность за то, что он уже создает.
Так вот, он может сделать эту невероятную вещь: он может идти вперед, и создавать что-то у себя за спиной, и не брать за это ответственность. Люди могут создавать то, за что они не берут ответственности. И люди прямо сейчас создают то, за что они не берут ответственности.
Человек, которого может сбить машина, неосознанно утром, днем и вечером, неделю за неделей создает ту ситуацию, в которой он совершал оверты против машин, и он постоянно создает эту ситуацию, но у него нет никакой ответственности за нее, поэтому его может сбить машина. Вам это понятно?
Так вот, существует этот странный феномен: люди могут создавать то, за что они не берут ответственности. Обратите внимание на некоторых родителей. Они могут создавать детей и не брать вообще никакой ответственности. Что интересно, в некоторых частях мира есть семьи, и все, что они делают, — это производят на свет детей, понимаете? Они не берут никакой ответственности ни за что из того, что они создают. Как в одной истории, которую я слышал… Ну, это не имеет отношения к делу. О, путешественник был в южной части Соединенных Штатов, и он шел по берегу реки в болотистой низине и увидел, как аллигатор ест ребенка. И он побежал к ближайшему дому и сказал людям, которые там были: «Эй, -говорит он, — там аллигатор ест ребенка. Это ваш ребенок?» — и так далее. И старик, который сидел на веранде, встал, заглянул в дом и сказал: «Мэнди, говорил я тебе, что эти сорванцы куда-то деваются».
Да, человек может создавать и не брать никакой ответственности за создание. Вот из-за чего почти у всех бывают неприятности. И если человека ждут какие-нибудь неприятности, то причиной этого будет именно этот фактор, понимаете? Создание, не сопряженное с принятием ответственности.
Таким образом, создание может иметь место почти независимо от знания, контроля и ответственности. Это другой фактор из другой области. Это нечто отдельное. Создание возможно в состоянии полной безответственности.
Вы никогда не видели такого преклира, который признавал бы, что у него есть ответственность за свои сервисные факсимиле. Никогда. И тем не менее он создает их постоянно.
Этот треугольник, с которым мы сталкивались, — знание, контроль и ответственность — дает возможность избавить человека от навязчивого создания.
Но если создание само по себе используется в качестве процесса… Здесь есть следующее данное: это процесс, который не следует использовать, который не рекомендуется использовать, если только вы не были обучены, и не были как следует натренированы, и не знаете все возможные последствия и тонкости этого чертового предприятия, потому что это нечто ядерное: «Какую часть… матери (любого терминала) вы были бы совсем не против создавать?» И этот процесс, проводимый сам по себе, конечно же, просто «включает» безответственность с бешеной скоростью. Он не оказывает особого влияния на треугольник «знание, контроль и ответственность».
Банк просто становится все больше и больше, все более и более массивным, все более и более сильным, потому что вы ничего не делаете с контролем; все, что вы делаете, — это включаете создание. И создание уже осуществляется на автомате, и это явление, когда банк становится более плотным и твердым, — это просто вышедший из под контроля процесс создания на автомате, который и дает нам эту вселенную.
Если вы вообще будете проводить это, то это будет что-то вроде, я думаю, одного к десяти: если вы проводите это в течение одной минуты, или если вы проводите это в течение одного часа, вам придется в течение десяти часов проводить контр-процесс.
Так вот, контр-процессом для этого будет конфронтирование, процесс по конфронтированию с чередующимися командами. Поэтому его надо проводить.
Если вы вообще будете проводить процесс по созданию, то его нужно будет проводить в отношении один к десяти с процессом по конфронтированию.
Так что если вы сказали: «Какую часть матери вы были бы совсем не против создавать?» — и если вы повторяли это в течение десяти минут, тогда вам, конечно же, в течение ста минут нужно проводить: «Какую часть матери вы были бы совсем не против конфронтировать?» или «можете конфронтировать?» или «могли бы конфронтировать?» — чередуя это с командой: «Какую часть матери вы предпочли бы не конфронтировать?» — что дает вам отсутствие и наличие конфронта и убирает все эти обломки, и убирает с дороги все эти «может быть» и тайны.
Так вот, в наших силах рестимулировать любой терминал в банке, какой мы только захотим. Терминал полностью сглажен, у преклира с ним нет никаких проблем, преклир ведет себя так, будто он клир, и мы начинаем очищать у него те вещи, с которыми он может столкнуться в будущем.
И, просто проводя процесс по созданию, мы можем рестимулировать и вызвать искусственное включение любого терминала в его банке, которым мы хотим заняться и который мы хотим очистить.
Мы знаем, что у такого-то человека когда-то были эпилептические припадки, и у него их больше нет, они прекратились в какой-то момент времени, понимаете? Что ж, мы хотим поработать на совесть, и мы устанавливаем этот факт, мы находим терминал, с которым было связано выключение, — и он сглажен. Что ж, все, что нам нужно делать,
– это проводить процесс «Какую часть этого терминала вы можете создавать?» или что-то вроде этого — и бац! — он снова предстанет у нас перед глазами, понимаете? И тогда мы проводим процесс по конфронтированию или по ответственности, и мы снова вышибаем этот терминал из рестимулированного состояния. Только на этот раз вероятность того, что он появится вновь, конечно же, будет гораздо меньше. Это понятно?
Саентолог сейчас способен по своему желанию рестимулировать любую инграмму, любое факсимиле, любой терминал или что-либо еще. Это не значит, что если что-то сглажено, то это всегда может быть рестимулировано. Это не так.
Есть два процесса: более слабый из этих двух процессов, но один из наиболее сильных из всех существующих процессов — это процесс по конфронтированию. Это более слабый из этих двух процессов. Более сильным из них является процесс по ответственности. Это более сильный процесс, если проводить его в том виде, в котором он доступен для понимания преклира.
Так что вы получаете очень хороший процесс — очень, очень, очень хороший процесс, который можно проводить с кем угодно и где угодно… Не ждите каких-то невероятных, чудесных результатов за три секунды, понимаете? Это не фокус. Но при длительном проведении он дает великолепные результаты почти у каждого одитора. Если вас одитирует совершенно неопытный одитор и он проводит вам этот процесс, вы получите какой-то результат независимо от того, работает ли он с Е-метром пальцами ноги, или же он постоянно кричит на Билла, высунувшись из окна, или что-то вроде этого, понимаете? Вы получите какой-то результат.
И это — процесс по конфронтированию с чередующимися командами: «Что вы можете конфронтировать? Что вы предпочли бы не конфронтировать?» И, проводя это просто как общий процесс, вы можете убирать обломки, образующиеся при создании. Иными словами, проводя процесс по конфронтированию, вы убираете обломки, оставшиеся после всего этого безответственного или ответственного создания.
Так вот, о чем это вам говорит? Это говорит вам о том, что в ваших руках реабилитация способностей в области искусства. Я собираюсь написать книгу на эту тему как-нибудь, когда у меня будет возможность вздохнуть. Понимаете, необходимо дышать, чтобы написать книгу. Вы должны быть способны дышать в то же самое время; я развиваю у себя этот навык. Вы можете одновременно писать книгу, заниматься корреспонденцией и одитировать преклира, но я обнаружил, что, когда вы делаете это и находитесь в теле, совершенно необходимо, чтобы вы также еще и дышали. Вот такое открытие я сделал.
Конечно, я не сказал вам, что я имею в виду, когда говорю «дышать». То, что вы дышите, часто означает, что вы выходите из дому и смотрите, какая на улице погода, понимаете? Это очень часто означает, что вы интересуетесь тем, с какой скоростью ездят мотоциклы, и делаете другие безответственные вещи, понимаете? Вы делаете передышку.
Так вот, создание требует некоторого конфронтирования, и любой человек из мира искусства, который когда-либо творил, практически разрушил себя тем, .что его создание вышло за рамки того, что он смог выдержать.
Хотите знать, что случилось с вашей способностью писать? Хотите знать, что стало с вашей способностью рисовать, с вашей способностью ваять или с вашей способностью создавать мокапы, если уж на то пошло? Хотите знать, что стало с вашей способностью танцевать? Как-нибудь вам будут что-нибудь проводить, и вы обнаружите, что смотрите на рояль, и вы осознаете, что когда-то вы были концертирующий пианистом, и вы сядете за домашнее пианино у своего приятеля, и вы даже не сможете подобрать мелодию к «Янки дудль», играя одним пальцем.
И вы говорите: «Не может быть, чтобы я был тем человеком». Нет, боюсь, что вы нашли лучшее доказательство того, что вы были тем человеком.
Иными словами, ваше создание вышло за пределы вашего конфронтирования. Понимаете, вы пошли в создании дальше, чем в конфронтировании, и в действительности — дальше, чем во взятии ответственности. О, скажу я вам, когда человек начинает иметь дело с ответственностью за свое «фортепьянство»… о, язык сломаешь, понимаете?
Я помню, что когда-то я был концертирующим пианистом. Да, у нас с этим не было никаких проблем. Мы все валили на кассу: ты играешь, потому что люди хотят заплатить деньги за то, чтобы это услышать. Ха-ха.
Вы создаете — они конфронтируют, не так ли, а? Ха-ха-ха-ха-хе-хе-хе! Вы не создаете и конфронтируете, понимаете? Вы создаете, а они конфронтируют.
Вы ставите конфронтирование на автомат, в то время как вы создаете, и в один прекрасный день вы влипли.
Это не означает, что вам не следует играть на рояле в концертных залах типа Карнеги-холла, или в концертных залах с полного трака, или где-то вроде этого, понимаете? Но это значит, что если вы собираетесь создавать, то вам нужно научиться дышать.
Сейчас перед нами очень явственно предстает, я думаю, одна из самых злых шуток, которые когда-либо были сыграны со мной как с писателем. Я, бывало, хотел изучить на месте то, о чем я писал. Все, кто был со мной связан в то время, думали, что это ужасно.
Конечно, вы должны представлять себе, что, когда я делал что-то вроде этого, я объявлялся три, четыре, шесть недель спустя, и из всего моего гардероба у меня оставались только резиновые сапоги и какие-нибудь старые вельветовые брюки, понимаете? Щетина на лице. Я вживался в роль, понимаете? Я был в довольно-таки потрепанном состоянии: сломанные ногти и все такое прочее, понимаете?
Если вы собираетесь написать рассказ о лесозаготовках, что ж, вам нужно пойти и заняться заготовкой леса, приятель, вам нужно пойти и заняться заготовкой леса. Вы идете и записываетесь в бригаду, занимающуюся заготовкой леса.
Понимаете? И вы решаете, что знаете все о работе пильщика, — тогда вам нужно быть лесорубом. Что-то вроде этого. Чтобы вы могли рассказывать всякие небылицы.
Приходится быть очень пронырливым типом, понимаете, для того чтобы делать это, потому что это означает, что ты должен овладеть профессиональными навыками за то время, пока ты идешь к менеджеру, чтобы устроиться на работу, а потом продемонстрировать их, когда начнешь работать. Приходится все схватывать на лету.
Люди не любили, когда я делал это. Я просто исчезал из поля зрения. Конечно, они беспокоились обо мне и все такое. Я возвращался весь в машинном масле, после того как в течение семи недель занимался выполнением фигур высшего пилотажа, понимаете? Написал рассказ об этом, или что-то вроде этого. Можно было видеть, что это беспокоит их, но это была злая шутка. Потому что у меня была система, согласно которой я не писал о том, о чем я не знаю. И я думаю, это неплохое правило. Я бы посоветовал это почти каждому, в особенности писателям-фантастам.
Если они просто найдут кого-нибудь — какого-нибудь одитора, который посотрудничал бы с ними немного и провел бы им сессию-другую и так далее, — и тогда они смогут увидеть своими глазами любую космическую оперу, какую только пожелают. Они смогут узнать ситуацию не понаслышке. Конечно, они могут так и не вернуться, но это к делу не относится.
Но знание не понаслышке необходимо, потому что это дает человеку возможность конфронтировать. Это понятно? И вы просто никогда не устаете писать, вот и все, понимаете? Вы не устаете писать. Вы идете, и очень много конфронтируете, и вы пачкаете свои руки, и участвуете в потасовках, и впутываетесь во всякие дела.
И следующее, что происходит, — вы чувствуете себя просто превосходно. Вы чувствуете себя лучше некуда, понимаете? Просто «А, ф-ф!» И вы возвращаетесь и снова создаете в течение некоторого времени. И меня не интересует, пишете ли вы картины, или играете на фортепьяно, или делаете что-то еще, вы также должны быть способны дышать.
А если вы не научитесь дышать, то вы, позвольте мне вам сказать, долго в искусстве не протянете. И тот оверт против меня, о котором я говорю, — это то, что кто ни попадя начинает спорить, пытаясь не дать мне дышать. До сих пор. Очень часто люди возражают против того, чтобы я имел дело с горячими машинами или чем-то вроде этого.
Они говорят: «Рон, ты представляешь собой слишком большую ценность». Я знаю, что я представляю собой ценность. И не надо мне пудрить мозги по этому поводу. Я точно знаю, какую ценность я собой представляю: как мала моя ценность и как велика моя ценность. У меня нет заблуждений по этому поводу. У меня есть полное представление об этом. Иначе меня бы здесь не было.
Нет нужды говорить мне, что я представляю собой ценность. Во-первых, со мной ничего не может случиться. Я знаю. Мне пытались причинить вред люди, до которых жителям этой планеты еще далеко. Понимаете? Я хочу сказать, что со мной ничего не может случиться, и на самом деле ничего не может случиться и с вами. Но что-то может случиться с вашей идентностью и с вашей внешностью. Понимаете, и они хотят сохранить вашу идентность и вашу внешность. И люди не думают, что вы хорошо выглядите, когда втискиваетесь между колесом и мотором гоночного автомобиля, понимаете? Что ж, ваше тело и ваша идентность не очень хорошо выглядят в такой ситуации, и это не то, что людям нравится конфронтировать. И конечно же, с вами ничего не может случиться, за исключением потери идентности.
И конечно же, вы настолько глупы и ваша способность создавать уменьшилась настолько, что вы не можете создать еще одно тело в этот момент и вам нужен процессинг. (Кстати, то, что я здесь постоянно верчу в руках, — это список моих преступлений.)
Так вот, каждый раз, когда у нас есть чрезмерное создание, слишком много создания и слишком мало конфронта, у нас будут затруднения в области искусства. Вот что случилось с вашей игрой «на пианине», и вот почему вы как одитор можете взять того, кто раньше играл «на пианине», вроде Шопена, и проводить ему «Достичь и отдалиться» в отношении фортепиано. И следующее, что происходит, — он может играть на фортепиано.
Случалось ли вам остановиться и задуматься об этой тайне — задуматься о том, что происходит, когда человек идет и ощупывает автомобиль, понимаете? Ощупывает автомобиль — и в результате он может водить автомобиль. Некоторые из вас, вероятно, не осознают, что вы можете делать это в Саентологии.
Человек неспособен вести машину или писать картины, что-то вроде этого, что ж, вы просто заставляете его достигать инструменты своего ремесла и отдаляться от них. Заставляете его отдаляться от объектов, с которыми он пытается иметь дело. Заставляете его достигать эти области, и отдаляться от них, и знакомиться с вещами такого рода. Это просто обычный контакт. Это так просто. Почти никаких команд одитинга. И следующее, что, черт побери, происходит, — вы стираете огромное количество его создания — навязчивого создания.
Ну, в действительности вы стираете его контр-создание. А чем, по-вашему, является оверт, как не контр-созданием? Что-то создается, так что вы контр-создаете против этого. Но это тоже создание. И ваше контр-создание перемешивается с вашим созданием, и вы уже не знаете, создаете ли вы или контр-создаете, так что в один прекрасный день вы удерживаете себя от того, чтобы написать книгу. Вместо создания книги вы контр-создаете книгу каждый раз, когда вы пишете книгу, знаете, как Джеймс Джойс. А, это оверт против Джеймса Джойса; у него есть право писать непонятно, так же как и у меня.
Так вот, получается, что «Достичь и отдалиться» — это образец такого конфронта, вот и все. И вы просите человека достигать фортепиано и отдаляться от него, и он полностью восстановит свою способность играть на фортепиано. Но что интересно, соотношение должно быть десять к одному.
Так вот, если он в течение одной жизни играл на фортепиано, то на первый взгляд может показаться, что, для того чтобы восстановить свою технику игры, ему потребуется потратить на конфронтирование десять жизней — чтобы восстановить ее полностью. К счастью, он не всю жизнь играл на фортепиано. На самом деле количество часов, которые он провел, сидя за фортепьяно, было сравнительно малым. И среди них было всего несколько часов, когда он действительно создавал. Понимаете?
Так что сначала кажется, что создание проникло всюду, а потом это сводится к тому, что этот человек действительно создает. Все остальное — это просто повторение.
Так что вы могли бы проделать это достаточно быстро. Но если кто-то хочет рисовать и он, кажется, неспособен делать это, что ж, то, что ему нужно сделать, -это идти и трогать палитры, размазывать краску, достигать кисти и холсты и отдаляться от них и так далее, и пусть у него нос будет измазан краской, но не позволяйте ему делать ничего творческого, черт побери!
Так вот, эта терапия — терапия разного рода увлечений — обладает некоторой эффективностью в том, что касается реабилитации способностей, но, как только вы попросите человека что-нибудь создать, вы тут же отклонитесь от цели.
Вы ни в коем случае не должны позволять ему что-либо создавать. Все, что вы от него хотите, — это чтобы он имел дело с материалом. Меня не интересует, на что он будет его использовать, но не позволяйте ему использовать этот материал для создания, и терапия увлечения даст результат.
Вы пытаетесь восстановить способность человека плести корзины — пусть он просто возится с километрами, и километрами, и километрами лыка или чего-то вроде того, понимаете? Не позволяйте делать ему из этого ни черта, понимаете, пусть он просто берет лыко в руки. Как только вам покажется, что он собирается сплести что-то типа корзины, дайте ему пинка. Пусть он просто возится с лыком, понимаете? «Лыко!» И следующее, что, черт побери, происходит, — он может плести замечательные корзины.
Тэтаны делают это, понимаете? Они делают вещи для других людей, чтобы те их использовали. Дети сапожника, знаете ли, всегда ходят без сапог.
Так вот, писателю бывает довольно трудно подержать в руках достаточно материала, чтобы скомпенсировать его писательскую деятельность, потому что он пишет о вселенной. И он создает: он добавляет и убирает, он дает описания, и он создает то и это — и персонажи, и вселенная и так далее, — и на самом деле ему нужно гораздо больше дышать.
Аналогично, художник сводит к двухмерным образам огромное количество трехмерного, массивного материала. Так что он, казалось бы, драматизирует «превращение этого в ничто».
И аналогично, писатель превращает что-то в ничто. На самом деле он занят созданием, но он берет большие, плотные, массивные вещи, и он превращает их в такую эфемерную субстанцию, как мысль.
И художник берет эти большие, массивные сцены и такого рода вещи и превращает это в тонкий слой краски на холсте, в двухмерную картину. Понимаете? И его творчество у него в голове перепутывается с «не-есть-ностью». Нет ничего плохого в том, чтобы сделать уменьшенную копию чего-либо, но он никогда не думает о том, чтобы сделать это. Он думает о создании.
Я помню, когда я был молодым писателем, я мог писать в чьем угодно стиле. Мне это ужасно нравилось. У меня была эта способность на протяжении многих жизней. Просто взять что-нибудь, понимаете, и сказать: «Ладно». Понимаете, и написать это. Однажды я написал вестерн — я никогда не был Шекспиром - шекспировской строфой с начала и до конца. И этого не заметил ни редактор и ни один из читателей. Они просто сочли это хорошим рассказом, и, по-моему, ровно год назад или около того по нему сняли фильм — его вытащили из архивов и сняли по нему фильм, и сделали одну из лучших постановок на телевидении. Он был написан шекспировской прозой, там полностью выдержан размер — в каждой строчке. Я даже указал на это двум или трем людям, и они сказали: «Надо же, вы правы. И как это я сам не заметил?»
Что ж, очень часто вы избегаете создания за счет копирования.
Настоящего мастера не интересует, кого он копирует. Его это вообще не интересует. Он воспроизведет все, что угодно. Что бы ни пришло ему в голову — он это воспроизведет.
Только тот, у кого практически ум зашел за разум, всегда должен быть самобытно, самостоятельно, независимо оригинальным! Он не жилец на этом свете, если он должен быть таким.
Это большой розыгрыш с моей стороны — делать так, что время от времени где-то находят новые произведения какого-нибудь автора. До конца этого столетия я собираюсь сделать так, что будет найден еще один рассказ Эдгара Аллана По. Просто потому, что это будет забавной проделкой. Это тот рассказ, который он забыл написать. Это пришло мне в голову, так что я его напишу, понимаете? Не знаю, при каких обстоятельствах он будет найден, но как-нибудь где-нибудь его найдут. Вероятно, в собрании редких рукописей Библиотеки конгресса.
Но кого интересуют проделки такого рода, ведь это несерьезно? Вы обнаружите, что обычно я бываю серьезным только в отношении тех вещей, которые имеют сравнительно большую важность для динамик. В остальное время я просто веду себя как школьник, который прогуливает занятия. Это так. Я просто заядлый прогульщик.
Но когда вы создаете, создаете, создаете: «Должен создавать! Касса! Публика! Они этого ждут!» — понимаете? Создаете, создаете, создаете. Никогда ни на что не смотрите, понимаете? Через некоторое время вы не можете писать. Вы больше не можете делать этого, понимаете? Через некоторое время вы не можете рисовать.
И кто-то показывает вам палитру и так далее — боже правый! — вы могли быть Рембрандтом. Он был хорошим парнем. Он был хорошим парнем, Рембрандт. Но сейчас он не пишет картины. Иначе вокруг были бы его картины. А их нет.
Так что вы просто создаете, создаете и не конфронтируете, и через некоторое время вы говорите: «Все, я больше не могу», а это значит, что вы больше не можете брать ответственность за данное создание, а это значит, что вам лучше о нем не знать, а это, в свою очередь, означает, что вы полностью теряете над ним контроль.
И пару поколений спустя кто-то показывает вам картину, написанную Рембрандтом, дает палитру и кисть и говорит:
Это так. Вы не смогли бы сделать этого даже для своего ребенка. Вы не смогли бы даже нарисовать кошку с двумя ушами, понимаете?
А если бы вы были достаточно глупы, чтобы попытаться нарисовать что-то в то время, как вы ходили в детский сад, вы почувствовали бы невероятную усталость, понимаете? Вы бы сказали: «Не знаю, в чем дело, но мне нехорошо».
Конечно, это не могло быть из-за творчества, связанного с созданием рисунка кошки, ведь он — Рембрандт. Вам это понятно.
У человека не обязательно должно быть громкое имя. Обладание громким именем само по себе создает нам довольно интересную проблему. Каждый раз, когда вы становитесь знаменитостью и ваше имя сверкает в огнях театральной рекламы и так далее, вы в любом случае уже на некоторое время влипли.
Но человек доходит до той точки, когда сама мысль о взятии какой-либо еще ответственности за творчество становится невыносимой.
Так вот, все это перепутывается с овертами, перепутывается с контр-усилиями, перепутывается с тем и с этим. Все это можно исправить различными путями, но самый простой и самый легкий, пусть даже и самый долгий путь — это просто добиться, чтобы человек конфронтировал, или проводить ему любой процесс по конфронтированию, типа: «Какую часть», или «что в картине», или «что в художнике вы могли бы конфронтировать? Что в художнике вы предпочли бы не конфронтировать?» — понимаете? И в конце концов этот парень начнет разбираться что к чему, и он будет проходить через периоды, когда он «должен писать картины, не может писать картины. Нет ничего плохого в том, чтобы писать картины. Нет, это не так». А также нравственные проблемы, возникающие в связи с написанием картин… Все, что вы делаете, — это реабилитируете его способность создавать, избавляя его от одержимости этим предметом, которая сама по себе довела его до полной апатии по этому поводу.
Эта история с повторяющейся идентностью представляет собой, конечно же, весьма забавное явление. Это явление… это было причиной огромного количества жизненных драм.
Вы продолжаете пытаться побить свой собственный рекорд, понимаете? Я упоминал об этом автодроме. Это было около девятнадцати, двадцати, тридцати, сорока тысяч лет тому назад. В Конфедерации Маркаб был автодром. И вы, вероятно, там были. Вы или присутствовали там на гонках или были как-то связаны с ними, потому что это обнаруживается у большинства кейсов.
Есть один инцидент в 1216 году до нашей эры, который обнаруживается в каждом кейсе, — Братство змеи. 1216 год до нашей эры. Это обнаруживается в любом кейсе. Так вот, по всей видимости, тот инцидент — того же поля ягода. Почти каждый, кто был в Конфедерации Маркаб, рано или поздно ввязывался в эту деятельность — гонки на автодромах.
У них были машины с турбогенераторами, развивавшие скорость приблизительно 440 километров в час. Они ездили с воем. Я заметил, что только что снова изобрели двигатель этого типа. И там были трассы, на которых были установлены атомные мины-ловушки, и там были объездные пути. Трассы были заминированы, а трибуны были за освинцованными витражами. И зрители — их как бы не было. Вам никогда не было видно зрителей.
Там были участки дороги, где был песок, и были скользкие участки, где асфальт был полит маслом, и были участки, где был лед и где был гравий. Все возможные опасности, какие только можно себе представить. Гора, на вершину которой вы заезжаете, а затем падаете вниз, понимаете?
И просто… там гибло много гонщиков. На этой трассе постоянно проливалось много крови. Я хочу сказать, что она ни к черту не годилась. В течение десяти, двенадцати тысяч лет это, очевидно, было самым популярным видом спорта в Конфедерации Маркаб.
Если я рестимулирую вас, это ничего. Я не нарочно. Вы с этим столкнетесь рано или поздно. Вы будете думать… Вы, вероятно, часто думали о том, откуда взялось это ощущение, будто в вашу шею сзади вонзается игла. Что ж, вы, вероятно, в тот или иной момент времени оказались на трассе в качестве гонщика или кого-то вроде этого.
Потому что почти каждый, когда он хотел отправиться к дьяволу, отправлялся на этот автодром и устраивался там на работу, ведь это был самый быстрый способ покинуть общество, которое категорически настаивало на том, чтобы вы жили!
Медицина в Конфедерации Маркаб была на столь высоком уровне, что было практически невозможно уйти из этой жизни. Вот и все. Вас тащили обратно и приделывали вам новую руку, новую ногу, новый нос, новый глаз. Вам могли сделать искусственный голос, искусственное зрение, искусственное пищеварение, искусственное все остальное. И дальше у вас не оставалось ничего, что было в самом начале, включая вас самих, понимаете?
Но выход был всегда, понимаете. Вы могли… если время было слишком мирное и вы не могли отправиться на войну и там погибнуть, вы всегда могли заняться чем-то вроде гонок, понимаете? Это был верный способ покинуть этот мир.
Так вот, одним моментом, связанным с повторяющейся идентностью… это происходило со мной в течение довольно-таки длительного времени: я делал что-то конструктивное и так далее, а затем я начинал «прогуливать». Или мне надоедало это тело. Я начинал прогуливать и в конце концов становился участником гонок на этом автодроме, понимаете? Просто вел себя как школьник, прогуливающий занятия, понимаете? Это было нехорошо по отношению к людям, потому что от этого сильно страдало их оборудование.
И ты просто отправляешься туда и становишься Серебряной Молнией, понимаете? Серебряная Молния. Понимаете, столько-то кругов за столько-то секунд. Рекорд трассы! Рекорд трассы. Мне это надоедало, и я делал то, ради чего я, собственно, туда и пришел. Подстраивал все так, чтобы это в действительности была не моя вина, что я разбился, понимаете? И брал одну их этих машин, и — ба-а-ах! — влетал на ней в одну из этих трибун или еще куда-то — и конец этому телу. И никто не мог с этим поспорить, понимаете? Медицина была бессильна. И я находил другое тело, или куклу, или что-то вроде того и продолжал заниматься своим делом и выполнять свою миссию.
Но через некоторое время это уже не было таким хорошим, потому что… идем дальше по траку — и вот я уже Красная Комета, и я участвую в гонках. И я входил в вестибюль и выходил оттуда, и я видел портрет Серебряной Молнии. И я смотрел на него: «То-то и то-то, то-то и то-то, то-то и то-то — рекорд трассы. А-а, кто этот парень?» — понимаете?
Так что, до того как я использовал этот автодром по назначению, а именно чтобы избавиться от мокапа, я просто оказывался там, и — урррр-рруум! — понимаете, и мне удавалось улучшить рекорд на одну минуту, понимаете? Мне удавалось пройти столько-то кругов и установить новый рекорд в гонке на выносливость, и… О, у них были гонки, которые продолжались по две недели подряд. Вы вели машину в течение двух недель. Вам просто постоянно вводили допинг. Иглы вонзающиеся сзади в шею, подстегивая вас новой дозой наркотика. Это космическая опера. Вот что ждет эту планету. Я именно это хочу сказать. Бросьте играть в эти игры, понимаете?
Я помню, как-то мне надоело. У меня действительно был оверт на этом автодроме — это был очень скверный поступок: мне надоело ломать голову над тем, есть ли там зрители за этими витражами или нет. Я взял одну из этих машин, развернул ее под прямым углом и швырнул в одно их этих окон. Там были зрители.
Как бы то ни было, несколько жизней спустя все шло довольно хорошо, и мой мокап был в порядке, и я думаю, что мне причитался новый мокап или что-то вроде того, и я оказался на этом автодроме. Под псевдонимом (полное инкогнито)… я появлялся там под именем Зеленая Ракета!
И как Зеленая Ракета, знаете, я ездил там — эррр-ууум! — понимаете, такого рода вещи. И однажды я шел через вестибюль: «Красная Комета. Серебряная Молния. Э-э, кто эти бездельники? То-то и то-то — рекорд трассы, и перепрыгнул через шесть машин. Шесть машин. Хм».
И конечно, портрет Зеленой Ракеты тоже повесили там — посмертно: «Один из величайших гонщиков всех времен, который перепрыгнул через семь машин и улучшил рекорд трассы на восемь минут», понимаете?
Я думаю, что за период приблизительно в две с половиной тысячи лет там набралось ужасно много портретов, но среди них было около шестнадцати моих.
Я просто продолжал возвращаться и побивать свой же рекорд, понимаете? И в конце концов я просто выбился из сил, понимаете? Понимаете, Зеленая Ракета. Красная Комета. Серебряная молния. Понимаете? Золотая Бомба, понимаете? О! У-у! Как, черт… ведь вы понимаете, оборудование не изменилось ни на йоту за одиннадцать-двенадцать тысяч лет. Ничто не было улучшено. Все держалось на способностях, понимаете? Способности в чистом виде и ничего больше. На самом деле оборудование понемногу ухудшалось. И ты всегда побиваешь собственный рекорд. И ты доходишь до той точки, где это просто невозможно. Тебе просто приходится сдаваться. И кто же нанес тебе поражение?
А-а, я рассказываю вам эту довольно-таки забавную историю только для того, чтобы вы хоть немного поняли, что, по сути, вы соревнуетесь сами с собой.
Тот человек, у которого больше всего общего с вами, — это вы. У вас в этой жизни больше всего общего с вами же в другой жизни. Если только вы не будете достаточно ясно себе представлять… На протяжении всех этих жизней у меня не было никаких сомнений по поводу того, кто я, — в тех случаях, когда я был занят своим делом, а не прогуливал. Понимаете, я знал, кто я, я знал, что я должен делать. Я знал, кем я был… Но временами я вел себя как школьник, сбежавший с занятий, я хоронил свою идентность, подделывал ее, и не брал за нее никакой ответственности, и избавлялся от своего мокапа, за что я, конечно же, не мог взять ответственность.
Естественно, эти чертовы идентности накапливались, и через некоторое время я и подумать не мог о том, чтобы снова водить гоночные машины, потому что эти парни были слишком хороши! Я знал, что мне с ними не сравниться.
Так вот, писатели, пианисты и все остальные люди из мира искусства в какой-то небольшой степени сталкиваются со своей собственной идентностью — в какой-то степени — большой или малой.
Если человек в каком-то месте на траке пишет картины, то, уверяю вас, где-то сохранилась какая-то частичка его творчества. Так вот, совсем необязательно, чтобы он был знаменитостью. Вы были бы изумлены, узнав, как много людей были знаменитостями в свое время. И очень много великих прямо сейчас.
Но писатель доходит до той точки, где он уже больше не может соревноваться с самим собой. Вам это понятно? Когда он сталкивается с такой ситуацией, он до некоторой степени влип. И человек, который только что прожил жизнь как знаменитый писатель, в следующей жизни как писатель уже практически ни на что не годится. Может так получиться, что ему будут преподавать литературу по его же книгам. Это ужасно! Сейчас я не в таком положении, просто я говорю со слов одного преклира.
Но на протяжении последних двух с половиной тысячелетий меня учили по моим же собственным выступлениям. У меня до сих пор сохранились обрывки моих работ тут и там на траке. Их довольно много. Изумительное постоянство. И нельзя сказать, что я никогда не брал ответственность за это. Думаю, как-нибудь я, может быть, составлю маленькую книгу из сохранившихся работ того или иного рода. Думаю, вам это может показаться забавным.
Но когда вы постоянно соревнуетесь в создании сами с собой, что ж, вы в той или иной степени влипли, понимаете?
То, что вы ищите, пытаясь разрешить кейс, — это моменты наибольшего создания, которое не было сконфронтировано, потому что эта жизнь будет полностью рестимулированной при полном отсутствии ответственности за нее.
Тот человек, которым вы точно не хотите быть, — это человек, которым вы были. Забавно, не правда ли? Тот человек, которым вы не хотите быть, — это человек, которым вы были.
Нет никакого толку даже в том, чтобы сидеть и спрашивать преклира: «Кем вы больше всего не хотели бы быть?» — потому что он всегда будет пропускать эти идентности. Это полная «не-есть-ность», полная «не-естъ-ность». И когда вы проводите одитинг в отношении этого, большую часть времени он будет говорить: «Нет, я им не был. Нет, я им не был. Нет, я им не был».
Иногда он выбирает себе знаменитую идентность того или иного рода, которая является какой-то необычной или повторяющейся идентностью из другой эпохи существования цивилизации. Знаете, развитие цивилизации повторяется, как развитие ребенка.
Понимаете, эти культуры: Франция семнадцатого века была на траке времени снова, и снова, и снова, и снова, понимаете? И был Ренессанс снова, и снова, и снова. Были греческие цивилизации снова, и снова, и снова. Вы понимаете, о чем я говорю.
Почти единственное, чего, по мнению американцев, не было в достаточном количестве, — это ковбойские цивилизации.
Но вы обнаружите, что с моментом наибольшей творческой активности индивидуума, или с тем, что он создает или в создании чего он принимал наибольшее участие в этой жизни, связан расчет, который и представляет собой то, что не в порядке с кейсом этого человека. И вы должны добиться, чтобы человек это сконфронтировал. Вы должны добиться, чтобы он взял за это некоторую ответственность; вы должны добиться, чтобы он это конфронтировал. Самый простой способ добиться этого — это просто добиться, чтобы он это конфронтировал; а самый быстрый — это добиться, чтобы он взял за это некоторую ответственность. Оставшаяся часть кейса полетит в тартарары.
Но, конечно, для того чтобы вы вообще могли одитировать кейс, вам нужно установить двустороннее общение. А чтобы установить двустороннее общение, вам нужно убрать оверты и висхолды.
Аналогично, вы обнаружите, что большинство писателей, когда они терпят неудачу, терпят неудачу потому, что бог знает как давно, они убили писателя.
И когда они убили писателя и затем пытаются писать — они в действительности не пытаются создавать жизненный континуум этого человека, — они случайно начинают писать, и у них рестимулируется этот случай, и они терпят неудачу.
В такой области, как создание, есть всевозможные сочетания факторов, влияющих друг на друга, но создание является кнопкой в такой степени, что это - практически все, что не в порядке с кейсом. И создание без ответственности — это крах любого кейса, где бы это ни происходило.
Реабилитация способностей человека в области искусства — это дело довольно-таки легкое, и это, вероятно, принесло бы вам гораздо большие дивиденды, чем в любой другой отдельно взятой области, потому что вы можете вернуть к активной деятельности каждую звезду театра или кино, которая попадется вам в руки, каждого художника или кого бы то ни было в области искусства или общения. Все, что вам нужно сделать, — это добиться, чтобы он взял некоторую ответственность за то, что он делает, убрать оверты в отношении того, что он делает, и он не будет ковылять по жизни, а снова станет звездой и будет заканчивать свои выступления, не чувствуя усталости.
Это широкая область применения Саентологии. Эта область, конечно же, не выходит за рамки нашей технологии — это просто реабилитация кейсов, — но это реабилитация способностей в области искусства, и это — если кто-то возьмется за такой проект — стоит делать как ради распространения Саентологии, так и ради искусства и культуры нашего времени.
У нас есть решения этих проблем. Мы ждали их появления в течение долгого времени. То, что мне нужно сделать на самом деле, — это написать об этом книгу, что-то вроде этого, и распространить ее. И вы бы обнаружили, что у этого было бы множество последствий, так как людей очень интересует создание, поскольку в Саентологии динамическим принципом существования является создание.
Спасибо.