Ну, какое сегодня число?
Аудитория: 6-е августа 14 года Э. Д
Что?
Аудитория: 6-е августа.
Сегодня 6-е марта.
Аудитория: Августа
Кто-то там сзади сказал, что это 6-е марта. Сегодня 6-е августа 14-го года Эры Дианетики, Специальный Инструктивный Курс Сент-Хилла, и сегодня у нас еще одна лекция об обучении.
Сейчас, наверное, просто для того, чтобы тронуться в путь на самой большой передаче, чтобы в этот вечер счетчик нашего такси не нащелкал слишком крупную сумму, позвольте мне сказать вам, что, конечно, до сих пор никакая область обучения, включая ранние тексты по Саентологии, не руководствовалась этими принципами.
Так вот, это очень рискованное дело то, что я делаю, потому всю мою критику можно парировать, сославшись на Саентологические тексты, потому что они не написаны таким образом. Они написаны с усилием заставить людей понять, о чем там говорится, но эти принципы в них не соблюдены. Будущие Саентологические тексты, с другой стороны, будут следовать этим принципам. Вы увидите, как они, возникнув однажды, распространятся до самого горизонта. Однако сейчас у вас есть только один-два бюллетеня, представляющие эти принципы. Вероятно, вы заметили недавно, что изучать более свежие бюллетени много легче, и это прямой результат моего изучения обучения. Предоставьте это мне — изучать обучение.
Но очень интересно, что ваши успехи на экзаменах с тех пор, как я начал говорить с вами об обучении, выросли с 5 процентов из 90 — до 60 процентов класса из 90. Это один из тех удивительнейших скачков. Это весьма удивительно, это просто неслыханно. Вы уже подготовлены выше уровня современного образования; так сказать, современного образования, как оно “преподается”.
Не стоит соблюдать грамматику, когда говоришь о вещах низшего уровня. Недавно я развлекался, выражая с помощью грамматики неуважение, с которым что-нибудь нужно преподнести. Это очень интересно, как вы используете грамматику. И вы это тоже делаете. Вы говорите: “Она не желает идтить”, подразумевая, конечно, что ваша позиция относительно того, что она сказала, крайне неуважительна, не так ли? В языке есть множество неразработанных, нюансов и всяких таких вещей, которые весьма забавны. Но, конечно, это всего лишь забавно.
Главная наша цель в области обучения — улучшить способность студента обучаться путем изменения характера и методов преподавания. Это также весьма интересная цель: взять и изменить способность студента изучать и учиться, и улучшить это просто изменением методологии преподавания. Вы видите, что само по себе это довольно смелое заявление, потому что одно дело сказать: “Хорошо, я могу сделать предмет более легким для чтения”, или что-то в этом роде; а вот как насчет изменения субъективной реакции студента на предмет с помощью определенных методов преподавания? Итак, вы видите, сколь многого мы здесь достигли. Сейчас, обучая студента нашему предмету, мы справляемся с субъективными реакциями студента на предмет с помощью метода, который мы используем в преподавании этого предмета. Если вы хотите видеть пример все-определенности
Обычно обучение есть просто то, что вы говорите кому-то что-то, и предполагается, что он это заучивает, а если это ему не нравится, то вы жалуетесь на него классному руководителю. Так достигается субъективная реальность со студентом. В университетах это делается при помощи механизма исключения, системы переводов с курса на курс, при которой, если кто-нибудь не сдает экзамен за курс, то его исключают.
Это происходит очень легко, ему просто не разрешают идти на следующий курс. Это очень обыкновенно, но приводит к точке, когда кто-нибудь оказывается исключенным. Вот так пытаются они дать студенту субъективную реальность по предмету, который он изучает: разумеется, при помощи наказания. Чего же вы еще хотели бы от вещи, которой, как-то приходится себя вести в физической вселенной?
Итак, действительно, помимо усилий представить факты и сказать, что это и есть предмет изучения, а затем обеспечить школьную технологию, которая делает человека виновным, если он их не знает, — весь предмет обучения и подготовки не особенно сдвинулся с места, и это — высшее образование.
Достаточно случайно некто, обладающий интуицией и проницательностью, какой-нибудь профессор, какой-нибудь учитель в какой-нибудь школе, расположенной в каком-то месте, мог уйти от этого логического построения. Он уходил от этого метода обучения, и он попробовал пробудить понимание, интерес и участие студента; но такие люди очень редки, хотя они действительно стараются, а студенты действительно борются за возможность попасть в их классы. И это, в общем-то, предел того, насколько это продвинулось.
И вот при том, что мы знаем, что образование не слишком успешно, мы совершаем необычайный рывок вперед. Тогда образовательные власти, которые ответственны за образование детей и взрослых, отказываются признать этот факт, то есть они в действительности даже не пытаются улучшить все это.
Но когда вы заняты таким практическим предметом, как Саентология, где вы подготовили этого одитора настолько хорошо, насколько смогли, и теперь вот он сидит перед вами — у вас есть элемент, пропущенный в большинстве образовательных технологий.
Инженера учат строить мост, но никого из этого университета не заставляют сидеть и смотреть, как он строит мост, и уж тем паче — ходить по мосту, который он построил. Поэтому они на самом деле не очень хорошо смотрят за тем, успешны их образовательные технологии или нет. Мы обучаем кого-нибудь древнегреческому языку. Нет ничего плохого в изучении древнегреческого языка, но все же учитель никогда не увидит своими глазами, как его студент будет говорить с древними греками, правда? Поэтому они не слишком обращают на это внимание.
И вот при изучении обучения я избегал всех тех сфер, где не легко пронаблюдать студента, его подлинную деятельность, и по этому принципу выверя области для изучения обучения. Например, новейшие инженерные технологии — мы ничего не можем узнать из этой области обучения, так как никто, конечно, не будет сидеть и наблюдать: построит этот инженер мост или не построит.
Это должно быть так же тесно связано, как и в Саентологии, где инструктор учит студента, как одитировать кейс
Возможно, одна из причин того, что цивилизация не совершила существенного прогресса в этом направлении, заключается в том, что к этой категории относится очень мало предметов, которые изучаются и сразу практикуются перед профессором. Вы понимаете? Тогда это дает вам, можно сказать, место водителя в этом предмете обучения, потому что мы можем видеть немедленно, без коммуникативной задержки вообще. Мы не узнаем, превратился или нет этот парень в великого и знаменитого адвоката 20 лет спустя. Мы узнаем ещё до конца дня: станет ли эта особа одитором. Может ли этот человек использовать данный принцип? Мы можем просто пройти прямо в секцию одитинга, и там тот самый одитор, который только что выполнял у нас практическое задание и которого мы только что научили чему-то в этом практическом задании, вот он сидит. Видите? Вот он сидит, и ясно видно его лицо. Прямо вон там! И когда супервайзер практически супервизирует одитинг, он продолжает работать очень, очень напряженно, чтобы привести свою практику к точке, когда он совершенно внезапно увидит её в сессии. Вероятно, поэтому нашему взгляду видно гораздо больше по сравнению с другими.
В большинстве предметов изучения достаточно велика степень допустимых отклонений. Ожидается, что студент будет поначалу полным неумехой. Скажем, мы обучаем ремеслу вроде серебряничества. Мы ожидаем, что он, накаляя какое-нибудь серебряное изделие, обязательно обожжёт себе пальцы. Поэтому мы подводим его к победе очень и очень постепенно: пусть он накалит немного серебра и не обожжёт пальцы. Сделал — очень хорошо, прекрасно, но мы не ждем от него, что он изготовит чайный сервиз, который безумно понравится генеральному директору какого-нибудь “Британского Серебряного Треста
Но была область — чтобы не забираться слишком далеко — была область, в которой было можно провести немедленную инспекцию, и поэтому эта область особенно годилась для изучения предмета обучения, который мог бы послужить аналогом Саентологии, — это область фотографии.
И здесь, если вы говорите студенту пойти и сфотографировать дерево, и он идет и фотографирует дерево, вы в очень скором времени увидите фотографию дерева. И если дерево снято вверх ногами, или срезано пополам, и если он держал камеру не на том уровне, или камера тряслась у него в руках — все эти вещи видны немедленно и отчетливо.
Более того, у нас есть прямой и ясный результат комбинации действий, что, конечно, важно. Может он положить бутерброд на поднос? Да, отлично, он может положить бутерброд на поднос, но это не очень сложное действие. Может он сделать бутерброд и положить его на поднос? Отлично. Может он испечь хлеб, сделать начинку, сделать бутерброд, сделать поднос и положить бутерброд на поднос? Вы видите, как вы можете внезапно начать расширять область изучения.
Хорошо, я боюсь, что мы близки, очень близки, к предмету такого рода в Саентологии. В этой науке действия сложны. Это не есть предмет простых действий. Как бы ни надеялся студент, впервые начавший ко-одит (я говорю о ко-одите Начинающих Саентологов Хаббарда, НСХ
Так мы получаем двойную сложность: не только ему надо самому сказать что-то, но и человеку, которого он одитирует, надо, чтобы ему сказали что-то, что будет причиной того, что человек, которого он одитирует, также что-то скажет. Вы проследили это? Затем ему придется услышать это, и тогда ему нужно будет подтвердить это. Ну, он, вероятно, наконец овладеет всем этим, отбросив заготовленные листки, он, наконец, овладеет этим и почувствует великое торжество — только для того, чтобы обнаружить, что человек, сидящий напротив него в ко-одитинге
У него будут разные преклиры, и у этих преклиров будут разные кейсы, и все это весьма мрачно, потому что мы знаем иногда, что: всё, что мы должны сказать кому-нибудь это: “Ну, как поживает ваша тёща?”, и наша сессия пройдёт хорошо. Но вот у этого следующего парня нет тёщи, и это абсолютный тормоз; и вы будете изумлены, каким серьезным тормозом это могло казаться. Сейчас — если он решил, что хочет сделать что-то с проблемами — ему придется вникнуть в технологию проблем. Что, чёрт возьми, из себя представляет проблема? Чтобы говорить с кем-нибудь о проблемах, или выдумать проблему, которую можно обсуждать с парнем, мы должны знать что-то о проблемах. И вот он снова ушел в значимость разума, относящуюся к действиям, которые он совершает.
Обычно мы делаем это так: даём ему совершить простые действия, и затем добавляем сложности, одну за другой, на том основании, что человек запутается, если ему дать слишком много и слишком быстро.
Это — наше новое открытие, которое мы совершили давным-давно, оно называется шкала постепенности
Таков принцип постепенности, и поскольку мы атакуем предмет с постепенным возрастанием сложности, мы даем студенту вначале самый простой цикл. Мы вовлекаемся во все более и более многочисленные действия, но мы стараемся научить его каждому следующему действию, которое добавляем к предыдущему; и мы пытаемся научить его этому действию настолько хорошо, чтобы оно его не беспокоило. А затем это наше следующее действие, которому мы его учим и которое имеет собственную сложность, делается в комбинации с тем, первым, действием. Но если первое действие еще беспокоит его, и он еще не разобрался с этим полностью — тогда следующее действие должно положить его на обе лопатки.
Если вы видите, что кто-то запутался — это значит, он не справился с первым, базовым действием, с которым должен был справиться, прежде чем перейти к более сложному действию. Не то чтобы он не понимает более сложного действия. Он даже не воспринимает это действие; он по-прежнему конфронтирует то, более простое действие.
Единственно на чем вы можете ошибиться в этой области — это пытаться начать со слишком высокой ступеньки; причем совершить эту ошибку очень легко. Это самая легкая ошибка, которую можно сделать, потому что в современных университетах больше ничего и не совершается, кроме этой ошибки. Они не дают образования, они делают эту ошибку.
Современное образование на самом деле есть искусство и наука совершения ошибки слишком крутого, слишком быстрого шага прежде, чем человек научится хоть чему-то в этой сфере.
Например, я видел, как со страшной силой и скоростью обучали немецкому языку, а следующее, что мы должны были изучать — был Шиллер
“Что за Шиллер? Где мы? Откуда это?”
“Ну, это как раз в тексте урока. Смотри, это урок четвертой недели обучения".
“Ладно, подожди минуту. Что случилось с алфавитом?” Никто не может читать немецкий шрифт
Так вы можете с величайшей легкостью сделать ошибку попадания на слишком высокую ступеньку.
В Африке развили деятельность стоимостью во много миллионов фунтов стерлингов, там несколько местных племен учили снижать эрозию почвы, технике консервации почвы и предотвращения эрозии. Парламент тогда выделял деньги вместе с арахисом и прочей ерундой. (Это было в те дни, когда все мы были товарищами.) Выделялись деньги под эти земляные орехи — арахис для вас, американцы, — которые вечно не росли, и с которыми никто не мог ничего поделать, когда они вырастали, потому что были другие вещи, которыми все были заняты. Вот в то время, когда они лили этот денежный дождь, в виде программы поддержки земляных орехов, они занялись еще консервацией почвы и предотвращением эрозии. И они вливали деньги в это дело, и вбухивали туда людей, и держали воздушный мост для переброски людей в Центральную Африку для разрешения этих сомнительных и фантастических проблем: нужно было научить местных не разрушать почву.
А местный принимал это, как масло принимает воду. Я уверен, что он был вежлив и по-джентельменски выслушивал все это, но на самом деле он не обращал на это внимания.
Понадобился Саентолог посреди программы, чтобы выправить это дело. Он сделал это по ступенькам, о которых мы уже знаем. Он сразу увидел, что правительство начало с конца. У местных не было ни малейшей причины не повреждать почву. Ну, вся Африка была полна почвы, как дойти до того, чтобы её сохранять? Местному казалось, что это самое изобильное вещество, с которым он когда-либо имел дело. И это возвращало нас назад к факту, что у него не было представления о будущем. Тогда этот Саентолог взялся терпеливо, походил, посмотрел и написал им что-то, что они использовали в программе, и это, должно быть, было очень успешно, потому что о программе никто с тех пор не слышал; миллиарды в этом направлении больше не требовались.
Нужно было научить местного только такой вещи, как будущее, и тому, что его будущее благосостояние, благосостояние его детей и племени будет зависеть в огромной степени от того, будут ли у него по-прежнему пастбища для скота и поля, на которых можно что-то вырастить. И их учили именно этому, очень тщательно, и добились значительного энтузиазма в вопросе эрозии почвы.
Далее, вы очень часто совершаете ошибку в курсе Общения: когда на курс Общения приходит новый студент, вы учите его тому, и вы учите его сему, и вы учите его такому упражнению, и вы учите его сякому упражнению, а он не знает, как сидеть на стуле, ребята! И вы должны вернуться еще ближе к основам, чем это: может быть он не знал, почему он там был. Может быть, он зашел по ошибке. Может быть, у него до сих пор какое-нибудь дикое представление насчет того, как он сюда попал. Сейчас вы преподаете ему курс Общения, но вы не научите курсу Общения того, кого здесь нет.
Итак, ваша первичная ступенька в обучении — сделать так, чтобы человек был здесь. Это звучит слишком просто, но почти каждый учитель начальной школы в мире делает сегодня эту ошибку. Они учат детей, которых здесь нет. И вы обнаружите совершено чудесный рост КИ, и уровня успеваемости, имеющие место благодаря этой очень, очень смешной простой вещи; и большинство этих больших прорывов в образовании, совершённых Саентологией, основаны просто на этом одном крошечном факторе — сделать студента присутствующим здесь.
Некоторые из этих учителей не знают, что делают. Они думают, что делают что-то эзотерическое или чудесное, когда каждое утро просят класс: “Посмотрите на переднюю стену, посмотрите на заднюю стену, посмотрите на потолок, посмотрите на пол”. Может быть, они это делают, потому что “Рон так сказал”, но это, кажется, работает, и, кажется, обнаруживает огромный объем работоспособности, и оказывается, что дети становятся гораздо более разумными, даже когда все это занимает всего пять или десять минут каждое утро.
Да, и это просто чудесно, что это занимает только пять или десять минут каждое утро, потому что процесс, очевидно, продолжается недостаточно долго даже для того, чтобы попасть в зону, кода его придётся сглаживать. И с кейсом не может произойти за это время ничего существенного. Что раньше не было заметно — это то, что дети не присутствовали здесь, на месте учебы, и, конечно, они выглядят более разумными, если они здесь присутствуют. Попробуйте провести тест на КИ кому-нибудь, кто во время его заполнения не будет сидеть за письменным столом.
Таким образом, все это находится совершенно в стороне от развития обладания
Итак, ваша первая ступенька в образовании — сделать так, чтобы человек был там. Не так важно, как вы разрешите эту проблему, я вам это уже здесь показывал. Пусть малыши в школе взглянут на потолок, и взглянут на учителя, и взглянут на пол, и так далее: и вот, они уже здесь, они отвечают на это тем, что выглядят гораздо умнее, чем были до этого; и вы говорите: “Посмотрите, какой потрясающий IQ это дает”. Никто не может быть сообразительным, если его здесь нет.
Вот в чем суть обучения по принципу постепенности, и повторяю, ошибка, которую вы можете совершить при обучении по принципу постепенности — большая ошибка — это не суметь снизить ступеньку, не суметь дать достаточно простой материал, не суметь дать первичное действие. Вы должны дать начальное действие, которое человек будет способен научиться выполнять уверенно, чтобы затем перейти к другому действию и добиться уверенности в этом, и перейти к следующему действию, в котором он также получит уверенность.
Но, если вы так и не нашли достаточно низкого или достаточно простого для человека первого действия, в котором он смог бы стать уверенным, тогда человек идёт дальше в следующую зону, и находит это очень, очень сложным, и начинает ощущать некоторый беспорядок в мыслях; и тогда инструктор начинает сходить с ума, стараясь объяснить этому студенту, о чем все это — этот второй шаг. Но он так и не сделал первого шага, и с этого момента в его образовании начинается полная мешанина. И если вы хотите разобраться в чьих-либо трудностях с учёбой, вам надо просто найти ступеньку, которую просмотрели, или проскочили, или потеряли, после чего и попали в замешательство.
Причём ни сам человек, ни его инструктор никогда даже не предполагают, что он в замешательстве, и вот почему обучение рушится.
Давайте пройдем это еще раз. Это не та путаница, которую студент пытается выучить, и не та, которой инструктор пытается его научить. Если у них есть какая-то трудность со всем этим, это гарантия того, что это не та путаница. Вы можете пометить это огромным красным восклицательным знаком. Студент не может выучить это, вы следите за мной? Мы говорим сейчас о тяжелой реакции, не о старом добром легком чувстве отсутствия. Студент не может этого выучить, и инструктор не может ему этого втолковать.
Что мы теперь ищем? Мы ищем нижнюю ступеньку, которую мы проскочили, возвращаемся к тому, что мы обсуждали в первую очередь. Здесь находится точка на шкале постепенности, с которой он не справился, и пошел далее, к следующей точке. С этой следующей точкой он попал в такое замешательство, что это переполнило его, и он так и не добрался до этой точки. И когда вы будете искать это на Э-метре, вы получите именно эту точку. Вы не получите исходную точку, вы получите следующую точку по шкале постепенности.
Одна из пакостей, которая очень затрудняет решение в такой ситуации, это факт, что та вещь, с которой у студента явные трудности, никогда не есть та вещь, с которой у него проблема. И вы можете сберечь множество часов инструкторской работы, если будете знать и хорошо понимать этот действительный факт.
Это чистая логика, не так ли? Если преклир знает, что это его беспокоит, и если он все же беспокоится, значит это не то, о чем он беспокоится. Мы это знаем. Если вы знаете все о том, что с вами не так, это не то, что с тобой не так, брат, потому что иначе это было бы воссоздано в как-бытности
Если это применить к образованию, оказывается, как ни странно, что этот самый набор данных работает и в области обучения. И, следовательно, то, в чём студент так запутался, что неспособен двинуться дальше, и то, чему инструктор, как кажется, не способен его научить, не является тем самым пунктом или местом, которому надо обучать. Это должен быть непременно, согласно нашему рассуждению, быть не тот пункт. И инструктору нужно просто взять и более внимательно рассмотреть ситуацию. Видите, это элементарно.
Позвольте мне привести пример — это ужасно элементарно; очень, очень простая ерунда. Вы можете легко просмотреть это, очень легко не поверить, это может оказаться достаточно сильным ударом. Я знаю, что Хэрби
Инструктор теории проверяет студента по бюллетеню и берет третий абзац, и решает, что студенту нельзя поставить зачёт. Но этому студенту при этом так плохо, что инструктор теории решает, что лучше будет этому студенту немного поработать с инструктором. Он не собирается ставить ему зачёт, но он просто — это так обычно — просто устал возиться с этим частным случаем. Невозможно представить, что студент сумеет одолеть это место. Тогда он говорит: “Теперь-теперь-теперь смотри-смотри-смотри-смотри… Можешь ты понять, что трам-тарарам-тарарам?” — и берет, видите ли, третий абзац. А студент делается совершенно бессмысленным, и инструктор говорит: “Ладно, минутку. Давай посмотрим, как можно сделать это чуть проще?” Видите, инструктор действительно попадает на нужное направление, но он по-прежнему сидит на том, в чём, как он предполагает, запутался студент, это его ошибка. “Но как я могу сделать это чуть проще?” Нет. “Как я могу взять чуть более низкий уровень сложности?”
Итак, этот студент не может понять, а этот инструктор не может его научить.
Первая вещь, которую вы сразу должны понять, это то, что мы ушли на один или более шагов дальше от того, в чем студент действительно путается. И всё становится элементарным: вы возвращаетесь назад и находите то слово во втором абзаце (которое было очевидно пропущено), которое студент не понял. И это может быть вовсе не саентологическое слово вообще, это может быть самое обыкновенное английское слово, такое же, как эти. И что же? — совершенно внезапно студент скажет: “О!” Это не предшествование по времени, просто потому что это более ранний абзац бюллетеня; просто так случилось, что бюллетень был написан более-менее по принципу постепенности. Вот почему получается, как будто это более ранний момент. Но на самом деле, они, оказавшись уже в этом пункте, не поняли чего-то на нижней ступеньке сложности, и поэтому верхняя ступенька просто — фьюить! А в момент, когда они доберутся до этой верхней ступеньки сложности, это будет: “Господи!” И стены надвигаются на них, и перед глазами у них появляются маленькие яркие точки, и они чувствуют что-то вроде головной боли. Это физиологическое ощущение.
Ничего удивительного в том, что творится у французов в худшие времена, во времена Наполеона, мы могли сказать: “Кому какое дело, сколько французов убито!” Но сегодня мы не должны быть такими бессердечными, и мы должны что-то сделать с французской образовательной системой, потому что они доводят до самоубийства столько студентов, что их уже трудно стало считать. Они — специалисты в том, чтобы доводить студентов до самоубийства. А рядом, на втором месте идет американский университет. Просто позорят парня и отправляют его в сточную канаву, если он ошибся. Сами же совершают ошибку: берут слишком круто вверх, но они проклинают парня. Чокнутые. Но вы поняли, насколько это сурово. Это…
Есть еще один важный момент, который я должен не просто вставить сюда, но который я должен донести до вас; это то, что обучение может вызвать физиологическую реакцию, причем может произвести реакцию приятную, а может произвести реакцию чрезвычайно неприятную. У вас может возникнуть сильнейшая физическая реакция просто от того факта, что вы учитесь тому, что вас совершенно никогда не волновало. И это не только при изучении Саентологии, ребята, это и при изучении того, как красить сараи. И это как бы не из-за чего, просто студент сидит за чертежной доской, или чем–нибудь вроде этого, и чувствует себя все более неуютно, и ощущает какое-то беспокойство, и доводит себя до точек перед глазами, и до того, что его тошнит при малейшей попытке продолжать занятия. И, конечно, его поджимает время, оставшееся до выпускного экзамена, и он не может оторваться и пойти погулять в парке; ничего такого он сделать не может. Он сидит и обматывает полотенце вокруг головы, и хлебает кофе; и, конечно, он загоняет себя в сумасшедшее состояние, просто режет себя на куски. Неудивительно.
Что с ним за беда в тот самый момент, когда все это с ним происходит? Его беда не в том, что он, изучает сейчас, а в том, что ему не удалось понять то, что было как раз перед этим. Загвоздка всегда там. Когда у вас началась физиологическая реакция, это значит, что вы проскочили ступеньку, вы можете быть абсолютно уверены в этом. Вы проскочили ступеньку. Вы совершенно внезапно занялись тем или другим, и изучаете сейчас, как укладывать деревянные палочки поперек дорожки, чтобы разделить ее, измерить и затем заасфальтировать; или количество зернышек дихромата калия
Это не просто пропущенные данные, даже не думайте. Это не пропущенные данные. Это что-то из науки смешивания химикатов. Видите, это может быть смежный предмет, в котором более простые базовые данные существуют. Ступенька пропущена в смежном предмете, или это был просто предыдущий абзац в том же тексте. Но это не всегда предыдущий абзац в том же тексте.
Бывало так, что парень все эти годы удивлялся: “Как вы, в самом деле, измерите то, что имеет неправильную форму?” И — “как - как - как - как…” — и вдруг совершенно внезапно он обнаруживает, что у него это не укладывается в голове. “Ну, вы измеряете бетонную дорожку, и вы…” — и так далее, и тому подобное. “Ещё одним способом исчисления, устаревшим применительно к данному предмету, является…” — и так далее. И он старается понять способ исчисления, старается понять способ исчисления, старается понять спо… — Да всё в порядке с этим способом. Он просто не знает, как измерить дорожку, его “включила
И, знаете ли, весь предмет оказывается пустотой. Все окружающее пространство оказывается пустотой. Как будто вы сбиваете верхушку одного небоскреба — и исчезает весь город. Я имею в виду это — удивительный феномен. Вы говорите: “Ну, как может исчезнуть целая страница” или “Как может исчезнуть целый учебник?” Если студенту уж очень тяжко, у него слова могут исчезать со страницы.
Был у меня такой опыт, очень-очень недавно. Я пытался найти в словаре слово, которое было включено в страницу, которую мне очень-очень трудно было понять, и, знаете, слово исчезло из колонки? И я сказал: ”Давай сначала, оно не может быть просто пропущено в этой колонке. Оно должно быть в этом словаре!”, и — это специализированный словарь и так далее — я как бы стиснул зубы и “сконцентрировал зрачки” на этом, и, ей богу, оно прямо там и было. Но, знаете ли, его же не было мгновением раньше?
В этом частном примере я, однако, знаю, чего не совсем понимаю, я знаю, какое делание я проскочил. И мне пришлось взяться и сделать что-то с этим, потому что это все более, и более, и более мешало моим занятиям. Я не знал, то есть я не мог сразу отбарабанить в то же мгновение взаимное поглощение цветов: я не знал этого наизусть. Я не мог описать каждое сочетание цветов, поглощающее все компоненты белого цвета, кроме одного. Это звучит очень сложно, не так ли? Да! Но это именно тот вид действия.
Но продолжать изучение далее после этого пункта, за который я взялся, было невозможно, просто потому что я не сел и не вычислил цветовой круг, и не расписал подробно каждый дюйм его существования. Я запутался сразу после этого. Значит, где-то поблизости то, что было не понято. Я очень точно локализовал свое непонимание, но это было не то, что я изучал в тот момент, и не то, с чем у меня были трудности. На самом деле я уже попал в точку, где слова убегают со страницы, не говоря уже о головной боли. Просто идти далее, далее — ну, остается что-то сзади, в этой области. Это очень легко и все такое, но никто не сделал этих кругов, никто не включил сюда иллюстрацию, которая показала бы взаимодействие дополнительных цветов в этом учебнике, и нет кругов, которые дают основные цвета, с точки зрения того, что поглощаются “не они” из белого цвета. Нет списка того, что их не поглощает, а что-то вроде этого может быть составлено, и мне приходится сидеть рисовать все это целиком, и я должен запомнить все пункты всей этой штуки, и тогда, я знаю, я буду знать это как следует.
И примерно в то время, когда я начинаю делать все это, что-то как бы влетает в меня и тихонько ударяет по мозгам: “Черт, что такое циановый цвет
Видите ли, вы должны быть достаточно умны для того, чтобы определять, где вы находитесь, и всё, что вам придется спросить у себя, или всё, что вы должны спросить у студента: “В каком месте у тебя не было трудностей? Хорошо. Это конец того места, когда у тебя не было трудностей". Смотрите, это очень просто, не так ли?
Итак, формула заключается в том, что нужно найти место, где у студента не было трудностей с этим предметом, и это значит, что успешно он прошел именно столько по шкале сложности. И затем найдите, где у него начались трудности, и найдите самый-самый кончик того, где у него не было трудностей, и загвоздка будет именно в этой области. Вы можете действительно ограничиться несколькими словами. Я имею в виду, вы можете сделать это очень точно. Вы можете пришпилить это. У вас будет всего половинка абзаца, или иногда это половинка одного предложения, где нужно искать, и тогда вы начинаете пропахивать все это. Но не ждите, что студент сможет сказать вам точно, где это место, с которым у него трудности, потому что трудности у него именно из-за этого.
Таким образом, инструкция должна состоять из ведения студента по шкале постепенного возрастания сложности известных данных. Вам не следует изобретать новые решения для замешательства студента. Вы начинаете изобретать новые решения для замешательства студента, и вы просто ведете его к все большим и большим затруднениям. Почему? Потому что он уже там, где он что-то не понял, теперь вы пытаетесь дать ему ещё что-то непонятное, что должно разрешить это.
Хорошее иструктирование — это система отслеживания назад. Студент должен идти вперед; вы должны поставить это почти на автоматику. Он должен переть вперед, как раненый медведь. Ры-ы-ы! Он вникает в предмет. Совершенно внезапно вы слышите громкий визг, и лапы дымятся, видите? Затем вы слышите звук падающего тела. И затем вы ощущаете сотрясение атмосферы вокруг вас. Что-то случилось.
Да что, в самом деле, случилось? Ну, он прошел прямо через точку на самой верхушке шкалы постепенности, решил, что понимает это, хотя на самом деле не понял, пошел в следующую точку шкалы постепенности, и влетел в кирпичную стену. Поэтому его проблема не есть следующий пункт по шкале; его проблемой был предыдущий пункт по шкале, который, как он думал, он понял, хотя на самом деле — нет. И поэтому иногда очень трудно найти это со студентом, потому что он слишком уверен, что понял предыдущий пункт. Но очевидное доказательство того, что он всё же не понял его, сидит прямо у вас перед глазами: У него проблема со следующим пунктом.
Смотрите, этот парень говорит: “О, я научился сидеть на стуле. Я научился сидеть на стуле”. Вы преподаете курс общения. “Я научился сидеть на стуле. Я знаю об этом все. Это значит сидеть на стуле и глядеть на кого-то передо мной, и это абсолютно невозможно! Ужасно! Я не могу больше этого делать!”
Вы говорите: “Ну, давайте посмотрим”. В отсутствие этой технологии вашей реакцией могло бы быть: “Ну, давайте посмотрим, как сейчас я начну упражнение, и заставлю-таки его сидеть и смотреть на этого студента". Но теперь вы понимаете, как это сослужит ему плохую службу и замедлит его обучение. “Ну, что я могу придумать, что бы он смог конфронтировать этого парня?” Нет, нет, нет, нет. Вы не на той точке шкалы. Это просто практическое применение.
Вы говорите: “Ну, вот на счёт того, чтобы сидеть на стуле? Это не то ли самое упражнение, которое ты делал как раз перед упражнением на конфронтирование преклира? Не то же самое упражнение?”
“Ну, там было кое-что, между прочим”, — вспоминает он вдруг.
“Что это было?”
“Ну, это было “сидеть на стуле удобно”, а это, само собой, совершенно невозможно".
“Да, в этом было кое-что ещё".
“Да-а, ну, любой может сидеть на стуле. Можно заставить себя сидеть на стуле часами".
“Ну, и как у тебя получается сидеть на стуле?”
“Ну, ты сидишь на стуле и складываешь пятки вместе, понимаешь? И если ты сложишь пятки и сожмешь их, ты можешь прижать икры к наружным сторонам стула и держаться бодро и прямо".
Что это за чертовщина? Видите?
Используя принцип снижения по шкале постепенности, вы можете найти это. Но если вы не знаете этого, вы можете продолжать выколачивать собственные мозги, пытаясь обучить эту особу конфронтировать другое человеческое существо. У них действительно нет никаких трудностей в конфронтировании, кроме той, что они пытаются конфронтировать две вещи сразу. Они конфронтируют, сжимая пятки вместе, и они — они не научились, как это делать, и сейчас они стараются конфронтировать что-то еще одновременно с этим, и их внимание расколото, и начинает сильно болеть голова. И затем вы обнаружите, что они не понимают какую-нибудь дикость, вроде: “Ну почему вы одитируете на стуле?”
“Как? А как надо одитировать?”
“Ну, а нельзя одитировать, лежа в постели? Я очень устаю, когда одитирую".
Начинаются самые разнообразные маленькие дикости. Вы не обращаете слишком много внимания на то, что они должны делать, вы не пытаетесь разобраться в этих вещах. Но эти суждения должны явиться на свет божий. И вот вы совершенно внезапно получаете этого парня, он оглядывается вокруг: “О, вы имеете в виду, что вы именно сидите на стуле. О, вы, вы… О, подождите минуту! Это требует делания! Что вы имеете в виду — просто сидеть на стуле? Нет, вы не можете просто сидеть на стуле! Невозможно!”
“Хорошо. Теперь просто расскажите мне, что тут невозможного".
Вам даже не надо быть одитором, чтобы инструктировать. Я имею в виду, вам не надо выполнять много умного одитинга. Но “что, собственно, невозможного в этом? Что невозможного в этом?”
“Держать спину в двух с половиной дюймах от спинки стула невозможно, потому что вам придётся всё время измерять, есть ли там два с половиной дюйма, не так ли?”
В это весьма трудно поверить до тех пор, пока это не случится с вами, но целиком весь абзац после предложения, в котором содержалось непонятое слово, может вдруг исчезнуть прямо от этого слова. Это может быть самым чудовищным исчезновением, которое кто-либо видел. Просто исчезает. Почти полностью белая, пустая страница. А вы пытаетесь проверить студента по этому тексту, и можете проверить его по всему бюллетеню, но, ей богу, нет там этого абзаца, нет вообще ничего, что имело бы к этому отношение. Вы возвращаете его назад, вы должны найти что-то, предшествующее этой коллизии, что не было понято. И если это не понято даже с великими усилиями, тогда вы можете сделать вывод, что предмет вашего поиска как раз перед этим местом. И вы ведете студента назад, не знаю, куда именно вы доберетесь, но мне бы не хотелось, чтобы вы закончили эту гонку за пределами этой жизни. Но я не знаю, где именно вы остановитесь; становится интересно, что будет дальше.
Вот таков исходный механизм обучения. Обучение — это вза… (я чуть не употребил слово на пять долларов; я и употреблю его) — есть взаимозависимость убежденностей. Это цепь убежденностей; а они, в свою очередь, — это цепи уверенностей и умений. Есть много-много способов поддерживать ощущение умения и уверенности, но лучший способ сделать это — просто и в лоб — следить, но следить не за тем, чтобы студент двигался медленно, а следить, чтобы студент двигался уверенно. Не удерживайте кого-то сзади из-за того, что вы не уверены в надёжности его знаний.
Другой момент: студенту всегда дают попасть в затруднительное положение до того, как помогут. Никогда не помогайте студенту раньше, чем у него начались затруднения. Этот малый делает упражнения из Курса Общения от самого начала и до самого конца, словно детскую игрушку, так, что всё прекрасно, и гладко, и так далее. Ну что вы затеваете? Ищете, чему его обучать? Я спрашиваю, что вы собираетесь делать? Мучить малого, пока не найдете что-нибудь — пока не создадите чего-нибудь, что не так? Почему вы вообще этим занимаетесь? Я даже подчеркну это: почему вам надо что-то с этим делать? Ваше участие в этом не затребовано никакими трудностями. Чего беспокоиться?
И это одна из причин того, почему будет ошибкой равномерно распределять обучение по всей группе. У одних студентов начинаются трудности, которые инструктор не может обнаружить, а другие студенты не попадают в затруднение, а им пытаются создать средний уровень трудностей для всего курса, для всего класса. Способ работы заключается в том, чтобы дать студенту возможность самому налететь на все кирпичные стены, на которые он хочет налететь, и единственная вещь, насчет которой нужно быть бдительным — некий студент, который уже налетел на кирпичную стену. Теперь, когда он уже налетел на эту кирпичную стену, отдайте себе отчёт в том, что он нарвался на шкалу постепенности, попал в стадию или точку, которая после того, где он чего-то не понял. Элементарно!
И далее, обязательно: даже не обсуждайте с ним, что именно он не понял. Это пустая трата времени. Он не знает, чего он не понял. Всегда прокручивайте пленку по-новому. “Что вы изучали непосредственно перед этим?” Та самая формула, которую я давал вам ранее. “Назовите тот момент, когда вы еще не были в затруднении".
“О, было не трудно и здесь, и там, и так далее, все было легко”.
“Хорошо, в какой момент начались затруднения?”
“О, вот тут, и это страшно, страшно, страшно и ужасно, о, о, ужасно!”
“Хорошо".
Теперь вы ставите здесь по бокам круглые скобки. Вы получили точку, в которой нет трудностей, и точку, в которой есть трудности, и теперь вам нужно понять, что в самой-самой середине между ними вы найдёте настоящую трудность. Теперь умный инструктор, зная все это, сразу уцепит её. На самом деле ему и не нужно быть ужасно умным, все дело заключается в “Хорошо. Вы говорите, все было прекрасно с этим бюллетенем до именно этого места”, — и вы, наконец, нашли её.
Я бы даже пошел так далеко, что столкнувшись со множеством трудностей, бросил бы малого на э-метр. Э-метры сделаны для того, чтобы ими пользовались. Я бы сказал: “Значит, у тебя всё отлично в этом первом абзаце. И у тебя всё отлично во втором абзаце, и ты говоришь, что столкнулся с трудностями где-то в пятом абзаце. Ну, дай я посмотрю пятый абзац. А, здесь, в пятом абзаце — типографская опечатка. Совершенно верно, она здесь есть. Теперь смотри, у тебя четвертый, номер четыре; у тебя никаких проблем с четвертым абзацем, который начинается так-то и так-то, ты говоришь, у тебя с ним никаких проблем?”
“Нет, нет , с этим ни малейших проблем".
“Хорошо, теперь давай посмотрим, давай внимательно проглядим четвертый абзац до конца, вот он четвертый абзац; теперь, пожалуйста, послушай вот это предложение: так-то и так-то, так-то и так-то, и так-то и так-то". Дзинь! “Каково значение слова “беспомощность”?”
“Ой, ну Господи! Никто не сможет определить “беспомощность”!”
Вы поняли мысль. За этим даже не прячется никаких ментальных вывертов. Никакого большого дела, о котором можно было бы говорить. Он даже не копал этого слова, ребята! Почему он его не копал, нас не волнует, но не копал.
Теперь, что очень во всем этом интересно, это один из ранних пунктов исследования, 1947 года, о влиянии незнакомого слова на жизнь, и это и было предметом исследования. Часть этого я получил от командира Томпсона
Так я начал прослеживать назад значения слов, и просить людей давать словам новые определения, и все такое. Я не скажу, что мне сопутствовала какая-то особенная удача, потому что тогда не было технологии одитинга, которая сопровождала бы всё это. Но, поверьте, люди были безусловно заинтересованы. В тот момент я не использовал никаких методов тестирования, которые могли бы объяснить мне, что за результаты я получал, когда я их получал.
Я потерял множество людей, с которыми работал; я знаю, что это прямой результат. Так сказать, они уходили и возвращались к работе, и больше никогда не приходили ко мне в контору. Но это немногое показывает в том периоде, потому что он не был как следует доведен до конца. Не было никого на телефоне, кому бы я мог дозвониться и сказать: “Ну, почему бы тебе не вернуться на следующей неделе?” А те, с кем я был связан по этим делам: “О, сейчас я себя отлично чувствую”. Или “Знаешь, действительно есть что-то, что беспокоит меня в эти дни… Это факт, что я не получил работу в Мехико”, или что-нибудь в таком духе. Конечно, то, что их беспокоило, перестало их беспокоить. Это была почти единственная вещь, которую я установил, исходя из всего этого.
Поэтому когда мы рассматриваем этот широкий предмет обучения кого-либо чему-либо, мы внимательно рассматриваем предмет взаимоотношения информации и человека, который сможет получить и понять информацию таким образом, что будет способен использовать ее (определение, которое я дал вам ранее, просто приведённое в сочетании с той самой логической посылкой, которую мы сейчас обсуждаем), и, конечно, все должно делаться с помощью слов — слов, движений, действий или примеров. Но есть здесь несколько слов, которые иногда путают.
Так, когда вы проверяете слова в бюллетене, когда вы проверяете эти слова по линии общения инструктора, когда ваши слова идут к одному из ваших студентов, не будьте слишком чувствительны к Саентологическому словарю; потому что, не назвав по-своему каждую отдельную часть, вы можете устроить не меньшую катастрофу, чем если назовёте ее слишком сложно.
Я могу дать вам пример этого; вот вам такой пример. Я столкнулся с этим на параллельном курсе обучения: “основное освещение” и “основное профильное освещение”. Я добрался до конца книги по освещению портрета — и у меня были с ней чудовищные проблемы — я постоянно двигался сквозь сплошную проблему, трудность, затруднение, и так или иначе я пробивался, получая это крест-накрест, и выпрямляя это по ходу, и так далее — и я обнаружил тот грех, что две совершенно различные вещи названы одним и тем же словом: “основное”. И я сказал: “Теперь подожди минутку”, сказал я сам себе, “Прежде чем сдавать экзамен, я лучше повторю, что у меня здесь есть. Давайте посмотрим: есть три типа освещения, и один из них — это “Рембрандт”, другой “Бабочка”, и один — не могу даже думать об этом. Хорошо, давай посмотрим это еще разок”. И тогда я вспомнил, что всю дорогу у меня было ощущение какой-то тупости — это просто разные способы расположения ламп, которыми вы устанавливаете свет, и нечего тут мудрить. Чудные названия, не так ли? “Рембрандт” и “Бабочка”: бабочка потому, что если кончик носа слегка свешивается, внизу, под ним, маленькая тень получается похожей на бабочку. И когда фотографическое освещение порождает небольшую тень внизу носа, профи называют это освещение “бабочкой”. А “Рембрандт” — это лицо прямо рядом с камерой, менее освещенное, чем лица на дальнем плане, — но не прямое освещение, меньше света.
Это очень симпатичное освещение, но у вас не так много способов сочетания этих ламп.
“Вот эти два, а еще какие есть? Еще какой? Я не могу думать об этом. Еще есть какие?” “О, да, я вернусь назад и переучу это ещё раз". Итак, я изучаю это очень-очень тщательно, изучаю всеми способами, изучаю, рассматриваю; и вот я изучил все это, я всё это повторил, хорошо: “Затем существует три вида освещения. Подождите — “Рембрандт” и “Бабочка”, и — как его там?” Я вглядываюсь в собственную голову, или у меня дырка в башке последние дни? И наконец я сказал, “С этим происходит что-то очень забавное”, потому что я совсем не знал ничего подобного в то время — потому что я изучал обучение — я не знал, на что способно перепутанное определение. И я пошел назад и смотрел, смотрел, смотрел, смотрел, смотрел — и, наконец, нашел, что это было.
Есть целая школа освещения, или целая система освещения, известная как “основное освещение”. Это самое элементарное освещение. Вы берете два источника света и ставите один спереди человека, а другой источник света ставите сбоку. Вот и все! И способы, которыми вы все это делаете, и то, как повернуты голова и плечи модели в то время, когда вы это делаете, дает вам всю эту школу освещения. В этом нет никаких изысков. Два других способа — это изысканное освещение. Но вот тут, где просто — почти говорится: “направьте свет на предмет”, я не мог понять это, потому что под освещением “Бабочка” подразумевался “основной профильный” тип освещения, который каждый знает как “Бабочку”, но все профессиональные фотографы называют его “основной профильный”. Таким образом, под названием “освещение Бабочка” мы имеем вид освещения, называемый “основной профильный”, но далее, кроме этих двух, существует целый класс освещений, называемый “основное освещение”. И поскольку не было достаточного различения в их номенклатуре, у них не было и достаточного количества терминов, другими словами, — всё перепутано, полное замешательство.
Но это — замешательство инструкторов. Это замешательство людей — которые-вас-учат, потому что вы, конечно, попадете в эту ловушку. Они просто выкопали яму, воткнули кол на дне, и покрыли ее листьями.
И вы попали в одну такую. Теперь приготовьтесь к небольшому линейному заряду
Есть вещь, называемая оценка разрыва АРО; и есть Оценка Пропущенного Заряда. И вряд ли кто из вас, мои дорогие, отличит одно от другого или сделает хотя бы одно из них. Недавно я видел, как только по одному этому предмету вы попадали в большее количество ям и медвежьих капканов, чем вы можете сосчитать, потому что Оценка Пропущенного Заряда не есть оценивание, но есть одитинг по списку, и правильное название этого должно быть “одитинг по списку пропущенных зарядов”, или “одитинг по списку для пропущенных зарядов”. Это — не оценка.
Но вы уже, было, считали, что оценка не имеет ничего общего с одитингом, и это правда. Оценка разрыва АРО не имеет ничего общего с одитингом. Вы просто сидите и пробалтываете с вашим преклиром, который тем временем стирает собственные зубы в порошок, и, наконец, вы видите, что ваш э-метр реагирует, и вы указываете пропущенный заряд; вы не отвечаете и не даёте подтверждений; вы просто сидите и пробалтываете все это, и находите пропущенный заряд и сразу на него указываете!
Это обычно делается в середине разрыва АРО. Если вы одитируете человека в разрыве АРО, вы приведете его к печальному концу, поэтому, конечно, это не может быть одитингом! Но, к несчастью, мы немедленно, сразу же, назвали “оценкой пропущенного заряда” ту штуку, когда вы берете тот же самый список, но обращаетесь с ним иначе, и человек уже не в разрыве АРО, когда вы делаете это, так что это — одитинг.
И это стало источником огромного замешательства для всех и каждого. Почему? Потому, что оба термина содержат слово “оценка”. Итак, это неадекватность номенклатуры, это потерянное слово. Понимаете?
Таковы все трудности, которые возникают у вас в этой связи. Трудности ни чем не хуже, чем те. Вы видите, что можете одитировать — одитинг по списку связан с прояснением каждого вопроса; в конце концов это Йобург ((Йобург — список всевозможных утаиваний, которые могут быть у преклира. Это одна из наиболее жёстких и тщательных проверок на безопасность в Саентологии. Она называется “Йобург”, потому что была разработана в Йоханнесбурге, в Южной Африке. Проверка на безопасность – действие, которое избавляет человека от компульсий (того, что преклир обязательно делает под воздействием инграммной команды) и навязчивых идей (т.е. идей, желаний и т.д., которые заполняют мысли преклира, и которые преклир не может выбросить из головы) совершать поступки, которые затем ему придёться утаивать. Другими словами, — это избавление от безрассудных действий.)) и всякие такие вещи; и вы просто читаете вопрос, пока он не прояснится — читаете и добиваетесь ответа, пока он не станет чистым; и обращаетесь к следующему, и читаете его, и получаете ответ, пока он не стает чистым. Одитинг по списку.Итак, вот у нас тот самый список, который вызвал путаницу, и вот у нас то самое слово, связанное с процессом, которое вызвало путаницу. И, очень, очень тяжко, хотя сейчас это довольно странно, добиться, чтобы одиторы делали это. Надо от одного отнять другое или надо разделить эти действия — арифметика, так здесь случай просто неверного определения. Они почему-то не могут этого сделать. Супервайзер одитинга ходит кругами: “Теперь смотрите. Сделайте, пожалуйста, оценку разрыва АРО этому преклиру, потому что он сейчас уйдёт”. Алло, этот парень занят одитингом по списку, знаете ли, он делает Оценку Пропущенного Заряда, вычищает все, слушает преклира, и так далее. “Нет, нет, нет! Прочтите этот список до конца, и когда найдете заряд, укажите на это преклиру, вот и всё".
“О-о, я понял".
Другими словами, термины можно перепутать, если они используются для двух различных целей. Вы можете попасть в замешательство, не располагая достаточной номенклатурой. Дело в том, что, вероятно — в области сознания — это может быть более серьезным грехом, чем слишком много номенклатуры, потому что эти вещи были названы так, что отождествлялись одна с другой.
Вы поняли этот тип реакции. Конечно, очень скоро, как только я обернусь с выпуском бюллетеня — это будет очень скоро, это будет так: оценка разрыва АРО делается так-то и так-то, и это не одитинг. И затем есть одитинг по списку для Пропущенного Заряда, и это станет совершенно другим действием. И тогда вы обнаружите, что это можно изучить.
Итак, мы рассмотрели сегодня две вещи, а именно: если вы ведете человека по шкале постепенности слишком круто, он попадет в неприятности на какой-нибудь из ступенек всегда потому, что не разобрался на предыдущей ступеньке, но будет винить в этом ту ступеньку, на которой возникли трудности, тогда как он застрял на той ступеньке, с которой на самом деле еще не сошел; и это то, что создаёт ложную картину и вызывает обиду. И тогда ответственность за субъективную реакцию в очень большой мере ложится на инструктора. Парень, это новое направление, видишь? Отношение студента к курсу, принимая во внимание Саентологию и то, чему я вас сегодня учу, находится именно в руках инструктора.
Если вы хотите, вы можете почти произвести ту ментальную реакцию, которую хотите, произвольно. Вы можете вызвать срыв студента с курса. Это может произойти двумя путями. Я не говорю, что вам нужно сделать это, но этот парень — на курсе, а вы можете сорвать его с курса. Вы просто зловеще предсказываете: “Ну, хорошо, мы сорвем его с курса”.
Один из способов сделать это — сказать : “Хорошо, сейчас, два человека сидят здесь на стульях, они оба на самом деле преклиры, и они оба на самом деле одиторы в то же самое время, и нет особенной разницы между словами одитор и преклир, и в общем-то и не предполагается никакой разницы между этими словами. Отлично, хорошо. Вы поняли это? Хорошо". Если он — зеленая травка прямо с улицы, его не будет здесь в 24 часа. Видите, что я имею в виду? Вы можете откровенно совершить этот акт.
Хорошо. Теперь какой-то малый сорвался, и как только он идет к двери, вы говорите: “Что это было за слово, которого я не понял?” Вы увидите, что он остановится, потому что вы уже сняли часть заряда просто указанием, что что-то не так со словами. Хорошо, он больше не уходит. “Теперь давайте проследим в обратном порядке. В какой момент вы почувствовали замешательство?”
“Ну, это было в последние полчаса".
“Хорошо. Что происходило в первые полчаса?”
“Ах да, это было то слово".
“Очень хорошо. Отлично, спасибо большое".
“ О, так вот что оно значит?”
“Да".
Другими словами, есть способы обращения, при которых малый остается или малый уходит. Именно инструктор создает этот эффект или результат просто при помощи метода обучения, которым он пользуется. Очень подло, ха? Вы можете пойти по этому пути далее, здесь можно много чему научиться по этому специальному предмету, но эти вещи выделяются как маяк. Предыдущий шаг по шкале, предыдущая часть данного шага по шкале есть то, на чём спотыкаются люди.
Теперь мы переходим к другому разделу, и это на самом деле всегда слово или фраза.
Конечно, слово или фраза могут быть неадекватными. Такое я вам только что представил. Никто не побеспокоился сказать мне, почему в некоторых комбинациях используется желтый фильтр, на всех трациях здесь в числе других и этот желтый фильтр. Что он здесь делает? Что и с чем он должен делать? Я не знаю. Мне не сказали. От меня не требовалось знать, зачем нужен желтый фильтр. Но это работает здесь как крошечный разрыв. Я знаю, что в этом есть что-то, чего я не знаю.
Так, видите, предложение может быть неясным, или могут быть пропущены какие-то данные, или случайно кому-то откажут в информации. Типографская ошибка может сделать это. Слово “котом” опущено в предложении “Пес гнался за…”. А мы говорим студенту: “Теперь, отлично, расскажите нам, что это за действие”. Ну, он в замешательстве. Конечно, вам не придётся забираться слишком далеко, чтобы найти, из-за чего он путается. Так ошибка на самом деле может заключаться в тексте, не только в действиях студента. Если текст не ясен в результате типографской ошибки или по какой-то другой причине, информация не передается студенту в ясном изложении, и, следовательно, он в замешательстве. Это не всегда его ошибка, что он в замешательстве, понимаете?
Вы можете иногда взять текст, который он изучает, просто глянуть на него и совершенно внезапно увидеть, что два абзаца в этом тексте опущены. И это абзацы, содержащие определения. Кто-то делал копию на мимеографе, и не скопировал два абзаца — обычное дело. Вы видите, что все слова в сессии одитинга определены, кроме слов одитор и преклир. Это может вызвать известное замешательство.
В конце концов может оказаться, что ваше замешательство не есть результат погрешностей текста, и не обязательно погрешность студента. Мы не стараемся установить вину в этом частном случае. Мы только показываем вам, что что-то было не понято. Это могло быть погрешностью еще его учительницы начальной школы. Она никогда не говорила ему, что означает какое-нибудь словечко вроде обоюдный или что-то в этом роде.
Таким образом, мы внимательно рассмотрели всё это. Относитесь, прежде всего, к этому, как к факторам, которые вы обязаны видеть, будучи инструктором. Теперь вы можете собрать все это вместе. Вы можете увидеть, почему он не достиг нужной точки по шкале постепенности, или можете спросить, почему он ее не достиг. Вы можете локализовать тот пункт, из которого он не смог продвинуться — из одного пункта шкалы в другой. Мы можем найти причину этого. Мы можем видеть, что номенклатура и другие вещи могут быть виноваты в этом. Отсутствие определения может быть виновато в этом. Мы можем видеть, что отсутствие чего-то может быть виновато в этом, точно также, как существующая вещь может быть виноватой в этом. И мы понимаем, что индивидуум может не иметь представления, в чем он запутался, иначе бы он не запутался. И мы видим, что инструктор, который делает работу инструктора лучше всех, на самом деле никогда не пытается решить проблему, в которой запутался студент. Мы видим, что хороший инструктор никогда этого не сделает. Почему? Он уже на одну ступеньку дальше, поэтому он запутается ещё больше, чем студент, потому что не сможет понять, почему студент не понимает.
Сказано: “Кошки бывают белыми”.
“Да, но я не знаю, почему они белые, и так далее. Действительно, не сказал ли Бен Франклин
“Ну, видите, кошки, — вы видели когда-нибудь кошку? У вас была когда-нибудь кошка? Вы знаете что-нибудь о кошках? Давайте возьмем словарь и посмотрим кошку на картинке". Все это пустая трата времени, потому что это произошло в предыдущем абзаце, где было сказано “самка”. Видите, он не знает, что это такое, он не знает, что это относится к кошкам, он застрял в предшествующем тексте.
То есть явное замешательство почти никогда не бывает тем замешательством, в котором студент действительно находится. У инструктора, знающего это, не будет реальных трудностей с ответом на глупые вопросы, которые ему задают, потому что он не беспокоится по поводу этих вопросов. Он хочет знать, где парень хватил через край. Но кто-то спрашивает у инструктора определение чего-то: “Да, да, — говорит он, — Кошковамп — это ля-ля”, и всё.
Понятно? Что ж, достаточно.
Спасибо.