Спасибо.

Что ж, я покажу вам кое-что в связи с Е-метром. Так вот, Е-метр был разработан в Америке. Потом о нем забыли. На самом деле используемый в Саентологии Е-метр — это довольно старый инструмент. В основе его конструкции… первый прибор такого типа был сконструирован примерно столетие назад. Вы, наверное, этого не осознаете. Столетие назад. Я говорю о мосте Уитстона. Чувствительность у него была такова, что, если бы вы хорошенько ударили корову бейсбольной битой, она бы упала, и тогда становилось понятно, что на приборе можно работать.

Этот прибор… психогальванометр — неотъемлемая часть прибора Килера. Я вечно их путаю. Кажется, есть метод Кили и есть детектор лжи Килера. Так вот это одно из двух. Как бы там ни было, эта штука используется в полиции. С ней дурачится полиция.

И мост Уитстона встроен в психогальванометр, и все это находится в этом приборе. Там в основном все зависит от прибора, измеряющего кровяное давление. Понимаете… вы приходите к врачу, и он достает такую резиновую трубку или… не знаю… мешок, обматывает его вокруг вашей руки. А потом он накачивает эту штуковину, она раздувается и так далее, и вашей руке становится чертовски больно. А потом эта штука сдувается, а врач пристально смотрит на вас, чтобы определить, дышите вы или нет, и говорит: «Хорошо». Он что-то записывает, а потом страховая компания отказывается вас страховать. Что ж, вот эта штуковина и прибор, регистрирующий дыхание… прибор, регистрирующий дыхание, — это еще одна штука, которую они используют. Они обматывают эту штуковину вокруг груди, и если человек дышит вот так вот: «Хэ-ху-хэ-ху-хэ-ху-хэ-ху» — что-то вроде этого, то, по их мнению, он сумасшедший. А я всегда думал, что ему просто не хватает воздуха.

Ну да ладно, если правильно соединить этот индикатор кровяного давления, устройство, закрепляемое на груди, и гальванометр столетней давности, то получится прибор стоимостью восемнадцать тысяч долларов. Ну разве не интересно? У них там в США просто тысячи операторов для таких приборов. В полицейских участках просто тысячи и тысячи таких операторов. И этот прибор всегда под подозрением, потому что он ошибается в 9 процентах случаев.

Когда вы работаете на таком приборе, вам ничего не известно о прошлых жизнях, и вы спрашиваете преступника: «Украли ли вы дамскую сумочку?» Они никогда не делают такой вот интересной добавочки: «В этой жизни». Поэтому они могут получить какую угодно реакцию. Позвольте вас уверить, что они могут получить любую возможную реакцию. Так и происходит. И людей вешают, основываясь на показаниях этого прибора. С этими приборами работают люди, которые понятия не имеют о человеческом разуме, это просто бладхаунды с длинными хлопающимиушами в человеческом обличье, и говорят, что из этих тысяч и тысяч операторов положиться можно лишь на две сотни. Лишь две сотни операторов скажут: «Не знаю».

Я знаком с некоторыми из этих операторов, я работал с операторами полицейских детекторов лжи, и меня приводят в совершенное изумление обобщенные формулировки их вопросов. Я подключал оператора к его же собственному полицейскому детектору лжи, и в моих руках этот прибор был способен на такое, о чем оператор даже и не подозревал. А он был одним из тех двухсот. И я ему убедительно продемонстрировал, что он убивал, насиловал, сжигал, устраивал резню. Что он совершал все существующие виды преступлений. Но не в этой жизни. Его очень заинтересовало… его очень заинтересовало, что прибор ошибается.

Что ж, это грубые приборы. Они грубые. Тем не менее людей вешают, основываясь на их показаниях. Из-за них расследование разума с помощью электричества и электроники приобрело дурную славу. Вот и все. Всегда существует низкоуровневое подражание настоящей деятельности. И оно создает ей дурную славу.

Профсоюзы сейчас проводят законы, согласно которым членов профсоюза нельзя допрашивать с детектором лжи. Естественно, естественно. Я согласен с ними на все сто. Ребята не знают, как с ним работать. Аргумент профсоюза: операторы некомпетентны. Точно! Но они должны выдвинуть еще один аргумент. Это паршивый прибор. Он может стоить восемнадцать тысяч долларов, но это еще ничего не говорит о его точности. А точность этого прибора оставляет желать лучшего. Мне кажется, этот прибор стал достаточно популярным в Соединенных Штатах, чтобы попасть в комиксы про Дика Трэйси. И этим, конечно же, все и кончается для любой аппаратуры, применяемой полицейскими для расследований.

Что ж, поэтому нельзя ждать, что кто-нибудь будет очень уважительно относиться к небольшому ящичку, стоимостью в сто двадцать пять долларов. Он слишком маленький; он недостаточно дорогой. Но у меня и у множества отличных специалистов по электронике ушло десять лет на то, чтобы разработать прибор, который бы действительно работал. И он, конечно же, затмевает собою все более старые приборы.

Вообще удивительно, что нам удавалось хоть что-то делать, используя старые приборы. Вот и все. Просто совершенно поразительно, что нам удавалось что-то делать с их помощью.

Физические реакции, регистрируемые этим прибором… позвольте показать вам Британский «Марк IV». Физические реакции, которые регистрирует этот прибор, вообще не имеют никакого отношения к умственным реакциям. Это первое, что вам нужно знать… этот прибор прекрасно регистрирует любые физические реакции. Это очень, очень важно для вас… этот фактор. У меня ушло много времени на то, чтобы выяснить это. Но он прекрасно регистрирует любые физические реакции, не регистрируя при этом умственные реакции.

Таким образом, этот прибор реагирует на сжатие банок, на действие тонарма, на чувствительность, он реагирует на все, но только не на разум. Реакции разума совершенно не связаны с физическими реакциями, поэтому, если вы измените один из контуров, не зная, как они должны реагировать на разум, вы влипли.

Так вот, американский прибор 1957 года был довольно хорошим. Но его изменяли, изменяли и изменяли просто потому, что он регистрировал физические реакции, физические реакции, физические реакции. Понимаете? И никто не обращал особого внимания на умственные реакции. Поэтому давайте свалим на этот прибор всю ответственность за то, что многие годы ни один человек в Америке не получал одитинг с введенными рудиментами! Вы хотите знать, почему ваш кейс продвигается медленно? Посмотрите на прибор, посмотрите, насколько хорошо одитор с ним работает. Вот и все. А это основной инструмент одитора.

Это Британский «Марк IV». Это довольно милый маленький прибор. Он очень простой, но, как это ни странно, расход тока в нем одинаковый, независимо от того, включен он или выключен, ну или почти одинаковый. Иначе говоря, срок хранения батарей в этом приборе… как долго они остаются годными, если просто лежат без дела… их срок хранения точно такой же, как если бы они работали в приборе. Это весьма интересно, не так ли? Иначе говоря, расход тока настолько близок к нулю, насколько это возможно. Я не знаю, сколько тут микроампер или как там это называется. Я не знаю точно, насколько малая величина тока расходуется этим прибором. Я не замерял этого. Но этот прибор может измерять умственные реакции. И если у вашего преклира есть висхолд или если висхолд есть у вас, этот прибор его обнаружит.

Так вот, когда… можно было бы сказать, что висхолды интересуют нас настолько сильно потому, что мы заинтересованы в том, чтобы все были хорошими… и вероятно, это первая мысль, которая приходит вам в голову, когда вы впервые слышите, что Рона интересуют висхолды. Тогда все будут хорошими. Это дисциплинарная мера. Возможно, вам в голову пришла такая мысль. Но это совсем не так.

Картинка реактивного банка, которую я вам показал, означает лишь следующее: чем больше у человека висхолдов, тем основательнее включен его банк. А если вы хотите отключить банк, хотите, чтобы преклир почувствовал себя спокойно, вам нужно вытащить у него висхолды. Это просто технический момент. Он не имеет никакого отношения к моральным ценностям. Если вы не вытащите висхолды, банк будет оставаться включенным, и вы ничего не сделаете. Вот и все. Если у преклира есть висхолды, то банк просто собирается в плотную, клейкую массу, и вы ничего не можете с ним сделать.

Поэтому человек, который не рассказывает свои висхолды одитору, просто перерезает сам себе горло. Он может поквитаться со своими вэйлансами, и, быть может, это очень хорошо. Но по правде говоря, когда вытаскивают висхолды, банк просто становится менее плотным.

Так вот, это просто убийственный маленький прибор, абсолютно убийственный, потому что с его помощью вы можете выяснить все, что угодно, о ком угодно. И как все остальное в нем, это также недостаток прибора, поскольку люди воспринимают его, понимаете, как инструмент полиции. А он вовсе таковым не является. Полиция и понятия не имела бы, что с ним делать. Это действительно так. Эта игрушка… вы дадите ее в руки копу, и он скажет: «Что ж, вы когда-нибудь грабили банк?» И прибор скажет ему, грабил ли человек банк два триллиона лет назад, понимаете? Бамс! Полицейский понятия не будет иметь, что ему с этим делать. Вы не верите? Возьмите сами банки в руки и выясните, сколько человек вы убили, мисс.

Так вот, этот прибор, этот небольшой Е-метр никакого отношения не имеет к моральным нормам. Он имеет отношение к кейсу. То, что люди боятся избавляться от своих висхолдов, объясняет, почему они остаются аберрированными. Мораль, которая заставляет людей держать свои висхолды при себе, — это мораль, из-за которой люди остаются сумасшедшими.

Вот, если коротко, почему мы используем Е-метр и что он собой представляет. Использовать плохой Е-метр опасно. Плохо, если одитор не знает всего этого назубок и не имеет Класс II. Одитор, вне всякого сомнения, должен быть в состоянии получить его.

Что ж, для этого нужно, чтобы два месяца он стоял на голове и его расстреливали, чтобы его поднимали до рассвета, чтобы ему устраивали проверки, чтобы Мэри Сью время от времени влезала в сессию и говорила: «Тц, тц, тц, тц, тц». Только на самом деле она говорит не только это. «Что это за реакция? Что это за реакция стрелки? Как она называется? Что… что это такое? Что это… прямо вот это? Что это за реакция?» Парень отвечает: «Это рок-слэм. Ха-ха». Стрелка идет в райз, понимаете?

Это основной инструмент одитора. Не относитесь к нему пренебрежительно. Но тут есть одно ограничение. Если у самого одитора громадные висхолды, он не захочет знать, как работать с этим прибором и не захочет вытаскивать висхолды у преклира.

И чтобы одитировать с энтузиазмом, у одитора должны быть чистые руки. Поэтому и проводится эта компания. Нас интересуют улучшения лишь в плане технологии, а не вашей добродетели. В тот день, когда вы станете с ног до головы добродетельными, я лишь презрительно усмехнусь, потому что тогда я буду знать, что вас кто-то раздавил и не вытащил ни одного висхолда. Вы имеете право совершать маленькие злодеяния. Конечно, я полагаю, вы зашли слишком далеко, когда взорвали ту планету. И может быть, вы думаете, что та армия по-прежнему за вами охотится. Но нас не интересует добродетель.

Вы обнаружите, что человек в основе своей хороший, и он будет делать то, что лучше и проще всего, если только не будет сплошь аберрированным. Если вы хотите, чтобы общество было сплошь криминальным, нужно, чтобы у него были сплошь висхолды и чтобы не было никакого способа от них избавиться. И тогда общество будет сплошь криминальным. И оно сможет избрать кого угодно.

Различные общества настолько душевно здоровы, насколько они в общении друг с другом, и настолько безумны, насколько много у них висхолдов. Я могу кинуть один взгляд на организацию и сказать вам, есть ли у членов этой организации висхолды друг от друга, поскольку это непосредственно влияет на их эффективность.

Осознаете ли вы, что из-за вэйлансов и висхолдов, которые практически… на Земле нет ни одного человека, который не был бы отщепенцем. Обособление. Не может принадлежать ни к одной группе. Не может участвовать в деятельности. Это основная особенность данной планеты. И если нам удастся вытащить все висхолды в Саентологии… если нам удастся сделать только это, даже не берясь за непростое клирование более высокого уровня… мы будем первой настоящей группой на Земле. И мне кажется, для этого стоит потрудиться.

Так вот, у нас есть небольшая программа, которую мы собираемся внедрить, и мы собираемся кое-что вам показать. К несчастью мы используем… мне кажется… старый прибор 1958 года, и в нем есть проектор. Это очень медленно срабатывающий прибор, это не «Марк IV». Тем не менее его можно заставить работать. И сейчас Редок проведет тут немного одитинга.

Что ж, теперь вы это видели… это кажется простым, не так ли? Это кажется очень простым, не так ли, а? Что ж, это и впрямь очень просто. Вы просто должны в точности знать, что вы делаете. Но вы можете знать, что вы делаете.

Так вот, позвольте мне упомянуть кое о чем. Позвольте мне упомянуть о чем-то очень важном. Эту девушку только недавно одитировали, а ее рудименты до такой степени отсутствуют. О-о-о, чем занимался ее одитор? Насвистывал «Дикси»? Так вот, послушайте, дамы и господа, она так и не смогла бы сдвинуться в процессинге ни на йоту с того самого момента!

Любой, кто знает свое дело, поймет, что я говорю правду и ничего не пытаюсь преувеличивать. Я просто хочу, чтобы вы хорошо делали свое дело. Единственное, что меня здесь волнует, — это просто эффективность. И все.

Так вот, что использовал этот одитор в качестве Е-метра? Какой-нибудь старый горшок?А теперь послушайте. Если бы я мог донести до вашего осознания на этом конгрессе один лишь этот момент… это серьезная ошибка! Это не просто: «Ну… понимаете… это… это неважно. Там и так полным-полно всякой всячины, так что это неважно и так далее. Понимаете? Ничто не имеет значения, поскольку все это имеет значение и так далее». К черту такое отношение! Это серьезный промах! Эту девушку одитировали при отсутствии рудиментов. Эту девушку одитировали при наличии висхолдов против Саентологии. Был ли у нее оверт против меня или нет — не имеет к делу никакого отношения. Но позвольте мне уверить вас: весь ужас ситуации заключается в том, что, если у вас куча овертов против меня, ваш кейс не будет улучшаться. Мне лично плевать, есть ли у вас оверты против меня! Но мне не плевать, улучшается ваш кейс или нет!

Так вот, возможно, мое отношение неразумно. Более подобающее и более модное отношение ко всему этому… вероятно, вы больше привыкли к нему на полном траке, понимаете? «Не упоминайте имя мое всуе, и у всех у нас будет чудесный храм».

Это правда, что у людей, у которых есть оверты против Саентологии, саентологических организаций, саентологов, одиторов, одитора, который одитирует этого преклира, против меня и других ведущих сотрудников в Саентологии, кейсы перестают двигаться. Я не пытаюсь сейчас убедить вас в том, что ко всей этой иерархии следует относиться с глубоким почтением. Будет преступлением не ругаться и не исправлять что-то, когда вы чувствуете, что нужно что-то исправить. Но если у вас есть большие висхолды — кейс просто останавливается. Бам!

Вот что нужно было бы делать… если бы я хотел вас целиком и полностью задавить как личность… вот что мне нужно было бы делать: никогда не позволять вам избавляться от ваших овертов, но подстроить все так, чтобы вы чувствовали себя очень виноватыми всякий раз, когда думали бы про меня что-то плохое. И если бы мне удалось подстроить все это так, чтобы это считалось величайшим преступлением в Саентологии и чтобы все вокруг стояли и говорили: «Тц, тпц, тц, тц, тц», то ваш кейс тоже никуда бы не сдвинулся. Но вы вне всякого сомнения были бы раздавлены. А это никому не нужно.

Вы накапливаете кучу овертов и висхолдов по той теме, которая охватывается последними двумя страницами Йобурга, и что получается в итоге? В итоге у вас отсутствуют достижения в кейсе. В итоге вы начинаете чувствовать, что единственная вещь, которая позволит вам выбраться, не работает. Поэтому для вас не имеет значения, что вы с ней сделаете. И вы проваливаетесь сквозь дно.

Так вот, мой уровень ответственности позволяет мне заявить вам очень откровенно: я хочу, чтобы вы выбрались из этой выгребной ямы. Я хочу, чтобы вы стали клирами. Я хочу, чтобы вы сами были счастливыми. Это моя единственная награда. И после этого вы думаете, что я скажу вам что-то такое, что опустит вас лицом вниз и погрузит во всю эту грязь глубже?

И когда я говорю вам: «Ради бога, пожалуйста, не одитируйте человека при отсутствии рудиментов, пожалуйста, пожалуйста!» — верьте мне, ладно? Просто поверьте мне. И не оставляйте вопросы о висхолдах неочищенными! Очистите их все! Поскольку иначе у человека будут разрывы АРО. У вас получится очень грубая сессия одитинга. Вы добьетесь этим того, что ни у кого не будет достижений. Вы поймаете человека в ловушку, затащите его в трясину. А это не шуточное дело. Вот настолько важны висхолды.

Почему они настолько важны? Да потому, что чем ближе к поверхности банка находятся висхолды человека, тем сильнее, сильнее, сильнее и сильнее включается реактивный банк. И чем больше висхолдов, тем сильнее он включается. И в то время, как вы баламутите весь реактивный банк очень мощными саентологическими процессами, вы, оставляя у человека неочищенные висхолды во время одитинга, устраиваете все таким образом, что ничего не высвобождается, не происходит релиза. Это несколько грязная шутка. Это все равно что засунуть кого-нибудь в орудийную башню, закрыть дверь, а затем включить пожарные шланги, которые находятся внутри. А, орудийная башня — это висхолды. Человек не может сдвинуться с этого места. Он не может идти вперед. Он вообще никуда не может сдвинуться с этого места. И тем не менее вы проводите процессы, которые перемешивают всю энергию, превращая ее в какую-то кашу, переворачивают все вверх дном, и ходят, и ходят, и ходят по кругу. Но человек не может выбраться из всего этого. Он станет весьма несчастным. И тогда он начнет думать, что единственная вещь, которая может его освободить, не работает. А это никуда не годится. И это оверт. Я думаю, вы согласитесь со мной, что это оверт.

Так вот, если бы мы не знали, что тут в действительности происходит, и понятия бы об этом не имели, о, что ж, это одно дело. Но если мы знаем и все же продолжаем это делать, — я бы сказал, что это почти преступление. Как вообще можно одитировать человека сегодня, чтобы в конце интенсива Е-метр давал реакцию на вопросы по рудиментам и на вопросы о висхолдах, о неочищенных или пропущенных вопросах одитинга и об овертах? А там было не так уж много. Эта девушка ничего не сделала. У нее были недобрые мысли, потому что у нее был оверт. Кстати говоря, это такой механизм. Человек думает, что у него есть какой-то ужасный оверт, или у него действительно есть какой-то ужасный оверт, и у него постоянно недобрые мысли. Недобрые мысли — это не оверт. Понимаете, недобрые мысли появляются из-за оверта, который был совершен раньше.

Вы обращаете внимание на недобрые мысли преклира лишь для того, чтобы выяснить, нет ли у него оверта. Вы не вытаскиваете недобрые мысли. У вас уйдут на это часы. Вы вытаскиваете оверты, и у вас уйдут на это секунды, если вы мастер своего дела.

Чтобы что-то стало для человека ловушкой, нужно, чтобы у него с этим была проблема. А чтобы у человека была с этим проблема, он должен не брать за это ответственность. Если человек тщательно висхолдирует что-то от другой стороны… помните А и Б, которые я вам показывал раньше… если человек вообще висхолдирует, то он находится только с одной стороны и не берет ответственность за другую сторону проблемы, и она не исчезает. Чисто технический момент.

Но все это, конечно же, переплетается с моральными нормами жизни. Это переплетается с нынешней жизнью, поскольку повсюду было полным-полно создателей рабов. Повсюду было полным-полно людей, которые очень, очень, очень, очень страстно желали поймать всех в ловушку. Эти люди боялись.

Тут точно такая же логика, что и… если один человек в городе сможет заточить всех остальных жителей в тюрьму, то тогда никто из них на него не нападет. И нужно, чтобы в голове этого человека поселилась весьма интересная идея: что, мол, все в городе собираются на него напасть, — прежде чем ему захочется оказаться в таком положении, когда только он один имеет возможность свободно разгуливать по городу. И как вы думаете, как долго он будет чувствовать себя свободным, заточив всех остальных в тюрьму? Он не будет чувствовать себя очень уж свободным. Он ужасно сильно застрянет на траке.

Но человек должен быть таким вот психотиком, чтобы посадить всех остальных в клетки, дабы чувствовать себя в безопасности. Я не чувствую, что мое положение настолько небезопасно. И большинство из вас не чувствуют, что ваше положение настолько небезопасно. А как насчет парня вроде Гитлера? Боже мой! Насколько же небезопасным должно было казаться ему его положение. Он пытался завоевать весь мир. Он пытался прибрать его к рукам, чтобы засадить всех в концентрационные лагеря ради безопасности господина Гитлера. Я уверен, что только в этом и было все дело. Я уверен, его расстраивало, что все эти люди свободны.

Что ж, если у меня хватило храбрости освободить вас, ради бога, имейте храбрость делать все правильно. Очень просто. Вы видели сессию одитинга. Это не показалось вам очень сложным, не так ли? На самом деле эту сессию было не так уж просто проводить. Чтобы провести подобную демонстрационную сессию, нужно быть хорошим одитором, и не обманывайте себя, думая, что это не так. Поскольку преклир нервничает, преклир не реагирует так, как нужно. А вам нужно с этим справиться, вам нужно вытаскивать всякую всячину на глазах у толпы народа; и на самом деле вы высвобождаете висхолды… перед преклиром не просто одитор в маленькой комнате для одитинга, понимаете? Вы устанавливаете микрофоны и динамики, чтобы вас слышал весь мир, так кажется преклиру, понимаете? И вы добиваетесь, чтобы преклир вам все рассказал, — это довольно сложно.

Но вы видели очень стандартную сессию. Это была просто небольшая сессия, предназначенная для того чтобы подлатать преклира, но тем не менее в ней присутствовали все элементы настоящей сессии. Только когда в середине сессии одитор пытался очистить висхолды и так далее… обычно на этом этапе проводят процесс. Или проверку на безопасность. Вот что проводят на этом этапе.

Но позвольте мне вас уверить в одном. Если нам удастся уяснить эту идею: это стоит делать очень хорошо, это стоит делать очень тщательно… на самом деле это очень просто. Но если нам просто удастся понять, что это стоит делать хорошо, мы выиграем по всем статьям, поскольку то, что мы знаем сейчас, поможет нам довести работу до победного конца. А это, конечно же, стоит сделать.

Я дам вам некоторое представление об этом. У нас есть человек, и мы обучили его проводить то, что мы называем Йобург… Йобург (форма 3). Этот список называется Йобургом потому, что он появился в Йоханнесбурге, Южная Африка, он был составлен на основе судебных законов Южной Африки, в которых перечислена уйма преступлений. Этот список был придуман там, и у него не было никакого названия.

У нас было то, что мы называли проверками на безопасность, но это, конечно же, было неправильным названием. Такие вещи использовались для обеспечения безопасности в прошлом, постепенно это перешло в категорию процессинга и лишь некоторые начали называть это процессинговой проверкой. Никто это так не называет, в основном, потому, что всякий раз, когда люди приезжают в Америку, им приходится говорить «працессинг». И всякий раз, когда они приезжают в Англию, им приходится говорить «проуцессинг». А «безопасность» так и остается «безопасностью» в обеих странах. Шутка.

Ну да ладно, это Йобург… это сленговое название, и там страница за страницей идут такие вот вопросы: «Было ли так, что вы насиловали, убивали, сжигали, застреливали, крали, перерезали кому-либо горло, кого-либо предавали, расчленяли, практиковали психиатрию, были газетным репортером?» В Йобурге перечислены все существующие преступления. Последние две страницы этого списка посвящены преступлениям в Саентологии.

Вы видели, как у вас на глазах задавали некоторые из них. Это тяжкие преступления, которые… что ж, послушайте, преклир мог насиловать, убивать, сжигать, застреливать, умерщвлять, живьем сдирать кожу и так далее и все же прорваться к свету. Но он не может бегать по округе, говоря всем и каждому, что центральная организация ни на что не годится, и получать при этом хоть какие-то достижения в кейсе. Так уж случилось, что это факт, это не реклама и не пропаганда. Почему? Да потому, что у него есть оверты против того, что ему поможет, поэтому он не сможет взять ответственность даже за сессию, в которой находится. Таков механизм.

Поэтому две последние страницы Йобурга — это нечто заезженное, если говорить о проверках на безопасность. Есть Йобург, и есть две последние страницы Йобурга. И обычный приговор для одитора, который не вытаскивает висхолды… поскольку мы знаем, — если он не вытаскивает висхолды, первое, что мы знаем о нем… первое, что мы знаем о нем, — у него есть висхолды, понимаете, причем большие. Понимаете, очевидно, что он не может взять ответственность за обе стороны сессии одитинга, поскольку он сидит вот тут, понимаете, висхолдируя, а преклир сидит вон там, понимаете, поэтому одитор не может быть ответственным за преклира. Понимаете насколько это просто?

Поэтому мы удостоверимся в том, чтобы в его процессинге… и именно так в точности звучит приговор… пусть ему самому проведут последние две страницы Йобурга и форму 6. Что такое форма 6? Она охватывает все пропущ… все те ужасные вещи, которые одитор когда-либо где-либо делал преклиру. А последние две страницы Йобурга — это все оверты против Саентологии. Если мы проведем кому-нибудь эти две вещи, он полностью придет в порядок. Иногда нам приходится идти на крайние меры, и тогда мы говорим: «Две последние страницы Йобурга и форма 6, вариант с "виноватый"… "делать виноватым"». Так вот, это уже как бы крайние меры… вариант «делать виноватым».

Иногда выясняется, что одитор начинает тянуть висхолд, преклир этот висхолд выдает, а одитор делает преклира виноватым в этом висхолде. Так что форма 6, вариант «делать виноватым», — это когда вопросы формулируются таким вот образом:

«Было ли так, что вы делали преклира виноватым в…», а не «Было ли так, что вы когда-либо (делали что-то)» — так формулируется каждый вопрос формы.

Вы можете проводить таким образом и Йобург. Вы могли бы сказать: «Было ли так, что вы сожгли дом?» — это вопрос, понимаете? А вы могли бы сказать: «Было ли так, что вы делали кого-то виноватым в сожжении дома?» Реакция будет примерно столь же сильной.

Это не висхолд, это закладывает основу для того, чтобы иметь висхолд в отношении сжигания домов. В особенности в Саентологии — то тут, то там — какой-нибудь одитор всерьез берется добиваться соблюдения нравственных норм и кодексов какой-нибудь расфуфыренной культовой группы Конфедерации Маркаб или чего-то подобного. И всякий раз, когда преклир выкладывает висхолд о том, как он убил, поджег, застрелил, неправильно заплатил кондуктору трамвая, что ж, этот одитор сидит и говорит:

• О? Вы осознаете, не так ли, что это преступление?
• О, да, да.

Это что-то вроде шутки, поскольку теперь тот парень хороший одитор.

Одна из замечательных вещей в Саентологии заключается в том, что никто никогда не использует ваше прошлое против вас. Прошлое — это наше дело, поэтому никто никогда не использует его против вас. Это делает нашу группу одной из самых странных групп, какие только были, поскольку группы, которые существуют сейчас на Земле, существуют только потому, что у кого-то есть все данные о вашем прошлом, которые могут быть использованы против вас, поэтому вам лучше вести себя как следует. На сегодняшний день это единственный механизм, используемый на Земле для того, чтобы заставлять людей вести себя как следует.

Вы не хотите совершать преступление, потому что иначе у вас появится уголовное прошлое и вы не сможете получить работу. Вы понимаете эту логику? Что ж, это означает «использовать ваше прошлое против вас». И конечно же, некоторые люди все же сбиваются с пути истинного.

Но тот парень, о котором я говорил… сегодня его здесь нет, и я не должен рассказывать о делах давно минувших дней, поскольку сейчас он хороший одитор… с той поры он стал очень хорошим одитором. Нам удалось оставить след на его кейсе, лишь проведя ему форму 6, вариант «делать виноватым». И это «делать виноватым» по форме б… понимаете, это то, что вы сделали преклирам… вот в чем вся суть формы

6. И на каждый вопрос: «Было ли так, что вы делали виноватым… было ли так, что вы делали виноватым… было ли так, что вы делали виноватым…» — раздавалось бум! бум! бум! хрясть! хрясть! хрясть! Понимаете? Вместо того чтобы спрашивать: «Было ли так, что вы переворачивали стул преклира… было ли так, что вы намеренно пинали стул преклира в сессии?» — понимаете, или что-то вроде того, мы спрашивали: «Было ли так, что вы делали преклира виноватым в том, что он пинал стул в сессии?» Понимаете? Что угодно вроде этого, понимаете? Хрястъ! Хрясть! Хрясть! В конце концов мы отыскали истоки.

Мы обнаружили, что это не имело к Саентологии никакого отношения. Все дело было в том, что он, по-видимому, был одним из высокопоставленных чиновников правительства во Франции во времена якобинского террора. Очевидно, он был одним из ребят Робеспьера. И он, конечно же, вел себя таким образом просто по привычке. Вскоре после того, как мы избавили его от этого, бац! — прекрасный одитор. Понимаете, он знал, что делать. Он знал, что лучше всего сделать. Чтобы добиться соблюдения моральных кодексов общества, необходимо, конечно же, делать всех виноватыми, тогда все будут хорошими и все будет идти прекрасно.

Только позвольте мне обратить ваше внимание на то, что эта философия существует уже двести триллионов лет и все еще не дала плодов. И мне кажется, настало время усомниться в ней. Так вот, если бы мне… если бы мне удалось уговорить вас осознать, что, во-первых, требуется инструмент, показания которого можно будет считывать, чтобы что-то можно было найти, во-вторых, требуется быть крайне внимательным и идеально обученным, чтобы выполнять работу тщательно, и, в-третьих, величайшее преступление в мире — пропустить вопрос проверки на безопасность… если бы я лишь мог довериться вам в этих трех пунктах, известно ли вам, что тогда Саентология в Соединенных Штатах начала бы развиваться намного быстрее, чем когда-либо раньше? Тогда вы едва-едва узнали бы ее, с такой скоростью она неслась бы вперед. Вот настолько это важно.

Тот, у кого есть висхолд, не будет брать ответственность ни за что, включая себя самого. Нам даже не нужно, чтобы вы брали ответственность. Нам нужно лишь, чтобы вы расслабились и были самим собой. Вы знаете, что вы в самом деле замечательный человек, и нам бы очень хотелось с вами познакомиться. Но нам вряд ли удастся отыскать вас подо всеми этими висхолдами.

Нет, вот наша программа. Она не имеет никакого отношения к нравственным нормам. Она самым тесным образом связана с движением вверх, вперед, к свободе. Если вы только сможете набраться храбрости, чтобы быть достаточно хорошими и делать свою работу, вы станете свободными.

Спасибо.