Спасибо.

У нас есть кое-какой материал, который мы должны обсудить с вами в этой лекции. Я думаю, эта тема будет очень интересна для всех вас. И этот материал… давайте сразу включим высокую передачу… имеет отношение к состоянию, которое называется «клир». Вы слышали о нем на протяжении семи лет, и оно имеет довольно длинную историю.

Клир. Что такое клир? Я отсылаю вас к первой книге, к главе, которая называется

«Клир», поскольку на данный момент мы ни в малейшей степени не превзошли ничего из того, что там содержится, мы не уклонились от этого и не спорили по поводу этих определений и не делали с этим ничего другого. И само по себе это является небольшой скромной победой… тот факт, что мы принесли с собой что-то, что одиторы могут делать. Первые клиры были результатом исключительно моих стараний; и эту работу не часто удавалось воспроизвести другим.

В Дианетике этот предмет вызывал больше всего споров: что такое клир? Так вот, я не собираюсь до бесконечности рассказывать вам определение, которое дается в Книге Один, но я опишу вам это понятие так, чтобы это было довольно реально для вас. Клир — это человек, у которого нет психозов и неврозов; у него нет «нажатых пятерок», если выражаться языком Книги Один. Счетная машина сходит с ума, если какая-то из ее кнопок постоянно нажата. Если бы вы держали нажатой пятерку при каждом сложении, то вы получали бы неверный результат. Если бы вы держали нажатой пятерку при любом умножении, то результат, конечно же, был бы неверным. Результат был бы неверным при любом вычитании, при любом делении, если бы одна из этих цифр была постоянно нажата, независимо от того, что еще происходит. Именно это и происходит в человеческом разуме.

Там что-то нажато. «Все республиканцы плохие». Независимо от того, какие еще данные вводятся в вычислительное устройство, в расчет всегда добавляется «Все республиканцы плохие». И хотя некоторые из нас могут согласиться с тем, что республиканцы оставляют желать лучшего, мы, к счастью, не добавляем это данное буквально в каждый расчет, который мы делаем. Но это происходило бы, если бы у нас была нажата пятерка. Она добавлялась бы при любом вычитании, умножении и делении. Всякий раз, когда в вычислительную машину вводится задача, эта пятерка остается нажатой: «Все республиканцы плохие».

Мы думаем: «Пожалуй, я поужинаю». Мы вводим это в вычислительную машину, и она выдает ответ: «Все республиканцы плохие, потому что я собираюсь поужинать». «Я мог бы получше поужинать, если бы республиканцы не были такими плохими» — такой ответ мог бы быть разумным, но это на самом деле не должно присутствовать в каждом расчете, который выполняет машина. Вы это ясно понимаете?

Хорошо. Эта аналогия с нажатой пятеркой на самом деле пришла, по-моему, из Гарварда, или из МТИ, или из какого-то подобного места; я забыл, в какой начальнойшколе эта штука была разработана. Но у них там стояла большая машина… там стояла эта большая машина, и она просто сходила с ума. Всякий раз, когда кто-то вводил данные в эту машину… это было что-то наподобие УНИВАКа, ЭНИАКа, или Комиссии по атомной энергии… и других машин… и всякий раз, когда кто-то вводил задачу в эту машину, она выдавала сумасшедший ответ. Это происходило каждый раз. И они начали разбираться, что же с ней не так, и в конце концов они обнаружили, что между двумя контактами попала капелька припоя, в результате чего цифра пять добавлялась к ответу, независимо от того, какую задачу вы вводили в машину. Понимаете?

Так вот, разум имеет такую вот особенность: если вы продолжаете добавлять какое-то одно данное, независимо от того, какую задачу он пытается решить, он сходит с ума. В результате мы получаем что-то вроде этого: вот человек; давайте представим, что вот здесь находится банк в виде ряда умственных образов-картинок. Вот здесь находятся умственные образы-картинки того или иного рода, и преклир говорит: «Ну, пожалуй, я поужинаю». Его идея о том, что он поужинает, немного видоизменяется вот этими двумя картинками или одной картинкой или шестьюстами, понимаете? Он думает: «Пожалуй, я скажу ей, что я ее люблю», и его решение немного видоизменяется этими двумя умственными образами-картинками. Они всегда присутствуют.

Так вот, современная евро-русская психология не очень-то много знает об этих умственных образах-картинках. Им известно кое-что об эйдетической памяти; они говорят, что слабоумные и маленькие дети часто вспоминают о чем-то, видя картинки этого. Это относится к области обнозиса; эти ребята не очень-то хорошо могли наблюдать.

На самом деле если вы подойдете к любому человеку на улице и попросите его закрыть глаза и посмотреть… спросите его, на что он смотрит… вы услышите один из этих ответов: ни на что; на черноту; на невидимое; или на картинку. И чаще всего вам будут отвечать «на картинку».

Если бы вы продолжали задавать этот вопрос: «На что вы смотрите?», то человек, который сначала ответил «ни на что», потом сказал бы «на черноту» или «на ракеты» или он мог бы назвать множество других вещей, но он больше не говорил бы «ни на что».

Если человек видит невидимое, то все, что он видит, конечно же, является невидимым, и с таким человеком требуется немного больше поработать. Если человек видит только черноту, то с ним на самом деле что-то не так. Если человек видит невидимое, то с ним что-то не так. Если человек не видит ничего, то с ним что-то не так. Дело действительно обстоит таким образом; если вы попросите таких людей заполнить тест АРА и нарисуете их графики и так далее, то вы обнаружите, что это так и есть.

Большинство людей, которым вы зададите этот вопрос, скажут вам, что они смотрят на картинку. Более сумасшедший скажет, что он всегда смотрит на одну и ту же картинку: как мама бьет папу или что-то в этом роде. Перед ним всегда стоит эта картинка. Она всегда с ним, и она является видимой.

Еще более сумасшедший человек вообще не видит никакой картинки, но она находится рядом и в полной мере оказывает на него воздействие. Между этим человеком и картинкой находится экран, и вот здесь находится некое черное поле, и все, что бы этот человек ни делал, немного видоизменяется под действием картинки.

Это не означает, что поведение любого человека, у которого есть черное поле, подвержено такому видоизменению, но это означает, что у человека есть эта картинка и она оказывает на него воздействие. Мы можем провести здесь аналогию с этой нажатой пятеркой.

Другими словами, вот эта картинка, это всего лишь картинка и ничего больше, наподобие современной рекламы или чего-то в этом роде… и она всегда там присутствует. Вы думаете… вы говорите: «У меня немного болит голова». Если бы современная реклама добилась своего, то ваша головная боль сразу же заставила бы вас подумать о «Буферине»; они покупают картинки для рекламных щитов и драматизируют это. Они рисуют картинки, которые затем помещают на рекламных щитах, показывают на телевидении, везде, и эти картинки побуждают вас думать о «Буферине» всякий раз, когда у вас возникает головная боль. Вот только здесь есть одна проблема, и она состоит в том, что существует еще несколько других рекламных агентств, которые хотят, чтобы вы думали об анацине, аспирине и других веществах. Так что в результате, когда у человека возникает головная боль, ему на ум приходит замешательство.

Так вот, если у этого человека, которого мы видим вот здесь, есть несколько картинок, расположенных одна за другой, и все они собраны в кучу, то независимо от того, что он делает, он смотрит на всю эту кучу; это все его нажатые пятерки. Вот так выглядит человек, который не является клиром.

Так вот, откуда взялся этот термин «клир»? На счетной машине есть кнопка, на которой написано «clear», что значит «очистить». Это чрезвычайно эзотерическое происхождение слова; очень загадочное и романтическое происхождение слова. Если вы посмотрите на большинство счетных машин, то там есть небольшая кнопка вот здесь, и на ней написано «clear». Что это означает? Это означает нечто совершенно элементарное: просто когда вы нажимаете на эту кнопку, картинка на счетной машине

– если машина находится в хорошем состоянии — превращается просто в самого человека. Говоря иначе, все нажатые пятерки очищаются. Клир может очистить свое мышление; его мышление чистое. Оно очищено от этих умственных образов-картинок.

Так вот, в разуме нет ничего, кроме умственных образов-картинок. Мне очень не нравится говорить об этом, но это правда. Разум состоит из различных наборов умственных образов-картинок, подкрепленных постулатами, которые говорят, что эти картинки должны делать то-то и то-то так-то и так-то и что они должны объединяться таким-то и таким-то образом. Конечно, среди нас есть те, кто сталкивался с умственными машинами в разуме, с большими машинами того или иного рода. Эти машины, опять же, представляют собой просто приспособления, которые оказывают воздействие.

Так вот, даже если мы скажем, что все, из чего состоит разум, — это картинки, у нас по-прежнему останется один вопрос: можно ли считать, что машины, которые управляют картинками, являются частью самих картинок? Боюсь, что с этим придется согласиться, в какой-то степени.

Но если посмотреть на это с простейшей точки зрения… я показывал вам этот фокус на других конгрессах… я покажу вам его еще раз в надежде, что вы будете использовать его применительно к группам.

Это происходит примерно таким образом: что такое разум? Что представляет собой эта штука, которая называется разумом? Что ж, в данном случае мы имеем дело лишь с несколькими факторами. Первый фактор — это материальная вселенная, и если вы посмотрите вокруг, то вы, я думаю, обнаружите материальную вселенную. Если вы потрогаете хотя бы то, что находится рядом с вами, то вы почувствуете какой-то кусочек материальной вселенной. Давайте, сделайте это; просто посмотрите вокруг и заметьте материальную вселенную.

Хорошо. Так вот, это то, что имеет отношение к материальной вселенной. Все это обычно описывается в таких науках, как физика и химия. В наше время они не так хорошо описывают все это, но дела у них идут неплохо.

На днях я получил лихорадочную телеграмму от конгресса ученых, который проходил, по-моему, в Бостоне, нет, прощу прощения, в Бастоне, и они спрашивали, могу ли я предоставить какие-либо доказательства того, что материя создается мыслью. Они неожиданно наткнулись на какое-то математическое доказательство этого, и они хотели узнать, есть ли у меня вообще какие-либо доказательства, и я послал им ответ, в котором говорилось, что да, мы делали такую вещь: мы просили человека создавать большие мокапы и втягивать их в свое тело, и за несколько недель его вес увеличился на тринадцать килограммов, а потом, когда он изменил этот поток на противоположный, его вес уменьшился до обычного. Мы действительно провели такой эксперимент. И между прочим, это довольно сложный эксперимент, поскольку он требует чертовски много одитинга, и человек должен научиться очень хорошо управлять плотными факсимиле, мокапами и подобными вещами, прежде чем вы сможете провести ряд таких экспериментов.

Но мы сделали это, и мы работали только с мыслью, мы не увеличивали количество пищи, которую употреблял этот человек, и мы смогли увеличить его вес и уменьшить его. Так что я послал им эти данные и получил в ответ полную энтузиазма телеграмму, в которой говорилось, что мои данные очень сильно помогли им, так что я надеюсь, они все были просвещены. Вот и все, что я об этом слышал.

Но это материальная вселенная. По большей части она плотная, и в ней есть пространства, и в ней дрейфуют маленькие фрагменты частиц и происходят различные явления, и все это основано на в общем-то едином соглашении. У нас есть такие явления, как гравитация, и многие другие вещи. Все это законы физической вселенной.

Так вот, человек понимает эти законы довольно хорошо. Он не понимает, что является их источником; он не понимает многих других вещей, связанных с этим. Он допустил ошибку, выдвинув принцип «сохранения энергии». Это довольно интересно; у меня нет данных о том, что кто-то действительно доказал этот принцип сохранения энергии. То есть, если сжечь кусочек бумаги и затем собрать все элементы, из которых состоял этот кусочек бумаги, то получится тот же самый кусочек бумаги, если говорить о его весе и массе. Я не думаю, что это возможно сделать. Собрать выделившееся тепло, дым, пепел, и снова сконденсировать их. Я знаю, что если бы я смог сжечь кусочек бумаги и затем снова сконденсировать все те вещества, которые при этом выделились бы, то я бы счел себя, ну, может быть, не гением, но довольно-таки способным парнем.

Я не знаю, удавалось ли этим ребятам когда-нибудь сделать это, но тем не менее этот принцип является признанным фактом; и это та основа, на которой построена физическая вселенная — сохранение энергии, — с точки зрения науки. Стабильным данным в физике, химии и так далее является сохранение энергии. Энергия находится здесь всегда, находилась тута всегда, никуды не девалася, нигде не пропамши, никак не перестанет и никогда не начиналася. Понимаете? Я выражаюсь таким языком, чтобы у вас было представление о том, какое уважение я питаю ко всему этому.

На самом деле это полная апатия поражения, и она говорит вам: «Ты не можешь ничего с этим сделать». Может быть, некоторые люди и не могут ничего сделать, но я бы почувствовал себя обесцененным, если бы это действительно было так. Как бы то ни было…

Таким образом, материальная вселенная — это та еще штука, и она находится прямо там, и она состоит из множества различных элементов и определенных законов. И вы можете увидеть все это, так что это действительно интересно. Но сейчас я попрошу вас делать то, что не делал практически ни один ученый: найти свое тело. Если вы… вы заметили, что у вас там есть тело?

Так вот, тело — это интересная штука; это интересная штука. Это своего рода автоматизм, который подчиняется определенным законам и так далее и который состоит, как говорят, из клеток и так далее. Оно относится к области биологии, биофизики, медицины; это те области науки, которые изучают тело. Я заметил, что в связи с этим никогда не упоминают искусство; но я видел некоторые тела, которые можно считать довольно неплохими произведениями искусства. На самом деле я присвистывал, когда видел некоторые из них, и вы девушки, я думаю, тоже видели молодых парней, которые могли показаться вам настоящими произведениями искусства. Так что искусство в значительной степени является составной частью тела, и, кроме того, опыт является составной частью тела. Тело — это мобильная единица, и оно подчиняется определенным законам.

Так вот, мы имели некоторое представление о том, что происходит в физической вселенной. Но что касается тела, то в этом отношении мы не можем ничего сказать наверняка. Самое лучшее, что мы можем сказать по этому поводу, — это: «У вас есть тело». Просто обратите на это внимание, и вы согласитесь со мной. Были люди, которых я заставлял делать это; это был первый раз, когда они замечали это.

Законов и правил, которые лежат в основе всего этого, большое количество, и они довольно обширные; мы считали, что они имеют непосредственное отношение к Дианетике. На самом деле это не так. То, с чем мы работали в Дианетике, оказывало воздействие на тело, и вполне может быть, что это включало в себя некоторые элементы, из которых построено тело, но нам не следовало так сильно беспокоиться о теле. На самом деле тело относится исключительно к области создания, или религии, или медицины, или библиотековедения, в общем, к какой-то области оно все-таки относится. Но суть в том, что у вас есть тело, и вы можете испытать на собственном опыте тот факт, что оно у вас есть. Так ведь?

Ну хорошо. Достаточно о теле. Мы рассмотрели две части интересующей нас проблемы: проблемы, связанной с этой вселенной и существующей в ней жизнью. С двумя элементами мы разобрались. Мы можем засчитать их. И между прочим, то, что я делаю сейчас, никто никогда не делал до Саентологии; никто никогда не говорил:

«Существует вот столько-то элементов, и их нужно изучить, чтобы приобрести кое-какие знания об этом».

Ладно. Итак, у нас есть материальная вселенная, и у нас есть тело, согласны? Хорошо. Вот третий элемент: разум. Разум состоит из картинок, комбинаций картинок. Эти картинки могут быть фиксированными или нефиксированными, они могут быть мимолетными, или они могут быть исключительно плодом воображения, или они могут быть копиями физической вселенной. Они могут быть какими угодно. Эти картинки могут быть галлюцинациями, их на самом деле никогда не существовало, но вы думаете, что они существовали. Это могут быть самые разнообразные комбинации картинок, но в конечном итоге можно сказать, что разум состоит из картинок; из картинок, которые находятся в действии и которые взаимодействуют друг с другом; а также из того, какое воздействие эти два элемента, которые мы назвали — физическая вселенная и тело, — оказывают на картинки.

Итак, у нас есть два элемента, и мы добавляем к ним третий — разум. Хорошо. Вы можете получить картинку кошки? Сделайте это. Получите картинку кошки. Получили кошку?

Ладно. Хорошо. Так вот это, в несколько уменьшенном виде, и есть разум. Если вы не увидели кошку, вы увидели только черноту или что-то в этом роде, то у вас, вероятно, все равно есть идея кошки по другую сторону от этой черноты. У вас все равно есть картинка кошки. Многие люди видят очень хороших кошек, некоторые — очень плохих, и у некоторых кошки ведут себя хорошо, а у некоторых — плохо. Но суть в том, что все это умственные образы-картинки кошек, так ведь?

А? Хорошо. Вот у нас есть разум в его простейшей форме и в его простейшей комбинации. В Дианетике и Саентологии мы можем показать вам кое-что, что вы можете сделать с этими картинками, и это просто поразит вас. Поместите еще одну кошку напротив той, которую вы только что смокапили; поместите там две кошки и удерживайте их крепко на месте, так чтобы они сидели лицом друг к другу.

Между этими кошками происходит какое-либо взаимодействие?

Аудитория: Да.

Хорошо. В разуме существует множество странностей такого рода. Но, в сущности, разум является просто этой картинкой, которую я попросил вас поместить там. Понимаете? Вот что он на самом деле собой представляет. Так вот, вы можете отпустить эту кошку, если хотите. Но если бы у вас была картинка этой кошки вот здесь и если бы она постоянно здесь находилась, то когда бы вы сказали себе… когда бы вы сказали себе: «Пожалуй, я пообедаю», у вас появилось бы такое еле уловимое, легкое чувство, будто вам хочется сказать «мяу». Или если бы вы подумали: «Пожалуй, я пойду спать», то у вас появилась бы мысль «после того, как я выпущу на улицу кошку».

«Пожалуй, я поеду на машине; надеюсь, никакая черная кошка не перебежит мне дорогу». Это кошка, понимаете. Всегда кошка, кошка, кошка, кошка, кошка. Это нажатая пятерка, вы понимаете?

Разум вводит эту картинку в мышление, понимаете? Это именно то, о чем мы говорим. Он хранит воспоминания, он имеет множество применений, но когда эта картинка кошки полностью зафиксирована, когда от нее невозможно избавиться и преклир совершенно не осознает ее присутствие, разум вводит эту «кошку» в мышление преклира. Это очень элементарное действие, но все это может стать гораздо более сложным, и действительно стало. Однако основным элементом разума является эта картинка кошки. Итак, мы рассмотрели три элемента: материальную вселенную, тело и разум. Вот что мы имеем в виду, когда говорим о разуме: это картинка кошки.

Хорошо. Теперь верните эту картинку кошки или поместите там новую. У вас снова есть картинка кошки?

Аудитория: Да.

Хорошо. Теперь я задам вам один очень важный вопрос: что смотрит на нее? Хорошо. Вы, мм? Что ж, теперь мы имеем дело с мыслью и тэтаном, вот и все. Четыре элемента. То, что смотрит на кошку; кошка; тело и физическая вселенная. Вот четыре элемента для изучения, поскольку то, что смотрит на кошку, может еще и думать. И это не нуждается ни в какой помощи, как мы выяснили; это может создавать различные вещи. Это не нуждается ни в какой помощи в том, что касается создания. Это может воспринимать различные вещи, помнить, забывать, предсказывать и делать много всего другого. Но вы можете проверить это прямо сейчас на собственном опыте: это может видеть кошку, потому что вы можете видеть кошку; понимаете?

Итак, что это за вещь? Ну, первое, что мы знаем об этом, — это то, что это не является какой-то вещью. Поскольку это может управлять массой, значением и подвижностью или создавать их; это не является массой, значением или подвижностью, если только вы не смокапите что-то, чтобы вы могли называть себя Джо или Энн. Вы можете смокапить идентность, которая будет следовать за вами повсюду, но именно тот вы, который смотрит на кошку, который оказывает влияние на тело, который живет в физической вселенной, именно он и составляет весь предмет нашего изучения. Сократ умер бы оттого, что у него не осталось бы никакой работы. Аристотель умер бы от ужаса. Герберту Спенсеру пришлось бы заняться чем-то другим, а Спинозе… ах, да, Спиноза.

Спиноза мог бы сказать кое-что по этому поводу. Он говорил: «Вы кое-что упустили из виду, а именно создателя всего этого». Я сказал бы Спинозе, если бы у нас с ними были дружеские отношения, я бы сказал ему: «Если вы сможете найти во всей этой картине, которая включает в себя то, что смотрит на кошку, саму кошку, тело, которое окружает все это, и физическую вселенную (стены)… если вы сможете найти здесь что-то еще, что можно испытать, но чего не могут испытать эти четыре элемента, то я приму все, что вы предложите, в качестве дополнения. Но пока что вы предложили только идею, создателя. Это идея. А раз тут могут существовать идеи, значит у нас нет никаких доказательств». У Спинозы случился бы приступ. Или он сказал бы, что я еретик, и сжег бы меня на костре.

Как бы то ни было, суть в том, что область нашего интереса не обязательно должна включать в себя какой-либо фактор, который мы не можем испытать на собственном опыте. Мы говорим, очень хорошо, что ж, нашей судьбой могут распоряжаться боги, демоны, дьяволы и все остальные. Боги, демоны, дьяволы, конечно, существуют; никто никогда не говорил, что их не существует. Мы сталкиваемся с ними время от времени, но все это является частью того, что мы можем испытать на собственном опыте. Вы просыпаетесь посреди ночи и чувствуете, что вам в затылок дышит демон. Что ж, вы знаете, что такое демон. Особенно, если накануне вы слишком много выпили.

На что я хочу обратить ваше внимание, так это на то, что мы… нет никакой жизненно важной необходимости включать сюда такой фактор, как создателя; понимаете, нет никакой жизненно важной необходимости включать его в этот расчет.

Так вот, вы можете пойти еще дальше, если вы хотите этого и если вы верите в создателя. Но почему вы должны в него верить? Послушайте, вы же не верите в эту сцену; она здесь. Понимаете, не существует твердой веры в эту вещь. Так вот, я не говорю, что это существует или что этого не существует, и я даже не высказываю свою точку зрения на это. Я просто говорю, что эти четыре элемента — то, что смотрит на кошку, кошка, тело и физическая вселенная — включают в себя все то, что мы рассматриваем и с чем мы работаем. И, поймите это, мы не нашли никаких других элементов, которые были бы необходимы для решения какой-то конкретной человеческой проблемы.

Так вот, это довольно примечательно. Никакие другие элементы, кроме этих или кроме элементов такого рода, не были необходимы для решения конкретных человеческих проблем. Это не означает, что с помощью них мы можем решить все проблемы всех времен; и это не дает нам множества ответов на самые разные вопросы. Но что касается нас, то это дает нам все то, что нам нужно, чтобы достичь этого состояния, известного как «клир».

Когда мы можем сказать, что нам не нужно очень многое знать о Создателе, о Верховном существе или о разных других вещах, чтобы представить проблему в таком виде, когда с ней можно работать, — это на самом деле довольно значительная веха, поскольку более ранние философии, как вы можете обнаружить, с головой уходили в попытки определить идентность того, что они не могли ощутить, почувствовать, измерить, испытать на опыте, и они совершенно заблудились в этой трясине размышлений и религиозных споров… церковных беспорядков. В конце концов они начали сжигать друг друга на кострах, поскольку они не могли прийти к согласию в отношении этого предмета. А когда человек начинает сжигать себя из-за того, что он не может согласиться с чем-то подобным, то я бы счел, что он сбился с пути, не так ли?

Я не говорю, что размышлять об этом опасно, но вам не обязательно это делать. Вы запросто можете иметь Бога и все остальное; никто с этим не спорит. Я даже не говорю: «Вы не должны», но я также не пытаюсь сказать: «Вы должны». Это большая разница.

Есть одна организация; по-моему, у них есть местечко… называется… я забыл, как называется это местечко; это находится где-то в Италии, по-моему. И там говорят людям, что они должны. И всякий раз, когда вы пытаетесь решить проблему, говоря людям: «Если вы не верите, мы отлучим вас от церкви», вы имеете дело не с наукой, ребята, а с мошенничеством.

Если человека нельзя убедить в чем-то с помощью разумных доводов, значит этого не существует. С его точки зрения, этого не существует. Так зачем же утруждать себя этим?

Вы можете показать людям вот что: вы можете показать им материальную вселенную, вы можете показать им, что у них есть тело, что у них есть картинка кошки и они смотрят на эту картинку кошки. Это будет первый раз, когда они увидят эти четыре элемента. Конечно, вы видели этот фокус раньше, но эти четыре элемента выстроены в такую замечательную цепочку, и мы говорим: «Это то, что нам нужно для того, чтобы справиться с этой конкретной проблемой бытийности человека или жизненности человека, и нам больше не нужны никакие другие элементы».

Так вот, это необходимо знать, чтобы можно было продолжать вести поиски в этих областях — я их вам только что описал, — и найти другие вещи, которые, как мы думаем, могут там быть, но в отношении которых у нас нет уверенности; и мы обнаружим, что каждая из них относится к той или иной категории.

Таким образом, клир — это человек, который может (и это основополагающее определение) иметь вселенную, которая находится вокруг него, понимаете, и иметь тело. Ничего больше; мы не говорим, что это должна быть хорошая вселенная или что он должен четко воспринимать ее или что-то еще; ничего такого не говорилось в отношении клира. Не было ничего сказано о состоянии его тела, кроме того, что у него нет психосоматических заболеваний. То есть заболеваний, вызванных разумом; они исчезли. Не было речи ни о каком другом состоянии тела; у клира не было… клир не отращивает себе рога или крылья или что-то в этом роде. У него есть тело. И вот важный момент, имеющий отношение к состоянию клир: он может иметь картинку кошки, а может и не иметь этой картинки, но если бы у него была картинка кошки, то согласно нашим последим наблюдениям он должен был бы смокапить ее, но это была бы хорошая картинка кошки, понимаете? У клира не осталось ни одной автоматической картинки. Он «очищен». Другими словами, у него нет картинок, которые могли бы выскакивать и видоизменять его мышление. Он взял ответственность за свое мышление. Он сам мыслит, и ничто не делает этого, кроме него самого.

Так вот, он может изменить свое мышление, если ему этого хочется, но он не обязательно должен это делать. Он может обратиться к картинкам, чтобы они подсказали ему, что он должен думать, но это было бы несколько странно, ведь он все равно знает все то, из чего он мог бы сделать картинку, если он больше не держится за картинки. Так что он мог бы сделать такого рода вещь. Он мог бы сказать: «Интересно, что я прочитал в том руководстве», смокапить картинку этого руководства и прочитать его. Но это, конечно, смешно, поскольку на самом деле он прочитал руководство, но что-то в нем самом убедило его в том, что он должен забыть все это. И этим чем-то была картинка. У него была картинка, которая говорила ему, что ему лучше забыть, что написано в руководстве.

Так вот, клир, согласно нашему самому последнему определению, должен обладать довольно хорошей способностью забывать что-то или помнить что-то по желанию, но этого нет в базовой дефиниции. Таким образом, клир — это просто тэтан, который может иметь картинки, но не обязательно должен, который знает, что он сам мокапит эти картинки, и у которого поэтому нет неврозов, психозов и психосоматических заболеваний — тех заболеваний, которые вызваны картинками. Вы понимаете? Это становится ужасно простой штукой. Это даже не означает, что он не должен находиться в своей голове. Это был бы особый тип клира, это был бы тэта-клир.

Существует два типа состояния клир, которые мы обсуждали в прошлом. Одно — это МЭСТ-клир, и другое — это тэта-клир. Тэта-клир находится вне своей головы, а МЭСТ-клир все еще находится в голове.

Но вот самое главное, вот самое главное, с чем у вас должно ассоциироваться это определение: у такого индивидуума нет навязчивых данных, постоянно поступающих к нему из умственных образов-картинок, о которых он знает, но о которых он не знает, понимаете? Его мышление не изменяется под действием картинок, содержащих что-то пережитое, и это клир.

Так вот, каким образом человека можно сделать клиром? Что ж, сегодня это очень легко… если подумать о том, как усердно, в поте лица мы работали над тем, чтобы делать людей клирами, и сколько техник и процессов мы испробовали во время проекта «Клир». Мы даже в какой-то степени погрузились в апатию по этому поводу примерно в 1954 году, и я не думаю, что вы часто слышали упоминания об этом, пока мне вдруг в голову не пришла блестящая идея, и тогда я сказал: «Проект “Клир”, поехали!» Это было сделано без… мы изменили темп, это точно.

Нам не нужно было все это. Нам не нужно было говорить что-то еще о клире. Дела у всех шли просто замечательно; они забыли об этом, они простили это. Они простили меня за то, что у меня появилась эта идея, что, кстати, было очень мило с их стороны, на мой взгляд. Но я не забыл, я затаился в ожидании. Я ждал, ждал подходящего момента, чтобы напасть.

Так вот, на самом деле Саентология никогда не процветала и не трубила о себе во все трубы начиная с 1952-го, 53-го года; этого просто никогда не было. В 53-м все это было в полном разгаре. Просто потому что я никогда не позволял, чтобы это произошло. Интересно сделать такое признание, стоя перед вами, Богом и всеми остальными. Но, честное слово, я крепко держал все это в узде, и я скажу вам почему: потому что внезапный и всепоглощающий интерес к этому предмету, как было с Дианетикой, нарушил бы спокойный и равномерный процесс исследований, сбора данных и обнаружения того, что в действительности заставляет все это функционировать. И если бы Саентология вышла из-под контроля, и о ней вдруг начали бы трубить во все трубы, то, я могу эгоистично заявить, я не смог бы выполнить свою работу.

Вот примерно к чему все это сводится. Поскольку я имел некоторое представление о том, к чему мы идем, и я знал, что мы еще не добрались до этого. Я знал, что мы находимся в более хорошем состоянии, чем когда-либо находился человек в том, что касается разума; у нас было больше знаний; мы делали больше; мы были более способными; мы постоянно узнавали что-то новое; мы неотступно продвигались вперед; но мы еще не добрались туда. Мы просто не добрались туда. Я не мог дать вам, я не мог вы палить за тридцать секунд точное определение, описывающее то, к чему мы двигались. Я мог сказать: «Ну, это клир», но это не дефиниция действия. Это состояние, а не способ достичь его. Это положение в пространстве, а не карта, указывающая путь, по которому можно добраться до этого места.

Представьте, что я сидел здесь все это время и рисовал эту карту как одержимый; мы уже знали… вот, понимаете? Я работал как одержимый, чтобы завершить составление карты. Так что если бы Саентология когда-либо начала процветать, выйдя из-под контроля, и если бы все это начало захлестывать нас и мешать упорядоченному прогрессу, то, боюсь, я был бы первым, кто начал вопить по этому поводу, и я сказал бы: «Нет! Давайте не будем делать глупостей. Давайте действовать кое в чем наверняка».

Кое в чем мы должны действовать наверняка. Мы должны знать, как обучать одиторов. Мы должны быть в состоянии работать с кем угодно, даже с психологом. Вы думаете, что это шутка, но любой, кто был в академии, знает, что это действительно так, как бы ужасно это ни звучало. Этот человек не обучен как саентолог, поэтому нам нужно сначала вернуть его в состояние человеческого существа, а потом обучить его. Но у нас должно быть что-то, с помощью чего мы могли бы обучить даже такого человека, иначе нам пришлось бы отбросить большую часть населения, которое интересуется разумом в Соединенных Штатах. Это была бы чертовски большая потеря, не так ли.

Конечно, многие из нас скажут: «Это вовсе не потеря». Но мы должны уметь обучать людей. Что ж, у нас не было всего этого до 1956 года… в середине 1956 мы по-настоящему взялись за это и дела пошли хорошо. Но в середине 1957 мы все еще энергично учились всему этому. Мы и сейчас продолжаем учиться этому, однако напряжение спало. Я имею в виду, мы знаем, что даже если произойдет самое худшее, что только может произойти, у нас есть пять или шесть решений, которые мы сможем применить. Знаете, если все пойдет совершенно неправильно или со студентом случится что-то еще, то мы сможем что-то сделать.

Так что это интересный момент. Если бы мы не могли научить саентолога одитировать, причем одитировать хорошо и успешно, тогда то, что он знает, не имело бы никакого значения. Его знания были бы совершенно бесполезны.

Так вот, нам нужно было обучать одитора таким образом, чтобы он не превратился в маленького солдафона, который выдавал бы ряд ответов. Нам нужно было обучить его основам, которые являются составляющими его самого; нам нужно было обучить его основам, составляющим его собственную бытийность, чтобы расширить эту бытийность и повысить его способности; и если у него получалось сделать это, то у нас появлялся одитор, который способен думать, обучаться и действовать.

Ладно. Мы довольно хорошо разобрались в механике всего этого, но а как насчет организации, а? Вы думаете, что я буду вечно сидеть там, окруженный этими большими кипами… да я мученик! Многие люди подвергаются мучениям после того, как они что-то сделали, понимаете, но меня годами мучили вот такими высокими кипами бумаг. Бумаги, бумаги, бумаги. Послания, письма, отчеты.

Кто-то приходит… кто-нибудь заходил ко мне в офис, и я отодвигал все эти бумаги так, чтобы между ними образовалось отверстие, и я смотрел на вошедшего человека сквозь это отверстие и так далее. Это были деловые бумаги, представьте себе, это были бумаги, касающиеся любого рода деятельности, которую вы только можете назвать… за исключением исследований, я никогда не возражал против исследовательских записей; это моя работа. Но ведение дел, знаете, покупки столов и всякая прочая чепуха такого рода. О, у нас не было организации, ничего даже отдаленно напоминающего организацию.

Сейчас вы видите эту организацию в Вашингтоне; если бы вы побывали в Лондоне и посмотрели на лондонскую организацию… там только что произошел небольшой переворот. Мы поменяли секретарей ассоциации. Такие действия всегда вызывают некоторую хаотичность, но вы обнаружите, что в данный момент в Лондоне есть организация и она работает довольно хорошо; и меня не было там год.

Понимаете? Почти год; я возвращался туда в апреле, ненадолго. Но я не работал там с октября 1956 года, и дела там идут просто замечательно, замечательно. Они выполняют свою работу; каждый хорошо выполняет свою работу.

Почему же это победа? Вы скажете: «“Дженерал моторс” делают это уже на протяжении многих лет! “Дженерал электрик”, “Прудэншл иншуэренс”, все они справились с этими проблемами!» Послушайте, никто из этих типов не справился бы с управлением саентологической организацией. Это покажется вам смешным, но это, так уж случилось, чистая правда, потому что их организации выглядят как три детских кубика, выстроенных в один ряд, по сравнению с саентологической организацией. Саентологическая организация — это, наверное, самая сложная штука, с которой вам когда-либо доводилось иметь дело. Она настолько сложная, что только хороший одитор может долго выживать в штате. Это сложная штука.

Я не пытаюсь впечатлить вас, но мы занимаемся примерно пятнадцатью разными видами деятельности одновременно, и практически каждому сотруднику в организации приходится придумывать решения для каких-то проблем прямо с ходу.

Так вот, каким образом мы управляем организацией? По какой схеме она работает? Вы, возможно, не поверите, но в большинстве организаций такая должность, как клерк по отправке считается очень низкой должностью; клерк по отправке берет квитанцию, смотрит в нее, читает ее номер, приходит, берет товар с полки, приносит его вот сюда, заворачивает его, проводит его через франкировальную машину и идет на почту. Потом он идет и берет свои инвентарные записи, видит, что у него закончились такие-то и такие-то наименования, и заказывает их. И его работа сделана.

Он не занимается печатью книг и не следит за их печатью, он не имеет к этому никакого отношения. Он определенно не занимается производством записей лекций. Он определенно не занимается покупкой разного рода вещей, и он определенно не проверяет, кто является членом ассоциации, а кто нет. Он не выполняет никакой дополнительной работы и не выполняет еще десяток других функций, как это делает клерк по отправке в саентологической организации. И причина этого не в том, что мы просто плохо организовали всю эту деятельность. На самом деле это практически самый аккуратный отдел отправки, который вы когда-либо видели. Просто в отделе отправки происходит столько всего — из-за того, что нет никакого другого помещения, где все это могло бы происходить, — что этот парень должен быть сущим гением, чтобы управлять этим отделом; и это всего лишь клерк по отправке. Так что там действительно должна существовать какая-то схема действий.

Вряд ли здесь есть кто-то, кто не имеет никакого опыта в области управления организацией. Вы знаете, что больницей очень легко управлять. Ну, вы знаете, больницей управлять трудно, ладно. Но из чего она состоит? Она состоит из некоторого количества врачей, некоторого количества медсестер и нескольких палат, и вы помещаете туда людей, и у вас есть карточки и система картотеки, и у вас есть лаборатория, у вас есть специальное облачение, и все это движется вот по этим маршрутам и… Бог ты мой, если бы нам нужно было управлять только больницей. Это было бы замечательно, не так ли? Если бы организация не включала в себя никаких других видов деятельности, кроме работы с больными. Организацию больничного типа можно было бы сравнить с НЦХ, в НЦХ выполняется примерно столько же административных действий, сколько и в больнице. Но если бы НЦХ раздулся до таких размеров, что к нам начало бы приходить по сорок, пятьдесят преклиров в неделю, то эта область стала бы гораздо более сложной, чем больница, поскольку пациентам в больнице не позволяют иметь собственное мнение.

В конечном счете вся наша система администрирования в НЦХ находится в зачаточном состоянии; но эта область располагается прямо рядом с академией, где осуществляются все административные действия, которые только должны осуществляться в любом учебном заведении. Так вот, мы просто начинам добавлять к этому все остальное. Исследовательский отдел, отдел тестирования, отдел того, отдел сего; и вдруг перед вами одна из самых сложных организаций. И мы не знали до недавнего времени, пока мы не справились со всем этим, что эта организация является одной из самых сложных организаций, которые вы когда-либо видели; и поэтому всякий раз когда мы приглашали в нашу организацию кого-нибудь успешного бизнесмена со стороны, он просто тонул. Он просто шел ко дну, а на поверхности воды появлялся небольшой пузырик со звуком бульк.

На самом деле он… у нас было несколько очень хороших бизнесменов, и они на самом деле просто терпели неудачу. Они просто не могли выдержать это.

Так что мы считали нашу деятельность сложной и своеобразной. Мы считали ее странной, понимаете; мы просто думали, что мы не знаем свое дело. И мы работали, работали и работали над тем, чтобы создать такую организационную форму, которая была бы функционирующей, и когда мы наконец все это организовали, мы обнаружили, что мы имеем дело с одним из самых сложных видов деятельности, которые только существуют. Бог ты мой, это сложная организация, и если бы мы, не справившись со всеми этими сложностями, приобрели невероятную популярность, то мы провалились бы с таким треском, какого вы еще никогда не слышали. Мы не выдержали бы такого потока людей. Другими словами, нам нужны были организации, и нам нужно было организовать все это таким образом, чтобы каждый имел все, что нужно, для того чтобы справляться с различными трудностями.

Так вот, у людей в организациях есть шляпы. Человека можно снять с одного поста и поставить на другой, а кто-то еще может занять его пост, и это не внесет очень много хаотичности. Говоря иначе, все идет как по маслу… сейчас все идет как по маслу; этим легко управлять.

Но эта деятельность была сложной, а мы даже не знали этого. Мы выполняли множество отдельных функций и обнаруживали, что каждая из этих функций является необходимой. Почему? Потому что мы — это цивилизация в зачаточном состоянии. Мы не смотрим на что-то так же, как на это смотрит окружающая нас цивилизация, и мы не делаем что-то так же, как это делает окружающая нас цивилизация. Поэтому нам приходится брать на себя выполнение тех функций, которые никто не сможет выполнить за нас, и их огромное множество.

Итак, с чем мы здесь имеем дело? С чем мы здесь имеем дело? Необходимо было разработать огромное множество технологий, которые не имели никакого отношения к исследованиям, чтобы мы могли хоть чего-то добиться. Так вот, все они, или самые основные из них, разработаны, и сейчас у нас есть схемы действий, которые позволят нам сохранить все это, так что только сейчас стало безопасно делать что-либо в области исследований и говорить: «Что ж, вот вам пожалуйста». Понимаете, нужно только поддерживать все это на должном уровне, чтобы у нас не образовался завал в исследованиях, в виде огромного количества нерешенных проблем, с которыми мы можем неожиданно столкнуться и из-за которых мы можем потерпеть неудачу, находясь на пике популярности.

Для нас было бы смертельно, если бы мы были на пике популярности и обнаружили, что у девяти десятых населения Соединенных Штатов перекошены эпицентры. Возможно, мы собрали здесь только тех людей, у которых эти эпицентры не перекошены. Возможно, вы являетесь единственными людьми в мире, у которых нет перекошенных эпицентров, понимаете? На самом деле вы можете встретить некоторых очень необычных людей.

Вы думаете, что это забавно. Я не знал, что у кого-то в этом мире может быть черное поле. Каким же наивным я был, проводя людям дианетический процессинг. Я на самом деле работал с огромным количеством кейсов, с 1947 по 1949 годы, много кейсов… кейсы, кейсы, кейсы, и ни у одного из тех людей, которые ко мне приходили, не было черного поля или невидимого поля. У них у всех было какое-то поле. Они все могли видеть картинки. Некоторые из них боялись своих картинок; некоторые картинки были туманными, некоторые — отчетливыми; и я просто обучал преклиров так, что у них были хорошие картинки, я одитировал их, а позднее я обнаружил, что я просто вселял в них огромную уверенность в отношении их картинок, картинки исчезали, и у преклиров больше не было картинок, и я делал их клирами!

А потом, весной 1950… это кажется невероятным, но вот почему я говорю, что вы, возможно, являетесь единственными людьми в мире, у которых нет перекошенных эпицентров. Весной 1950 года мы не получали практически ничего, кроме даб-инов и черных полей. Ммм!

Был один парень, который… мы постоянно спрашивали его… на что он смотрит, и мы просили его получить такую-то картинку или такую-то картинку, и он отвечал:

«Да», он говорил: «Да» в течение недели, а потом мы наконец выяснили, что мы разговариваем с контуром, и этот парень все еще не видел картинку. Так что, конечно, он не получал никакого облегчения… ничего не стиралось.

Представьте себе. Так вот, если бы существовала вероятность того, что мы можем столкнуться с этим в будущем, и если бы мы заранее не позаботились обо всех таких факторах, которые вносят хаотичность, то мы не могли бы позволить себе быть очень популярными. Понимаете? Мы могли бы внезапно взлететь на вершину славы, но наши исследования отставали бы, мы бы не смогли охватить все это; от нас могло бы и мокрого места не остаться, понимаете?

Так что всякий раз, когда какой-то предмет становится невероятно популярным, вы также рискуете погубить этот предмет, если он недостаточно хорошо организован. Вы понимаете? Это все равно что строить замки из песка; пока вы не примешаете туда немного строительного раствора, так чтобы все это стояло ровно, не позволяйте волнам подходить близко к этому месту.

Так вот, когда же все это напряжение спадает? Ну, это все равно что если бы у вас перед глазами постоянно менялась картина, знаете, вы в конце концов возвращаетесь к тому, с чего начали. И это, конечно, состояние клир. Вы начали с клира, и, я надеюсь, вы не закончите тем же.

Мы достигли этого довольно легко. Между прочим, я подвергаюсь огромнейшему риску, имея все эти материалы, так же как и вы. Вы можете много лет быть человеком, который все об этом знает; но то, что вы в конце концов предлагаете людям, оказывается довольно простым, так что они поворачиваются к вам, смотрят на вас и говорят: «О, это и все, что вы знаете?» Мы еще не в таком положении, поверьте мне.

Но вся эта деятельность, связанная с состоянием клир, клированием людей и так далее, в течение многих лет была нашей мечтой, а в течение некоторого времени это были наши кошмары. Почему люди вдруг начали настаивать на том, что у них должны быть эти нажатые пятерки и ничего больше, я не знаю. Прошлый трак. О, в июле 1950 года произошла эта ужасная вещь; это было еще хуже, чем весной 1950. Весной у меня оказались все черные кейсы, которые только были в США; все они пришли ко мне в один день, похоже. Никогда до этого я не видел таких кейсов; у меня не было ни малейшего представления… это было то, с чем мне еще никогда не доводилось иметь дела.

На самом деле только в 1955 году я полностью разрешил проблему черного кейса. Решение очень простое: пусть он смокапит черноту в черноте и втолкнет ее в тело. Даже если он впадает в анатен, вы все равно продолжаете одитировать его. Даже если он впадает в бессознательность, вы продолжаете давать ему команды, он продолжает выполнять все это, и в конце концов его обладание в отношении черноты исправляется. Если это не работает, то пусть он создаст несколько черных объектов и удерживает их от удаления. Об этом даже не стоит беспокоиться!

У парня появляются какие-то небольшие бледные штуковины, и он говорит: «Да, думаю, это картинка». И через некоторое время он помещает перед собой картинку кошки и говорит: «Дэээ!» Вы спрашиваете: «В чем дело?»

«Уууу!»

Вы говорите: «В чем дело?»

«Уууу, ооооо, ааа!»

И вы говорите: «Скажите мне, что происходит».

Он отвечает: «Передо мной только что появилось ужасное чудовище!» Он получил свою первую картинку; до этого момента он только догадывался.

Так вот, в середине 1950 года в поле зрения неожиданно появилась эта ужасная штука под названием «прошлые жизни». И первое, что произошло… первое, что произошло, — это директора Центра просто были вне себя от этой идеи, они хотели принять резолюцию, запрещающую кому-либо упоминать об этом, проводить исследования в этой области или изучать все это дальше. Мне это кажется очень интересным. Это было началом и концом моего участия в деятельности Центров. Это интересный ход для кто-то… для совета директоров «Исследовательского центра» (в кавычках) — запретить проведение исследований в определенной области. Причиной этого было то, что информация просачивалась в классы, и это будоражило студентов, поскольку у любого человека может быть прошлая жизнь, это очевидно, даже если у него нет настоящей.

Кстати, это закончилось тем… возможно, вы не связывали все эти события между собой, но все это закончилось историей Бреди Мерфи, о которой вы так много слышали. И все говорили: «Почему бы нам не пойти по стопам Бреди Мерфи?» И я откинулся на спинку и тихонько засмеялся: «А по чьим стопам пошла Бреди Мерфи?»

Но вот самое главное в том, что касается прошлых жизней, и мы напечатали это в «Лондон экспресс»: проблема не в том, как людям попасть в прошлые жизни, проблема в том, как достать их оттуда! Это не что-то редкостное, это то, что мы имеем в изобилии; мы сталкиваемся с ними на каждом шагу!

Вот человек сидит и смотрит на картинку британского солдата-революционера; он смотрит на эту картинку, он видит ее довольно часто. Никто никогда не задавался этим вопросом, потому что никто не знал о существовании умственных образов-картинок; все думали, что никто ни на что не смотрит, поскольку к такому мнению пришли люди, которые были самыми настоящими «черными пятерками». Понимаете, к нам не приходило так уж много психологов до весны 1950 года; кейсы многих из них являются совершенно черными.

Хорошо. Вот у нас есть этот человек, и он смотрит на картинку; он постоянно смотрит на картинку. Ему никогда не приходит в голову, что это картинка, на которой он что-то запечатлел, и что все это действительно произошло, а то, что он называет галлюцинациями, иллюзиями и воображением, очень часто бывает чистой правдой.

Вы немного изучаете все это — и это первый раз, когда эта картинка начинает дергаться, — и парень очень удивляется, когда видит, как тот британский солдат поднимает свой мушкет и сносит его глупую башку! Вот почему он остановил эту картинку прямо перед этим, понимаете? Все, что вам как одитору нужно было сделать,

– это продвинуть его немного вперед по этому инциденту, и бумс!

Так вот, если мы вдруг сталкиваемся с чем-то вроде прошлых жизней, то сегодня это нас совершенно не беспокоит. Мы прошли все это, мы прошли все это. Любой одитор-ветеран может рассказать вам больше о прошлом траке и об истории Америки, об истории Рима, Греции, Халдеи, Вавилонии и об истории этой планеты 200 000 лет назад, или о том, что происходило во времена космической оперы, или что делали психиатры восемь миллиардов лет назад и так далее… и, конечно, люди в целом, поскольку они довольно глупые, слушают все это с открытым ртом и потом говорят: «О чем вы говорите?» Хе, уйти с болями в животе, дырками от пуль в спине, копьем… Именно поэтому они говорят: «О чем вы говорите?» Им просто не нравится ощущение того, как их пронзает копье.

Или как через лобовое стекло влетают метеориты, когда вы стоите на мостике. Людям это не нравится, поэтому они говорят: «О чем вы говорите? Это все так нереально для меня». И вы отвечаете… если бы вы были по-настоящему жестоки, то вы бы просто сказали: «Я говорю о тех метеоритах, которые влетают прямо сквозь лобовое стекло».

И человек говорит: «Что вы имеете в виду?»

«Метеориты, которые влетают прямо сквозь стекло».

И человек отвечает… он говорит: «Я не понимаю, что вы имеете в виду… только вот у меня сейчас нет головы».

Что ж, вряд ли мы столкнемся с подобной хаотичностью. Мы взяли все это под контроль в достаточной степени; мы знаем, к чему мы стремимся, и мы стоим на твердой почве в том, что касается области поиска, и мы, вероятно, будем тратить большую часть своего времени на исследование того, что было найдено.

Как бы то ни было, у нас есть эта идея о состоянии клир, и имея ее, мы можем уверенно продвигаться вперед, так что на следующей лекции я расскажу вам о том, как туда добраться.

Спасибо.