А теперь скажите мне: рестимулировался ли кто-нибудь на последней лекции?
Послушайте, я ужасно сожалею. Я очень, очень сожалею. На самом деле я этого не хотел. Гуманнее всего… гуманнее всего было бы просто оставить данную тему после этого, не так ли? А? Просто перестать заниматься этой темой вообще. А?
Меня только что обвинили в том, что я нарушу Кодекс одитора, если не буду продолжать говорить об этом. Хотите услышать кое-что еще об этом?
Ладно. Сейчас вы это получите. Сейчас вы это получите: оверты и висхолды. Как у тэтана становится меньше пространства? Механизм очень прост. Тэтан делает что-то, что впоследствии он не может сделать снова, потому что ему не следует делать этого, и поэтому он это висхолдирует. Когда-то, давным-давно, он мог достичь бесконечности, не так ли? А потом он достиг бесконечности и решил, что сделал что-то такое, что ему не до́лжно делать еще раз. Знаете, предпринял попытку «достичь» банки с вареньем –
«Лучше больше этого не делать». Так что после этого он удерживает себя от того, чтобы достигать банки с вареньем. Верно?
Что ж, отныне он продолжает удерживать себя от того, чтобы достигать банку с вареньем. А затем он делает что-то еще, что он не должен был «овертировать», и, когда он сделал это, он осознал, что ему не следовало это делать, поэтому он больше не пытается достигать чего-либо в этом направлении, не так ли? Он висхолдирует! Он не только не пытается дотянуться до чего-то — это примерно то, что мы думали, понимаете: что он в действительности просто больше не пытается достигать в этом направлении. О нет, это не то, что он делает. Он висхолдирует, то есть удерживает себя от того, чтобы достигать в этом направлении. А затем он делает что-то еще, о чем он говорит: «Мне не следовало делать этого», и он висхолдирует себя от того, чтобы достигать.
«Я слеп! Так, посмотрим, если я получу немного одитинга… если я получу немного одитинга, что ж, мне необязательно расставаться со всеми этими висхолдами, потому что я опасен. Но если я просто сяду и буду сидеть, а одитор будет меня одитировать… А если он будет меня одитировать, то каким-нибудь загадочным образом… Так, посмотрим, при том что я никогда больше не буду тянуться… то есть достигать, в каком-либо из этих направлений, если я буду продолжать висхолдировать изо всех сил, чтобы не навредить одитору, то я стану клиром. Ааай!»
Так вот, это то состояние, в котором он находится. Это преклир. И мы можем смеяться, поскольку у нас есть решение. Но до сих пор это было: «Не радуйтесь, ребята, эти сукины дети умирают». Это понятно? Что ж, мы можем смеяться, потому что это смешно.
Некоторые из тех вещей, которые люди утаивают, невероятно глупы.Так вот, когда я читал последнюю лекцию, в зале присутствовало несколько человек… некоторые из тех, кто сидел в задних рядах, были спасены, поскольку звукоусилительная аппаратура работала неважно и им не было очень хорошо слышно. Но большинство из тех вещей, о которых вы подумали и которые вы утаиваете, казались ужасно большими, и в конце было что-то вроде оговорки: «Ну, в действительности это не такое уж большое дело. Я, вероятно, мог бы рассказать об этом одитору. Ну, конечно, я не обязан, но я должен, но я не обязан, потому что, конечно… нет, я… Я как-то знал одного малого в Тусоне, который был очень сочувственно настроен. Я, может быть, смог бы рассказать ему. Мм-м, он не очень хорошо слышал. Так, посмотрим, как в точности мне следует действовать по отношению к этому, чтобы не повредить своей репутации?»
Что ж, вот так нам и не удалось создать в Саентологии настолько большую третью динамику, насколько мы могли. Поскольку именно эта оговорка: «Кому я мог бы рассказать?» — удерживает человека от полного участия. Эта оговорка: «Я никогда ничего никому не должен рассказывать», конечно же, просто в конце концов вызвала обособление человека. Из-за этого он просто оказывался вне группы — не только вне Саентологии, но вне рода человеческого.
Так вот, это не замечание по поводу вашего конкретного оверта или висхолда. Я говорю это серьезно; это не так. Но тот же механизм, действие которого вы наблюдали, когда принимали решение о том, кому и что вы могли бы сказать, — тот же самый механизм, раздутый до бог весть каких размеров, дает вам преступника. Я никоим образом не пытаюсь поставить вас на одну доску с ним, я просто пытаюсь показать вам, что вы можете получить субъективную реальность в отношении того, что представляет собой этот парень, когда вы поймете, что он висхолдировал все на свете до такой степени, что теперь его вообще больше нет. И он приобрел полностью неконтролируемый вэйланс, или ложную бытийность, над которой никто и ничто не имеет никакого контроля, — он перешел в него, и этот вэйланс просто срабатывает автоматически. Понимаете? Его там нет; он зависхолдировал себя так, что он уже больше не является частью рода человеческого, понимаете? Но у него есть этот вэйланс, или эта ложная бытийность, которая, по его словам, является его личностью, — это не такая мелочь, как пребывание в мамином вэйлансе, или в папином вэйлансе, или… на самом деле это за пределами жизни вообще. Он мертв! Но есть эта наделенная жизнью конструкция, которая как бы срабатывает по принципу «раздражение-ответ». Понимаете, он зависхолдировал себя так, что он уже больше не является частью человечества.
У него нет никакой ответственности ни за что ни по одной динамике. Следовательно, не имеет значения, что он делает, и любой раздражитель вызывает любой ответ. Лежит авторучка с золотым пером, и она сама, по собственному желанию, просто прыгает ему в карман. Стоит машина с ключом в зажигании, и естественно, ключ в зажигании означает «вести машину», — он просто садится и едет.
Так вот, послушайте, этот малый оказался в таком состоянии из-за наказаний. И вы — те, кто занимается Саентологией, — были абсолютно правы: наказание никогда никому ничего не дало. Он оказался в таком состоянии из-за навязанных висхолдов, и эти навязанные висхолды в конце концов привели к тому, что он стал совершать все действия полностью автоматически, а когда все действия совершаются полностью автоматически, в этом случае не существует таких вещей, как правильное, неправильное, преступное, хорошее или что бы то ни было еще. Он становится автоматическим механизмом, который просто движется по жизни, как робот, совершая преступления. И вы собираетесь наказывать этого человека? Вы собираетесь с помощью наказаний заставить его быть хорошим?
О нет. Есть только один способ сделать так, чтобы наказание дало результат, и в мире нет такой полиции, которая была бы способна на достаточное количество насилия или овертов, чтобы сделать этот способ эффективным, и он в любом случае неэффективен, потому что мы просто снова обнаруживаем этого человека в следующей жизни. И способ этот заключается вот в чем: «При обнаружении уничтожить!» Понимаете, но это просто продолжение того же самого, не так ли? И это была бы временная мера.
Так что выбор был между тем, чтобы опуститься до полной дикости и переложить все это на плечи следующего поколения, и тем, чтобы действовать эффективно. И в том, что касается преступности, мы прямо сейчас в состоянии действовать эффективно. И это первый случай, когда кто бы то ни было действовал эффективно.
В отношении этого индивидуума ничто не даст результата, кроме реабилитации его как человека и возвращения его к людям. Поскольку человеческий род не может продолжать существовать, когда среди людей блуждает множество существ, которые перестали быть людьми и превратились в роботов!
Так вот, это крайность. И то же самое, конечно, можно сказать о сумасшедшем, а также, конечно, о чиновнике, который развязывает войну, потому что его дипломатия уже целую вечность ни на что не годится. Ни один из тех механизмов, которыми располагает общество, не позволяет справиться с этими преступниками, с этими сумасшедшими, если не считать того, что знаем мы. И мы как раз дошли до той точки, когда мы можем справиться с этим.
Это дает вам некоторое представление о том, в какие темные времена нам приходится жить, — если говорить о правосудии. Но это говорит вам о том, что в какой-то момент придется остановить деятельность этой автоматической, самосрабатывающей личности, у которой нет никакой ответственности ни по одной динамике. Волосы встают дыбом, когда понимаешь, что такой человек может набрести на кнопку автоматического запуска всех управляемых ракет. Поскольку, по сути дела, когда он опустился до того, что превратился в такого рода личность, единственное, что он может делать, — это создавать замешательство и разрушать. Это последние способности, остающиеся у человека; последние способности — это создавать замешательство и разрушать. Когда вы видите преступника, то вокруг него будет именно это: замешательство и разрушение.
В разуме преступника есть всевозможные автоматически срабатывающие механизмы. Что-то вроде этого: «О, я буду хорошим. Я получил хороший урок. Теперь я стану лучше и буду жить честно». Это просто автоматически срабатывающий механизм, который не имеет ничего общего с тем, что есть на самом деле. Понимаете? Вы нажимаете нужную кнопку, и механизм говорит: «Теперь я буду хорошим. Теперь я буду жить честно. О, пожалуйста, больше не наказывайте меня, потому что я сейчас веду себя хорошо и живу честно». Вы понимаете?
Так что мы все говорим: «Что ж, давайте дадим ему еще один шанс. В конце концов, он признал свою вину».
Что признало его вину? Что? Какая маленькая хитроумная машинка-робот сработала и признала вину? Это просто очередное хитроумное приспособление.
Так вот, человек, конечно, будет создавать некоторую видимость того, что его можно одитировать. И вы сталкивались с таким кейсом. По всей видимости, его можно одитировать, у него бывает период, когда он вроде как пытается вас задабривать, не получает никаких улучшений; его можно одитировать, у него бывает период, когда он вроде как пытается вас задабривать, не получает никаких улучшений. Конечно же, его невозможно было одитировать с самого начала.
Почему? Потому что там не было ничего такого, что могло бы быть причиной. Вам нужно было найти эту точку входа — ту часть его личности, которая могла быть причиной, и увеличить ее до такой степени, чтобы перед вами был человек. Это долгий путь.
Так вот, сравните то, о чем вы думали, когда я читал вам последнюю лекцию, с крайностями этого кейса, и вы увидите, что ваши дела не так уж плохи. Просто взгляните на это. Вы знаете, что вы делаете. Вы отличаете правильное от неправильного. Вы все еще можете чувствовать. Вы действительно чего-то добиваетесь в одитинге, многого или малого, так что вы даже не входите в число кейсов, представляющих собой самую крайнюю крайность. Любой из здесь присутствующих, вероятно, завис бы на какой-нибудь мелочи вроде того, что он попытался заигрывать не с тем, с кем надо, и не тогда, когда надо. В тот момент это казалось неплохой идеей, но… Или, может быть, подписал чеки на бо́льшую сумму, чем у вас было денег в банке. Что-то глупое, что-то незначительное.
Но незначительное, заметьте, в масштабах жизни вообще. И ни на мгновение не позволяйте себе подумать, будто я думаю, что вы считаете это незначительным. Вы не считаете это незначительным. Понимаете, вы говорите: «О, я не знаю. Мне это кажется довольно-таки большим». Да, это так.
Понимаете, человек в основе своей хороший. И в этом, знаете ли, причина его трудностей. Это то, что с ним не в порядке.
Я проследил это… я тщательно проследил, как это развивается, и чуть не прослезился, когда я наконец обнаружил, что человек удерживал себя из-за того, что он не хотел причинять вред другим.
Общество полагало, что человек удерживал себя, поскольку он боялся, что его накажут. Но когда мы вдумаемся в то, что человек может быть только причиной… вам надо будет сделать это на досуге. Это слишком невероятная идея, чтобы можно было понять ее в мгновение ока. Вам ничего невозможно сделать. Честное слово. И когда мы рассмотрим эту ситуацию в свете того, что я сказал, мы должны будем понять, что человек висхолдирует себя не из страха перед тем, что с ним сделают… этим он просто оправдывается. Он просто отдает должное этому, говоря: «Что ж, такова жизнь. Вот почему я так поступаю. Если я угоню машину, то меня накажут, и поэтому я больше не буду угонять машины».
И полицейские действуют исходя из того, что, если они поймают подростка достаточно рано, он перестанет быть преступником и он больше не украдет ни одной машины, если его напугать. И даже некоторых из вас привлекала эта философия. Я нашел этого подростка позже, и это не дало никакого результата. Это просто сделало его более разговорчивым в тех случаях, когда мы затрагивали эту тему, понимаете?
Так вот, если он доведен до такого состояния, когда он сам, по своему желанию, больше не может висхолдировать… понимаете, он… когда он сам больше не может висхолдировать, он выходит из-под контроля.
Так вот, здесь мы получаем эту очень интересную процедуру; то, что мы реабилитируем, — это способность избирательно и сознательно висхолдировать. Мы не пытаемся вытрясти из каждого все его секреты. Это иной подход, не так ли?
Когда человек больше не способен висхолдировать, он больше не способен быть хорошим, так что он просто опускает руки и окончательно деградирует, и он говорит: «Что ж, я… я просто ни на что не годен. Я…»
Однажды мне попался преступник — по-моему, это было в Вичите (я проводил ему процессинг; у него была парализована левая сторона тела) — он был больше не в состоянии висхолдировать свою главную драматизацию, которая состояла в том, что он избивал людей в переулках и отбирал у них деньги. Он находил человека поблизости от какого-нибудь переулка или в каком-нибудь помещении, избивал его и отбирал у него деньги. Он не мог делать ничего другого. Он даже дошел до того, что парализовал одну сторону своего тела, чтобы удерживать себя от этого занятия, и все равно это не дало результата! Поэтому он просто бросил все это, он просто перестал иметь какое-либо отношение ко всему этому и начал использовать искусственные вэйлансы, и он больше не присутствовал, и больше не нес ответственности, и не мог отвечать за это — ничего из вещей такого рода; он стал преступником.
Ну хорошо, человек в основе своей хороший.
Так вот, кто-нибудь приходит и учит его тому, что значит быть хорошим. Это очень ловкий трюк. Единственные моральные кодексы, которые у вас есть в Саентологии, имеют отношение к одитингу, и, если хотите, в техническом плане это моральный кодекс. Если вы не одитируете таким образом, одитинга не получится.
Но, пожалуйста, напомните мне мои слова, если я когда-нибудь впаду в бог знает что и напишу моральный кодекс, согласно которому «быть хорошим» состоит из шагов А, Б, В, Г. Понимаете, о чем я говорю?
Люди действительно начинают катиться по наклонной плоскости, когда они поднимаются на горные вершины и получают жареные факты из божественных молний. Причина этого в том, что каждый раз, когда вы сталкиваетесь с моральным кодексом, вы сталкиваетесь с нарушениями этого кодекса. «Почитай отца твоего и мать твою». Что ж, с этим все в порядке. Это прекрасная мысль. Это мило. Но если этому не сопутствует: «Почитай детей твоих», то это застрявший поток. Не работает! Это не то, что может иметь широкое применение. Вот в чем слабость морального кодекса.
Например, кто-то говорит: «Не убий». Прекрасно. Любите бифштекс? А? Вы любите бифштекс?
Хорошо, тогда вы должны убивать. О, но вам говорят: «Ну, они не имели это в виду». О да, в этом-то и заключается проблема со всеми этими моральными кодексами. Они просто не это имели в виду. Они не имели этого в виду, понимаете? Существуют отличия. Существуют вариации.
Вы говорите:
Теперь посмотрите, каждый раз, когда вы устанавливаете одну из этих общих заповедей, благодаря чему вы получаете кодекс, гласящий: «Не делайте того», «Делайте это», «Не делайте того», «Делайте это», то «не делайте» превращаются в «делайте», а «делайте» — в «не делайте», пока внезапно все не сходят с пути истинного, и тогда «быть хорошим» начинает означать то же самое, что быть — о, я не знаю — турецким пиратом, или архиепископом, или человеком, занимающимся практически любым недостойным видом деятельности.
Так вот, у вас есть проблема, заключающаяся лишь в интерпретации того, что значит быть хорошим. И я думаю, что впервые определение этому было дано в Дианетике. Так вот, применение этого определения дает довольно-таки хорошие результаты, если только вы не бьетесь над этим день и ночь с таким упорством, что перестаете вообще что-нибудь соображать. И заключается это определение вот в чем: добро — это наибольшая польза для наибольшего числа динамик, на которые оказывает влияние какая-либо ситуация, иными словами, это оптимальное решение. Наибольшее благо для наибольшего числа динамик. Так вот, мы знали это в течение очень долгого времени.
Что ж, иногда с помощью этого вы можете пройти через трудности и время от времени вы можете сделать так, что для вас все кончится благополучно там, где не должно было бы, если бы не наибольшее благо для наибольшего числа динамик.
Я ясно помню, как я вешал кружащихся дервишей сразу же, как только они попадались мне в руки. На Ближнем Востоке каждый раз, когда вы пытались организовать какую-нибудь военную экспедицию, из пустыни выходили кружащиеся дервиши и говорили вашим солдатам: «Ложитесь. Уходите. Бросьте это. Ведь вы сейчас нападаете на правителя, происходящего из рода пророка Балахии», и так далее.
Иными словами, вы имели дело просто с кучкой паршивых шпионов или с чем-то в этом роде, так что вы просто вешали дервишей.
Что ж, это, по существу, будет овертом, если вы не осознаете, что если бы вы позволили дервишам прийти и внести разлад в вашу армию, то порядок и дисциплина на всей вашей территории просто полетели бы к чертям и какой-нибудь король, сатрап, султан, бог его знает кто, который узурпировал немного власти и истреблял людей с такой скоростью, с какой это могли делать его евнухи, и так далее… понимаете, одни лишь казни, казни, казни, казни, казни, понимаете, налоги, налоги, налоги, налоги… он развалил бы всю торговлю. У этих ребят была удивительная точка зрения: они думали, что править — значит постоянно с помощью налогов лишать всех подряд всего, что у них есть.
Я не знаю. Я не думаю, чтобы какие-либо правительства с тех пор придерживались того же мнения. Но они полностью утратили представление о том, что такое правительство. А правительство — это просто-напросто не что иное, как группа людей, работающих на благо общества и служащих обществу. А они как бы упустили это из виду, понимаете? Их избирают, и они, знаете, думают, что кто-то избрал их, чтобы они были кем-то. Нет, их избрали для того, чтобы они служили остальным. Они не очень хорошо это себе представляют, и это как бы время от времени теряется из виду, и вам приходится напоминать им об этом и ставить все обратно на свои места.
Но тем не менее, если вы не убивали дервишей, вы оставались без армии, и на всей территории начинались беспорядки, и внезапно и стар и млад начинал умирать от голода, и торговля прекращалась, и все рушилось — бум. Так убивали бы вы дервишей или не убивали? Понимаете, было ли это овертом или не было?
Что ж, очевидно, это не могло быть овертом, и в то же время это было овертом.
Понимаете, о чем я говорю?
Но вам нужно было разбираться с этим, основываясь на понятии оптимального решения. В каком случае вы принесли бы больше вреда большему числу динамик: если бы вы избавились от вот этих конкретных кружащихся дервишей или если бы вы от них не избавились? И вы действовали соответственно.
Так вот, всякий раз, когда вы так поступали, все кончалось для вас благополучно. Понимаете, вы не сделали ничего такого, о чем вам пришлось бы беспокоиться, если вы поступили таким вот образом. Так что вы говорили: «Что ж, я сделал это по долгу службы, и именно так мне положено было поступить. И я сделал это!» А-а, это было то, что вы сделали, а затем вы говорили: «О, я не делал этого. Я… плохо поступил. Я сожалею об этом. Жаль, что я это сделал. Не знаю, что это на меня нашло. Динамики тут были ни при чем». Это понятно? Такие поступки — оверты.
И боже мой, до какой степени они скрыты! До какой степени они скрыты! Человек просто хоронит некоторые из этих вещей со всеми их потрохами так глубоко, что, хотя он знал о них все время… он идет по улице и говорит: «Что ж, моя совесть чиста. Я рассказал все. Я рассказал моему одитору о Розе. О Генри. Я рассказал одитору о той истории с банком. Я рассказал одитору о том, что я сделал той кошке, когда я был маленьким мальчиком. Я рассказал одитору… да, о том, как крал яблоки у старушки. Понимаете? Да, я должен был бы чувствовать себя намного лучше, чем я себя чувствую, но… Так, посмотрим, я рассказал одитору о… о да, рассказал одитору о том, как плохо вел себя по отношению к своей маме, как разлил ведро мыльной пены на лестнице черного хода, чтобы она поскользнулась и упала.
Да, я неплохо очистился. Саентология работает не очень хорошо; я просто чувствую себя не очень хорошо. Здесь что-то не так. Как бы то ни было я рассказал ему все. Я сделал то, что сказал Рон. И больше ничего нет.
О нет! Нет. О, ну это…это просто была одна из тех вещей, и с этим ничего нельзя было сделать, и… Я просто не был самим собой. Просто не был самим собой. Вот в чем было дело. Нет никакой нужды говорить ему об этом, потому что… просто расстрою его.
Просто его расстрою. Именно так. Просто его расстрою. Что ж, я просто расскажу об этом самому себе.
Я… забавно, я вроде как… я как будто знал об этом все время, но, кажется, я просто никогда об этом не вспоминал. Понимаете, и мне непонятно, почему я не вспоминал об этом… кажется очень странным.
Что ж, вероятно, это что-то такое, что было сделано мне в далеком прошлом, и поэтому тогда я сделал это, и это, вероятно, до такой степени выходит за рамки моего поведения, что мне нет необходимости беспокоиться об этом. Боже мой, как у меня болит голова!
Что ж, как бы то ни было, я… это не имело ко мне особого отношения, так что нам нет необходимости что-нибудь с этим делать. Я сделал все, что говорил Рон, так что теперь я весьма скоро должен стать клиром. Что ж, может быть, я почувствую себя лучше по этому поводу на следующей сессии!
Как, черт возьми, я вообще попал в такую ситуацию? Мог ли это быть я? Мог ли я сделать такое? Нет, это не мог быть я. Я думаю, я все это придумываю! О, я расскажу ему. О, я себя чувствую… о господи! я не могу ему рассказать!»
Вот оно! Вот что ударит по вам. Но тем не менее просто погубите свою репутацию. Бросайтесь на амбразуру и прекращайте свои прошлые дела!
Так вот, в чем же суть… в чем же суть… мы поговорим об этом позже на конгрессе, но в чем же на самом деле суть того, что с вами происходит в подобных случаях?
Это плохо сформулировано, потому что у слова «ответственность» кроме основного есть слишком много дополнительных значений, и единственная причина, по которой сейчас нам удается этот трюк, заключается в том, что я наконец выяснил точную анатомию ответственности, и мы можем проводить процессинг в отношении ответственности, используя другие слова — слова, которые гораздо лучше подходят для этого и на которые преклиры откликаются очень быстро, и их состояние улучшается. Ведь вы проводили процессинг в отношении ответственности многим преклирам, и это им ничего не дало. Что ж, это случилось просто потому, что они считали ответственность чем-то иным. Я должен был суметь понять, какую именно дефиницию ответственности нужно будет использовать в процессе, чтобы это дало результат. Фокус был в этом.
Но мы должны сказать, что, по сути, дело в ответственности. И то, за что человек не мог взять ответственность, — это, конечно же, то, что для него является наиболее чуждым. И он делает что-то, он не может взять ответственность за это, и он не знает, что за бес в него вселился. Он не может взять ответственность за это, но он это сделал, но он этого не делал, но он это сделал, но он этого не делал, но он не мог этого сделать! И это неизбежно является овертом. И одна из тех вещей, о которых он не может вам сказать, — это против чего был совершен этот оверт.
Вы говорите:
И в этом все дело. Он просто не может даже сопоставить эти вещи с динамиками. Это отсутствие ответственности. Чтобы у человека была память, необходима определенная степень ответственности.
Так вот, идентность — это один из ключевых моментов в разрешении всей этой ситуации. Ответственность в отношении идентности — это потрясающий процесс. Это один из замечательных процессов, если его проводят правильно. Но когда вы больше не чувствуете ответственности за человека, которым вы были и которым теперь не являетесь, вы, конечно же, его забываете. Этого человека больше не существует, даже в памяти, поскольку вы больше не являетесь ответственным.
Нереальность, с которой мы сталкиваемся в отношении полного трака. И эти люди просто говорят: «Жил ли я раньше? Нет, раньше я никогда не жил. Я не могу получить ни малейшего представления ни об одной из прошлых жизней. Я никогда не жил до этого. У меня нет никакой реальности в отношении этого. Если подходить к этому на интеллектуальном уровне, я могу вам сказать, что я знал людей, и даже преклиров, которые говорили мне, что они жили до этого. И для пользы одитинга и кейса я принимал это на веру. Но это не для меня. Я хочу сказать, что я, в конце концов, просто…»
Перед вами случай потрясающей безответственности в отношении идентностей. Вот и все. И когда вы повысите ответственность этого человека в отношении идентности, в ту же секунду к нему вернется память о полном траке. Из-за этого-то мы и начали заниматься полным траком, понимаете?
Просто как ремарка: у меня начиналась… у меня начиналась амнезия. Я не мог вспомнить некоторые места. Понимаете, я говорил: «Какой был адрес моего дома в 1610 году? Я схожу с ума, теряю рассудок. Так, посмотрим. Да, это была улица Афинская, дом 22, Афины. Да, это был мой адрес… это был мой адрес в 351 году до нашей эры. Да, это так. И тогда мой адрес был таким-то, а потом мы переехали туда-то и так далее. А в следующей жизни адрес был таким-то и таким-то. Я не могу вспомнить своего адреса в 1610 году! Я схожу с ума». У меня, кстати, была одна цель в процессинге: просто подчистить эти области амнезии, понимаете? Я думал, что я схожу с ума!
Затем я сталкиваюсь с кем-то, кто говорит: «Прошлые жизни?» Или с кем-то, кто говорит: «У меня довольно неплохая реальность в отношении того, что я жил раньше. Мне попалось одно факсимиле».
Понимаете, все, что мы видим, — это разные степени ответственности, только и всего, ответственности за идентность, за бытийность, за жизнь, за время и так далее. Просто степень ответственности — вот к чему все это сводится. Человек не желает брать ответственность в определенных областях — человек забывает.
У человека с плохой памятью низкий уровень ответственности, и это то, что вам следует записать в своей тетради. У таких людей плохо с ответственностью. Иными словами, ответственность и память, ответственность и идентность и так далее — между ними есть прямая, непосредственная связь. Безответственность и амнезия и так далее
– они связаны друг с другом. И в этом суть многих таких вещей.
Так вот, у меня была цель в одитинге — подлатать множество этих вещей, и так далее. И когда я одитируюсь, вообще говоря, это делается для того, чтобы привести в порядок такого рода вещи и с пяток других вещей, поскольку моя цель — стать ОТ, и я не получаю достаточно одитинга, чтобы ее достичь. Это меня просто бесит, просто бесит.
Вас бесит… вас бесит то, что вы не получаете достаточно процессинга. Вам следует слушать меня иногда. Я правда не знаю, какой у меня был адрес в 1610 году, понимаете? Может быть, это была окружная тюрьма. Вероятно, так это и было.
Мы все время обманываем сами себя. Мы постоянно обманываем себя в том, что касается всех этих вещей. Мы обманываем себя в том, что касается жизни, в том, что касается собственных мотивов, и так далее. Но каждый раз, когда мы обманываем себя, мы просто так или иначе не берем ответственность за динамики. И конечно, первая динамика — это одна из динамик.
Так вот, тот, кто сплетает для вас причудливую ткань романтизма, не причиняет вам никакого вреда. Но тот, кто говорит вам: «Я не обязан для тебя что-либо делать, потому что я за тебя не отвечаю. У тебя своя жизнь, у меня своя», — он причиняет вред. Поскольку, по сути, индивидуумы не живут поодиночке. Они не могут жить поодиночке. Вот и все.
Вы никогда не были более несчастны, чем в последний раз, когда вы полетели к небесной тверди, пролетели мимо седьмого неба и не встретили там никаких друзей. Или несколько столетий назад, когда вы, попав в жернова различных пропагандистских систем, решили отправиться искать небеса и встретить святого Петра или кого-то в этом роде, понимаете? Через некоторое время до вас дошло, что вы влипли, потому что вы его не нашли. Я готов поспорить, что даже сейчас есть много тэтанов, которые порхают туда-сюда и говорят: «Ничего себе. И где же врата?» Я не знаю, что это была за тэта-ловушка, у которой были врата. И, конечно, фокус… сожалею, если я оскорбляю ваши религиозные чувства. На самом деле я нисколько не сожалею, но я скажу это просто из вежливости.
Если есть что-то, что выводит меня из себя, так это тот человек, который доводит людей до такого состояния, что они не знают, где находятся. Или тот, кто предлагает вам философию, состоящую в том, что «вы можете творить в этой жизни все, что хотите, и разрушать в этой жизни все, что хотите. Это не имеет значения, потому что вам никогда не придется за это платить. Вы никогда не будете жить снова».
А затем, боже мой, вы — тот, кто не исправился… вы возглавляли всю систему школ в целом округе, и вы могли бы искоренить различные злоупотребления среди учителей, а у вас была эта философия, понимаете: «Я никогда не жил раньше и никогда не буду жить вновь. Никогда не жил до этого. Я просто нахожусь здесь, и я возглавляю эту систему. А когда я умру, я буду мертв. И когда меня не станет, я отправлюсь в рай, или в ад, или куда-нибудь еще, где мне воздастся по заслугам, вот и все, что можно сказать по этому поводу, и…»
Вы возглавляли систему школ. Вы попадаете под грузовик или что-то вроде этого или съедаете какой-нибудь из этих, разрекламированных по телевидению продуктов, отбрасываете коньки, находите новое тело, и та самая мисс Гуч и все эти мисс Гуч, которых вы столько раз могли призвать к порядку, теперь учат вас.
Это очень узкий, сверх индивидуалистический подход. Но один очень, очень образованный, по всей видимости, обладающий очень глубокими познаниями профессор физики из Колумбийского университета сказал мне, что он никогда особо не волновался по поводу деления атомного ядра, потому что он умрет раньше, чем что бы то ни было случится с Землей. И неважно, погибнет ли он при взрыве атомной бомбы или по какой-то другой причине, — это было неважно, потому что ему недолго осталось жить на этом свете. И вскоре после этого он умер. И я представляю себе сейчас, вот он, ребенок в Нью-Йорке или где-то вроде этого, пробивает себе дорогу в жизни, и, поверьте мне, где-то в его сознании есть тихое бац, бац, вжик-щелк, понимаете? Каждый раз, когда он читает в… «бомба», «предлагается разоружение», понимаете? Это прямо у него на траке — он просто не берет ответственность за это — этот его разговор со мной о том, чтобы научить некоторых его студентов брать какую-то ответственность за их достижения в области техники и за их закулисную возню по поводу деления атомного ядра. Я сказал ему, что он должен научить их брать ответственность за те вещи, с которыми имеют дело гуманитарные науки, если эти люди собираются играть в какие-то игры в области наук естественных. А он сказал, что тра-ля-ля, что он умрет, понимаете, и всякая такая белиберда. И вот он здесь. У него должны быть смутные догадки об этом, понимаете?
Нет ничего плохого в том, чтобы плыть себе вверх по траку без какой бы то ни было ответственности, ожидая, что куда-нибудь да приплывешь, но никто не будет очень счастливым при такой жизни. У таких людей ответственность и память не соответствуют потребностям ситуации — ситуации, существующей в их собственной жизни. Вот и все, к чему это сводится.
Так вот, что такое оверт? Оверт — вы могли бы классифицировать это различными способами. Вы могли бы сказать, что оверт — это нечто такое, что не послужило наибольшему благу по всем динамикам. Что-то вроде этого. Или что-то, что препятствовало будущему выживанию. Или вы могли бы сказать, что оверт — это подвергнуть кого-либо тому, что он не в состоянии перенести. Существуют различные способы сделать это, но нет никакой нужды давать определение оверту, потому что вы и так все о нем знаете! Так вот, в этом весь фокус, в этом-то все и дело.
Так вот, что было трудным, так это дать определение ответственности таким образом, чтобы это можно было использовать в процессе и он не бил бы мимо цели. Понимаете, в этом был фокус. Хорошо. Так вот, у нас это есть. Еще один процесс будет опубликован.
Таким образом, нет никакого смысла давать определение тому, что такое оверт, и, следовательно, моральный кодекс — это просто такое вот количество зря потраченных карандашей, стило, или восковых табличек, или камня, или молотов, или резцов, или на чем там пишут эти кодексы. Поскольку все знают, что такое оверт, иначе они не страдали бы из-за них. Понимаете, оверт — это то, из-за чего вы страдаете, и это почти что все, что вы можете сказать, давая определение оверту.
То, что вы подавляете и о чем вы не должны говорить кому-то, должно быть, было овертом! Это понятно? Вот что такое оверт. Оверт — это то, что, как чувствует сам человек, ему лучше вновь не совершать. Это так просто.
Так вот, каждый раз, когда вы пытаетесь продвинуться дальше этого, давая определение оверту, у вас начинаются неприятности. Человек в основе своей хороший. Он сдерживает себя, сдерживает себя до той точки, где он теряет себя. И после этого, к сожалению, имеет место единственное настоящее зло. Когда он потерял себя, вместо него не осталось никого, кроме не обладающего совестью автомата, который совершает ряд действий, и вы получаете преступность.
Таким образом, основной… один из основных овертов — это безответственность в отношении идентности.
Здесь… боюсь, что в этом зале нет никого, кто совершил бы какие-либо настоящие оверты.
Но я готов поспорить, что в этом зале нет никого… здесь нет никого, кто был бы настолько уверен в себе. Иными словами, я не думаю, что вы обладаете такой же уверенностью в отношении списка совершенных вами овертов, как и я. Вам это понятно? Дело в том, что я смотрю на это со стороны. У меня очень неплохое представление о том, что было сделано и чего не было сделано на полном траке.
Вероятно, не было ничего ужасно плохого в том, что кто-то разработал тот самый план — последний план, который был разработан, — связанный с ледяными кубами и устранением целых цивилизаций, переселением целых народов, решением проблемы перенаселения и так далее на целых планетах, с перераспределением людей в соответствии с их навыками, формой тела и так далее. Это одна из тех вещей, которые нельзя было бы разработать на УНИВАКе или ЭНИАКе, даже если бы он был подключен к электробритве «Ремингтон».
Так что, как бы то ни было, этот план… это неизбежно, люди будут… и духовные существа будут работать на основе планов… этот план, так уж случилось, имел тот недостаток, что он был настолько хорош и требовал от каждого, чтобы тот был таким хорошим и таким честным, что ни один человек не подходил для участия в осуществлении этого плана, поэтому единственным способом его осуществить было опираться исключительно на зло, из-за чего весь план, конечно же, превратился в оверт.
Так что иногда кто-то задумывает что-то, и это становится овертом просто потому, что он не предвидел, куда это идет. Это не является справедливым для всех овертов. Но совершив их из чувства заботы о ближнем, вы заняты тем, что их висхолдируете.
И одна из причин, по которым вы скрываете что-либо от людей, заключается вот в чем: вы думаете, что это повредит им. Интересно, не так ли? Взгляните на это. Вы говорите, что это шокирует одитора или повредит ему или это шокирует кого-то другого или повредит ему, если об этом станет известно. Так вот, сколько зла, по вашему мнению, продолжает существовать на траке из-за этого, а? Вы не думаете, что это приносит больше вреда? Вы не думаете, что от этого больше вреда, чем от того, что случится непосредственно в данный момент?
Если уж речь зашла об этом, на самом деле вы не можете повредить одиторам — это невозможно — никаким способом, за исключением одного, а именно: если вы не будете добиваться никаких результатов. Одитор будет готов встать под циркулярную пилу и искупаться в жидком воздухе, до тех пор пока он считает, что получает результаты и одерживает победы. Почти единственный способ, которым вы можете повредить одитору, — это заставить его терпеть поражения, поражения, поражения, поражения.
Мы обнаружили это в учебных классах. Мы обнаружили… обычно у нас есть два или три старых одитора, которые за последнее время потерпели слишком много поражений, и мы одним махом приводим их в порядок, дав им возможность получить несколько побед, и это работает прекрасно. Они вновь приходят в норму!
Нет ничего более изумительного, чем видеть, как одитор, который полностью убежден в том, что он до смерти устал от одитинга и не хочет больше иметь к одитингу никакого отношения, добивается прекрасной, большой победы! И он сразу же говорит:
«Что ж, — говорит он, — есть еще желающие? Есть еще желающие?»
Я знаю, у меня всегда были победы того или иного рода, большие, маленькие и так далее. Я не знал, что мой энтузиазм может буквально взлететь, поскольку мой рацион сейчас составляют победы. Я хочу сказать, что они просто составляют мой рацион. Вопрос только в том, у какого кейса вам нужна победа. Вы понимаете? Вам нужна победа у такого-то кейса. Что ж, прекрасно. Проводите ему процессинг, вот и все.
Время от времени я обнаруживаю, что у меня на пути встает моя нравственность, точно так же, как это будет происходить и с вами. Вы говорите: «Ну, я не знаю. Я не знаю. Понимаете? От нее действительно досталось тому парню, понимаете? Я не знаю, следует ли мне проводить ей процессинг или нет. Почему я должен это делать?» Понимаете?
И если вы поразмыслите об этом еще немного, вы неизбежно обнаружите, что в 1302 году, когда вы были стражником при таком-то и таком-то дворе. Вы знали парня, понимаете? И у вас есть оверт, который в точности совпадает с тем овертом, который совершила она. И конечно, вы не можете взять ответственность за преклира, поскольку вы не берете ответственность за тот оверт, который вы совершили. Вам это понятно?
Что ж, дело выглядит так — это здравый взгляд на ситуацию, — что это довольно легкий способ выбраться из крысиной норы. Это так. Все, что вы должны сделать, — это, во-первых, освободить кейс от его овертов и висхолдов в этой жизни, навести там порядок, убрать оттуда весь этот мусор, провести процесс по ответственности в отношении каждого из этих инцидентов, которые будут найдены (и позже я расскажу вам подробнее о том, как это делается), но не позволяйте этому кейсу выдавать вам что-то вроде: «Так, посмотрим, я угнал машину, когда мне было двенадцать лет. Да. Я рад, что смог облегчить душу». О да?
Вам пришлось бы работать не с этой командой одитинга, но с чем-то вроде этого: «За какую часть этого инцидента вы могли бы быть ответственны?» И работайте с этим, пока оно не сгладится. И куда мы идем после этого?
Что ж, вы берете следующий инцидент, который он вам предлагает, определяете местонахождение этого инцидента, пусть он затем выскажет все свои аргументы и оправдания, затем сглаживаете это и полностью восстанавливаете и приводите в нормальное состояние его ответственность в этой области. Это понятно?
Не надо просто вытрясать из него оверты, мотиваторы и висхолды — один, другой, третий, — и продолжать, и продолжать делать это, понимаете? Не надо просто вытрясать из него все данные, которые у него есть, не проводя затем по отношению к ним никакого процесса и пропуская при этом все остальные действия. Вы понимаете, что в этом было бы неправильно. В этом было бы очень много неправильного.
Поскольку все, что представляет собой признание, — это первый шаг по шкале градиентов взятия ответственности за это. Это просто ключ, который позволит вам открыть первую дверь и добиться, чтобы он рассказал вам об этом, — это лишь начало процесса! И вы могли бы чуть ли не убить человека, добиваясь, чтобы он рассказывал вам одни лишь оверты и висхолды без конца, вытряхнуть их все из банка, а затем так и не провести вообще никакого процесса по ответственности в отношении этого. Вы могли бы чуть ли не убить человека, действуя таким образом. Это самый грязный трюк, который только можно проделать с кем бы то ни было: так и не провести никакого процесса по ответственности в отношении этих овертов и висхолдов, понимаете?
Так вот, я не утверждаю, что какая-либо организация на Земле поступает так.
И еще одно, что вам нужно реабилитировать: после того как вы восстановили его ответственность, вам нужно реабилитировать способность висхолдировать! После того как вы разобрали его на части, вам нужно собрать его снова, понимаете? Потому что только лишь благодаря своей способности висхолдировать он оставался хорошим. И это очень важно.
Если человек все еще способен удерживать себя от совершения антиобщественных действий, он в хорошем состоянии. Преступник — это тот, кто больше не может этого делать.
Таким образом, то, что вам нужно сделать, чтобы привести в порядок кейс, — это очень просто. Конечно, это не завершает работу с кейсом; это не делает этот кейс клиром. Это просто подготавливает кейс к клированию.
Но шаги очень просты: разберите на части какой-нибудь оверт и висхолд, которые есть у человека, проведите в отношении них процесс по ответственности;
найдите еще один оверт и висхолд в этой жизни, проведите в отношении них процесс по ответственности; еще один оверт и висхолд, проведите в отношении них процесс по ответственности; еще один оверт и висхолд, проведите в отношении них процесс по ответственности. Когда все это будет готово, вы довели его до такого состояния, когда он просто одержимо в чем-то признается, понимаете, он просыпается среди ночи и пишет вам записку, чтобы признаться в чем-то еще; тогда вам самое время засучить рукава, и приниматься за работу, и полностью реабилитировать его способность висхолдировать. Иными словами, когда вы высыпали мусор из грузовика в канаву, самое время позволить ему поднять задний борт.
Так вот, это, в сущности, то, что нужно, для того чтобы поставить кейс на рельсы, и ни один кейс не устоит против этого. Сейчас они все у вас в руках. Если кейс может говорить — хлоп! — он попался. Мне нет дела даже до того, что кейс не хочет одитироваться; все равно, как кейс он попался.
Возьмите любого полицейского, или возьмите кого угодно и где угодно, и вы добьетесь того, что он окажется «в сессии», прежде чем вы это осознаете. Я сейчас мщу за все те плохие статьи, которые когда-либо были о нас написаны: я заставляю «сломаться» каждого газетного репортера, который попадает мне в руки, и он мгновенно оказывается «в сессии» в отношении его собственных овертов и висхолдов против Дианетики и Саентологии.
Так вот, на самом деле это то, как вы начинаете работу с кейсом. И я вижу, что вы поняли, что когда-нибудь, возможно, я предложу какой-нибудь способ сделать первый шаг, а именно способ сделать первый шаг в работе с кейсом. Для этого есть масса приемов, способов и средств, но в действительности они такие же примитивные, как нахождение оверта и висхолда, проведение в отношении них процесса по ответственности, нахождение другого оверта и висхолда, проведение в отношении них процесса по ответственности. Вы продолжаете это делать в течение некоторого времени — этот кейс у вас будет «в сессии», и чем больше вы это делаете, тем быстрее он движется. Рано или поздно вам придется восстанавливать его способность висхолдировать — даже от вас, — и ваше дело в шляпе.
Что ж, сегодня я довел вас до ручки, сообщив вам все эти данные в первый же день. У нас, следовательно, ничего не осталось на второй и третий день. Я очень сожалею, что ваши банки настолько рестимулированы. (До какого же лицемерия можно дойти, а?)
И я… однако я очень счастлив видеть вас здесь. По сути дела, я рассказал вам сейчас все, о чем собирался рассказать на этом конгрессе, и осталось не так уж много, так что нам нет нужды слишком беспокоиться об этом, и этой ночью вы можете спать спокойно с осознанием того, что завтра вас не ждут никакие потрясения.
Если же сегодня вы слишком рестимулированы, для того чтобы заснуть, просто утешайтесь мыслью, что другие находятся в таком же положении. И завтра мы найдем время, и я постараюсь провести вам групповой процесс, который не облегчит вашего состояния — от него, пожалуй, станет еще хуже, — но благодаря ему вам все станет гораздо яснее.
Пока же спасибо вам за то, что вы пришли, и я думаю, что до сих пор у нас все шло хорошо в этот первый день конгресса, и я желаю вам удачи на семинарах сегодня вечером.
Спасибо большое.