Спасибо.
Что ж, конгресс уже начался?
Угу. Так вот, я собираюсь заставить людей, которые не пришли, пожалеть об этом, а потому на этот раз, на этот раз, что ж, мы рассмотрим нечто намного более важное, чем то, что мы только что рассмотрели, поскольку на самом деле то, что мы только что рассмотрели, не так уж важно. Мы просто решили основную проблему, которая мучила людей веками, и выяснили, с чем мы в основном согласились, понимаете? И рассмотреть это за час ничего не стоит. И мы приступим к этому, в самом деле приступим к этому сейчас. И мы рассмотрим оставшийся фактор.
На самом деле в первый час я говорил об общении с точки зрения радиации, а потом я перешел к контролю. И контроль вызывал множество споров, понимаете, необыкновенное множество споров. Когда тему контроля впервые подняли в группе саентологов, они сказали: «Ньяу… нет!» И я ответил: «Но ведь так-то и так-то, так-то и так-то».
И они сказали: «Рон, мы пережили твой процессинг “Черное и белое”; мы мучались с тобой на твоем “Процессинге создания”; мы пошли даже на то… мы пошли даже на то, чтобы бесконечно ходить пешком по всему Лондону; но теперь, Рон, ты зашел слишком далеко. Это уже слишком».
И я ответил: «Что ж, раньше я никогда не просил вас делать что-то только ради меня, только для меня». Я сказал: «Одна половина вас проведет другой половине процесс по контролю вот таким образом: “Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо”». Эти ребята, конечно же, пережили «Открывающую процедуру посредством воспроизведения», поэтому могли сделать то, о чем я их просил.
Они сказали:
И они вдруг обнаружили, что получают достижения быстрее. И они сгребли в охапку парочку кейсов, работа с которыми не давала никаких результатов… «Дайте мне вашу руку. Спасибо. Дайте мне вашу руку. Спасибо».
И они воскликнули: «Уррра! Это подходит для одитинга, но больше нигде не пригодится».
Они вышли на улицу… раньше они долго-долго пытались купить овощи и всякие другие вещи у продавца, они говорили:
И вот они пошли к нему, и у него было все, что они просили, он с ними совсем не пререкался и не болтал, и как им это удалось? Знаете, я даже начинаю думать, что теперь вы могли бы справиться с комитетом по нормированному распределению товаров и продовольствия. Вы, вероятно, могли бы обратиться туда и получить целую корзину талонов на бензин. Вам бы там ответили: «Возьмите еще талонов на бензин. Возьмите еще, возьмите еще немного», понимаете? «Возьмите еще немного». Вот мы и подошли к теме обладания.
Это и есть третий фактор в этом трио. АРО (аффинити, реальность и общение) превращаются в контроль, общение и обладание, на более высоком уровне. Сейчас мы смотрим на Аксиому 3, и все эти факторы входят в Аксиому 3. Поэтому с их помощью проходят и стирают Аксиому 10 и все Аксиомы, что находятся ниже. И реальная проверка поможет вам довольно легко это установить. Вам будет просто установить это.
Вам будет очень легко выполнять все вещи, о которых мы говорим с вами на этом конгрессе. Например, завтра я буду говорить о химическом составе. Вы можете провести эксперимент с этим химическим составом и обнаружить, что его поведение противоречит тому, что о нем говорится в фармакопее. «Авторитетный источник» по реакциям тела на химические препараты не прав. Поэтому не удивляйтесь, если что-то еще вдруг окажется неправильным, например, «контроль — это плохо». Это неправильно.
Этому обществу о контроле в лучшем случае известно, что «иногда делаются попытки контролировать». Хорошее, позитивное знание.
Что ж, контроль — это нечто совершенно иное. Мы узнали о чем-то совершенно новом в человеке. Мы нашли способ контроля, который действительно позволяет контролировать, не прибегая при этом к огромному количеству лжи, наказаний или чего-то еще. И мы обнаружили, что если осуществлять контроль такого уровня, то жизнь становится возможной, терпимой и понятной, но это не так, если уровень контроля ниже. В этом случае все превращается в замешательство и кавардак.
Хорошо. Так вот, мы смотрим на этот фактор под названием обладание, и мы обнаруживаем, что наше понимание этого фактора нарушает многие традиции. Всем известно, что единственный способ добиться, чтобы человек выполнил хоть что-то, — создать нехватку всего. Это самый лучший способ, вы просто создаете нехватку всего.
«Должен быть высший класс и низший класс. И чем ниже вы опустите низший класс, тем больше работы вы от него добьетесь». Это было известно всем полвека назад. Всем это было известно.
Если вы в самом деле хотели, чтобы в обществе хоть что-то делалось, вам нужны были… «дровосеки и водоносы», как их обычно называли. И эти люди могли быть лишь рабами. Со времен Римской империи нам было известно (и это не вызывало никаких сомнений), что обществу необходимы рабы. И мы знали, как создать раба. Просто не позволяйте ему иметь ни одной вещи, которую вы только можете у него забрать. Вы не позволяете ему иметь хорошее жилище, или одежду, или еду, вы избиваете его и ругаете его. Вы не позволяете ему иметь никакого статуса в обществе, ему недозволено иметь право голоса; ничто из перечисленного рабу иметь недозволено. И если мы откажем ему в достаточном количестве обладания, тогда у нас будет этот очень ценный работник под названием «дровосек» или «водонос», без которого общество не может обойтись.
Примерно вот так все и обстояло. Нам нужно было схватить кого-то, а потом отказать ему в обладании, чтобы мы могли его иметь.
Так вот, давайте посмотрим на это с другой точки зрения. Если у нас есть раб, действительно ли у нас что-то есть? He-а. И так канула в Лету Греция, так канул в Лету Рим, так канула в Лету англо-американская цивилизация типа индустриальной империи, поскольку она уже тоже практически канула в Лету. Вы знаете, что Америка была в два раза более колониальной, чем Англия. Империалистическая политика за рубежом.
Очень интересно, что все это как бы исчезло, но, так сказать, не в той колонке гроссбуха. Существование всего этого было помехой. Это не тот случай, когда вы теряете что-то. Очень плохо, что все это вообще существовало, и теперь мы это потеряли. Послушайте, действительно ли у кого-то было что-то, когда у него было государство рабов? Что ж, очевидно, он не мог очень много иметь, если обнаружил, что не может это удержать. Значит, должно быть, его обладание было весьма призрачным. Так оно и было. Вам нужно было, чтобы войска постоянно ходили туда-сюда, окружали казармы, несли охрану в городе, несли охрану в столице тем или иным образом, чтобы удерживать рабов в узде. Поскольку, чем больше рабам отказывали в обладании, тем больше они настаивали на том, чтобы иметь что-то, а это было неразумно с их стороны, от них этого не ожидалось, это не было частью игры, в которую они должны были играть. Они должны были сидеть вязать или плести кружева, или идти куда-то и рубить лес, или таскать воду, — вот и все, что они должны были делать. И знаете, что делали эти ребята? Они постоянно настаивали на том, чтобы иметь что-то.
Так вот, восстание рабов — это самая большая инграмма на траке современной цивилизации, и она образовалась на Ближнем Востоке, в Греции, в Риме и дошла до ныне существующего общества, в котором она в большей или меньшей степени утратила свою силу.
Так вот, что это за идея, что, мол, необходимо иметь рабов, иметь кого-то, чтобы обладать другими вещами? Что, мол, необходимо, чтобы кто-то рубил лес и таскал воду и так далее? Что ж, ребята даже и сейчас пытаются решить эту проблему. Только сегодня они хотят решить ее совершенно иначе. В американском журнале «Попьюлар электроникс» опубликовали статью, в которой были собраны сливки работ знаменитейших университетов мира (не только американских), и в этой статье очень точно описан эксперимент на людях, которым вживляют в голову электроды, а потом отдают приказы, — людей стимулируют, чтобы получить реакцию и заставить их работать. И там рассказывается, рассказывается и рассказывается о том, как вы должны это делать, после чего вы получаете рабочих. В черепах людей просверливаются дыры, туда вставляются электроды, а потом стимулируются определенные центры, у кого-то в кармане лежит электронный радио- переключатель, поворачиваешь рычажок вот сюда и этот человекоробот идет и делает что-то… он рубит лес и таскает воду. И по мнению этих ребят, это можно сделать просто потому, что это выполнимо с точки зрения электроники.
Но они считают это выполнимым только потому, что на протяжении многих прошлых веков рабство могло существовать. Только потому, что раба создать возможно, они думают, что вы должны иметь раба. Чтобы работа выполнялась, вам необходимо иметь рабов.
Если на траке современной цивилизации и есть какая-то путаница, то вот она: работу выполняют рабы, и людям нужно отказывать в различных вещах, чтобы они продолжали работать. Нужно, чтобы зарплата была невысокой, чтобы вещи было сложно купить, чтобы владеть чем-то было очень сложно, иначе мы не сможем установить сверхконтроль над массами. Именно эти действия и приводят массы к бунту. Мы отказываем им во всем, и очень скоро они возьмут над нами верх.
Впервые они сделали это в 80-х годах восемнадцатого века во Франции (это было первым значительным событием такого рода в истории современной цивилизации). Достаточно было иметь, грубо говоря, пару портков, если вам угодно, чтобы вас отправили на гильотину. Если вы просто владели приличными портками или ботинками или чем-то еще, кто-нибудь обязательно указал бы на вас пальцем и сказал:
«Аристократ!» И вот уже по улице катится повозка для осужденных на казнь, вдова падает в обморок, а вашу голову швыряют в ближайшую известковую яму.
Из-за чего так происходит? Из-за обладания, из-за расстройства по поводу него. Это объясняет нам все, что произошло на траке. Почему объясняет? Как мы можем так огульно использовать это объяснение? Мы говорим, что есть и другие факторы. Еще есть контроль и общение. Да, но мы говорим, что помимо обладания, контроля и общения были другие факторы, породившие цивилизованные отклонения, странности, которые мы наблюдали на всем протяжении истории. Существовали всевозможные политические философии, все эти политические философии, которые в основном были выдуманы в Германии… был коммунизм, вольтерьянство и всякие прочие факторы, виновные в социальном зле, которое мы, наконец, узрели… о, нет, это не так.
Это просто «оттого что, потому что», которому начинали предаваться люди, когда теряли вещи. Таков коммунизм. Коммунизм — это просто усилие кучки комиссаров иметь за счет кучи рабов, которых они держали в состоянии «не иметь». О, но вы говорите, что у коммунизма не такое определение. Мне все равно, какое там у него определение; такова его суть. Именно так это выглядит, когда смотришь на это пристально, видишь его действие в тех странах, где распространен коммунизм, а это единственное, что имеет значение. Это единственное, что имеет значение.
Вот единственное, что в самом деле имеет значение в Саентологии, или в чем-то другом, в любой другой цепочке мыслей… вот единственное, что имеет значение в Саентологии: живут ли те люди, к которым ее применяли, или в тех районах, где ее применяли… живут ли там люди сейчас лучшей, более здоровой, более счастливой жизнью, чем до того, как Саентологию применили? Если ответ «да», значит, это хорошая вещь. Если ответ «нет», значит, она не хорошая. Понимаете? Результат применения.
Так вот, что-то всегда можно улучшить еще больше; что-то можно усовершенствовать; вы можете лучше об этом рассказать; вы можете придать этому такую форму, что это будет еще лучше работать и это еще легче будет использовать. Но если говорить о философии, то в конечном итоге значение имеет состояние той области, где ее применяют, а не она сама.
И если бы коммунизм работал, Россия была бы величайшей индустриальной страной на Земле. Если бы колониальный империализм работал, Соединенные Штаты сегодня правили бы всей Северной и Южной Америкой. Так что мы смотрим на старые, мертвые философии. Они не сработали. Ведь любой народ, который с помощью силы, принуждения и рабства превращался в часть другого народа, оказывался для этого другого народа такой большой помехой, что тот рано или поздно рад был от него избавиться.
Соединенные Штаты пережили войну, которая их практически уничтожила: на юге эта война получила название «Война против мятежников», «Война между штатами»; на севере она называлась «Гражданская война». Интересная война, поскольку это был первый случай, когда Соединенные Штаты бились в конвульсиях, поэтому им это показалось занимательным явлением, с которым им до этого еще никогда не доводилось сталкиваться. Англия прошла через это десятком разных способов; через это прошла Франция и более древние нации. Но для Соединенных Штатов это было нечто новое, странное и необычное, поэтому они как бы застряли на траке в этом месте.
И эта война была кровавой. И в ней была одна странная деталь, в ней была одна прискорбная деталь: война велась между Севером, который думал, что Юг не должен иметь рабов, и Югом, который установил, что Юг просто никак не может иметь рабов. Между обеими сторонами существовало полное согласие в отношении рабства, но они воевали, так и не узнав об этом.
С 1835 года в большинстве южных штатов люди пытались с помощью законодателей перетрясти законы таким образом, чтобы те позволили им освободить пару-тройку рабов и избавиться от экономики, основанной на рабстве. И беспокоило их главным образом вот что: капитал каждого плантатора был вложен в огромное множество людей, за которых он уплатил золотыми долларами. Поэтому плантаторы хотели вернуть свои вложения. Так что если бы на Юге просто освободили рабов, там начался бы экономический хаос. И они настаивали на том, чтобы кто-то заплатил им за рабов. Нам уже известно, что такая организация дела неэффективна. И, вероятно, Север, воюя с Югом, даже не знал всего этого. Но, несомненно, если бы Север заплатил Югу за его рабов, ему бы это окупилось: не было бы никакой Гражданской войны и все были бы счастливы.
Однако тут есть одно «но»: человека превратили в раба. Он был рабом… его увезли с его родины и заставили быть рабом, его вообще отказывались считать человеком, судя по нынешней литературе. Это просто нелепо. Должен ли он иметь право ходить в церковь? «Он не должен иметь право ходить в церковь просто потому-то, потому-то и потому-то». Это совершенно гнилая философия, которая была завезена в страну на заре ее существования, когда ощущалась нехватка в рабочей силе, и все знали, что она до некоторой степени неправильна. Ведь это неверно, что этот человек является низшим существом; это не правда, что он рожден, чтобы быть рабом.
Этот человек сталкивался с трудностями только тогда… он сталкивался с трудностями только тогда, когда ему было отказано в тех преимуществах, которые дает образование и цивилизация. Иначе говоря, его обладание снизили настолько, что борьба за существование приобрела совершенно отчаянный характер, и он не мог делать ничего, кроме как тяжким трудом зарабатывать себе лишь, наверное, на плошку риса или овсянки и не больше. У него настолько плохое обладание, что без посторонней помощи он не выкарабкается… но только если его подавили до такой степени, что он не может выкарабкаться без посторонней помощи.
Его привезли из Африки в ту область Соединенных Штатов, которая называлась Юг, его сделали рабом на неопределенный срок и его держали в тисках «не иметь», «не иметь», «не иметь». Он ничем не мог обладать; это основное определение слова «раб»: человек, которым владеют и который сам не владеет ничем. Как только рабы оказываются в состоянии владеть частной собственностью, они уже больше не рабы, поэтому большинство рабовладельческих государств отказывают рабам в праве владеть какой бы то ни было частной собственностью. Вся частная собственность раба принадлежит хозяину. Это одно из главных определений слова «раб». И вот этих людей, которых привезли, заставили быть рабами, которым отказали в праве пользоваться хоть какими-то благами культуры… этих людей взяли и, если вам угодно, резко и жестоко освободили. Им не предоставили никакой реальной экономической помощи или поддержки; филантропы-идеалисты освободили их, и все? Не было проведено ни одной крупной образовательной программы. Никто не лез из кожи вон, чтобы сделать эту свободу реальной.
Правительство Соединенных Штатов говорило, что предоставило бывшим рабам по 40 акров земли и по мулу. Итак, они дают человеку 40 акров земли и мула, но его проблема в том, чтобы прокормить свою жену и детей. И что же он делает? Что ему оставалось делать? Он продает эти 40 акров и мула первому встретившемуся ему белому, занимавшемуся Реконструкцией. За это он получает лишь несколько долларов, на которые можно прожить лишь несколько дней. Вся эта программа пошла наперекосяк с самого начала.
И эти конвульсии сотрясают Соединенные Штаты даже сейчас, хотя рабы свободны уже девяносто лет.
Иначе говоря, этих людей продолжали держать в состоянии «не иметь» одно десятилетие за другим, одно за другим. Никак не могли распрощаться с идеей о том, что «эти люди не должны иметь». Шкала заработной платы составляется не в их пользу и так далее. Вы понимаете это? Бытует мнение, что какая-то определенная группа людей не должна иметь больше, чем она имеет, но поскольку мы не даем ей ничего сверх того, что она имеет, она висит камнем на шее общества.
Это поразительная проблема. Мы стали держать определенную группу людей в состоянии «не иметь», и проблемы и трудности этой группы по-прежнему остаются с нами, хотя она «свободна» (в кавычках) уже девяносто лет.
Послушайте, греки тоже пытались освободить своих рабов. Рим пытался освободить своих рабов. Великобритания в данный момент, как сумасшедшая пытается избавиться от когда-то порабощенных ею государств, вручая им факел свободы. Она пытается сказать: «Нет, нет, нет. Давайте, управляйте собою сами. Селф-детерминизм. Идите вон туда и управляйте собой…» Понимаете, мы больше не хотим иметь ничего общего с… Слишком уж большая морока услышать голос хотя бы еще одного человека, который выходит на людную площадь и говорит что-то вроде:
«Жители Тунашибаша, восстаньте завтра и прогоните узурпаторов!» Понимаете, это просто беспорядки, беспорядки, беспорядки, беспорядки. И как только такой народ освобождают, не предоставив ему никакого обладания, не сориентировав его, не дав ему никакого образования, он тут же восстает против своего завоевателя. Так что у Великобритании постоянно возникают проблемы с каждой из стран, которые она освобождает, и всякий раз, когда она освобождает одну из стран, ее неприятности продолжаются. Это уж точно.
Мы попытались освободить Кипр, и на Кипре разразился бунт. Конечно, несколько таких плохо вооруженных людей и так далее, которые дерутся с вами, — это не такая уж серьезная вещь. Но это, несомненно, огорчает. Вы тут пытаетесь быть великим цивилизатором, а эти ребята просто отказываются считать себя освобожденными, понимаете? Они все время твердят: «Ты сделал то, ты сделал се, нам нужно то, нам нужно се; дай нам экономическую помощь, и тогда мы согласимся со своей свободой, и…» Понимаете, какая тут жуткая путаница?
Почему тут такая жуткая путаница? Да потому, что где-то раньше на траке кто-то стал держать определенную группу в состоянии «не иметь», и теперь эта группа, если не сориентировать ее снова, не сможет освободить себя от рабства. Если только кому-нибудь не удастся решить эту проблему, никто и нигде не сможет кого-то освободить. Если мы будем держать кого-то в состоянии «не иметь» постоянно, постоянно, постоянно, если мы будем держать какую-то группу в состоянии «не иметь», «не иметь», «не иметь», а потом вдруг скажем: «Что ж, теперь нам стыдно за себя. Мы больше не будем это делать. Послушайте вы, народ, — вы свободны. Идите. Вот вам парочка ружей, чтобы вы могли держать самих себя в узде». Они говорят: «Спасибо. Бум!»
А мы спросим: «Почему они сделали это? Мы были гуманными, мы были милыми, мы были добрыми, хорошими». Всякий раз, когда вы пытаетесь освободить какой-нибудь контур преклира, вы встречаете такой же отпор. Вы говорите: «Я
собираюсь сделать так, что ты больше не будешь болеть. Я собираюсь одитировать тебя» — и так далее. Что ж, преклир, который находится не в очень жутком состоянии, которого вполне безупречно одитируют, конечно же, всегда ответит: «Боже мой, насколько же лучше я себя чувствую! Ну разве не замечательно. Ну надо же, стена», понимаете? Он играет в игру, он прогрессирует, его состояние резко улучшается, он становится более способным, становится ценным… он становится более ценным для своего окружения.
Но послушайте, вы одитируете людей, которые сами приходят к вашей двери, и я хочу сказать вам прямо сейчас, что все остальное общество не собирается приходить к вашей двери, поскольку оно не настолько сообразительное! Даже мы, — вы, профессиональные одиторы, МАСХ и все прочие, — даже мы неизбежно используем по отношению к людям это «не иметь».
Мы говорим: «Если у вас нет какого-то количества фунтов стерлингов, вы не получите процессинг». Что ж, почему мы это делаем? Что ж, да потому, что деньги — это средство обмена и способ установить согласие. И вы говорите: «Мы тоже живем в обществе и нам нужно тратить деньги и зарабатывать их, нам нужно жить. Нам нужно платить зарплату сотрудникам МАСХ. Нам нужно оплачивать аренду помещений; нам нужно есть».
О, но действительно ли это «не иметь»? Действительно ли это «не иметь»? Нет, поскольку мы не выходим за рамки разумного. Мы держимся в рамках разумного. Понимаете? Человек вполне может поработать какое-то время и заработать нужную сумму денег, а потом заплатить за какое-то количество процессинга. Это возможно. Это может произойти. Так что это не жуткое «не иметь», не так ли? Нет, поскольку наши условия вполне выполнимы.
А что же мы тогда подразумеваем под «не иметь»?
Давайте сформулируем это так: «никогда не иметь». Есть определенные вещи, которые вы не должны иметь, которые вы не можете иметь и которые вам никогда не дадут. Так вот, это аберрирует. Боюсь, что полевым одиторам и одиторам из МАСХ никогда не стоит сильно печалиться о том, что вы берете у людей какую-то сумму денег. Совсем наоборот. Их способность заплатить вам за какое-то количество одитинга позволяет им внести свой вклад во все это действо. И странно то, что если вы не позволите им внести свой вклад, они почувствуют, что сами они «не имеют», вы рестимулируете их такой благотворительностью и они откажутся поправляться. И у одитора, который не берет денег за одитинг, больше проблем с преклирами, чем у одитора, который их берет. Поскольку это осуществимое «иметь», понимаете? Такой обмен вполне осуществим.
Что ж, «никогда не иметь» — это нечто иное. В Греции говорили: «Ты не в праве иметь свободу; ты не можешь иметь равные права с аристократией». В Римской империи говорили: «Ты не можешь иметь полную свободу. Вольноотпущенник имеет определенные права, вот они…» И поверьте мне, эти права не дотягивали до прав гражданина. Понимаете? Там придерживались такой политики в отношении всех.
Мы идем немного дальше и обнаруживаем, что в большинстве стран практиковали такой подход: человек должен был обладать определенным количеством собственности, прежде чем ему разрешали избирать членов сената или что-то в этом роде. Прежде чем государство предоставляло ему избирательное право, он должен был иметь определенную собственность, и это одно из древнейших условий предоставления избирательного права. Человек должен был быть способен владеть собственностью. Что ж, вольноотпущенный не мог владеть таким большим количеством собственности — по закону. Так вот, в таком случае ему ничего не давали, не так ли? Ему в обществе так и не предоставляли никакого селф-детерминизма; иначе говоря, он продолжал оставаться рабом.
И в нашем обществе где-то там есть люди, которые ни за что к вам не подойдут. Они никогда к вам не приблизятся. Не потому, что у них нет… что они не могут заработать фунты стерлингов… а потому, что их разум настолько выдрессирован, что они не могут иметь даже помощь. Они не могут иметь. Они не могут иметь вас, они не могут иметь ваши услуги, они не могут иметь ничего, что как-то связано со свободой. И их единственное решение: «Ну, если мы не можем это иметь, мы это разрушим». Поэтому они выступают против вас, они выступают против государства, они выступают против чиновников и всего остального. Вы понимаете, почему они это делают? Они вообще не могут иметь, и решают они это с помощью разрушения.
Народ идет войной только на тот народ, который он не может иметь. Один из интересных способов освободить страну… все это в высшей степени теория… способ, который, вероятно, использовали время от времени… нужно просто освободить какую-нибудь страну и сказать в тот же самый момент, как вы ее освобождаете: «Вы осознаете, что теперь, когда вы свободны, вы должны будете направить от себя пять представителей, чтобы они работали в палате общин. Кроме того, когда вы будете приезжать в Англию, вам придется платить за проезд на поезде или на пароходе столько же, сколько и всем остальным. Больше никаких “Мы доставим вас туда бесплатно, в качестве благотворительной помощи, погладим вас по головке и немного обучим”. Когда бы вы ни приехали в Англию, вы будете платить столько же, сколько и англичане. Понимаете, вам просто придется платить столько же, сколько и всем остальным». Вы позволяете им иметь всю страну. Вам придется. Поскольку, когда они будут путешествовать по ней, у них будет чувство, что, хотя они рабы, они каким-то образом владеют Великобританией. И если они перестанут быть тесно с ней связаны, если они не смогут путешествовать по ней, понимаете, без труда приобретать английские товары и так далее, они почувствуют, что их лишили прав.
Обладание — вот лекарство от рабства. Обладание — вот лекарство от проблем с рабочими.
Что ж, все знают, что обладание — это лекарство от проблем с рабочими. Эй, ха-ха, все это знают. Все промышленники это знают. Вы знаете, как это бывает, у вас в компании появляется профсоюз, и вы… о, вы увеличиваете зарплату и увеличиваете подоходный налог, чтобы зарплата снова была на надлежащем уровне. И… о, вы позволяете им проводить различные собрания комитетов и позволяете им вставлять свое слово туда или сюда, понимаете, это не дает им чинить беспорядки.
О, да, неужели? Послушайте, вы имеете дело с людьми, которые веками были лишены права на любого рода обладание. Вы имеете дело с людьми, которые совсем недавно носили серебряные ошейники, чтобы можно было определить, кому они принадлежат. И вот традиции, к которой рабочие возвращаются снова. Вы сталкиваетесь с настолько однозначными «не иметь», что стоит только заикнуться:
«Имейте», как кто-то начинает стрелять. И социальная сфера приходит в беспорядок всякий раз, когда рабочим дается передышка. Традиция рабства слишком сильна; они знают, что не могут иметь.
Так вот, для решения проблемы «не иметь», будь то на государственном уровне или на международном, необходимы техники… более мощные, чем те, которыми располагало или располагает сейчас любое общество на Земле. Необходимо понимать, что такое обладание. Обладание — это то, что человек может иметь. Вот и все. Это похоже на одну из тех странных дефиниций, понимаете, когда что-то определяет само себя. Тут требуется немного подумать. Но это ключ к любому обладанию. Обладание — это то, что человек может иметь. Вот что такое обладание.
Это не то, что он должен иметь по вашему мнению; это не обладание. Вы видите разницу?
Между этими двумя вещами огромная разница… настолько, настолько огромная разница, что, если вы не будете проводить преклиру процессы по обладанию так, что это будет позволять ему иметь то, что он может иметь, он не будет иметь и его состояние не улучшится.
Если вы скажете ему… просто предположим, что вы одитируете преклира таким вот образом. Вы говорите: «Что ж, может быть это…» — вы можете недружелюбно сказать: «Ну, может быть это один из этих процессов по контролю», понимаете? Вы берете стол, плюхаете его на колени преклиру и говорите: «Ты можешь иметь это», берете кушетку, плюхаете ее на стол и говорите: «Ты можешь иметь это», берете стул, плюхаете его на кушетку и говорите: «Ты можешь иметь это», — а потом недоумеваете, почему он не справляется с этим, почему он не поправляется или что-то еще.
Нет, боюсь, тут потребуется черная магия, никто не может в точности вычислить… вы можете определить это приблизительно… нет, вы должны дать ему то, что он может иметь. Поэтому вы должны позволить ему оглядеть комнату и найти что-то, что он может иметь. Это очень важная часть процесса.
Выбор, который он делает, находится ниже уровня осознанной мысли. У него настолько слабая способность иметь, что, если вы поедете в какую-то страну вроде Ирландии, где людей держали в состоянии «не могу иметь»… не столько сами они держали себя… сколько иберийская династия правителей и другие династии, о которых ирландцы теперь даже не знают. Они не знают, они не очень-то много знают о своей истории.
Это весьма примечательно. Мы так много читаем о том, что ирландцы знают об Ирландии все, что только можно знать.
Я жил в Ирландии довольно… много месяцев, и я все рылся, рылся, рылся, то тут, то там, я находил всякие кусочки и фрагменты, понимаете, и я мог сказать ирландцу: «Тебе известно об этом?» Нет, не в его традициях было знать об Ирландии это, понимаете?
Например, все они думают, что черный цвет их волос объясняется тем, что Дрейк оттеснил «Непобедимую армаду» к берегам Ирландии. Они вам об этом рассказывают. Вот почему у них черные волосы, понимаете? Большие корабли были загнаны туда, и в Голуэе был порт и так далее, и вот откуда они появились. О, нет, там есть испанцы. Я не знаю, как они… как они упустили из виду, что между Голуэем и Сантандером существует короткий водный путь? Жители северной Испании попадают прямиком в Ирландию по иногда туманному морю. И делают они это так: они выплывают в Атлантический океан так, чтобы их сносило ветром к побережью у Голуэя. И кто-то еще удивляется, почему у него черные волосы.
Нет, люди утрачивают эти традиции, когда утрачивают обладание, поскольку один народ за другим приходил, брал бедолаг-ирландцев в оборот, пинал их туда-сюда и говорил: «Не можете иметь». На самом деле одна из самых… это немного печальная, грустная песня — «Гари Оуэн» — и… «Гари Оуэн». Они боролись за свободу, и теперь у них есть свобода, поскольку парень по имени Гари Оуэн мертв… он был сборщиком налогов. И теперь каждый ирландец может свободно выпить чашечку чая. Свобода: чашечка чая.
Вы окидываете взглядом историю этой страны, и уровень «не могу иметь», на котором ее держали, определяет ее способность восстановить свои силы; и прямо сейчас экономика Ирландии переживает ужасные времена. Почему? Что ж, если вы когда-нибудь были в Ирландии и пытались одитировать там людей с улицы, вы поймете. Прямо сейчас там есть наш офис. И проведение одитинга этим людям — это одно из самых невероятных занятий, которому вы, британский или американский одитор, когда-либо посвящали свое время.
«Посмотрите вокруг и найдите что-то, что вы можете иметь». Этот вопрос для ирландца просто не реален. Он будет дурачиться с ним, шалить и забавляться; и вам, конечно же, лучше какое-то время спустя спросить его, что же он с ним делает, что бы он там ни говорил, поскольку он никакого понятия не имеет, о чем идет речь.
Однажды я работал с одной девушкой, и я потратил где-то двадцать пять или тридцать минут только на первый вопрос, пытаясь сделать его понятным. И она, наконец, посмотрела вокруг и нашла несколько вещей, которые она могла бы иметь, а потом я поинтересовался, как именно она их имеет, и она ответила: «Ну, это очень просто. Я смотрю вокруг и вижу это, а потом я понимаю, что если бы у меня было много-много денег, я могла бы пойти и купить себе это, и я могла бы иметь то, что я купила». Так вот, для одитора это очень важно: количество промежуточных точек, которые нужны человеку, чтобы он мог иметь что? Я умоляю вас, кусочек бумаги на полу, который скомкали и выбросили. Я спрашивал этих людей: «Вы можете… видите вот этот… видите вот эту грязную акцизную марку от сигарет, которую содрали с пачки и кинули вон туда? Так вот, могли бы вы лично иметь ее?» И мне отвечали: «О, я не знаю… Она, вероятно, принадлежит тому человеку, который ее отодрал, и… нет».
Нет, Ирландия сможет вернуть себе экономическую стабильность, которой в данный момент она не пользуется, не благодаря субсидиям или тому, что кто-то даст ей что-то. Она сможет вернуть ее себе, только если повысит свою способность иметь. И если эту способность не повысить, страна так и не оправится.
И на что мы смотрим? Мы смотрим на народы, которые уже обречены из-за своего «не иметь» на прошлом траке, так что никакое количество молока, бобовых, риса и «Кадиллаков», взваленных им на спину, ничегошеньки не сделают, кроме, быть может, того, что снова вызовут раздражение по поводу всех этих препятствий, накиданных тут и там, которые этим народам придется обходить, чтобы вообще к чему-то прийти.
Так вот, я бы никогда, никогда, никогда не стал критиковать государственный департамент Америки или американское правительство, находясь за рубежом, просто потому, что я за рубежом, понимаете… никогда, ни при каких обстоятельствах. Поэтому я даю вам прослушать следующую часть моей речи, произнесенной в Америке; я привез ее на пленке. (Смех.)
Американская программа по облегчению экономического положения, выпестованная Фостером, с момента своего появления не просто представляет собой клубок замешательства, она еще и совершенно не работает и никогда не будет работать. Взвалить арабам на спины кучу «Кадиллаков» — вот американское представление о том, как решить экономическую ситуацию у арабов. У Гарри С. Трумэна были очень, очень хорошие идеи на этот счет; получив достаточно процессинга, что ж, он стал весьма энергичным и смышленым. Единственный президент в истории, который вышел из Белого Дома в лучшем состоянии, чем когда он входил в него… благодаря Дианетике. О, вы этого не знали? Но больше он править не будет. Он поднялся на трибуну и произнес прекрасную дианетическую речь перед съездом демократической партии, он сказал: «Давайте, голосуйте за Эдлая». Что ж, это положило конец череде демократических президентов в Америке. Он знал, когда нужно уйти. Он стал достаточно смышленым даже для того, чтобы экстериоризироваться из своей должности.
Ладно. Так вот, что случилось, когда появился следующий парень? Наверное, какое-то время он правил неплохо. Это был человек высоких принципов и так далее. Но у него был весьма и весьма злополучный недостаток: он слушался только авторитетов. Он терпеть не мог слышать ничего от кого-то, кто не являлся авторитетом по этому вопросу. Поэтому он окружил себя авторитетами, которые думали за него, пока он играл в гольф. Это ужасно. Ведь кто считается авторитетом в области умственных реакций в Америке? Вот именно. Философия, которую вышвырнули вон из Германии сто лет тому назад как несостоятельную, теперь стала философией разума, которую используют в американском правительстве… за исключением тех департаментов, где сейчас (поступая мудро) используют Саентологию.
Но авторитетом, с которым консультировались по поводу разума арабов и так далее, был какой-то психиатр, который только что вышел из психушки, понимаете? Он ничего об этом не знал. Да, этот парень слушается мнения авторитетов. Это нормально. Но слушал ли он когда-нибудь мнение настоящих авторитетов по части арабов? Нет, он слушает мнение авторитета по авторитетам по части арабов, который был не настолько далеко, чтобы о нем забыли. В итоге мы получили эти совершенно нереальные программы. Давайте предоставим арабам экономическую помощь в размере четырехсот двадцати миллионов долларов и этим все решим и так далее.
Гарри Трумэн мог бы им немного помочь с сельским хозяйством, и он собирался сделать это. Но сейчас речь идет о том, чтобы свалить им на голову «Кадиллаки», это сделает всех счастливыми, и мы сможем забрать Суэц. Последнее утверждение транслировалось, конечно же, из Америки и не предназначается для зарубежных ушей. Эта программа не может привести к победе.
Человек зашел в ужасный тупик в этом мире. Очень скоро он осознает, что лучше уж никого не освобождать. Он начал вдумчиво экспериментировать со свободой только в этом столетии. Два столетия он экспериментировал… когда он попытался провести один эксперимент со свободой два столетия назад во Франции, он вызвал такой катаклизм, что уничтожил практически все обладание без остатка, поскольку он попытался передать все обладание этой страны в руки тех, кто не мог иметь, основав республику. И Франция задохнулась в дыму и, вероятно, так никогда и не вернет себе былой экономической стабильности. Французская революция была сплошным хаосом, катаклизмом, и ее приводят в качестве ужасного примера того, чего вы не должны делать, если правите миром. Вы не должны освобождать так много людей, поскольку вы получаете за это по зубам. И мир, скорее всего, усвоит этот ужасный урок. Возможно, он его уже усвоил: ни в коем случае не освобождайте человека.
Хорошим тому примером может послужить Херши — парень, который изготавливал молочный шоколад. Он первым в Америке попытался предоставить своим рабочим парки, отдельные дома, жилье, на которое было бы не противно смотреть, парки отдыха, игровые площадки; он попытался дать им все это. Он был весьма прогрессивным промышленником. Денег у него было полно, его фабрики были образцом эффективности. И примерно в то же время, когда он освободил своих рабочих от всего экономического гнета, что мы видим? Картину… достойную сожаления… Херши собственной персоной стоит на крыше одной из своих фабрик, со всех сторон его окружают эти образцовые домики, а толпа вопящих рабочих требует его крови и стреляет в него. Думаю, они научили его никому не давать свободу, не так ли?
Что ж, все это сводится к следующему. Что это за штука под названием «обладание»? Это то, что люди могут иметь. А если вы нагрузите их тем, чего они иметь не могут, они дадут вам отпор. Воображаю, что за революция начнется, если вы навалите на улицах какого-нибудь города горы угля, который в этом городе не используют. То же самое происходит с разумом этих людей. Когда вы их освобождаете, что вы делаете? Вы даете им что-то; вы даете им право, которого раньше у них не было.
Вы можете сказать, что ж, вы дадите им политические принципы, вы дадите им демократическое правление, вы дадите им самим выбирать президента… они в этом ничего не смыслят. Но вы дадите им что-то. Они будут иметь что-то, чего они прежде не имели. Они будут иметь свое собственное правительство или что-то в этом роде. Что такое правительство по мнению жителей Южной Америки? Бац, бац, бац, бац, бац, понимаете? Правительство — это шанс застрелить последнего президента. (Смех.)
Так вот, если вам необходимо иметь что-то жизненно важное, но вам в этом отказывают, то спустя какое-то время у вас отпадет необходимость это иметь. Поэтому отказ в обладании ведет к отсутствию обладания, затем к невозможности обладать, а затем к «Если это появится у меня на пути, я это убью, разломаю, уничтожу». Видите, как это работает?
Поэтому, если мы пытаемся дать народу страну, которую раньше ему иметь не позволяли, следующее, что он предпримет, реакция, которая за этим последует, — он разрушит страну. Так люди и делают.
Филиппинцы — очень хорошие, очень прогрессивные люди, очень милые люди. В детстве у меня там было полно друзей. Но случилось нечто дикое, когда военно-морской флот США впервые дал им эсминец, чтобы они могли постоять за себя. Это было чуть ли не самым мрачным зрелищем. Филиппинцам не дали ни офицера, ни помощника механика, поскольку тем он был не нужен.
Вся латунь в машинном отделении была отполирована до блеска. Они могли иметь это: отполированную до блеска латунь. Вы никогда в жизни не видели так много метров красивой, до блеска отполированной латуни, как на этом эсминце. Они содрали краску со всего, что было покрашено и что можно было сделать блестящим, но не осталось ни одной трубы в котлах, ни одного стреляющего механизма в казенниках орудий, ни одной трюмной помпы, которые были бы в рабочем состоянии. Ничто из того, что раньше работало на борту эсминца, не было в рабочем состоянии. И эсминец, поставленный на якорь на мелководье в бухте Манилы, опирающийся днищем о дно и оттого остающийся на плаву, был прекрасен, но он не действовал. И тем не менее какой-то политик говорил: «Нам нужен собственный флот». И кто-то подчинился. Но у них нет флота.
Вы понимаете, что произошло? Они его разрушили, скрытно; скрытое разрушение. Это не означает, что филиппинцы всегда так поступают, но это, несомненно, означает, что филиппинцам достаточно долго отказывали и не позволяли иметь такого рода машину, поэтому, как только они ее получили, они не смогли ее иметь. Но они могли иметь отполированную до блеска латунь; они сами делают яркие узоры. Вы понимаете?
Так что же будет делать мир перед лицом распада атомного ядра, перед лицом новых демократических принципов, новых идеологий и тому подобных вещей? Что он на самом деле будет делать? Будет ли он просто биться в конвульсиях и давать по зубам любому, кто попытается хоть что-то для него сделать? Или он будет худо-бедно ковылять дальше, несмотря на зараженную радиацией атмосферу, или он ляжет пластом и больше не сделает ни шага? Погибнет ли он со всхлипом или со взрывом? Ведь зараженная радиацией атмосфера может привести к тому, что мир кончится всхлипом. Даже если ни одна бомба так и не будет взорвана в гневе, мы можем погибнуть просто от того, что в атмосфере накопится достаточно радиации. Мы просто будем все более и более больными, и спустя какое-то время мы будем так сильно болеть, что никто ни для кого ничего не сможет сделать, на том цивилизации и придет конец.
Или бац! Кто-то сбрасывает кучу бомб, кто-то еще сбрасывает кучу бомб, взрывается так много бомб, что никто в любом случае не сможет жить в этом мире, неважно, нанесен ли удар лично по нему или нет.
Все это имеет отношение к будущему. Это навязанное обладание, это то обладание, которое мы не можем иметь. Очевидно, что мы не можем иметь этого. Была ли радиация когда-нибудь связана с политикой? О, да, я бы даже сказал, опираясь на историю этой вселенной, что радиация была связана с политикой вот в каком смысле: она использовалась как механизм контроля с начала времен.
И поскольку человек не может иметь контроль, в качестве механизма контроля используется радиация, поэтому те люди, которые не могут иметь контроль, не могут сносить его или не могут его осуществлять, чувствительны к радиации.
И поскольку люди видели, как разрушались планеты и все остальное… они прямо сейчас думают категориями разрушенных планет… их обладание в отношении планеты должно стать достаточно хорошим, прежде чем они начнут беспокоиться о том, что могут потерять ее. Прямо сейчас их это не беспокоит, но они могут обеспокоиться до такой степени, что единственное, что они будут в состоянии с ней сделать, — это разрушить ее. Необходимо восстановить их обладание в отношении своих собратьев, поскольку атомная энергия делает каждого из нас «одним-
единственным». Брахманизм — это, вероятно, отголосок какой-то старой атомной атаки, пережитой давным-давно, или какой-нибудь эпидемии. Вы знаете, до какой степени в этом случае человек становится «одним-единственным». Каждый готовит на своем собственном огне, использует свою собственную посуду, готовит свою собственную еду, — это весьма интересно. Можно ожидать, что нечто подобное произойдет и в других обществах, если уровень радиации будет сохраняться.
Но радиация навязывает всем нам состояние «не иметь», и в этом вся суть. Она говорит: «Вы не можете иметь эту планету!» Она говорит: «Эта планета будет загрязнена и заражена до такой степени, что вы, в нынешнем своем состоянии, не сможете вынести такое существование и поддерживать его здесь; поэтому вы не можете иметь эту планету или эту цивилизацию». И если опустить людей достаточно низко по этой шкале, они в конечном итоге отреагируют и попытаются разрушить то, чего они не могут иметь. И по этой самой причине одно только присутствие радиации грозит катастрофой и разрушением народам мира, — катастрофой больших масштабов, чем когда бы то ни было раньше. Но кроме того, она стремится превратить в раба каждого на Земле, поскольку рабы создаются с помощью «не иметь».
Народы и правительства, вдалбливающие в голову населения идею атомной бомбы, возможно, просто действуют реактивно… вероятно, они вообще не задумываются о том, что делают. Но что означает атомная бомба? Она означает, что вы больше не можете иметь Землю. Вы больше не можете иметь Землю, но вы-то здесь. Значит, вы раб.
На что мы смотрим? На будущее, где наши мозги будут оплетены проводами и кто-нибудь где-нибудь будет переключать рычажок, а мы вслед за этим будем черпать лес и рубить воду? (Смех.) А? Что ж, к этому все идет. Это говорит каждому из нас, что мы должны выйти из общения друг с другом, поскольку мы каким-то образом являемся ядом друг для друга. Это говорит нам: «Мы контролируем вас настолько плохо, настолько всецело, настолько окончательно и бесповоротно, что вас это должно вдавить в грязь рабства сильнее и глубже, чем любого другого раба, когда-либо существовавшего на Земле». Это говорит вам, что вы не можете иметь эту планету, вы не можете иметь свой дом, свою семью; вы ничего не можете иметь. И вы никогда не сможете снова иметь эти вещи. Нравится вам это или нет, вы живете в переломный для человечества момент.
Но есть одна вещь, которая возвращает способность иметь. Есть одна вещь, которая может изменить точку зрения на этот счет, неважно, работают ли с человеком в рамках группы или индивидуально. Сегодня с помощью Саентологии можно успешно одитировать даже кататонического шизофреника. Сегодня, чтобы одитировать человека, нам больше не требуется его согласие. Сегодня нам больше не нужно переживать, скажет ли он «да», прежде чем мы начнем сессию, поскольку теперь мы можем улучшить его состояние настолько, что он в конце концов поймет, что мы делаем, найдет одитора и скажет «да».
Мы можем делать это только потому, что мы не создаем рабов. Мы освобождаем людей единственным способом, которым их можно освободить: улучшая их способность иметь, улучшая их способность делать, снова предоставляя им право быть. И если мы можем делать все это, и если мы в самом деле будем делать все это, то, наверное, у человечества все-таки есть какая-то надежда. Но если мы не будем делать всего этого, то, насколько мне видится, человечество не ждет ничего, кроме конца трака.
Я не сгущаю краски, действительно не сгущаю. Но если человек что-то знает, то единственный недружеский поступок, который он может совершить… если он знает что-то такое, что должен знать другой человек, то единственный недружеский поступок, который он может совершить, — это ничего не говорить. Поэтому я говорю с вами сегодня… не для того, чтобы запугать вас, ведь это главная беда с атомной бомбой. Она пугает людей. Я ни в коей мере не прошу вас беспокоиться об атомной бомбе или о радиации.
Я просто-напросто прошу вас посмотреть на нее как на проблему в процессинге, как на проблему в жизнедеятельности, и решить, можете ли вы и можем ли мы реально что-то с этим сделать.
Мы не ратуем за революцию, мы ратуем за эволюцию. Впервые в истории, несмотря на появление радиации на планете, планета, может быть, сможет выжить, и это прервет цикл действия, который, как очевидно, происходит уже какое-то время.
Поэтому то, о чем мы говорим с вами на этом конгрессе, имеет чрезвычайно большое практическое значение. Может быть, для других это и не такая уж важная тема, но она сводится к следующему: переживем ли мы все это или нет. И я думаю, что ответы, которые у нас есть, говорят скорее в пользу того, что мы это переживем. И я надеюсь, что вы тоже так думаете.
Спасибо.