Спасибо.
Сегодня я хотел бы немного поговорить с вами кое о чем разумном. Не возражаете? Я хотел бы сказать кое-что разумное о будущем Саентологии и о будущем западной цивилизации.
Возможно, это звучит несколько самонадеянно, когда я произношу эти две фразы на одном дыхании, но позвольте мне задать вам такой вот жгучий вопрос: знаете ли вы о ком-нибудь или о чем-нибудь еще, кто работал бы над спасением западной цивилизации? Знаете?
Есть ли кто-то, кто эффективно работал бы в этом направлении, делал бы что-то эффективное изо дня в день? Да, мы знаем организации, которые на что-то надеются. Мы знаем организации, которые преисполнены энтузиазма. Мы знаем организации, которые очень жестко отстаивают свою точку зрения.
Мы даже знаем организации, которые с отвращением относятся к войне и выражают бурный протест против войн. В этом нет ничего плохого — разве кто-нибудь поступил бы иначе? Войны — это скучное занятие. Вы сидите и ждете, пока что-нибудь не свалится вам на голову или не взорвется, и именно это ожидание действует вам на нервы. Войны наводят тоску. Вот что я имею против войн. Но война, конечно же, просто тот метод, который использует правительство, чтобы быстрее разрушить частную собственность. Вы это понимаете. Правительству не удается добиться этого с помощью налогов, поэтому оно использует войну. И война — это симптом, который свидетельствует о том, что правительство потерпело в этом неудачу. Для всех, кто это слышал: это было просто саркастическое замечание. Просто шпилька… Правда?
Насколько я вижу, это единственная цель, ради которой ведутся войны. Но позвольте мне заверить вас, что борьба против войны сама по себе втягивает вас в войну. Нет более верного способа ввергнуть себя в замешательство, чем сопротивляться замешательству и говорить: «О, это замешательство ужасно плохое!»
Так вот, сегодня я уже говорил о замешательстве, и я сказал, что вы должны продолжать вносить порядок в замешательство, и тогда оно прекратит свое существование.
Единственная причина, по которой полицейские системы западной цивилизации не несут законность и порядок, которые обеспечили бы безопасность общества (почему преступники как и раньше предоставлены сами себе), заключается в том, что эти полицейские системы помимо порядка несут еще и замешательство. Например, в Соединенных Штатах этим парням разрешено носить оружие — это интересный факт. Это очень интересный факт.
Если вы вручаете человеку пистолет, то через некоторое время ему приходит в голову, что он должен из него выстрелить. Оружие не имеет никакого отношения к поддержанию законности и порядка; оно производит взрывы и хаос. У лондонской полиции система гораздо лучше. Лондонские полицейские самые лучшие. Я оченьхочу, чтобы несколько этих парней отправились в Америку и научили кое-кого в полиции США тому, что нужно делать для поддержания законности и порядка. Я хочу, чтобы они так и сделали. Я говорю это не просто потому, что в данный момент нахожусь здесь, в Англии. То же самое я говорю и в США: «Почему бы вам не пригласить к себе парочку бобби?» Они бы за одну минуту обеспечили в Нью-Йорке больше законности и порядка, чем все местные полицейские. Если вы контролируете что-то при помощи насилия, вы не контролируете это. Если вы проводите преклиру процессинг при помощи дубинки, вы не проводите ему процессинг. Разве не так?
Тогда почему кто-то думает, что, проводя обществу процессинг при помощи угроз и насилия, можно добиться законности и порядка? Существуют лучшие методы. Существуют более эффективные методы. А если вы боретесь против войны, вы боретесь против насилия. Вы не приносите в мир порядок. Это нечто совершенно иное, понимаете?
Я не говорю, что мы с вами «одни-единственные». Я говорю, что существует огромное множество хороших людей, которые пытаются развернуть активную деятельность, но препятствие, стоящее сегодня на пути человечества, это аберрация отдельно взятого человека. Работая с обществом, вы должны заниматься каждым человеком в отдельности. Не существует такой вещи, как «массы». Меня не волнует, какие законы были приняты недавно в Кремле — такой вещи, как «массы», все равно не существует, не существует «народных масс». На самом деле не существует такой вещи, как «группы»; существуют совокупности индивидуумов.
И эти совокупности индивидуумов, как кажется, сотрудничают или не сотрудничают, но… или действуют, каждая, как единое целое. Но если вы попытаетесь проводить процессинг этому единому целому, не уделяя ни малейшего внимания индивидууму, то все ваше начинание потерпит неудачу. Разве не так? Эта идея «Мы работаем на благо многих и поэтому бьем тебя по голове», — эта идея не работает. Поскольку что такое «многие», как не совокупность отдельных «вы»?
Я как-то раз прочитал одну вещь, по-моему это был роман «Трагедия унтера Гриши», этот роман начинается с интересной посылки: если правительство обошлось несправедливо с одним человеком, оно обречено на неудачу. Стоит лишь правительству несправедливо обойтись с одним человеком, и этому правительству конец. Не знаю, насколько веское философское обоснование этого утверждения содержалось в самом романе, но эта мысль показалась мне необычайно удачной: несправедливо обойтись с одним человеком значит совершить слишком много несправедливости. Верно?
Ну так вот, где в современном мире вы найдете кого-нибудь, кто мог бы взять этого одного индивидуума и разрядить у этого индивидуума все то насилие и замешательство, которое обрушивалось на него в течение многих и многих, бесконечно многих тысячелетий?
Не то чтобы психоанализ и другие практики 19-го века были плохи; это не так. Люди, которые этим занимаются, делают это вполне искренне. Они самоотверженно пытаются понять своего собрата-человека. Но что они имеют после семи лет работы? Они по-прежнему имеют дело с пациентом. О чем мы сейчас ведем речь, так это об эффективности. Мы не критикуем кого-то за то, что он пытается что-то сделать, но не добивается успеха. Это было бы не совсем честно, не так ли? Да?
Так вот, время от времени… время от времени кто-то сталкивается с таким отношением в МАСХ или в какой-нибудь саентологической организации, которые разбросаны повсюду. Кто-то сталкивается с таким отношением, общаясь со мной, и думает, что я поступаю довольно неразумно, но я стою на своем. Я совершенно отказываюсь сбрасывать со счетов желание людей что-то сделать. И мне говорят: «Этот парень напортачил здесь, он запорол то, испортил се, он разносит все в пух и прах. Из-за него на нас ополчились все на свете, даже Ай-ти-ви или кто там еще. По его милости все поносят нас на чем свет стоит, он очень плохой парень. Вот автомат, Рон. Стреляй!»
И не то чтобы я не любил драться. На самом деле я думаю, что драться весело, если заниматься этим исключительно в виде спорта. Если заниматься этим просто в виде спорта. Но посвящать этому всего себя глупо! Это просто глупо. Это вообще ничего не решает. Если вы пытаетесь разрешить проблему, отвечая насилием на насилие, то вы не разрешите никаких проблем. И я говорю этим людям: «Послушайте, этот человек пытается! У него есть желание работать! Этот человек пытается развернуть активную деятельность, а вы собираетесь снести ему голову с плеч! Нет! Заберите автомат, переплавьте его и сделайте из него мимеограф».
Если говорить о работе полиции, вы не можете действовать в соответствии с этой экстраординарной медицинской идеей о том, что удаление взбунтовавшейся клетки хирургическим путем позволяет раз и навсегда разрешить проблемы пациента; или что если отрезать человеку руку или ногу, то будет разрешена проблема, из-за которой у него возникают трудности. Это не так. Это общество просто одержимо хочет, чтобы человек выжил. Время от времени я пытаюсь объяснить одиторам: «Ваш преклир пытается умереть. Ну и что? Вы что, господь бог, чтобы настаивать на том, что он должен жить? Единственное, что вы должны сделать, это вернуть ему свободу выбора, и после того, как вы вернули ему свободу выбора в отношении того, следует ему покинуть этот мокап или нет, боюсь, вы не имеете никакого отношения к этому вопросу. Если только вы, разумеется, не господь бог, который сидит на маленьком розовом облачке. И если уж я отказываюсь сидеть на облачке, то и вы не должны этого делать!»
Работа с индивидуумом была проблемой, которая стояла перед человеком целую вечность, так что в результате он забыл, что именно это и является проблемой. И он спасается от этой проблемы, обращаясь к большим массам людей, поскольку он знает, что нет ничего хорошего в том, чтобы конфронтировать отдельного человека.
«Давайте конфронтировать многих людей».
Время от времени вам доводится послушать интересного лектора, и время от времени вам доводится послушать какого-нибудь скучного лектора. В чем же различие между этими двумя людьми? Лектор будет интересен вам настолько, насколько он может конфронтировать одного человека в зале и говорить с ним. Но если он говорит с массой из-за того, что не может конфронтировать одного человека, то он покажется вам очень скучным. Вот и весь секрет того, как быть лектором. Это не связано с тем, насколько бойко вы говорите. Это не связано с тем, что именно вы стараетесь сообщить. Это не имеет никакого отношения к мистической ауре, которой вы якобы окружаете слушателей. Это просто вот что: можете ли вы конфронтировать одного индивидуума в этой группе? Можете ли вы конфронтировать одного человека в этом зале? Что ж, если вы это можете, то вы можете читать лекции перед аудиторией. Но если вы этого не можете, боже мой, вам лучше не разговаривать с людьми, поскольку дело кончится тем, что вы будете произносить речи в никуда. Понимаете? Это просто, не правда ли? Что ж, я могу это использовать… насколько хорошо или плохо я это делаю, это уже другой вопрос.
Главное, что я хочу сказать: когда мы пытаемся установить основанные на произвольностях правила и ограничения для огромного количества людей, стремясь тем самым излечить их социальные болезни, мы делаем это потому, что человек забыл, как конфронтировать отдельного человека. И стремясь не конфронтировать этого отдельного человека, он не видит никого. Это довольно интересно.
Порой вы видите, как это происходит на корабле (я очень много рассказываю о кораблях, поскольку у меня в этом есть некоторый опыт) или в организации. Вы видите это… на доске объявлений появляется правило: «Никто никогда ни в коем случае не должен оставлять открытой парадную дверь, а оставивший парадную дверь открытой примет смерть свою, будучи расстрелян!»
Это правило предназначено для целой организации? Кто обнаружил, что эта дверь была открыта? Какой-нибудь руководитель. Кто оставил ее открытой? Один человек, или два человека, или три человека. Итак, теперь мы собираемся наказать всех сотрудников!? Боюсь, что именно так и появились на свет королевские указы, устав военно-морских сил США и все остальные предписания, которые нацелены на то, чтобы наказывать, наказывать и наказывать, рубить, рубить и рубить головы с плеч. Вместо того, чтобы пойти и выяснить, кто оставил дверь открытой, а затем сказать «Сын мой, ты согрешил», мы конфронтируем эту туманную вещь под названием «экипаж» и угрожаем ужасным наказанием, если дверь когда-нибудь опять останется открытой. Но это не работает!
Я не говорю, что законы, написанные человеком, не работают или что нужно разорвать общество на куски. Вы всегда должны добиваться, чтобы преклир становился лучше, а не разрывать его на куски. Точно так же вы должны быть в состоянии улучшить общество, а не разорвать его на куски. Вы не можете просто взять и выкинуть всю его систему законов и заменить ее какой-нибудь другой системой. Именно это мечтают сделать очень многие реформаторы. Они говорят: «Все существующие законы плохие; поэтому мы выбросим все эти законы, а вместо них введем вот эти идеальные законы… вроде законов Хаммурапи».
Однажды реформаторы уже использовали такой подход. Они заявили: «Мы сделаем это общество хорошим обществом, и вот как мы этого добьемся: мы будем вырывать око за око и зуб за зуб. Так мы научим их уму-разуму».
Так вот, такие всеобъемлющие, такие глобальные произвольности и предписания не имеют своей конечной целью установление мира. Эти законы не делают людей более порядочными, поскольку у них есть недостаток: они могут причинить вред одному «ради блага многих» (в кавычках).
Все мы чувствуем это и в результате все мы в известной степени становимся бунтарями. Почему публика по большей части всегда так охотно делает своим кумиром Робин Гуда? Почему его всегда встречают овацией, в каком бы уголке мира он ни появился? Да потому, что он олицетворяет бунтовщика, который живет в каждом из нас.
Если охотничья собака не нападает на кур и не перегрызает им горло, то она ни на что не годится… понимаете, это признак хорошей охотничьей собаки: если она все еще нападает на кур, то она еще на что-то годится… точно так же и с гражданином — если он не восстает против несправедливости, он ни на что не годится. Он просто ни на что больше не годится. От него никому не будет никакого проку, но это не обязательно означает, что бунтовщика нужно делать кумиром.
В каждом из нас есть зачатки бунта. Бунта против чего? Против произвольности, против нереальности. Против тех сил, которые при помощи подавления стремятся достичь какой-то цели, о которой у них нет ни малейшего представления. И теперь, создавая саентологические организации, мы будем следовать тому же шаблону? О, нет! Нет.
Это очень странно. Моя основная работа — это исследования и писательская деятельность, но мне помимо этого приходится выполнять очень много административных функций, и часть этих административных функций связана с правосудием. И бог ты мой, какое же это нелегкое дело — осуществлять правосудие. Его невозможно осуществлять. А вот процессинг можно!
Итак, когда человек сбивается с пути истинного, единственное, что мы можем сделать, это приговорить его стать лучше. И делая это, мы не должны забывать о том, что необходимо принять во внимание его свободу выбора. Пытается ли этот человек стать прахом, превратиться в ничто или же он хочет, чтобы дела у него шли лучше? К счастью, после того, как мы приводим в порядок цели человека, он обычно принимает решение выживать. Однако нет ничего глупее ситуации, в которой преклир, сидя в кресле для одитинга, пытается умереть, а одитор, сидя напротив, старается добиться, чтобы он выздоровел; старается добиться, чтобы он выздоровел; старается добиться, чтобы он выздоровел.
Почему он чувствует себя хуже? Что ж, между одитором и преклиром нет согласия, вот и все. Между ними просто нет никакого согласия. Один пытается умереть, а другой пытается заставить его жить. Что ж, я никогда не обучал людей проводить процессы, с помощью которых можно было бы разобраться с такой ситуацией, так что они никогда не занимались именно этим, но на 5-ом лондонском ППК есть один процесс, который позволяет разделаться с этой проблемой. Вы можете просто разделаться с этой проблемой при помощи одного процесса, так что не потребуется никакой особой проницательности, чтобы разобраться, не пытается ли преклир в тоне 1,1 ускорить с вашей помощью свою кончину.
Всего лишь пару раз я получал от одиторов такие вот преисполненные горя письма: «Я провел ей процессинг, и ей стало гораздо лучше, она стала гораздо счастливее, а дня через три после того, как я завершил интенсив, она попрощалась со всей своей семьей — никто не понял, что она имела в виду, а она в тот вечер легла спать и больше не проснулась. Она ушла, она мертва. Рон, что я сделал неправильно?»
Что ж, если вы пытались заставить ее жить, я скажу, что вы сделали неправильно. Вы проводили процессинг человеку — такой случай встречается очень редко, — чей мокап уже дошел до такого состояния, что самому преклиру стало ясно:
тут уже ничем не поможешь; и этот человек, к сожалению, знал адрес ближайшего родильного дома.
Существует определенный механизм. Когда человек пытается умереть, после того как на него было обрушено столько силы, столько принуждения и насилия, что он начинает считать невозможным продолжать жить, он не может представить себе, что в жизни есть что-то стоящее… когда он пытается «дать задний ход» и выбраться наружу, он делает кое-какие интересные вещи, и среди прочего он делает вот что: он выбирает палача. Нет такой вещи, как инстинкт смерти, описанный Шопенгауэром в его работе «Воля и представление». Не существует инстинкта смерти. Это своего рода апатичное усилие умереть или что-то в этом роде. У человека не всегда есть это стремление, называемое «инстинктом смерти», но человек может пытаться умереть! И помимо прочего, что он будет для этого делать, он выберет себе палача. И если его одитор отказывается играть роль палача, если секретарь ассоциации или кто-то еще, кто облечен властью в саентологической организации, отказывается играть эту роль, то угадайте, кого в таком случае он выберет в качестве палача?.. Примерно в этот момент он полезет с кулаками.
Я очень хорошо это понял… в последний раз нечто подобное произошло не так давно. Один человек получал одитинг, и нельзя сказать, что у него не было успехов в одитинге. Проблема была не в одитинге. Проблема была вот в чем: этот человек решил, что если он сможет экстериоризироваться… он должен был быть экстериоризирован, и вот если бы он был экстериоризирован, он бы «сделал ноги», отправился бы в ближайший родильный дом и начал бы все сначала. Понимаете?
Этот человек все же испытывал некоторое беспокойство по поводу того, сможет ли кто-нибудь экстериоризировать его без сучка и задоринки, чтобы он мог все это проделать, поэтому он решил выбрать себе палача. И угадайте, кого же он выбрал? Он пришел в мой офис… люди почему-то ведут себя со мной очень любезно. Уж и не знаю почему. Даже когда они ужасно на меня сердятся, они ведут себя любезно. Я благодарен им за это, поскольку у меня, знаете ли, очень много работы. И вот он вошел в мой офис и очень любезно сказал… он очень любезно сказал, что ему нужен другой одитор и он хотел бы, чтобы я назвал ему какого-нибудь одитора в районе деятельности и так далее. Он начал объяснять мне все это, и я спросил: «Почему я должен это делать?»
Что ж, он начал говорить, что он не добивается особого прогресса в одитинге и так далее, он пустился объяснять мне все это. И в конце концов я предложил: «Что ж, если вы так сильно хотите отдать концы, садитесь в кресло. Я вас экстериоризирую».
Он вернулся к своему одитору, они разобрались со всей этой ситуацией, и сегодня он в хорошей форме. Но во время разговора со мной он очень быстро убедился, что у меня не было никакого замешательства: я не пытался заставить его жить в то время, как он пытался умереть. И между нами сразу же установилось полное согласие.
Пару дней спустя этот человек сказал мне нечто загадочное: «Рон, хотел бы я достичь ваших уровней реальности». Я не знаю, почему… что все это значило, но, должно быть, он почувствовал, что мои слова были правдой, что так оно и было. Но ему не давало покоя одно: он был совершенно убежден, что если бы тогда он сел в кресло, то он уже был бы где-то в пути.
И вот проблема, которая стоит перед нашим обществом. Индивидуумов в этом обществе подвергают колоссальному насилию из соображений высокого гуманизма, и каждый раз, когда к тому или иному индивидууму применяется насилие, чтобы его чуть больше отстранить от общества, само общество ровно на столько чуть больше деградирует. Желание людей помогать и жить уменьшается. А из чего складывается стремление общества выживать, как не из стремления жить, присущего его отдельным индивидуумам? Вот и все, из чего оно состоит. Вот насколько это просто.
О да, существует такая вещь, как «воля группы». Существует такая вещь, как «дух группы». Эти вещи довольно легко проявляются, и их довольно легко увидеть. Но общество состоит из индивидуумов, и группа состоит из индивидуумов — это он, это вы, это я. И когда мы собираемся вместе, мы достигаем согласия на новом уровне, который в общем-то складывается из степени согласия каждого из нас, и мы можем создать достаточно прочную реальность — как если бы это был новый искусственный тэтан, висящий в воздухе, — и за всем этим довольно интересно наблюдать.
Довольно интересно, что вы можете привести в порядок группу, если возьмете одного человека из этой группы и настолько улучшите его состояние, настолько повысите его способность спокойно воспринимать проблемы этой группы, что вся группа в какой-то степени отклируется. Существует еще и такое явление, и это происходит не потому, что все члены группы связаны друг с другом при помощи телефонов, и не потому, что все мы являемся единым целым. Я не могу утверждать, что все мы не являемся единым целым. Я просто знаю, что это маловероятно, потому что чем больше я одитирую людей, тем в большей степени они становятся самими собой, а не «другими людьми».
Это, между прочим, одна из величайших загадок, существующих в Саентологии, которая до сих пор не была разгадана. Являемся ли все мы частицами единого целого? У каждого из нас есть инцидент, согласно которому дело именно так и обстоит. Однако все данные, которые мы собираем, говорят об обратном. Эта загадка так и не была полностью разгадана. Когда-нибудь я займусь этим, когда мне не нужно будет проводить конгресс в выходные дни. Ну хорошо.
Вы можете проделать такую вот странную штуку. Вы можете взять мужчину и пройти в одитинге людей, сравнимых по значительности с его женой, а затем пройти с ним проблемы, сравнимые по значительности с его женой, вы можете добиться, чтобы он как следует все это сконфронтировал, вы можете все это распутать и привести в порядок. И хотя именно его жена была причиной неприятностей в этой группе, она вдруг становится самой добродетелью — такое не является чем-то необычным. Очень интересно, очень интересно. Мы наблюдали такое много раз.
Мы сейчас все еще работаем над одним проектом по атомным бомбам… проблемы, сравнимые по значительности, с атомными бомбами. В первый раз мы провели этот процесс, когда начались протесты против испытаний, и тогда мы начали над этим работать. Мы еще не завершили работу над этим проектом. Нам нужно все это полностью сгладить. Мы прикинули, что нужно сгладить этот процесс примерно ста людям, чтобы атомные бомбы перестали взрываться. Разве не забавно будет, если атомные бомбы перестанут взрываться?
И все же то, какой предстает перед нами группа, понимаете, то, какой предстает перед нами группа, определяется реально существующими индивидуумами, из которых она состоит. И хотя вы можете оказывать на группы огромное влияние, можете смотреть на группы, можете наблюдать за ними, за их тоном и так далее, группа все-таки находится под влиянием индивидуумов. Именно индивидуум, а не группа, является живым существом. Поэтому если вы вообще не обращаете внимания на индивидуума и занимаетесь исключительно группой, то, конечно же, вы потерпите полную неудачу! Тогда вам крышка.
И вот поэтому я говорю, что будущее Саентологии и, не исключено, выживание западной цивилизации, возможно, связаны более тесно, чем мы думаем. Я не утверждаю это безоговорочно главным образом потому, что брать так много на себя было бы нахальством с нашей стороны. Однако я утверждаю, что не знаю ни одной другой группы, которая успешно и эффективно конфронтирует индивидуума. Ни одна другая группа не делает этого с таким грандиозным успехом.
Самое большее… самое большее приближение к этому было достигнуто одним чертовски интересным проектом на Ближнем Востоке. Там пытаются приобщить к цивилизации дикие племена, создавая из них дисциплинированные подразделения. Судя по всему, этот проект проходит по-своему успешно, но это ограниченное решение проблемы, поскольку из этих племен формируются воинские подразделения. Таким образом, существует следующая возможность: если к нам больше не присоединится вообще ни один человек, если процессинг будут получать только те люди, которые уже состоят в наших рядах, то мы одни, непосредственно конфронтируя индивидуумов и как индивидуумы непосредственно конфронтируя различные проблемы, можем одним махом воспринять «как-есть» многие болезни, которые одолевают эту группу в целом. Видите, какое интересное получается уравнение?
Вероятно, нам необязательно клировать каждую живую душу на Земле или же прерывать процесс деградации всякого, кто в данный момент получает тумаки в этом обществе. Быть может, вам необязательно заходить так далеко, но я расскажу вам, как несмотря на это вы можете зайти очень далеко: просто займитесь тем индивидуумом, с которым вы имеете дело в данный момент, разберитесь с теми проблемами, которые у него есть, и вы одним махом продвинетесь вот так далеко.
Очень немногие люди как следует понимают, что мы имеем в виду, когда говорим «организация» и так далее. Даже у тех, кто работает в организации, этот вопрос тоже зачастую вызывает замешательство. Но все, что представляет собой организация, это совокупность индивидуумов, которых связывает общая цель. И все, что представляет собой структура организации, это схема коммуникационных линий, которая позволяет этим индивидуумам достичь своих целей. Вот и все, что представляет собой организация. Но для этого, конечно же, требуются люди. И чем больше количество индивидуумов, с которым вы работаете, тем больше людей вам требуется в организации. И один из показателей, за которым следят в МАСХ, — это финансы, и причина, по которой это делается, заключается не столько в том, что деньги жизненно важны или в чем-то подобном.
Я думаю, что если сказать, как мало средств мы тратим на проведение наших исследований, то никто этому не поверит. «Форд фаундэйшн» в США тратит на одни пепельницы больше денег, чем мы тратим на наши исследования, и при этом «Форд фаундэйшн» ничего не делает. Это действительно так, они тратят больше денег на пепельницы — я проверял. Конечно же, время от времени им приходится менять письменные столы, поскольку крышки столов изнашиваются оттого, что на них постоянно кладут ноги. И, разумеется, в министерстве обороны столы приходится менять чаще, чем в «Форд фаундэйшн», поскольку сотрудники министерства обороны носят шпоры… что ж, как бы то ни было…
Это было не относящееся к делу отступление… чтобы разбудить пару человек в задних рядах.
Как бы то ни было, вот так у нас обстоят дела. Увеличение численности людей в МАСХ, увеличение доходов и расходов в МАСХ является точным показателем того, сколько работы мы выполняем. Поскольку, поверьте мне, если мы перестанем делать то, что мы делаем, нам будет нужно меньше людей и наш доход будет меньше. Так что мы, должно быть, выполняем кое-какую работу, поскольку графики, на которых отражены эти показатели, показывают самый крутой подъем, который я когда-либо видел.
Так вот, производство в этом обществе парализовано. Очевидно, что производству наступили на горло, поскольку в этот период, в 1958 году, спираль инфляции продолжает раскручиваться. Все, что представляет собой инфляция, — это слишком много денег и слишком мало производства. Вот и все, что представляет собой инфляция. Все, что представляет собой депрессия, — это слишком много производства и слишком мало денег, чтобы купить то, что было произведено. Это простейший взгляд на вещи, и это на самом деле все, что нужно знать об экономике, однако правительство, похоже, никак не может взять это в толк. Производство… когда уровень производства снижается, когда производится недостаточно товаров, которые хотят иметь люди… понимаете, может быть и такая ситуация.
Вы знаете, швейная промышленность всегда может срубить сук, на котором сидит, и хотя они выпускают много платьев-рубашек, они могут с треском провалиться на рынке, потому что не производят того, чего хотят люди. Однако желание людей возникает после того, как что-то было произведено. Если бы в магазинах продавались только платья-рубашки, то женщины их и носили бы. Это уж точно. Министры определенно позаботились бы об этом. А если бы выпускаемые платья выглядели достаточно ужасно, то правительство издало бы указ о том, что носить можно только эти платья. Это я вам точно говорю. Пессимистическое замечание.
Так вот, как же так происходит: в то время как во всем мире дела в бизнесе идут все хуже и хуже, саентологические организации по всему миру все шире и шире разворачивают свою деятельность и их платежеспособность все улучшается и улучшается? Что ж, это смотрится довольно странно, не так ли? Одно не обязательно связано с другим: нельзя сказать, что по мере того, как ситуация ухудшается, люди начинают беспокоиться и искать помощи у таких, как мы. Дело не обязательно обстоит именно таким образом, однако так уж получается, что наши дела идут в гору с невероятной быстротой, и это продолжается месяц за месяцем, в то время как во всем мире наблюдается упадок в бизнесе. Как же это получается? Что ж, это означает, что если бы в мире бизнеса дела тоже шли в гору, то кривая нашего взлета, вероятно, выглядела бы вот так — она шла бы вверх гораздо круче!
Вы имеете право знать о таких вещах. Очень скучно говорить о балансовых отчетах и так далее. Это очень скучные вещи, если не рассматривать все это как показатель нашей эффективности. И ей-богу, среди нас, должно быть, есть люди, которые работают чертовски эффективно. Спасибо.
Так вот, в мире, который судит о своем будущем лишь по коллизиям настоящего времени, в мире, который судит о создаваемом им следствии по количеству развалин на улицах и крови на тротуарах, — в таком мире упорядоченное, все возрастающее давление на общество очень часто не воспринимается как движение вперед. И тем не менее, в чем же заключается наше движение вперед? Оно заключается в привнесении все большего порядка.
И если вы рассмотрите любой период продолжительностью в шесть месяцев, то вы увидите, что такая организация, как МАСХ Лондона, за это время привнесла в свою деятельность больше порядка. О да, те из вас, кто имеет с ней дело уже довольно давно, могут это подтвердить. И многие из вас переписывались с какой-нибудь из наших организаций и, я думаю, вы могли бы подтвердить, что услуги, предоставляемые нашими организациями, стали несколько лучше. Вы можете вспомнить времена, когда вы посылали деньги в организацию и тщетно ждали книгу, вы ждали ее бесконечно долго, а затем писали в организацию письмо, спрашивая:
«Могу ли я получить либо деньги, либо книгу?» И вам отвечали: «Какие деньги?» Что ж, знаете ли вы, что это был прогресс по сравнению с тем временем, когда вы не получали вообще никакого ответа? Нет никаких сомнений в том, что мы движемся вперед.
Вот что очень забавно во всем этом: нам нужно было больше знать об организации… нам нужно было знать об организации больше, чем кому бы то ни было в мире, только для того, чтобы справиться со входящим потоком. Поскольку мы не смогли бы справиться с тем огромным потоком, с которым нам приходится справляться, если бы мы не организовали дело так хорошо, как мы его организовали. И то, что мы справляемся с этим потоком, это заслуга людей, работающих в Саентологии, что очень интересно. Черт с ним, как они этого добиваются. Они справляются с этим потоком. Но внутри самих организаций работа с этим потоком становится все более и более упорядоченной. Все меньше и меньше каждый необходимый шаг и каждое необходимое действие напоминает чрезвычайную ситуацию. Есть такие моменты в течение дня, когда штатный сотрудник действительно может перевести дух. Теперь по крайней мере один раз в неделю штатный сотрудник может выпить здесь чашечку чая и у него будет достаточно времени, чтобы проглотить его.
Если бы вы находились в гуще этих событий, как штатные сотрудники, вы бы действительно поняли, о чем я говорю. Речь идет об интенсивности того потока частиц, с которым мы имеем дело, о количестве предоставляемого процессинга, о количестве часов проведенной терапии, о количестве часов обучения студентов, о количестве почтовых отправлений, которые обрабатывает мой ОХС; и если вы сравните все это с объемом работы, выполняемым какой-нибудь огромной и важной организацией, в которой вам нужен полевой бинокль, чтобы посмотреть на другой конец стола и увидеть, пришел ли кто-нибудь на работу, понимаете, то вы обнаружите, что мы заткнули эту организацию за пояс. В это довольно трудно поверить, поскольку мы постоянно стараемся наладить дело еще лучше. Мы самые настоящие перфекционисты. Но, понимаете, у меня хорошая память, у меня очень хорошая память.
Я очень хорошо помню, как шесть лет тому назад Мэри Сью и я высадились здесь в качестве гостей нескольких англичан, занимавшихся Дианетикой. В первый раз, когда мы начали проводить занятия, их посещало человек двадцать, и я обучал их сам. И это было после того, как в Америке началась вся эта заваруха, когда там все начало рушиться и взрываться с невероятной силой, когда все полетело в тартарары и к чертовой матери и так далее.
Тогда в Соединенных Штатах мы в Дианетике проходили не трак времени. Мы проходили не трак времени. Мы проходили график статистики фондовой биржи.
Когда мы приехали сюда, где-то через неделю у Мэри Сью родилась Диана. Таким образом маленькая Диана стала англичанкой, она до сих пор так всем и заявляет. Она говорит: «Я американка, но я гражданка Англии». И мы обосновались на Марлборо Плейс, 30. Первоначально офисы нашей организации располагались в нашей гостиной и еще в одной квартире. Первый ОХС размещался на столе в столовой. И поток частиц, с которым мы работали в то время, был невероятно огромным.
Первую книгу, которая была здесь опубликована, напечатала Мэри Сью, работая все ночи напролет на большой машине Гестетнера. Мэри Сью сделала все сама… она напечатала первые экземпляры «Саентологии 8-8008». Она разложила страницы этой книги по всей гостиной и по всей столовой, так что никто не осмеливался ни дышать, ни ходить, и наша немногочисленная прислуга решила тогда, что все это полнейшее сумасшествие. Они не могли… им не разрешали ни к чему прикасаться, чтобы не перепутать страницы.
И та теплота, с которой мы были приняты, та помощь, которую оказали нам англичане, тот энтузиазм, с которым они работали, с которым они строили и создавали все это… И в течение какого-то периода мы просто старались не растерять то, что у нас было, чтобы остаться на этом уровне, в то же время не давая Соединенным Штатам испортить нам здесь все дело. Там, в Соединенных Штатах, все еще происходили спады и подъемы. В конце концов мы довольно неплохо наладили дела в Соединенных Штатах, и тогда смогли вернуться к тому, что считали своей главной работой. Но все это происходило прямо здесь, в Лондоне. Без вас всего этого невозможно было бы сделать. Это точно. Это стало возможным благодаря вам. И вы проделали основную часть работы.
Но было время, когда вся МАСХ состояла лишь из одной отчаянной машинистки, одного измученного инструктора, одной перепачканной типографской краской жены и одного довольно уставшего американца. Сейчас МАСХ выглядит по-другому, не так ли? Эта страна была не просто очень добра. На самом деле, я бы предпочел находиться здесь, а не в Америке.
Здесь, с помощью англичан-саентологов, я выполнил больше исследований, чем в Америке. Здесь я пишу больше книг, чем там. Если кто-то думает, что Саентология сюда импортирована, то он просто не знаком с ее траком времени. Она не импортирована. Она появилась на свет именно на этой земле. Именно на этой земле благодаря вам.
Так вот, пожалуй, нет ничего плохого в том, чтобы окинуть взглядом эти события. Едва ли здесь найдется хоть один человек, который не внес бы какой-то вклад в создание организации под названием «МАСХ». Как бы вы порой ни проклинали эту организацию, вы по-прежнему оказываете ей поддержку. Спасибо. Я знаю, что порой требуется немало терпения, чтобы продолжать поддерживать ее, не так ли?
Да. Спасибо вам за это. Если бы вы знали, что думают об этом сотрудники, у вас не возникало бы никакой идеи о том, что существуют «я» и «они», поскольку они стараются изо всех сил. Они просто лезут из кожи вон, чтобы сделать все, что в их силах, и эта работа слишком велика. Благодаря счастливому стечению обстоятельств нам с вами предстоит выполнить работу, которая слишком велика для меня, слишком велика для персонала организации и на самом деле слишком велика для вас. И как, черт возьми, мы вообще оказались в такой ситуации? Мы оказались в такой ситуации из-за того, что огромное множество людей, должно быть, расслабились и не делали свою работу. И оптимальное решение, конечно же, приносит наибольшую пользу наибольшему числу динамик. Верно?
Что ж, если это так, мы можем взять и сделать эту работу, неважно, интересна она или скучна, делаем мы ее с энтузиазмом или же берем себя за шкирку и кое-как заставляем себя пройти через все это. Кто-то должен сделать эту работу, и я могу сказать вам, что мы не должны отворачиваться от всего этого.
Вам никогда особо не нравилось, когда вам говорили, что вы представляете собой горстку разэтаких грозных орлов. Эта идея не пользуется особой популярностью, поскольку слишком много людей было убито в викторианскую эпоху, когда они доказывали, что являются грозными орлами. Но это так! Это так. Вы стоите на защите бастионов, хотя не осознаете этого. Я мог бы и не сообщать вам эту новость, а просто позволить вам и дальше защищать бастионы, но я терпеть не могу, когда люди находятся в состоянии незнания относительно того, что они делают! Посмотрите на себя, когда в следующий раз подойдете к зеркалу. «Я… защищаю бастионы? Боже мой, да он определенно вызвал у меня включение парочки прошлых жизней!»
Нет, сражаться за цивилизацию никогда не было простым делом, а построить новую, когда старая уже разрушена, считается невозможным! Это никогда не делалось прежде, однако сейчас это необходимо сделать, если кто-нибудь собирается жить и дальше. И я не пытаюсь произвести на вас впечатление. На самом деле это, пожалуй, самое невероятное преуменьшение из всего, что я когда-либо говорил со сцены. До сих пор никто не мог меня упрекнуть, что я что-то преуменьшаю, однако то, что я сказал вам сейчас, является преуменьшением.
Если не вы, то кто же? И когда вы дадите удовлетворительный ответ на этот вопрос, давайте мы с вами еще раз пообщаемся на эту тему.
Так вот, вы вполне можете оставить бастион и засесть в каком-нибудь укрытии, но если вы так поступите, то не удивляйтесь, если кто-нибудь явится и снесет вам голову с плеч, — ведь именно это и произойдет. Этот мир не является цивилизованным. Он только выглядит таковым. Культура в этом мире не находится в лучшем состоянии. У этого мира была хорошая культура, довольно неплохая культура. Культура девятнадцатого столетия была довольно неплохой культурой. Конечно же, многие люди при этом страдали, но тогда была некая культура… вы могли бы сказать: некий шаблон действий. Так вот, сейчас этот шаблон действий может быть лучше или хуже, но он определенно более размыт и менее упорядочен. Сюда были привнесены и другие факторы, и я не имею в виду конкретно Америку или даже Англию. Конечно же, я всегда думал, что у нас здесь была культура, с тех пор как я покинул Оксфорд в 1814 году… вырежьте это место на пленке.
Но что произойдет, если эта культура исчезнет, а? Вы осознаете, что может существовать общество, которое будет великолепно механизировано, превосходно механизировано, в нем будут жужжать машины и вращаться колесики, и паровые отбойные молотки будут отстукивать свое тук, тук, тук, и в то же время это общество будет лишено культуры? Вы знаете, что такое возможно? Это возможно. Возможно, не так ли?
Вам когда-нибудь доводилось видеть преклира, у которого был полный набор всяких машин, но который вообще не присутствовал, не мог ничего сделать и не вносил вообще никакого вклада? Его машины просто жужжали, жужжали, жужжали, жужжали и жужжали, а он никогда не обращал на них никакого внимания, и некому было управлять ими. А через некоторое время больше не оказывалось никого, кто осознавал бы существование этих машин, а еще через какое-то время их уже было некому смазывать. И вдруг возникает свистящий звук, раздается удар, и одна из машин останавливается. А потом вы слышите своего рода жалобный вздох выходящего пара, когда останавливается еще одна машина, и из труб, из которых раньше валил дым, теперь вылетает время от времени летучая мышь. Все смотрят на это и недоумевают:
«Что произошло?»
Что ж, там никого не осталось. Все просто.
Вся эта ситуация довольно невероятна и в общем-то не имеет к нам отношения, и мы говорим: «Что ж, не найдется ни одного человека, который был бы настолько сумасшедшим, чтобы нажать на кнопку и одним махом уничтожить всю западную цивилизацию».
Однако о чем в последнее время говорят в ООН, если не об этом? По-моему, это своего рода состязание… кому достанется нажать на кнопку; по-моему, дело дошло уже до этого. Да, мы проявляем большие способности в том, что касается механики. Мы нашли множество применений электричеству, взять, например, электрические стулья. Энергию расщепленного атома, с помощью которой можно зажечь все лампочки во всех домах по всему миру и осветить дома, которые никогда раньше не были как следует освещены, накапливают, чтобы разнести в пух и прах чей-то дом. Вы не воспринимаете все это серьезно, если только это не затрагивает лично вас. Однажды я спросил одного парня, что он думает об уничтожении Земли. Я спросил одного парня, что он думает об уничтожении Земли. Этот парень был продавцом. На свою беду, он постучался в двери моего дома. И он ответил: «Ну, кто-то держит все это под контролем, и ничего подобного никогда не произойдет. Это очень глупо, и все это пустяки. Тут нет ничего такого…»
В конце концов я сузил тему и начал называть различные вещи, которые принадлежали этому парню и так далее. Знает ли он, что атомная бомба может… ? Надо сказать, что я не пытался напугать его той угрозой и тем ужасом, которые связаны с атомной бомбой. Я просто пытался определить уровень реальности этого человека. Атомная бомба, вероятно, уничтожила бы его машину, уничтожила бы то и се. А как насчет вот этого? И так далее.
И он… «Ну что ж, да, это так. Ну и что, ну и что, ну и что?»
И тут я спросил: «Вы понимаете, что атомная бомба так обработает карточку социального обеспечения, которая лежит в вашем бумажнике, что будет совершенно невозможно прочитать, что на ней написано?»
«Мою карточку социального обеспечения?» — задумался он.
Он вытащил эту карточку, посмотрел на нее и воскликнул: «Ей-богу, вы знаете, мне нужно запастись продовольствием и спрятать его где-нибудь в горах».
Это был первый раз, когда данная ситуация вообще стала для него реальной, и я просто посмеялся про себя над всем этим.
Дела всегда идут замечательно до тех пор, пока именно вы не оказываетесь тем парнем, который сваливается с обрыва, и тогда вы говорите: «Какого… никто не поставил здесь предупреждающего знака?»
Кто же еще кроме вас там был? А когда летишь с обрыва, трудно установить знак — для этого требуется слишком невероятная ловкость рук. Но именно это люди обычно и пытаются сделать.
Нет, боюсь, что у нас… боюсь, что, нравится нам это или нет, мы чрезвычайно пристально на все это посмотрели, и если уж кто-нибудь и сконфронтирует все это, то это будем мы. Печально узнать, что дело обстоит именно так. Я полагаю, что это могут оценить солдаты какой-нибудь пехотной роты, когда смотрят на свои фланги и видят, что никто не пришел им на подмогу. Чувствуешь себя чертовски одиноко… чувствуешь себя чертовски одиноко, когда осознаешь это.
Что ж, многие из вас чувствовали себя одиноко. Вы упоминали слово «Саентология», вы рассказывали людям о Саентологии, вы были «во внешнем мире» (в кавычках), вы говорили с людьми и так далее, а затем вы начинали говорить с ними меньше, и вы чувствовали себя как-то одиноко, и вы начинали задаваться вопросом, нет ли у вас какой-то странности, из-за которой вы не можете добиться, чтобы больше людей вступило с вами в общение на эту тему или что-то в этом роде.
На самом деле вы находитесь в такой же ситуации, что и солдаты той роты, которая оказалась одна в поле с неприкрытыми флангами. Вы чувствуете себя одиноко. Вы бы не говорили обо всем этом с людьми, если бы не чувствовали, что на это есть некоторая причина. Если бы вы не чувствовали, что для вас это своего рода миссия и вы должны донести все это до людей. Вы бы и слова не сказали о Саентологии, если бы не чувствовали всего этого. Таким образом, вы должны чувствовать, что вы как бы находитесь на более высоком уровне, иначе вы не чувствовали бы себя одиноко. Что ж, вы можете перестать чувствовать себя одиноко. Вы найдете и возьмете с собой самых лучших из тех, кто вас окружает. Их вы наверняка найдете. А позже мы возьмем метлу и подберем всех остальных.
Но боюсь, что будущее Саентологии могло бы превратиться в своего рода хорошую, спокойную, неэмоциональную игру, которая не имела бы особого значения, хотя была бы очень забавной, и от которой ничего бы не зависело, если б Саентология появилась в какую-либо другую эпоху. К сожалению, Саентология появилась в эту эпоху, и поэтому она оказалась в передних рядах, готовая принять бой, будучи единственной организацией, которая может действительно изменить ход жизни индивидуума. И поскольку индивидуума можно изменить, то эта штука под названием «Саентология» и вы, используя ее, можете изменить ход развития этой цивилизации, а следовательно, и планеты Земля. И я уверен, что я не преувеличиваю, говоря это. Вы думаете, что я преувеличиваю?
Нет. Хорошо.
И сейчас я хотел бы сказать вам большое спасибо от имени сотрудников организации и от себя лично за то, что смеялись в нужный момент, за вашу порядочность и за то, что вы — это вы.
Большое спасибо. До свиданья.