И вот эти цивилизации исчезли. Мы ничего не знаем об этих цивилизациях. Они могли быть очень развитыми. И даже само поле этой битвы находится в пределах десяти миль от Сент Хилла. Ну, и куда шла эта цивилизация? О чем это все? Ведь это очень таинственная цивилизация — плетеные колесницы, видите? Может быть, кто-то забыл, как плести корзины. Кто знает, что случилось с этой цивилизацией.

Сейчас положение здесь таково, что технология теряется, и нам придется изучить, как она теряется. А теряется она потому, что люди оказываются неспособными учиться. Вот единственная настоящая причина, по которой она теряется. Это довольно интересное исходное положение, и все сводится именно к этому конкретному исходному положению. Тем самым мы не уйдем в узкопрофессиональные умности типа “Они не смогли воспроизвести” и “Они не смогли то и это”, но все это только объяснения, почему они не смогли учиться.

У цивилизаций есть свойство подниматься до определенного пика, а затем, под воздействием войн и прочих подобных факторов, они начинают терять свою технологию. Так вот, они теряют свою технологию только потому, что никто не обучается этой технологии.

Возьмем, к примеру, английского серебряных дел мастера. Сегодня Англия уже не то в серебряном деле, что было когда-то. Ее среброкузнецы издавна были очень, очень знаменитыми. А потом они получили лейбористское правительство, и оно ввело такой налог на серебро, что британское серебро больше не могло продаваться. С таким же успехом можно было поставить британского среброкузнеца к стенке и расстрелять его, потому что он ушел тогда в другие ремесла и технология была потеряна; и на сегодняшний день это практически утраченная технология. Причем, она была потеряна за последние лет десять или около того. Вам придется долго разговаривать с управляющими ювелирных магазинов, прежде чем вы поймете, почему невозможно купить серебра. Можно купить антикварное серебро, можно купить старинное серебро; вот два или три изделия в обороте, и это все.

Ну, так что с этими ребятами? Есть парни, которые это изучили, и есть множество учебников по этому предмету, и эта технология еще существует, но скоро она будет потеряна. Совершенно серьезно, она скоро будет потеряна. Вот один старый рабочий, которого оставили на заводе. Он знает об этом все. Он окружен людьми, и совершенно внезапно все это может возродиться. Но все просто полагаются на него, никто не изучает ремесла. Видите, все просто полагаются на него, если хотят что-то узнать. Все это приходит к той черте, за которой следует неспособность узнавать и неспособность обучаться.

Я всегда гордился тем, что я быстро обучаюсь, следовательно я могу говорить на основании собственного опыта в этой сфере. Но я знаю свою собственную историю с этим делом, и знаю свои собственные слабые места. Когда вы станете меньше беспокоиться о своем умственном состоянии или о чем-нибудь подобном на этом свете, вы сможете по-настоящему рассмотреть это и выявить, что там не так, и взять на себя смелость признать, что там-сям можно было бы кое-что улучшить.

Теперь, одна вещь о самом образовании: в нем встречается очень много лжи, и можно изучать множество ложных идей и после этого выбросить из головы всякую учебу, потому что то, что было изучено — ложь. Это может стать одной из причин, по которой человек прекратит учиться. Я практически не вижу, как это относится к нашему предмету, кроме, разве, того, что это вносит идею собственного мнения о том, что вы изучаете. Так, если кто-то учится, не имея никакого мнения о предмете изучения, или не имея способности оценить то, что он изучает, что ж, его способность обучаться будет на деле очень низкой. Со стороны он будет выглядеть просто китайцем.

В китайцах нет ничего плохого, но я помню, как ходил в школу, кажется, в восьмой класс. Я несколько месяцев посещал грамматическую школу *Грамматическая школа: в Британии школа для подростков 11 — 18 лет с повышенными интеллектуальными способностями., все время на разных станциях и в разных местах. А ситуация, которая возникла в восьмом классе, заключалась в том, что никто не мог получить оценку “5”, кроме двух китайцев, которые учились в нашей школе. Они обучились учиться, но так же, как обучаются учиться попугаи, если это назвать обучением. И они могли встать и оттарабанить номер страницы и параграф и что угодно еще из заданного по учебнику истории, и они могли выдать вам это дословно. Самая потрясающая работа по тотальному воспроизведению, о которой вы когда-либо слышали. Но они не были способны сказать вам, о какой вселенной идет речь, и если переставить одну запятую или спросить их мнение об изученном таким образом материале, то получался полный конфуз, как очень часто и бывало. Они могли помнить, находится это в середине книги или в конце книги, то есть, в каком параграфе это описывается, и все в этом роде. Самое потрясающее воспроизведение через копирку, которое я когда-либо видел. И это доставало всех нас, остальных, потому что они всегда получали “5 с плюсом”, и это было для учителя таким впечатляющим примером, что учитель, естественно, не мог, поставить кому-нибудь “5 с плюсом” за любое знание предмета. Соответственно, наше любопытство к этому предмету очень быстро исчезло, и мы обычно получали “2”. Я им этого никогда не прощу.

Но в любом случае, шутки в сторону, это был случай полного, совершенно полного воспроизведения без малейшего зернышка связанного с этим разумения, и это полный кошмар, и совсем не так, как учитесь вы. Кошмар! Возможно, вы тоже способны так делать, но я буду расценивать это как ментальный подвиг, а я думаю, что обучение не имеет ничего общего с ментальными подвигами. Обучение имеет дело с пониманием.

Обучение имеет дело, в общем и в частностях, фактически с одной вещью: с желанием знать. Это первые маленькие ворота, которые должны быть открыты, чтобы человек встал на путь обучения: желание знать. Если эти ворота остаются закрытыми, тогда вам придется встретиться с такими вещами, как тотальная дословная зубрежка, система механического запоминания, вам придется столкнуться со всеми видами других систем, ни одна из которых не сложится в какое-либо знание.

Знайте, что в Саентологии есть одна вещь — одна вещь — которую не слишком легко поместить в тексты, и которая, возможно, никогда не будет помещена в тексты: наука о том, как это делается. Знайте и то, что эту одну единственную вещь действительно трудно передать в письменном тексте, хотя очень легко передать на примере (и я обращаю сейчас ваше внимание на более раннюю часть этой лекции, когда я говорил, что это составляет как минимум 50% всего, что мы делаем); и я хочу сказать, что здесь есть некая непрочность, связанная с передачей этой информации, обеспечивающей будущий успех Саентологии, и эта непрочность именно здесь. Она очень легко может стать неработающей дисциплиной.

Я хочу подчеркнуть, что все в этой технологии, что может быть записано, может дать тот же результат, что был в Чикагском Университете: никакого результата, понятно? Потому что здесь есть утраченный элемент: наука о том, как это делается.

Я скажу вам, что одитор может стать настолько искусен, что в сессии не будет больших пропущенных зарядов *Пропущенный заряд: умственная энергия или масса, которая была каким-либо образом рестимулирована в человеке, и она частично или полностью неизвестна человеку и таким образом, способна отрицательно влиять на него. Когда человек получает лок, рестимулируется более ранний ниже расположенный инцидент, — это и есть ПЗ. Пропускает его не одитор. Он работал с более поздним зарядом, который рестимулировал более ранний. Это — ПЗ (технология 62г.), и это все, что имеется в ввиду под этим термином. Рестимулированный и невидимый более ранний заряд — вот как можно назвать его иначе., и его одитинг будет настолько гладок, что нигде и ни у одного студента в этом ко-одите не произойдет включения *Включение: момент, в который произошла рестимуляция более раннего болезненного или расстраивающего инцидента. Включение — это момент, когда окружение бодрствующего, но усталого или расстроенного человека, оказывается подобным, записанному в спящей инграмме. В этот момент инграмма становится активной. Она включается и может затем драматизироваться. — ого! Это почти невероятное мастерство одитинга. Это ходить по краю клетки со львами так ловко и проворно, что не нужно будет ставить парапет. Это просто потрясающе!

Ну, чем это достигается? Наукой одитирования. Это формула общения, это владение э-метром, это что делать и чего не делать с преклиром, и так далее. Это исключение из сессий одитинга вещей, которые ругает Мэри Сью как Крупные Ошибки Одитинга *Крупная ошибка одитинга: Есть 5 крупных ошибок одитинга: 1) Одитор не может управлять Э-метром и читать показания; 2) Одитор не знает и не может применить технические данные; 3) Не может ввести п/к в сессию и держать его в сессии; 4) не может завершить цикл одитинга; 5) не может завершить повторяющийся цикл одитинга (включая повторение команды достаточно долго, чтобы сгладить процесс). (БОХС 21 сент. 1965 г.) Сокр. КОО. на телевизионных демонстрациях, отсеивание этих вещей, сохранение прямой линии — более 50% дела.

Следовательно, вот в это самое время мы должны делать это превосходно здесь, в Сент Хилле. Потому что если случится какой-то серьезный ляп со стороны тех одиторов в ко-одите, любая Крупная Ошибка Одитинга, как те, которые мы видим, когда человек приезжает сюда впервые, то он просто превратит своего преклира в кучу хлама, потому что уже достаточно их размазывали своих преклиров в блин по кирпичной стене. Не породить ни малейшего пропущенного заряда. Даже не успеть осознать, что он был, и одитировать достаточно гладко, чтобы он ни на кого не обрушился.

Ну и теперь, другая сторона медали: на другой стороне медали, у людей с самого начала есть все материалы, совершенно правильные и точные, и все же их наука одитирования — их способность одитировать — столь низка, как мы это видим, при том, что все материалы и технологии совершенны и все процессы выполнены, что они могут превратить своего преклира в бледно-розовый блин, размазанный по кирпичной стене. Вы понимаете? Это другая сторона медали!

Если вы уловили это, то поймете и то замечание, которое я сделал, когда рассказывал вам, что техника — это одно, а то, как она применяется, — это то, что заставляет машину бежать по дороге, и это и есть то, что чаще всего теряется. У нас есть наше дело до тех пор, пока одитор может научиться одитировать.

И следовательно, когда я говорю вам об обучении, мы практически вообще не занимаемся предметом технологии. Мы знаем, к какой ступени относится та или иная технология и так далее, но — я сам делаю это очень часто: запишите-ка процесс под э-метром так быстро, чтобы можно было иногда положить карандаш, — давайте признаем, что этот вопрос имеет несколько сторон. Я не собираюсь засорять себе мозги, которые должны быть сосредоточены на одитинге, запоминанием того, на каком вопросе запнулся преклир. Я не собираюсь засорять себе этим мозги, поэтому я просто пишу четыре или пять команд, или того, что мы сейчас крутим, и просто указываю кончиком своего карандаша, что сейчас идет; и когда я перехожу к следующему, что ж, я вижу, что все хорошо, и я заглядываю в бумажку, и освежаю в памяти вещи, и даю их ему снова, понятно? И это освобождает меня для одитинга, так как это с ним не связано. Фактически, это трюки типа прогона набора альтернативных вопросов: у вас плюс на указательном пальце и минус на среднем пальце, и вы просто замыкаете их большим пальцем. Задаете положительный вопрос — вы сейчас на положительном вопросе, а ваш большой палец сейчас на указательном; отрицательный вопрос — ваш большой палец на среднем пальце, и так далее. Вы не можете запутаться таким образом, и не можете запутать вашего преклира, и вам не нужно сидеть и мучаться вопросом: “Так, что же теперь…”, ясно? Это — для желторотых.

Итак, честно говоря, помимо классификации и знания, куда идет технология, я бы не сказал, что есть что-то, чему можно учиться в этой сфере. Вам не надо изучать команды одитинга. Вы знаете, какого типа команда должна здесь быть, вы должны научиться этому, а не команде. Да, это изменяет все представления о том “чему мы собирались обучаться и о каком обучении он говорит?” Я говорю сейчас об обучении тому, как это делается, как это применяется, понятно? Вот о чем я говорю.

Это довольно занимательно: откуда ни возьмись появляется малый и хочет просто пару процессов, таких, чтобы он мог выучить эти процессы, и так далее, и затем он думает, что получил образование и может продолжать в том же духе, потому что считает, что может их проводить; но затем так или иначе они не работают у него, и он никак не может понять, почему они у него не работают.

Что ему следует изучить — вот эту науку одитирования. Бюллетени, связанные с хорошими показателями, бюллетени, связанные с циклами общения, и прочие подобные вещи. Каковы здесь профессиональные инструменты? Каковы категории этих инструментов, и как ими пользоваться, и какое мнение у вас о каждом из них? Уясните себе все это достаточно хорошо — и вы перестанете волноваться по этому поводу. Здесь есть чему учиться. И еще, я гарантирую вам, что это будет постоянно слегка подчищаться, в отличии от каких-то приемов, трюков или процессов.

Иначе говоря, человек страшно счастлив будет выучить команды одитинга для того или иного процесса, но что такое цикл общения — его не касается.

Но знаете, ребята, цикл общения требует сколько-то изучения! Нельзя пространно произнести: “Ну, это ля-ля-ля-ля-ля, и потом это начинается и продолжается и кончается, и все это относится к циклу общения, и все это мы знаем. А что такое команда одитинга, а? Вот что важно.”

Нет, это не то, что важно. Команда одитинга не будет работать до тех пор, пока она не дойдет, пока преклир ее не получит. И ее нужно довести до преклира с помощью определенных “Как это делается? Что вы, как одитор, делаете? Что вы, как одитор, говорите?” Это мелочи, но мелочи, которые делают дело.

Весьма забавен мой недавний опыт. Как-то в светлую минуту я решил, что мне хорошо бы выполнить независимое исследование. Не видя смысла слишком сосредоточиваться на какой-то частности, я шел, словно сигнальная ракета, к материалам Класса VI и работал над ними очень усердно и очень сосредоточенно, но я не вычислил, что сохраняет мой разум в таком состоянии. Я подумал, что мог бы точно так же взять любой другой предмет, совершенно независимый. Обратите внимание на то, что я сейчас расскажу.

Несколько лет назад я неосторожно, в момент слабости, купил курс фотографии. Конечно, я занимался фотографией с детских лет, это хорошее хобби, и мне это очень нравилось. И иногда я продавал свои фотографии. Это одна из штучек у всех людей, у которых есть хобби, и на это легко можно попасться. Я бы, скорее, классифицировал свое занятие как продвинутое любительство; одно время я классифицировал это как профи, когда был в колледже. Делал кучу денег, Нэшнл Джиогрэфик, и так далее. Думаю, что еще попадаются книги по географии, в которых есть мои фотографии. Но в конце концов, в виду того факта, что моим мозгам иногда приходилось нелегко в этом деле, я решил поставить его на совершенно иные рельсы. Вот я и взял этот заочный курс фотографии — Нью-Йоркского института фотографии, одного из лучших — и закатал рукава, и обнаружил, что я никогда не проходил далее третьего урока. Так я решил, что мне следует немножко изучить само обучение, начать и пройти эту науку до конца, подтолкнуть себя и сделать все задания, как хорошему мальчику, и отослать их все, урок за уроком.

Ну, и что вы думаете? Впервые в своей жизни я узнал кое-что об обучении. Я узнал об обучении кое-что очень субъективное и очень реальное. Единственная причина, по которой я вам это говорю, это не для того, чтобы вас как-нибудь позабавить, но я думаю, что вы сможете извлечь из этого пользу. Вот что это: Я заинтересовался, почему я остановился на третьем уроке. Я терпеливо шел вперед, изучая остальные уроки, и так далее, но — почему я остановился на третьем уроке, и почему я застревал то там, то здесь по ходу дела? Ведь это шло нелегко.

Конечно, это очень, очень своеобразный, местами очень сухой, часто очень глупый предмет, предмет фотографии, потому что он связан с оптикой. Вы хотите делать фотографии, а не изучать линзы. Но оптика оказывается чем-то таким, что люди, чьи труды по фотоискусству вы хотите изучить, держат очень близко к сердцу и чем они постоянно вас терзают. И еще есть предмет химии, и химии очень интересной. Существует множество реактивов, и все они что-то делают с вашей картинкой, появляющейся на бумаге, но это то, о чем вы не так много знаете. Если вы можете сами пойти в темную лабораторию и сделать хороший негатив и хороший отпечаток, то какого черта вам надо знать о химии, не так ли? Таково, в общих чертах, было мое отношение.

Но я продолжал учиться, как хороший мальчик, и в конце концов сдал экзамены. По каждой брошюрке был экзамен. И вдруг совершенно внезапно меня осенило, что хотя я интересовался этим с 12 лет, я ничего об этом не знал! Ужасная, черная мысль! Я делал снимки, я публиковал снимки, люди за это платили мне хорошие деньги наличными, мои снимки бывали на обложках журналов, очень приятное явление. А я ничего не знаю об этом предмете! Меня словно молнией ударило! Это предмет, которым я занимаюсь с 12 лет, если вам угодно, всю жизнь, и вдруг я узнаю, что я ничего о нем не знаю. И это не было случаем внезапной амнезии или чего-то такого. Это было просто “Ты кто?” и “А это что?”

И тут я быстро просмотрел свои реакции и очень тщательно проанализировал, что произошло. Я обнаружил в этом необычайно большую субъективную реальность. Я изучал смежный предмет; я заставлял всех вас учиться; я должен был знать что-то об обучении как о предмете изучения. И я, более или менее, до какой-то степени, начал узнавать кое-что об обучении, и я узнал кое-что прямо тогда же.

Пределом моей готовности учиться на этом курсе было выучиться у них нескольким приемам, и в таком состоянии ума я записался на этот курс: я очень хотел научиться у них нескольким хитрым приемам. Я обнаружил, что моя самонадеянность в этом предмете была абсолютно, непечатно несказанной. Моя самонадеянность была совершенно фантастической!

Смотрите, я занимался этим с 12 лет. Я учился фотографии у одного из стариков, которому в то время приходилось нелегко. Несколько фотографов правительства и ученых аж из Национального Музея *Национальный музей Соединенных Штатов Америки — в г. Вашингтон, столице США. Официальное хранилище произведений искусства, исторических ценностей, результатов исследований за пределами США, а так же естественноисторических, ботанических, геологических и минералогических коллекций, принадлежащих США. были достаточно терпеливы, чтобы кое-как научить меня фотографии. Я читал книжки по этому предмету, читал то и это, даже работал в профессиональных фотолабораториях. И свидетельство было прямо передо мной. Боже правый! Люди платят тебе деньги за снимки. Я делал снимки для “Андевуд и Андевуд” *Underwood & Underwood — фотоагентство в США, первым (в 1896 году) начавшее фотообслуживание газет в Нью-Йорке..

И я всегда считал, что мои проблемы с фотографией, с тех пор, как я этим занялся, — я прекрасно это объяснил — мои проблемы с фотографией, с тех пор, как я этим занялся — были в том, что методы постоянно менялись. Я прекрасно это объяснил. И действительно, с тех пор, как я начал фотографировать, пошли миниатюрные камеры, полихромные пленки, различные типы увеличителей, исчезли ламповые вспышки; все изменилось. На самом деле, все меняется и сейчас: у меня была пленка, сделанная Илфордом *Ilford – фамилия владельца и торговая марка производителя фотопленок в Великобритании., столь привычная, что я мог поставить хороший зернистый *Зернистость — свойство фотоматериала, обусловленное неоднородностью почернения светочувствительного слоя под воздействием света из-за различия размеров частиц серебра (“зерен”) в обработанном материале. негатив на материал *Т.е. отпечатать негатив на каком-либо материале., но время шло и изменялись скоростные характеристики пленки *Скоростные характеристики фотоматериала — технические особенности, обусловливающие возможное время выдержки.. Сейчас уже не достать старых пленок, и поэтому я не знаю, как это делать сейчас. Это было мое обвинение, понимаете? Что мне связывали руки меняющиеся материалы.

Но что меня потрясло, чем я был потрясен в этих текстах, — потому что это был хороший профессиональный курс. Там ничего не было для какого-нибудь любителя — и вот то, чем я был потрясен в этих текстах, было известно Мэтью Брэди *Брэди, Мэтью (1823 — 1896), американский фотограф, прославившийся снимками Гражданской войны в США. во время Гражданской войны в Америке. Основы и основания, которых я не знал, существовали в этом предмете с 1860 года! Меняющиеся материалы оказались абсолютно ни при чем. Я не знал самых основ того, почему картинка вообще получается отснятой!

И совершенно внезапно в этот момент меня пронзила с потрясающим треском мысль, что я был очень самонадеянным и что я действительно не знал того, что надо было знать под солнцем, луной и звездами, по предмету фотографии. Вот что произвело на меня впечатление: я не был мастером, вошедшим в историю мировой фотографии, но я действительно получил некоторые результаты в свое время, — и вот мне все-таки было еще, что изучать. И ребята, я прогнулся и начал учиться.

Очень интересно рассмотреть скорость моего продвижения по курсу — это: три книги за три с половиной года, и потом восемь книг за две недели, и первый показатель относится к моей учебе до этого открытия, а второй — после. Я вдруг посмотрел на это прошлой ночью и понял, что я только частично учился на этом курсе. Три с половиной года понадобились мне, чтобы пройти первые три из пятидесяти с чем-то книг, составляющих курс.

Почему я был неспособен пройти это? Я изучал что-то, о чем я все знал. Я не мог привести себя в такое свободное состояние ума типа: “Здесь есть, что учить. Давай выучим это”. Нет, я учился сквозь такой заслон: “Я знаю об этом все. Я знаю все, что об этом можно знать”. Ну, скажите мне пожалуйста, тогда какого черта я сидел, изучая все это? Если я все об этом знаю, зачем я сидел, изучая все это? И тем не менее я продолжал притворяться, что изучаю это. Я даже притворялся перед самим собой, что изучаю это. Я не отдавал себе отчета, что притворяюсь. Я думал, что действительно изучаю это, понимаете? Я читал это, и так далее; но все это было с той точки зрения, что я знаю все это. И я был настолько самонадеян, что правда хотел научиться нескольким приемам, и думал, что моей стороны это очень большая готовность к учебе.

Ну, а забавная часть всего этого: в последующем обучении моя точка зрения на предмет изменилась, изменился полностью мой взгляд на то, что я хочу снимать, и сильно изменились мои — как критика — стандарты того, что такое хороший снимок,. Теперь я критикую даже совершенные образцы фотоснимков. Очень критичная, но имеющая очень крепкие основы критика.

Я не мог учиться, потому что знал, что знаю об этом все, понимаете? Затем, это после моего осознания, что на самом деле я не знаю об этом ничего, мне пришлось вернуться назад, к основам, и выучить эти основы. И когда я добрался до этих основ и выучил их хорошо, я двинулся вперед в этом направлении, и затем я вышел на уровень, где я не только был совершенно готов учиться, но также был совершенно готов возражать. Я больше не был в неком рабском состоянии по поводу обучения. Теперь я знал свои основы. Я видел, к чему их можно применить, и в пределах этого образовательного курса был способен возражать. Я мог теперь иметь свое мнение; я мог опереться на свое суждение.

Ранее у меня не было суждений по предмету. Было просто несколько фиксированных идей, и эти фиксированные идеи говорили мне, что я действительно знаю все, что можно знать по этому предмету. Когда я наконец обнаружил — это был большой прорыв вперед, когда я обнаружил, что есть что-то, что мне надо изучить, чего я не знаю. Дело шло уже не о нескольких приемах. Затем это обернулось другой стороной, и после напряженных занятий, совершенно внезапно, я сделал другой прорыв: я освободил свое собственное суждение.

Там были тексты, написанные некоторыми очень знаменитыми фотографами. Я бы поговорил теперь с любым из этих парней. Да, там был суровый, кропотливый, черепаший труд, и одному из этих малых я бы сказал, “Да ну его, все это”. “Все это вы говорите, а картинка — вот она, ребята, как — получилось? Смотрите, вы выжигаете все это из…” И это было бы разумно. И он бы тоже поговорил со мной об этом. Я бы сказал: “Постой, посмотри. Ты выжег все световые эффекты. Ты просто убрал их совсем. Зачем? В конце концов, ты мог восстановить это в лаборатории, ради Бога.”

И он бы сказал: “Ну, я не думал, что кто-нибудь заметит”.

Я бы сказал: “Ну, я заметил”.

Критично. Но разве не очевидно, что не всякий критицизм плох, и развитие способности критически смотреть на вещи избавляет от необходимости рабски говорить: “Это снимок Сэма Фолка, из журнала Нью-Йорк Таймс, одного из величайших выставочных фотографов всех времен. Следовательно — это святыня.” Другое дело — рассмотреть все это, и прийти к мнению: “Это ужасно хорошая картинка. У этого малого действительно хорошее чувство композиции, отличное чувство композиции. А вот что с ним случилось в лаборатории? Напился он, что ли?” Видите, что я имею в виду? И я могу показать пальцем место, насчет которого, я уверен, сам Сэм Фолк согласится со мной.

Он скажет: “Правильно. Я даже не установил как следует освещенность в увеличителе, там, где выжжены все эти световые эффекты вон с той стороны. Правильно. Ты прав. Это уводит взгляд к краю картинки, а не к главному предмету. Ты прав, это можно было улучшить в лаборатории”. Он не стал бы спорить об этом. Или сказал бы мне: “Да ты не знаешь, какой кошмарный был негатив!” Понимаете, что я имею в виду? Это могло бы быть разумным обсуждением, потому что теперь “после того, как сгорит полночь, наступал рассвет” — и так и было; и я использовал это время для того, чтобы спать.

Идея, к которой человек рабски привязывается, возникает на самом деле тогда, когда он чего-то не понимает с самого начала, и ему приходится иметь фиксированные мнения, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Перспектива: Перспектива обозначается помещением в кадр уменьшающихся с расстоянием предметов. То есть — если нет чего-то, что “уменьшается с расстоянием”, в картинке не будет перспективы. Вот этот вид идеи, рабски зафиксированной на предмете перспективы. Не “Есть много способов придать изображению эффект трехмерности”. Видите, это было бы другой точкой зрения. Или: “Перспектива выполняется несколькими способами”. Еще одна точка зрения. И если вы однажды поняли это, вы можете посмотреть на картинку и сказать: “Ну, этот фотограф хорошо управляется с перспективой”, или там “плохо”. Вы говорите: “Если бы этот малый шагнул на два метра вперед, когда делал этот снимок, наверно получилась бы другая глубина, и все это выглядело бы гораздо лучше. Потому что, смотрите, есть два преимущества, которые он мог использовать но не использовал”.

Другими словами, у вас есть гибкость, гибкость курса, и следовательно у вас есть мнение, а не фиксированная идея или предрассудок. Есть большая разница между предрассудком или фиксированной идеей — и способностью иметь мнение.

Мнение может быть основано на многих вещах. Но когда мнение основано на неспособности обнаружить, что это и зачем это изначально, человек выглядит как дурак, причем он внезапно выглядит как дурак даже в собственных глазах — когда совершит прорыв.

Так, мои представления о предмете фотографии не складывались в законченную картину. Это один из первых фактов, которые я внезапно понял. Как громом ударило. Это не обязательно то, что сломало меня на этом пути. Я сломался раньше, как я осознал впоследствии. Любой специалист настолько хорош, насколько он может довести дело до конца. И больше ничего. Очевидно, что это можно сделать, и следовательно, что ж, вот оно.

Здесь мы можем пойти еще дальше, и это может оказаться для вас интересно. Прежде чем я совершил этот прорыв, и осознал, что я не понимал, какого черта я делаю, когда берусь за камеру, — я знал, как прочистить линзы и сделать что-нибудь подобное, но я не знал, что я делаю, когда поднимаю камеру. Просто смешно! Несколько удачных прорывов, и кажется, что вы уже такой бедовый!

Мерзкий день, а вы хотите сделать снимок, и если вы на самом деле нерешительны, и вы не знаете вашего дела, вы говорите: “Ну, это мерзкий день. Именно такой день, когда я не смогу сделать снимок”.

Но если вы хорошо знаете вашу камеру, вы не обратите никакого внимания на тот факт, что это мерзкий день. Вы скажете: “О, да-а. Хорошо, отлично.” Щелк-щелк. “Какой эффект нам здесь нужен? Яркий солнечный свет. Хорошо”. Щелк. Вы скажете: “Это по-своему интересно: жуткий туман вон там. Хорошо, давайте сделаем туман чуть погуще, и снимем настоящую картинку из жизни привидений”.

Если вы знаете свое дело, вы можете использовать свой инструмент, как хотите, вдоль и поперек. Вы не будете жертвой всего, что происходит. Вы не будете жертвой каждой щепки на дороге.

“Ну, это слишком плохой день. Солнца нет, и — ладно, мы сделаем этот снимок завтра или в другой день, когда погода будет получше”. Ну, что это? Вы имеете в виду, что день может быть настолько неподходящим, что вы из-за этого вообще не можете сделать снимка? Как вам это нравится?

И все таки малый, который не может сказать “Хорошо, давайте посмотрим”, — поднять камеру и сделать снимок, — не специалист. Предполагается, что он сделает снимок. Ну, он должен достаточно хорошо знать свой предмет, чтобы сделать снимок. Это довольно легко. Все, что он должен сделать — это встать поблизости от того, что он пытается снять; если он знает свой инструмент действительно хорошо, если он знает свою лабораторную технику действительно хорошо, он получит снимок. Смотрите, он получит очень приемлемый снимок. Конечно, качество снимка, который вы получите, сильно зависит от практики и всяких таких вещей.

вот я тоже крепко запомнил этот урок, что обстоятельства вокруг меня не обязательно обусловливают — получу я результат или нет. “Преклир сегодня придирчив, в таком состоянии с ним много не поодитируешь”. Какого черта! Вы одитор или нет? Вот в чем дело. Придирчивый преклир, задирчивый преклир — какая разница? Вы собрались проводить сессию? Так проводите сессию. Просто у вас займет чуть больше времени — наладить ход сессии. Ну, так наладьте его! Вот и вся разница. Не так ли?

Вот вещи, которым я научился, благодаря этому побочному обучению, и мне было очень интересно взять совершенно чуждый по отношению к тому, что мы делаем, предмет, (их полно валяется вокруг нас; они просто существуют в сфере хобби) — и найти разные материалы, относящиеся к предмету обучения, и обнаружить, что первая вещь, которая препятствует обучению — это мнение, что вы все об этом знаете. И если вы хотите создать подводную скалу *Игра слов: “подводная скала” по-английски звучит так же, как “гребень”. См. гребень в глоссарии в конце книги. в предмете изучения, ребята, то вот она! Просто считайте, что вы знаете об этом все, что можно знать.

И еще одно — это самое смешное — не позволяйте вашей идее о том. что вы все испытывать пагубное влияние того факта, что вы ничего не производите. Вы не получаете никакого результата, и для вас это совершенно очевидно, что вы не получаете никакого результата, но ни на миг это не должно ставить под сомнение идею, что вы все знаете. Это ни на секунду не должно ставить под вопрос ваше знание. Смотрите, вы не получаете никакого результата; вы знаете, что вы все знаете; и факт, что вы не получаете никакого результата, не противоречит вашей убежденности в том, что вы знаете.

Другая вещь — идея фиксированного мнения. Человек вынужден иметь определенные фиксированные мнения, для защиты от того факта, что он глуп в этом предмете и что он не может дать никакого дельного суждения по вопросу, поскольку он завяз в клубке фиксированных мнений. А это суждение, таким образом, зависит от свободы от фиксированных мнений и от реального трезвого оценивания: вы знаете, что вы знаете, и вы знаете, чего вы не знаете. Другими словами, вы не сражаетесь с этой химерой. Вы не защищаете вашу сомнительную репутацию перед самим собой, насчет того, какой вы мудрый и чудесный. Вы не беспокоитесь этом предмете. Вы говорите: “Хорошо, вот это раздел, о котором я ничего не знаю. Возможно, настанет день, когда мне придется туда заглянуть”. Но одновременно это не приводит вас к ощущению, что вы не знаете того, что вы знаете.

Далее, использование суждения базируется на очень полном знании предмета, и если у вас нет суждения по какому-то предмету, что ж, это потому, что вы не знаете предмета. Это именно так. Если вы обнаруживаете, что ваше суждение в отношении чего-то очень часто ложно или скверно, вам надо уяснить себе, что это сигнализирует вам тем или иным образом, что, может быть, вы не знаете всего, что следует знать об этой конкретной ситуации, понимаете? Если у вас было плохое суждение об этом, оно могло быть плохим из-за отсутствия знания по данному предмету.

Так, и к чему это сводится — это сводится к тому, что способность одитора учиться не обязательно зависит от того, насколько глупым он себя считает, но безусловно зависит от желания учиться — просто от желания учиться. Он хочет учиться, и это главное. А величайшее и единственное препятствие — это его убеждение, что он все знает, не сопровождающееся ни единым результатом.

Например, давайте послушаем замечание вроде этого: “Ну, я — я знаю Саентологию. Я изучал Саентологию долгое время и знаю ее хорошо. Фактически, я одитирую очень хорошо. Конечно, я не получаю очень хороших результатов”. Ну, это то же самое в двух словах: факт, что он не получает результатов — результатов, которые можно было бы получить; он слышал об этих вещах, рассмотрел их со всех сторон; результат должен быть достигнут, но это никоим образом не опровергает его безоговорочную уверенность, что он знает все, что можно знать по этому предмету, видите? Он ни на мгновение не видит здесь противоречия.

Ну конечно, это просто низкая способность воспринимать. Парень не может видеть. Он не способен к суждению относительно своего собственного умения. Поэтому его суждение о том, что он делает, в значительной мере ошибочно. Он провозглашает, что черное — это белое. Он не может это сделать, хотя все об этом знает. Он знает все, что можно об этом знать, но не может этого сделать. Хорошо, это глупое заявление, и это — самая низкая способность к суждению о любом конкретном предмете.

Когда вы рассматриваете такого рода вещи, вы обнаруживаете, что почти каждый человек склонен поступать так в той или иной мере по соображениям статуса. Статус имеет к этому самое близкое отношение. Он заставляет человека чувствовать, что он должен поддерживать свой статус известной самонадеянностью или притворством, даже перед самим собой. Чтобы думать хорошо о себе самом, ему приходится делать вид, что он что-то знает, или стараться выглядеть очень умным перед самим собой, и так далее. Действительно, вы можете отнести это к “чувству собственного достоинства”, как один из методов поддержания самоуважения.

В этом нет ничего особенно неправильного. Я указываю на это очень мирно. Необходимо, чтобы индивидуум ощущал какую-то надежность в чем-то. Но также очень интересно, что эта потребность в статусе и сохранении собственного достоинства испаряется в присутствии действительного знания, и действительная оценка занимает их место. И это та действительная оценка, которая наиболее убедительна и для себя самого и для других, потому что производит результаты. Нет споров с компетентностью, с ней вообще не бывает споров.

Дело, действительно, не сводится к тесту на “Что человек знает?”, оно сводится к тесту на “Что человек может сделать?”. И если решите, что это не так — ну, психиатрия может послужить вам в этом прекрасным примером, ребята. Я терпеть не могу отчитывать этих ребят, потому что они и так разбиты вдребезги, но позвольте мне сказать вам, что я никогда не был так удивлен, как тогда, когда столкнулся с этой специфической командой. Не то, чтобы я был когда-либо сильно очарован тем, что они делают. Но я прочитал однажды, из чего состоит экзамен на получение диплома психиатра, и, знаете, он состоит только из дат, оглавления и заголовков, выходных данных и дат публикаций лекций Фрейда. Не того, что в них! Не “что вы будете делать как поле психиатр?” Но это было именно так: “Когда была прочитана эта лекция? Как она называется?” и “В каком издании она была напечатана?” И это экзамен на диплом, высшую степень в психиатрии!

О, некоторые психиатры будут иметь успех, потому что они всегда пытаются сделать лжецом любого, и они будут говорить: “О, это неправда, это неправда, это неправда”.

И вы скажете: “Это делают прямо сейчас в Мельбурне”.

“О, это неправда, это неправда, это неправда. И вообще, он совершенно ничего не знает о психоанализе”, и так далее.

“Ну, психоанализ предполагает, что сексуальное желание — главная движущая сила жизни?”

“Ну, да.”

“Ну, эта статья говорит об этом?”

“Да”.

“Ну, это правда о психоанализе?”

“Ну, да; но, видите ли, Хаббард ничего не знает о психоанализе”.

“Ну, чего он не знает о психоанализе?”

“О, ну, он ничего не знает об этом, потому что ничего об этом не знает”, и так далее.

“Ну, о каком психоанализе вы говорите…?”

“Ну, не знаем. В психоанализе есть различные направления”. Вы всегда будете попадать в такого рода споры. Пытаться поговорить с ними об этом предмете — все равно, что лезть в трясину. Это не очень благоразумно.

Я просто указываю вам, что бывает такой действительно чистый идиотизм.

(1) Научились ли вы чему-то из этой лекции и (2) Как вы могли бы применить ее? И (3) — если парень действительно знает это, он должен быть способен ответить на следующий вопрос. Если он действительно знает весь этот пункт, он будет способен ответить на следующий вопрос: Хорошо, каково ваше мнение об этом? Каково ваше мнение по содержанию предмета? Видите? Если он действительно знает этот предмет и действительно изучил его, и действительно может применить его, и так далее, тогда у него должно быть независимое мнение об этом. Ему нет необходимости выгораживать самого себя при помощи своих свободных мнений. Понимаете, это никак не связано с достоинством или чем-то еще. У него просто должно быть свободное мнение по этому предмету. Другими словами, у него должно быть суждение.

Но если вы зафиксируете его на “Дайте нам лекцию, и дату, и где она была опубликована, и это все, что вы должны знать об этом”, вы не обучите человека ничему, кроме того, что содержится в ящике с каталожными карточками. Но это не имеет никакого отношения к деланию.

Хорошо, в фотографии, (которую я только что использовал как случайный пример, проливающий, тем не менее, дополнительный свет на все это) тестом, конечно, является — можете вы сделать снимок или нет. Это кажется вполне очевидным, не так ли? Это, пожалуй, было бы иначе в искусстве. Вы можете возразить, что фотография теперь — искусство, и оно даже пользуется всеобщим вниманием, потому что появилось в этой области совсем недавно. Музей Метрополитен *Музей искусств Метрополитен — в Нью-Йорке, один из крупнейших в мире музеев изящных искусств. и прочие экспонирует это сейчас как изобразительное искусство, но раньше такого не было.

Так вот, критик может работать в области живописи, просто опираясь на свои знания художников и картин, и всяких таких вещей, и может иметь мнения по этому предмету. При этом его представления могут быть очень основополагающими, и это замечательно, потому что это очень широкая, очень сложная сфера. И может быть, вы встретите критика в области фотографии, который на самом деле окажется неспособен сделать снимок. Может быть, он способен только критиковать снимки, и может быть, способен в очень хорошей степени.

Неувязки начинаются тогда, когда вы входите в чисто технический предмет из чисто художественного предмета, и возникает этот жгучий вопрос: Как, к черту, может он судить, хорошо или плохо это обработали в лаборатории? Он должен для этого знать, что делается в фотолабораториях, должен быть способен ответить на вопрос: “Что делают в фотолаборатории? Это лучше того, что можно сделать в фотолаборатории, или хуже того, что можно сделать в фотолаборатории?”, потому что вы рассматриваете просто технический факт.

Технический факт вторгается сюда, в отличие от искусства. Можно взять горсть грязи, швырнуть ее на скалу и сказать: “Вот великое произведение живописи”. Ну, может быть в этом есть форма и композиция. Кто знает? Поскольку здесь нет реальной технической подоплеки, это относится к искусству вообще, к этому великому, великому, широкому, огромному предмету. Все зависит здесь прежде всего от того, испытывает человек удовольствие или нет от каких-то форм, цвета, предмета или значимости. Это, в основном, формирует мнение так или иначе.

Но иное дело, когда вы беретесь за технический факт, когда вы обращаетесь к технической стороне — тут вам нужно знать, что можно сделать, нужно знать, сделано ли это хорошо, что сделано и что не сделано, понимаете? Более того, это нужно узнать очень хорошо, прежде чем у вас появится определенное мнение на этот счет.

Другими словами, художественный критик может существовать вполне законно, но я не думаю, что может действительно существовать критик фотоискусства, который на самом деле не знает фотографии. Нужно знать фотографию, чтобы быть критиком, потому что нужно знать, с чем, черт возьми, сравнивать все это.

И действительно, не может быть критика одитинга, который не умеет одитировать. Нельзя критиковать одитинг, если вы не одитируете. Надо знать, что следует делать и чего не следует делать.

Я думаю, что те, кто прошел здесь недавно все шаги ко-одитинга, могли бы стать приличными критиками одитинга: и это не на основании того, что я провел экзамен, чтобы узнать, что они знают об одитинге, а на основании их проб и ошибок именно последних двух или трех недель. Я даю вам это как очень широко применимый тест, ребята. Я не думаю, что когда-нибудь будет еще такой тест, никогда не будет. Вероятно не будет такого пропущенного заряда. Но это серьезное испытание; его не думали делать таким, просто так получилось. Что за фантастический тест! Эти люди должны были действительно знать, как одитировать. Это испытание, потому что при подобных обстоятельствах другой мог бы разорвать АРО с преклиром на итсе — о, вот вам сравнение; очень просто. Ха-ха-ха, понимаете?

Хорошо. Это дает понять, что должна быть чертовская разница между одитором ко-одитинга Уровня VI, и тем, кто мог бы разорвать АРО с преклиром на итсе.

Но я хочу побиться с вами об заклад, что одитор, работающий сейчас в ко-одите Уровня VI, если спросить его мнение о том или ином одитинге, несомненно, даст вам очень честное, моментальное, уверенное, твердое мнение — тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та.

Спросите у него что-нибудь вроде: “Хорошо, а вот этот человек одитирует хорошо или плохо?” Или: “Это правильный способ делать это?” — и так далее. Он даст вам реальное мнение. Он сразу даст вам честное мнение по предмету. Будет ли оно связано с каким-либо статусом? Он просто даст вам честное мнение по этому предмету, понимаете? Или спросите мнение того человека, который может устроить разрыв АРО с преклиром на итсе, и он даст вам пару фиксированных данных, но окажется неспособным дать вам сколько-нибудь честное мнение.

Есть и еще кое в чем разница: я опять-таки побьюсь об заклад, что человек, который в настоящий момент находится на Уровне VI в ко-одите, если вы предложили бы ему что-то изучить, смог бы усвоить, что ему дали, и получить знание, которое ему дали, без всяких расспросов, хорошо это, плохо или безразлично, что он выучит это, и не нанесет ли ему вреда изучение этого, и не будет ли того и сего, и не знает ли он уже всего этого. Вам не придется бесконечно спорить с ним об этом.

Но человек, который может устроить разрыв АРО с преклиром на итсе: о, не бросайте вызова его самонадеянности, ребята! Он знает все. что можно об этом знать, и знал с самого начала все, что можно узнать об этом; знает все, что еще только будет известно об этом; он совершенно все это знает, и он будет глубоко оскорблен, если вы сделаете вывод, что он чего-то не знает по этому предмету. Видите? Здесь будет вот эта существенная разница. Если вы в то же время спросите его, хочет ли он научиться этому, он увильнет. И конечно, он не станет этому учиться. Он пребывает в ложном убеждении, что знает об этом все. Такого хочется спросить: “Ну, а зачем вы здесь? Зачем вы тогда вообще это изучаете, если знаете об этом все?” Это может встряхнуть его.

Но вам придется встряхнуть этого одитора только в этом пункте. Он вовсе не плох, он просто самонадеян. Ему не хватает смирения подлинной мудрости, и вместо нее у него есть самонадеянность типа “знаю это все”, тогда как он ничего не знает. Он не знает даже того, что он не знает.

И здесь врата обучения; они именно здесь. Это ворота, которые вам пришлось сломать, те самые, которые вы вышибли, прежде чем пойти любым путем к изучению любого предмета. И мне неважно, является этот предмет одитированием или фотографией. Я думаю это будет достаточно одинаково.

Итак, я прошел через эти этапы в совершенно разных и отличных друг от друга предметах, и я обнаружил, что определенные положения остаются справедливыми, и я сравнил их с опытом, обретенным мной в попытках передать, объяснить и обучить Саентологии, и я обнаружил, что они остаются истинными. Я обнаружил, что все это остается справедливым от начала до конца. Я могу дать вам в пример истории десятков кейсов, но не могу привести вам много исключений из этого правила, и я даже более могу сказать вам — вот вы говорите: “Ну, вот кейс парня, который не мог видеть, и не знал языка”. Я не знаю, что с ним такое и почему он не может видеть и не знает языка. Но он должен быть чудовищно самонадеян! Очень, очень смешно, но вы сможете обнаружить, что эта закономерность тоже будет часто соблюдаться.

Если вы этому не верите, поговорите как-нибудь с полевой мышью. Поговорите с полевой мышью о путях человеческих. Это будет очень забавный разговор, если вы поговорите с нею. И там, ребята, вы обнаружите такую самонадеянность! Электроника, ядерная физика — ничего она об этом не слышала, но все об этом знает.

И это единственное, где мы в Саентологии можем споткнуться, если мы можем споткнуться вообще. И это единственное, на чем может сломаться наша технология. Она не сломается даже по той причине, что ее потеряют, что она постепенно уйдет, и все такое. Она не будет потеряна таким образом, потому что мы сильно болеем за то, чтобы этого не случилось. Единственное место, где она может быть потеряна — это нежелание изучать ее, и единственное место, где она может быть потеряна — это просто не знание ее вообще, и особенно не знание того, что причина, по которой кто-то не может учиться, заключается в том, что он думает, что здесь нет ничего, чего бы он не знал, и чувствует, что знает все, и следовательно, ему не нужно учиться. Это очень примитивное основное положение, почти идиотское основное положение. Это как “Способ переправиться через реку — это переправиться через реку”. Я имею в виду, это одно из таких примитивных данных, но примитивные данные — это как раз то, что обычно пропускают, хотя в конечном итоге именно они запоминаются наиболее ярко.

У вас всегда будут трудности, если вы не возьметесь как следует за подлинные основные положения, а подлинные основные положения всегда глупы и всегда лишены смысла, и действительно не стоят того, чтобы их знать, и вот почему они остаются непонятыми до конца времен. Такими они остаются по той же самой причине: никто не озаботился узнать их.

Попытка научить какого-нибудь дикаря зашнуровывать ботинки всегда будет очень оскорбительной процедурой, если он не видит никакой причины носить ботики и не знает, что это такое, и так далее. Значит вам нужно шаг за шагом подвести его к этой ситуации, и тогда уже учить его, как зашнуровывать ботинки; вначале научите его тому, что если он хочет выглядеть цивилизованным, он должен носить обувь.

Видите вы неизбежно потерпите полную неудачу в обучении кого-то чему-то, если не будете начинать с самого нижнего уровня и с установления реальности по предмету изучения. Это всегда первый урок, который надо дать. И там, где вас постигла неудача в инструктировании, вы не определили тот первый урок, который надо было дать. Есть многочисленные примеры. Я могу дать вам тонны данных по этому предмету, все очень интересные сами по себе.

Но что касается предмета обучения, то первые данные, которым надо научить, и первый барьер, который надо сломать, — это данные об “Прежде всего, почему вы этому учитесь, если все об этом знаете?” Это ваши первые данные, это ваше основное положение, это основной принцип в науке изучения любой науки. И если вы просто помните это, у вас не будет никаких проблем в ваших попытках научить кого-то. Вы понимаете, что парню приходится туго, он тратит ужасно много времени, чтобы научиться этому; хорошо, тогда просто подойдите к нему на самом низшем уровне предмета образования, и первая вещь, которую вы обнаружите — что он знает об этом все, а следующая вещь, которую вы должны заставить его выяснить — если он знает об этом все, то зачем он изучает это?

И затем, так или иначе, вы сломаете эту дверь. Если вы выломаете ее, тогда он сможет научиться чему угодно из этого предмета в одну минуту.

Хорошо?

Я надеюсь, что это как-то вам поможет. Спасибо вам большое.