Больше с целью отвлечься от своих бед, чем по действительной необходимости, я в Тот день, разбитый и понурый, ввалился в свой секретный кабинет и включил ретранслятор. Ладно, в конце концов, Рат и Терб выполняют задание и скоро мы завладеем трафаретом и сможем покончить с Хеллером.
Честно говоря, я был слишком потерян, чтобы заставить себя на чем-то сосредоточиться. Но спустя некоторое время происходящее на экране мало-помалу стало вызывать во мне острый интерес.
Бац-Бац спускался с Хеллером в лифте отеля «Ласковые пальмы». Я видел их в зеркале лифта: Хеллер в белом джемпере с V-образным вырезом поверх шелковой рубашки цвета морской волны и в подходящих к рубашке слаксах; красная бейсболка сдвинута на затылок. Удивительно, как это Хеллеру всегда удается выглядеть таким опрятным и вместе с тем таким небрежным, — лениво шевельнулась мысль; будь у меня такой же вид, может, Ютанк проявила бы ко мне больше внимания. Бац-Бац был в специально подогнанном черном костюме, черной рубашке и белом галстуке — типично гангстерский гардероб. Но старая кожаная фуражка таксиста настолько не вязалась с его костюмом, что маскировка казалась неполной.
— Но послушай — это очень важно! — говорил Бац-Бац, похоже, очень встревоженный. — Я сразу же приехал сюда. Твое имя — оно было прямо на доске объявлений! Там было указано и время, и все остальное! Психиатрическая консультация!
— Понимаю, — сказал Хеллер. — Но так ли уж это плохо?
— О, клянусь Богом, конечно! — горячился Бац-Бац. — Они, наверное, принимают тебя за барана! Я вижу, ты просто не понимаешь, насколько это серьезно, Джет.
Значит, теперь уже Джет. Наверное, Бац-Бац перенял это обращение у Изи Эпштейна.
— Да, я знаю, — сказал Хеллер. — Но…
— Это же мозгокруты! — доказывал свое Бац-Бац. — Мозгосушилки! Они могут засадить тебя в тюрягу на всю оставшуюся жизнь без всяких обвинений. Даже без права выдать сообщников и стать свидетелем обвинения! Им на законность наплевать, зато закон и полиция всегда на их стороне.
Они спустились на цокольный этаж и пошли по гаражу.
— Но если… — попытался сказать что-то Хеллер, однако Бац-Бац перебил его:
— Ты не сечешь. Ведь они просто подпишут ордер и упрячут тебя к психам. Накачают тебя наркотиками и поджарят твои мозги! Даже череп тебе раскроят ледорубом! Они не успокоятся до тех пор, пока ты не станешь туп и нем как репа! И для этого не нужно, чтобы ты что-то совершил. Правительство полностью рассчитывает на них, когда ему нужно отделаться от неугодных личностей.
— Так-так, — сказал Хеллер. — Похоже, дело дрянь.
— Вот именно! А эти психоаналитики — самые сумасшедшие из всей этой компании!
Они подошли к машине. Это было старое-престарое такси! Конечно же, его трудно было узнать. Ранее будучи красным, теперь оно сияло оранжевым цветом, хорошо ухоженное, никаких треснувших стекол. Когда Хеллер забрался на заднее сиденье, включился верхний свет, и я увидел новую блестящую кожаную обивку. Ну просто новехонький антиквариат, да и только!
Бац-Бац захлопнул за Хеллером дверцу, сам же сел за руль и включил мотор. Тот взревел, но затем мягко замурлыкал, когда машина выезжала задом с места стоянки. Они вымахнули из подземного гаража и взяли курс на восток. Надпись на большом щите у дороги гласила: «Шоссе Франклина Д. Рузвельта».
Бац-Бац влился в уличный поток, плывущий на север. Хеллер все смотрел на играющую под утренним солнцем Ист-Ривер, а Римбомбо, видимо, полагал, что правит вертолетом, судя по тому, как он игнорировал неминуемые столкновения и протискивался в щели, которых, похоже, и не существовало. Он не проявлял никакой осторожности.
— Может, они вышли на нас! — проорал Бац-Бац Хеллеру в открытую перегородку. — Может, узнали, что я из морских пехотинцев. Они знают, что все мы психи.
Он вынудил лимузин дать ему дорогу и, похоже, собирался отделить фургон следующей машины от кабины.
— Эй! — крикнул он Хеллеру. — У меня потрясающая идея. А не взорвать ли нам все это местечко к чертовой матери!
Визжа тормозами и после серии заносов такси оказалось на Сто шестьдесят восьмой улице и остановилось на стоянке. Римбомбо выскочил, открыл дверцу Хеллеру. Когда Хеллер вышел, Бац-Бац накинул на дверцу табличку с надписью: «Не обслуживает до проверки группой разминирования» и указал на дом:
— Там было сказано — кабинет шестьдесят четыре. Доктор Кацбрейн. Я бы пошел вместо тебя, малыш, только у меня не так уж много мозгов про запас. Ты вот что: не давай им
надевать на себя смирительную рубашку. Они даже позвонить не дают. Если что не так, беги и все. Мотор я буду держать включенным — вмиг оторвемся.
Бац-Бац полез в кабину и снял флажок счетчика — знак принадлежности к такси. Тут же включилось полицейское радио. А счетчик-то у него был ненастоящий — незаконный!
Хеллер вошел в здание и вскоре уже сообщал о себе всевозможные сведения регистраторше в костюме медсестры. Он показал ей свои студенческие документы, затем заполнил длинный формуляр о предшествующих психических заболеваниях, написав на нем: «Превалирующее мнение в диспуте».
— Теперь можете заходить. Вы не договаривались о встрече с доктором Щицем, значит, и успокоительное давать вам не обязательно. — Медсестра протолкнула Хеллера в дверь.
Доктор Кацбрейн сидел за рабочим столом и чистил яблоко. Волосы на его голове торчали в разные стороны, а стекла очков были такой толщины, что глаза казались черными рыбками, плавающими в шаровидных сосудах.
— Это Лиззи Борден? — осведомился доктор. Он порезался и выругался.
— Это Джером Терренс Уистер, студент университета, которого вы хотели видеть, — отвечала медсестра, добавив: — Кажется. — И положила карточку на стол.
— Скверно, что вы все никак не доберетесь до Лиззи Борден, — сказал доктор. — Теперь бы я мог сделать очень многое при ее заболевании. Мог бы отделаться от тысяч родителей. — Он снова порезался. Затем пригнул голову и вгляделся в Хеллера. — Так как вы сказали вас звать?
— Джером Терренс Уистер, — повторила медсестра. — Вы знаете. Это тот самый. Теперь я оставлю вас наедине. Смотрите, не безобразничайте в мое отсутствие. — Она закрыла за собой дверь.
— Да, Борден, — заговорил доктор, — Некрасивое дело — так порубить топором своих родителей. Очень некрасивое дело. Извиняюсь, фрейдовская оговорка.
Мне стало довольно интересно, в самом деле. Ведь можно было узнать кое-что новое в психологии, поэтому я стал внимательно прислушиваться к тому, что говорит доктор.
— У-у, (…) твою мать, — выругался он, так как снова порезался.
Он выбросил яблоко в мусорную корзину и принялся жевать нож. Хеллер подтолкнул свою карточку поближе к доктору.
— Ага! — воскликнул доктор. — Два имени! Это очень яркий симптом. Два имени. Смахивает на шизофрению старого типа.
— Два имени? — настороженно переспросил Хеллер.
— Да, вот здесь, на карточке. Джером и Терренс. Два имени. Вы были близнецами? Нет. — Он помахал ножом перед Хеллером. — Что без толку ходить вокруг да около: Джером, или Терренс, или кем вы там можете назваться еще через пару минут. — Он увидел у себя руке нож и с грустью взглянул на Хеллера. — Зачем вы съели мое яблоко?
Доктор с минуту возился в ящике стола, приговаривая:
— Где же эта папка? Очень серьезный случай.
Он распрямился, держа в руках бумагу и ножницы, и начал вырезать из бумаги бумажную куколку, но затем брезгливо сказал:
— Нет, я же ведь не это искал. А вам что здесь надо, Борден?
— Вы же вызвали меня: я — Уистер, — поправил его Хеллер.
— А-а-а! — обрадовался доктор. — Тогда все ясно. Я же папку искал. Конечно! — Он снова зарылся в ящик, извлек несколько мотков шпагата и с неохотой отложил их в сторону.
— Папка, — сказал Хеллер. — Уж не та ли, что лежит у вас на столе?
— Да-да, та самая! — Доктор Кацбрейн нашел папку и открыл ее. Прочистил горло, почитал и сказал: — Ну-с, она непрестанно говорит о том, что разобьется в лепешку, но провалит вас на экзаменах.
— Кто?
— Мисс Симмонс, ваш преподаватель природоведения — кто же еще. Сейчас она в реабилитационной палате. Ну-с, Борден, такая реакция — это, конечно, нормальная реакция женщины на мужчину. В науке она называется «синдромом гена "черной вдовы"». Видите ли, Борден, это все вопрос эволюции. Мужчины произошли от рептилий. Это научно проверенный, неоспоримый факт. Но женщины, Борден, произошли от «черной вдовы» — каракурта, и это тоже неоспоримый научный факт. Доказан моей диссертацией. Но я вижу, что говорю в пустоту.
Однако те пауки, которых вы видите здесь на потолке, не мои. Их оставил мой последний пациент. Вы следите за моей мыслью, — он сверился с карточкой на столе, — Джером?
— Вполне.
— Прекрасно. Итак, подобная реакция женщин на мужчин удручает, потому что это факт рациональный. Видите ли, — он сверился с карточкой, — Терренс, все, о чем думает и что говорит душевнобольной пациент, — галлюцинация. Когда человек находится в психиатрической лечебнице, он, разумеется, является душевнобольным. Поэтому, что бы она ни говорила — это галлюцинация. Вы следите за моей мыслью, — он сверился с карточкой, — Нью-Йоркский университет?
— Очень пристально, — заверил его Хеллер.
— Поэтому очевидно: если она утверждает, что вы хороший человек, это не так. Но она не говорит, что вы хороший человек, она утверждает, что вы — атомная бомба. И, разумеется, это не так. Вы, должно быть, какая-то другая бомба — водородная, например. Ну-ка, признайтесь мне откровенно, — он сверился с карточкой, — «Ласковые пальмы», вы можете мне довериться? Я иногда связан клятвой Гиппократа. Конечно, когда это не касается полиции. Но продолжим наш разговор. Вот здесь сказано, что мисс Симмонс все кричит, будто вы убили восемь человек босыми ногами и что однажды она даже сбежала из лечебницы, чтобы добраться до телефонной будки и позвонить в полицию.
Хеллер крепче вцепился в ручки своего кресла.
— Они, конечно, явились, — сказал доктор Кацбрейн. — Да, я все это помню, хотя прошло уже несколько дней. Мы с полицией работаем в очень тесном контакте. Они, кажется, тогда обнаружили в парке восемь тел. Ну-с, что вы об этом думаете?
Руки Хеллера еще крепче вцепились в кресло.
— Однако, — он сверился с карточкой, — Нью-Йорк, вы, должно быть, помните, что я говорил вам о гене «черной вдовы» — эволюционно доказанном научном факте, касающемся женщин. Это яркий случай переноса чувства вины. Изменение роли на ее противоположность. Она завлекала тех бедных невинных мужчин в парк и заставляла их бороться за обладание собою, чтобы насладиться и тем, что ее насилуют, и зрелищем того, как естественное соперничество обезумевших самцов доходит до взрыва и начинается взаимное убийство, служащее дальнейшему разжиганию и удовлетворению ее естественных еексуальных аппетитов. Полиция же разрабатывает другую версию: будто с помощью трупов две соперничающие группировки размечают границы территории, которую не могут поделить между собой. Мы учим полицию, вы понимаете, что и многие дикие животные действительно метят границы своих территорий, но в данном случае они применили неверную теорию. Я указал им на это и в качестве доказательства показал свою диссертацию на тему генетической эволюции женщины из «черной вдовы». Тогда они поняли, что это для женщин естественно, зарегистрировали это дело как соблазнение-изнасилование-убийство с целью сексуального возбуждения и закрыли его. А мисс Симмонс уже находилась в отделении для психопатических пациентов, а потому невменяема, на том все и кончилось.
— Вы намерены держать мисс Симмонс взаперти? — спросил Хеллер.
— О нет! Не отпускать на волю невменяемого преступника — это совершенно противоречит профессиональной этике. Кроме, пожалуй, только данного случая, чтобы сделать одолжение членам муниципалитета — они же, в конце концов, платят нам, и мы должны им служить, мы немного подержим ее у себя. Знаете, она много причинила хлопот отрядам полиции особого назначения. Что-то связанное с протестами против бомб. Если люди хотят быть бомбами, пусть они и будут бомбами. Никогда не стоит посягать на личную свободу. Вы следите, — он снова сверился с карточкой, но не нашел его имени и сказал: — «Советы»? «Советы»? Здесь сказано, что вы вызываетесь для беседы с целью получить советы.
Доктор откинулся на спинку кресла и задумался. Поджал губы, погладил их, затем взглянул на папку с историей болезни Симмонс и потер лоб. Наконец он изрек:
— Ну-с, единственное, что могу вам посоветовать, — это когда обнаружите заблудших женщин, валяющихся со сломанными ногами, оставьте их в покое. — Подумав еще, он добавил: — Да-да, просто оставьте их в покое!
— А мисс Симмонс возвратится в преподавательскую группу? — поинтересовался Хеллер.
— А почему вы спрашиваете об этом?
— Если она невменяема, как же она может преподавать?
— О, чепуха, — сказал доктор, — Если она невменяема, это не будет иметь значения. Все способные люди должны быть по крайней мере невротиками. А уж если она душевнобольная, можно сказать, что она гений! Так что, разумеется, она может преподавать! — Он заглянул в папку. — Здесь сказано, что ее нужно отпустить заблаговременно, чтобы она успела принять свой класс в следующем семестре. Откуда у вас эта безумная идея, что сумасшедшие не могут преподавать в школах? Чтобы только попробовать это, уже нужно быть сумасшедшим!
Доктор снова взялся за бумагу с ножницами, и Хеллер, видимо, решив, что беседа окончена, стал подниматься с кресла. Доктор Кацбрейн на долю секунды отвлекся и тут же порезался. Он вытянул руку и настойчиво помахал Хеллеру, чтобы тот снова сел.
— Я только что вспомнил, зачем посылал за вами! — воскликнул доктор. — Бог мой, да конечно же! Как будто осенило. — Он торопливо порылся в папке. — Дело к тому же важное. Это касается нас, нашего собственного больничного персонала. А он у нас — на первом месте!
Он раскопал большой красный лист бумаги. Поверху, с края до края, бежала надпись «Срочно».
— Ага! Я знал, что мы этим займемся! Персонал больницы жалуется, что вы оставляете мусор, а им приходится убирать!
— Я?
— А кто же! — ликовал доктор Кацбрейн. — Наш персонал занят важным делом. Они каждый час должны делать инъекции себе и больным, должны утром, днем и вечером делать целым палатам инсулиновый шок. У них нет времени подметать полы! —
Доктор наклонился вперед и погрозил пальцем. — Цветы, которые вы ей присылаете, она ломает! Втаптывает их в бетон! Засовывает их в унитазы и забивает канализационную сеть! Так что немедленно прекратите присылать ей цветы!!! Вы слышите?!
Хеллер отстранился от угрожающего пальца и кивнул. Доктор Кацбрейн швырнул папку в мусорную корзину, взял ножницы и порезался.
— Психиатрическая консультация со студентом окончена! Сестра Скрю! Пришлите ко мне Борден!
Хеллер вышел, унося с собой карточку заказа на консультацию. Он настоял, чтобы сестра своей подписью изъяла ее из регистрации как дело завершенное. Джеттеро вышел из здания, и при виде его Бац-Бац вылез из машины и тщательно вытер пот внутри своей кожаной фуражки.
— Смотрю, не выбежал, а спокойно вышел — стало быть, отвертелся. — Он открыл сияющую дверцу старинного такси, снял с сиденья сумку, очевидно, с динамитом. — Как я догадываюсь, сегодня мы подождем со взрывом этого объекта.
Хеллер сел в такси, Бац-Бац закрыл за ним дверцу, снял табличку с предупредительной надписью, бросил сумку на пол машины спереди и сел за баранку. Как только он поднял флажок, полицейское радио выключилось. Хеллер сказал:
— Знаете, Бац-Бац, эти люди с большим приветом!
— Черт побери, и это для тебя новость? Да это же каждому известно. Куда теперь?
— Если тут больше ничего нет, тогда мне лучше быть в офисе.
Бац-Бац рванул с места и рискованно вклинился в поток машин. У меня закружилась голова от зрелища проносящихся на экране улиц, реклам, машин. Я попытался сконцентрировать мысли на состоявшейся консультации. Там, должно быть, много поучительного. Но куда там — у меня болела душа о себе самом, и это не давало мне сосредоточиться.
Вы спрашивали, что такое маркетинг. Рекомендую этот упрощенный текст. Изя.
Зачем военному инженеру нужен маркетинг? Еще одна нить в головоломном узоре заплетаемой им интриги! Очевидно, он уже почти закончил читать эту книгу, судя по закладке в последних страницах. Хеллер раскрыл ее почти в конце и, пока Бац-Бац стремился отделить нянек от их детских колясок, а массивные прицепы от их кабин, прикончил остаток текста.
В конце была страница с единственным абзацем, гласившим: «Ради прочного усвоения темы студент должен теперь составить окончательный проект сбыта, с тем чтобы определенный товар стал нужным и приемлемым для потребителей».
Хеллер сидел, рассеянно глядя в окно. Такой взгляд я видел у него и раньше, когда он пребывал в глубокой задумчивости. Про себя он бормотал: «Фасоль? Контрабандное виски? Чайки? Туфли? Средство против мозолей? О, исследование! Я же еще не провел исследования потребительского спроса».
Он наклонился к перегородке и прокричал Римбомбо:
— Если бы вы были потребителем, что бы вам больше всего захотелось потреблять?
Обогнув с визгом тормозов ограду, за которой шли ремонтные работы, Бац-Бац прокричал в ответ:
— Открою тебе одну тайну, если пообещаешь не распространяться. — Он выскочил за бордюрный камень и объехал грузовой автомобиль. — Вот все думают, что меня кличут Бац-Бацем из-за моих способностей минера. Не потому это вовсе. — Он обогнал пожарную машину
— Черубино может подтвердить. Меня так кличут с четырнадцати лет. — В это время машина, управляемая Римбомбо, легко перелетела над открытым канализационным колодцем. — Бац-Бацем меня зовут из-за девок. Если бы Малышка знала, что я все время таскаюсь в «Ласковые пальмы», она бы пришла в ярость!
— Значит, ответ на вопрос, что бы вам хотелось потреблять больше всего, будет — девки?
— Девки, девки и еще раз девки! — проорал в перегородку Бац-Бац, едва не задев одну на переходе, чтобы подтвердить свое заявление.
Хеллер откинулся назад. «Хм, девки». Он сделал пометку на внутренней стороне задней обложки учебника по маркетингу: «Исследование проведено. Товар для сбыта: девочки».
После этой мучительной езды вопреки всем законам уличного движения и природы Бац-Бац высадил Хеллера у главного входа в Эмпайр Стейт Билдинг.
Хеллер задрал голову, и у меня закружилась голова: казалось, что здание теряется где-то в облаках. Он пробрался сквозь толпу спешащих людей, миновал ряд всевозможных лифтов и вошел в один из них, по-видимому, с первой остановкой на его этаже. Никто в лифте не обратил на него никакого внимания.
Он вышел из лифта. Коридор выглядел теперь несколько иначе: увеличилось число латунных табличек, на одинаковом друг от друга расстоянии стояли пальмы. Прежде я не отдавал себе отчета, насколько велика площадь принадлежавшей им половины этажа!
Он нашел Изю в отделе связи и, перекрывая клацанье телетайпов, рявкнул:
— Привет, Изя! Как дела?
Эпштейн тускло улыбнулся ему — видимо, на лучшую улыбку он и не был способен. Все тот же костюм Армии Спасения, на носу — очки в роговой оправе, делавшие его похожим на клюв.
— Я надеялся, что вы не появитесь до тех пор, пока дела не пойдут в гору, — пробормотал Изя. Он держал перед собой лист бумаги. — Мы только что потеряли на валютном обмене с Италией. Напряжение ужасное. Похоже, с полумиллиона нельзя получить и сотни тысяч навару. Конъюнктура такая неопределенная.
— Что ж, арендную плату мы вносим, — сказал Хеллер.
— О, да что там арендная плата, — возразил Изя. — Если корпорации возьмут бразды правления у правительств, нам придется оперировать такими цифрами, как триллионы.
— И будем, — весело сказал Хеллер. — Ну а что там возникло такое уж срочное?
— О Боже, боюсь, я и к этому не готов.
Хеллер сделал ему знак, и они, выйдя из отдела, все шли и шли мимо нескончаемых дверей с разными именными табличками. Мне доставило горькое удовольствие видеть, что несколько девиц, очевидно, их собственных служащих — по виду студентки, работающие неполную рабочую неделю, — поспешно прошмыгнули мимо Хеллера со своей ношей, торопясь по своим поручениям, и даже не поздоровались с ним.
Изя и Хеллер остановились перед дверью с надписью: «Дипломатическая миссия Мейсабонго, Восточные Соединенные Штаты, Республика Мейсабонго. Да здравствует диктатор Ахмед Аллах!»
Изя рылся в кейсе, разыскивая ключи. У него их там, должно быть, было фунтов на десять, не меньше. Наконец он открыл дверь, включил свет. Обстановка комнаты была из бамбука. Белые отштукатуренные стены казались бы голыми, если бы не украшающие их коллекции свирепого вида сабель. Напротив стола красовался, несомненно, герб — скрещенные боевые винтовки.
— У вас есть назначения помощниками консула, не так ли? — полюбопытствовал Хеллер.
— Есть, мистер Джет. Они вон там, на столе. Вот назначение мистера Римбомбо, а вот мое. Ах, забыл — а вот и ваше.
Хеллер взял свой документ и взглянул на него: в нем говорилось, что он назначается консулом Мейсабонго, остальное мне увидеть не удалось. Он положил документ в карман.
— И компания уже есть? — спросил Хеллер.
— О, разумеется. «Чудо-нефть для Мейсабонго, лимитед», зарегистрированная как корпорация в Мейсабонго для ведения торговой деятельности, и так далее. Но вы не являетесь ее директором, мистер Джет. Ими будут Эйби Коган и его жена. Понимаете, вы ничем не должны быть связаны с этими корпорациями — я за вас несу ответственность и в этом буду непреклонен. Даже если нагрянет с обыском департамент юстиции, они против вас не должны найти ничего. Этот их уполномоченный, мистер Гробе, довольно свиреп, а в руках Роксентера не только департамент юстиции, но и все остальное. Страшный человек.
— Не вижу, в чем проблема.
— Во фреске. Депутатский делегат настаивает на портрете Шарлотты.
— Наверное, я смогу убедить ее попозировать.
— Это не натура, мистер Джет. У нас проблема с натурой для фрески, изображающей Таити. Есть и другие проблемы с натурой, несмотря на то что здесь под боком есть модельное агентство. Нет, мистер Джет, проблема в художниках!
— Я думал, у вас кое-кто есть.
— Не думаю, что вы одобрите. Да, есть у меня несколько человек, ожидающих заказы, образцы — в вашем кабинете, но… однако…
Хеллер велел Изе снова запереть на ключ дипломатическую миссию и зашагал по бесконечно длинному коридору, минуя несчетное количество дверей, назад к своему офису. Изя семенил сбоку, канюча, что, ей-Богу, не знает, стоит ли ему сейчас показывать их работу.
— Вы же нашли художников, разве нет? — прервал его Хеллер.
— Да. Но их стиль идет вразрез с общепринятым. Они противники истэблишмента, и это должно завоевывать им друзей, но они полные нонконформисты. Кое-как окончили художественную школу при Нью-Йоркском университете, учителя терпеть их не могли. Попытались прижиться в Сохо, в Нью-Йоркской колонии художников, но подверглись остракизму, и им велено было убираться. Они не хотят проституировать своим искусством, работая на рекламные компании, поэтому у них ни жилья, ни жратвы.
— Проституировать своим искусством, — повторил Хеллер. — М-м-м. И что же это за художественный стиль, который так плох?
— Он называется «неореализм». Когда они пишут парусник, то он и похож на парусник. Это довольно революционно! И очень смело, всем модернистским течениям удар прямо в
зубы. У них люди похожи на людей!
Они уже входили в офис Хеллера — пол-акра белого мохнатого пола. Хеллер прошел к окну и открыл фрамугу. Великолепный вид: нижний Манхэттен в мягких лучах сентябрьского солнца.
— Здорово пахнет краской, — сказал Хеллер и, повернувшись, увидел у входной двери прислоненные к стене десятки холстов. Он посмотрел на них, подошел поближе. — Да они же великолепны!
Собственно говоря, они не отвечали волтарианским нормам, но лучшего на этой планете ему, пожалуй, видеть не приходилось.
— Понимаете, — стал объяснять Изя, — техникой они вполне владеют, но после изучения картин Рембрандта, Вермеера и Микеланджело они сбились с пути — совсем перестали идти в ногу с миром искусства. Один даже отказался ездить по тюбикам с красками на трехколесном велосипеде и назвать это картиной несмотря на солидное комиссионное вознаграждение. А другие выступили в его защиту. Что-то вроде забастовки солидарности. Теперь идет их травля. Хеллер взял в руки большое полотно. Девушка в красках живой плоти, на плечи накинута красная шаль, на головке в хрупком равновесии глиняный кувшин оранжевого цвета. Будь я в лучшем настроении, я бы назвал эту картину очень сексуально возбуждающей. Изя поднял другую. На софе — прекрасная обнаженная девушка, держащая кошку на вытянутых вверх руках. Благодаря какой-то уловке даже на моем двухмерном экране изображение выглядело чуточку трехмерным. Изя взял еще одну: профиль девушки, откусывающей цветок розы с куста, очень похожего на настоящий, — только лицо, зубы и роза.
— Где эти ребята? — спросил Хеллер.
— Их восемь человек; они у меня в приемной — бурно выражают свои эмоции! Только, мистер Джет, мое дело предупредить: это искусство не в моде! Этот кот выглядит настоящим котом! Те девушки выглядят настоящими девушками! Я не…
— Согласен — нам следует это обдумать, — прервал его Хеллер.
— О, слава Богу.
Хеллер уселся за свой стол.
— Вы привели в порядок все мои учебные дела?
— А как же? — обиженно сказал Изя. — Вы отвечаете на всех перекличках, сдаются все ваши контрольные, делаются все ваши лабораторные. И нам больше не приходится писать от руки или на пленку: все прошлогодние лекции тех же самых классов лежат у вас в верхнем ящике в мимеографической форме. Вы даже занимаетесь гимнастикой. У Бац-Баца отлично идут дела в корпусе подготовки офицеров запаса. А вот вам пейджер — носите на случай внезапного вызова, — и он передал Хеллеру приемное устройство. — Надеюсь, вам теперь будет полегче.
— Прекрасный способ учиться в университете, — комментировал Хеллер. — Сегодня утром мне удалось пройти собеседование у психиатра, но в следующем семестре мисс Симмонс снова сядет мне на хвост.
— Извините, здесь я вам не помощник. Мой настоятельный совет — воздерживайтесь от насилия, это совсем не деловой подход. Может, ее как-то подкупить?
— Дохлый номер, — сказал Хеллер.
— Значит, все-таки вы можете провалиться.
Вошел Римбомбо.
— Ладно, я решил, — сказал Хеллер. — Бац-Бац, наша тачка выдержит одиннадцать человек?
— Запросто! — ответил Бац-Бац.
— Это не разрешается, — запротестовал Изя.
— И все эти холсты? — поинтересовался Джет.
— Попробуем, — сказал Бац-Бац.
— Собирайте своих художников, — обратился Хеллер к Изе. — Пусть они и их холсты будут внизу, у парадного входа.
— Куда мы отправляемся? — расстроился Эпштейн.
— Заниматься маркетингом, вот куда, — пояснил Хеллер. — Послушайте, — взмолился Изя. — Я могу купить все, что вам нужно. Могу сделать это оптом.
— Я не это имею в виду. Мы будем заниматься рынками сбыта.
— А, это та книга, которую я вам дал, — понял Изя. — И что же мы будем сбывать?
— Согласно исследованию спроса населения — «девочек».
— Но это же противозаконно!
— Учебные задания надо выполнять честно, — сказал Хеллер. — А это — данные исследования. Итак, будет ли противозаконным попытаться незаконно обойти эту тему?
— Что правда, то правда, — согласился Эпштейн. — Выбора нет! Если данные говорят «девочки», значит, должны быть «девочки».
Несколько минут спустя холсты привязали к багажнику на крыше такси, вся компания кое-как втиснулась в старую машину, и та понеслась стрелой по Пятой авеню.
— Мы отказываемся отклоняться от неореализма!
— Да ради Бога, не отклоняйтесь! — успокоил его Хеллер. — Но скоро вы поймете, что я имею в виду.
Они въехали в гараж «Ласковых пальм», втиснулись в лифт. Хеллер вошел в кабинет Вантаджио и застал его сидящим за рабочим столом и, похоже, немного страдающим похмельем. При виде целой толпы за спиной Хеллера он нахмурился.
— Мы хотим написать Минетту, — заявил Хеллер.
Для Вантаджио в такой ранний час это было немного чересчур прямолинейно.
— Доброе утро, малыш. Может, представишь своих друзей?
Хеллер удовлетворил его просьбу и сказал:
— У нас есть голая стена, которую необходимо прикрыть голой девушкой. Мы гарантируем подлинность изображения. Это для корпорации «Изумительно прекрасные первоклассные пляжи Таити». Единственная, кого я знаю из прекрасных таитянок, — это Минетта.
— Что ж, забирай ее, малыш. Сессия ООН начнется только на следующей неделе, так что работаем еще не в полную мощность. Минетта сделает все, что ей скажешь, я уверен.
— Нет, — возразил Хеллер. — Вот у Изи, — и он взглянул на растерянного Эпштейна, который явно не знал, где он и что происходит, — прекрасная мысль. Давайте сюда.
Хеллер вышел в фойе, открыл встроенный в стену шкаф и выкатил оттуда небольшую тележку-платформу, которая иногда для чего-то использовалась. Толкая ее перед собой, он пошел через фойе, и к нему тотчас пришел на помощь уборщик. Хеллер поставил платформу в дальнем углу, около входной двери. Затем он вернулся и привел с собой одного из художников, поставив его рядом с платформой. Потом достал мольберт и установил его перед художником, а тот, увидев мольберт, живо водрузил на него чистый холст на подрамнике. Хеллер с уборщиком поставили на платформу пару горшков с пальмами, после чего Хеллер пошел к телефону и набрал несколько цифр.
— Кто это есть? — послышался в трубке голос Минетты. — Я не одетый. Еще слишком рано!
— Ты уверена, что на тебе ничего не надето? — сказал Хеллер.
— О, привет, красавчик. Сейчас буду прийти к тебя!
— Нет, — говорил Хеллер, — бери свою травяную юбку, цветы для волос и спускайся в фойе.
— Фойе? Ты что — шутить? Вантаджио…
Хеллер передал трубку Вантаджио. Тот пояснил:
— Малыш меняет у себя обстановку, Минетта. Всякое случается. Спускайся вниз.
Пара дипломатов покидала заведение в несколько растрепанном виде. Завидев художника, стоящего возле чистого холста, они остановились.
С улицы вошел ранний посетитель — черный детина, увидел пустой холст и остановился.
Из подъехавшего лимузина высыпало трое марокканцев. Они вошли и, удивленные, тоже замерли перед мольбертом. Появилась Минетта — в травяной юбке и с цветком гибискуса в волосах. Хеллер поставил ее на платформу, художник придал ей позу и взялся за кисть. — Аллах запрещает изображение живых людей, — сказал марокканец, а сам подошел поближе, чтобы лучше видеть.
Подъехало такси с двумя дипломатами. Они направились было к администратору, но остановились и стали наблюдать за работой художника. Хеллер сделал знак Вантаджио, Изе и другим художникам, и они снова собрались в кабинете Вантаджио.
— Вы нам обойдетесь в целое состояние, если будете вот так останавливать каждого входящего в дверь, — пожаловался Вантаджио.
— А, — взмахнул руками Хеллер наподобие темпераментного итальянца, — только подумайте о слухах и сплетнях: ведь это же настоящая реклама!
— Ну-ка, растолкуй мне эту идею получше, — заинтересовался Вантаджио, усаживаясь за стол.
— Ладно, — согласился Хеллер. — Это все Изя обмозговал. Теперь это дело — ваш личный секрет, но в общих чертах я его опишу. Я ему говорил, что идея гениальная. Работает она так: скоро будет сессия ООН, мы помещаем в фойе художника с мольбертом и платформу. — Он повернулся к художникам: — Сколько вам требуется времени, чтобы написать очень хороший большой портрет?
Среди них возник спор, но, кажется, ответ вырисовывался такой: от двенадцати часов до одной недели.
— Так вот, теперь каждый вечер, — продолжал Хеллер, — на протяжении целой недели хороший художник будет стоять здесь в фойе и писать обнаженную натуру. И каждую неделю художник и натура будут меняться. Мы выберем девочек, красота которых в концентрированном виде выражает красоту стран, которые они представляют. И каждую неделю в центре внимания у вас будет та или иная страна. Вантаджио распрямился в кресле, затем встал и зашагал взад и вперед в легком возбуждении.
— Здесь и политические преимущества! Это ж способ получения уступок на переговорах! — восклицал Вантаджио. — Они будут из кожи вон лезть, лишь бы их страна пораньше фигурировала в этой программе! Захотят что-нибудь внести и в идею картины.
Хеллер снова по-итальянски взмахнул руками:
— Вот-вот, вы отлично все поняли, Вантаджио. А на тонкости у вас соображения хватит! Это торговая программа, направленная на расширение и завоевание рынков сбыта. Ваши товары станут известны во всех странах. Это ставит «Ласковые пальмы» на коммерческую ногу во всех высших учреждениях любого государства, и они хорошо заплатят, лишь бы прослыть хорошими коммерсантами! «Ласковые пальмы» нуждаются в расширении рынка. Потребительский спрос во всем мире будет возбужден, и вы найдете лучшее применение вашим ресурсам. Вантаджио выглянул в фойе. Хеллер встал позади него. Минетта меняла позы, несмотря на умоляющие просьбы художника, и теперь выставляла напоказ ножку, одновременно прикрывая груди руками и чувственно улыбаясь зрителям. Первые из остановившихся уже лихорадочно оформлялись у администратора. Еще один громко разговаривал по телефону с главой своей делегации, призывая его бросить все дела и немедленно мчаться сюда. Толпа вокруг мольберта росла.
— Видите, — сказал Хеллер, — это все облагораживает, переносит в мир искусства. «Ласковые пальмы» совершают скачок в разряд первоклассных заведений. Им обеспечен высший класс!
Вантаджио вернулся к себе в кабинет и возбужденно зашагал из угла в угол. Остановившись, он сделал экспансивный итальянский жест и с горящим взором ясновидящего изрек:
— Теперь я вижу! Мы покорно все терпели, лежа на лопатках! Мы были виноваты, что делаем сезонные перерывы. А ведь мы можем благодаря этому скачку добиться больше двусторонних отношений, а то и многосторонних. Мы практиковали невмешательство! Мы ущемляли в правах определенные элитарные меньшинства! — Вантаджио врезал кулаком себе в ладонь. — Нам нужно более широкое международное признание! И у нас увеличится поток потребителей! Они будут упиваться!
— Вы можете, — предложил Изя, — устроить здесь, в фойе, целую галерею с продажей картин за приличную цену. Вы также можете положить на стойку бланки для заполнения теми, кто хочет иметь картины понравившихся им девушек в своих кабинетах, и специальные дарственные формуляры-заказы на картины, с тем чтобы главы государств и ведущие политики могли сюда зайти и выбрать себе для картины девочку. И мы можем организовывать специальные выезды художников в спец командировки в разные страны в сопровождении чиновников по общественным связям для проведения конкурсов красоты и вы бора Мисс «Имя страны», Гран-При для которой будет обучение и работа в «Ласковых пальмах». Я только что сию минуту образовал компанию под названием «Международная корпорация изящных искусств истинного очарования» с регистрацией, возможно, в Греции, поскольку там у нас еще нет отделения, и все эти художники подписывают с ней контракт. У нас высокие цены, и мы берем двадцать пять процентов комиссионных!
— Экселлентиссимо! — вскричал Вантаджио, от возбуждения переходя на итальянский. — Даккордо! Договорились!
— Говорил я вам, что Изю просто распирает от идей! — восхищался Хеллер.
— Мертвый сезон! — не унимался Вантаджио. — Дела хромают девять месяцев в году! Конец! Это укрепит нашу международную торговлю!
— Мы хотим только десять процентов от валовой прибыли по сравнению с чистой прибылью за последний год, — заявил Изя.
— Замечательно! — радовался Вантаджио.
Хеллер повернулся к оставшимся семи художникам, которые стояли слегка выпучив глаза.
— Ну что, господа, надеюсь, вам не кажется, что вы будете проституировать своим искусством?
— Ни в коем случае! — сказал ведущий художник их школы. — От проституции слишком трудно отказаться! — Остальные за его спиной дружно выразили свое согласие.
— Название программы, — сказал Хеллер, — «Путана недели».
Шумное одобрение и аплодисменты. Ведущий художник сказал, обращаясь к Хеллеру:
— Мистер как-вас-там, вы немного не от мира сего!
— Держите это при себе, — посоветовал Хеллер.
Эпштейн подсуетился и получил контрактные подписи от всех восьми художников на пустых бланках, сказав, что заполнит их сам. Он небрежно нацарапал «Меморандум договора в принципе», и Вантаджио подписался. После этого они ушли. Выходя на улицу с Изей, Хеллер сказал:
— Итак, я выполнил свою проектную работу по маркетингу. Ну как, Изя, я выдержал экзамен?
— Еще бы, — похвалил Эпштейн. — Просто на отлично, мистер Джет!
Сидя с Изей на заднем сиденье такси, Хеллер продолжил:
— Ну, в основном-то это была просто забава. Но без этого тоже не обойдешься.
— Забава? — возмутился Изя. — Да когда на неореализм появится спрос у высших чиновников всех правительств, он завоюет весь мир! Этот проект стоит миллионы! И каждая настоящая революция должна иметь свою собственную форму искусства. Неореализм! Предметы и люди выглядят так, как они есть! Это революционно уже само по себе! Неореализм — искусство народа!
Бац-Бац, выехав из гаража, зарулил назад, в офис. Немного погодя Хеллер заговорил:
— Изя, я тут все просчитал и думаю, что мы можем считать завершенной первую фазу Генерального плана. Я моментально насторожился. В каком бы состоянии отупения я ни был, я еще мог почувствовать опасность. Какой такой план? Я поспешно приготовился к просмотру старых записей, а минуту спустя с ужасом уставился на свою аппаратуру: в последнее время из-за всех этих тяжких трудов я забывал перезаряжать кассету! Мне не на что было смотреть!
Какой план?!
Геологические изыскания, дипломатическая миссия, написание диплома и Бог знает что еще. Я знал Хеллера! Все это каким-нибудь образом обернется для меня здоровым синяком под глазом. Даже смертью! Мною стало овладевать какое-то яростное чувство. Хеллер и весь этот успех у женщин. Не его ли в первую очередь вина, что я влип во всю эту историю? И если бы не этот его отвлекающий маневр, у меня бы не было проблем с Ютанк! Меня опалило жгучей, ожесточенной ненавистью к Хеллеру.
На следующий день после бессонной ночи и мучительного утра я не мог найти себе места и случайно решил взглянуть на видеоэкран. Я встревожился, увидев Хеллера, едущего одного в такси. Римбомбо с ним не было, а когда Хеллер повернулся, чтобы свериться с дорожным знаком, я увидел, что его не было и на заднем сиденье! Он ехал по Нью-Йорку! На это он не имел права: по водительскому удостоверению ему еще не было восемнадцати!
По моим часам в зоне Хеллера не было еще и шести часов утра! Крепко выругавшись, я уселся, чтобы наблюдать и шевелить мозгами. Он явно взял какой-то новый курс!
Судя по дорожным знакам, он ехал по шоссе Франклина Д. Рузвельта, а судя по горизонту с лучами рассвета — на север. Я достал карту того района, составленную нефтяной компанией «Спрут». Меня интересовало, куда и с какой целью он едет. Мотор старой тачки мягко урчал, как довольная кошка. Вид у Хеллера был вполне довольный и умиротворенный. Машину он вел быстрее, чем Бац-Бац, но, похоже, никаких неприятностей это ему не создавало.
Дорожные знаки подсказывали мне, что он едет в Бронкс. Я попытался смекнуть, какого рожна ему понадобилось в Бронксе, но ничего не вышло. Вот он заплатил пошлину за проезд через мост. Мост уже позади. Дорожные знаки Бронкса его уже не интересуют. Он ищет федеральное шоссе 278. Трогз Нек? Неужели он едет в Трогз Нек? Отпадает. Теперь он на Хатчинсон-Ривер Паркуэй. Уайтплейнз? Он едет в Уайтплейнз? Нет, проехал поворот. В Бостон? А, Нью-Брансуик, Канада! Должно быть, удирает из Штатов. Я тут же поднялся и послал сообщение Рату и Тербу. Хеллер выедет за диапазон действия активатора-приемника, уж не говоря о ретрансляторе 831!
И тут я замер как вкопанный. Тысяча чертей! Из-за всех этих проделок Хеллера я забыл передать Рату и Тербу приемник-декодер! У меня же теперь нет с ними связи! Чувствуя полную свою беспомощность, я сел и снова уставился на экран. Я проклинал его. Это все его вина. Он ни с кем не приступал ни к какому Генеральному плану, пока был у меня под наблюдением!
В том месте, где он ехал, солнце уже взошло. Похоже, его радовали зеленые деревья и трава, так как он мало обращал внимания на дорогу. Может, кому другому этот пейзаж и показался бы прекрасным, если бы он оказался не столь побитым ударами судьбы, как я.
Хеллер проехал через заставу и оказался на платной дороге — транзитной магистрали через Новую Англию. Взгляд его задержался на дорожном знаке. Стэмфорд! Он находился в Коннектикуте!
И тут я нашел первую нить к разгадке. Глядя на темно-зеленые деревья, он произнес: «Старый Кэп Дуган был прав! Прекрасная страна!»
Кэп Дуган! Геологические изыскания! Что они там обсуждали? Золото на Аляске? Может, он едет на Аляску? Но этот маршрут не на Аляску. И вряд ли кто отправился бы на древнем ярко-оранжевом нью-йоркском такси на Аляску. На собачьей упряжке — другое дело! Мне ли было не знать эту планету? Но, может быть, у него на уме какой-нибудь хитрый план с целью ввести в заблуждение? Вряд ли. Я знал, что из его учебы по курсу КПОЗ по специальности «военная разведка» ничего хорошего не выйдет.
Хеллер неуклонно гнал по прямой, игнорируя всяческую возможность свернуть на Стэмфорд. Мое внимание уже стало ослабевать, как вдруг он свернул вправо и оказался на скверной местной дороге штата, и, судя по указателю, в этом направлении впереди его ждал Нортон Пойнт. Вскоре он остановился и вышел из машины.
Хеллер стоял на песчаном берегу. Перед ним лежало бескрайнее водное пространство, окрашенное утренними лучами в сплошной золотистый цвет. Он зашагал по песку, видимо, наслаждаясь потоком океанского воздуха. Сделал несколько глубоких вдохов — наверное, хорошо дышалось. Проговорил: «Не совсем они тебя еще погубили, старушка планета». Затем увидел на воде нефтяное пятно и внес поправку в только что сказанное: «Но уж очень они усердствуют в этом», — и зашагал дальше. Несколько птиц-перевозчиков засеменили прочь от него. Над головой кружили чайки. Окаймленная золотом волна прибоя разлилась по пляжу, пытаясь лизнуть мыски его ботинок.
— Позор! — сказал он. — Ведь ты такая красивая планета. — Затем с внезапной решимостью: — Надо браться за дело, пока ты еще обитаема!
Он пробежался в северном направлении, ища место впадения реки в море, и нашел: «Ага! Вот оно!» Затем вернулся к машине, вскочил в нее и вскоре уже снова гнал по дороге. Хеллер свернул с транзитки и поехал по объездной дороге, проскочив довольно крупный город и углубившись в холмистую местность, зеленую и малообжитую.
Вот он остановился и развернул геологическую карту — на ней была отмечена каждая нора.
Отбросив рулон, он свернул с местной дороги штата на коровью тропу! По-видимому, он искал милевый знак и нашел! Прямо здесь, на коровьей тропе! Он был так изъеден непогодой, что на нем вряд ли что читалось. Тут до меня дошло: он находился на старой, заброшенной дороге!
Рододендроны, лавровые кустарники и сорняки хлестали по старым крыльям машины, и вот наконец Хеллер выехал к каким-то строениям. На ферму они не походили. Тогда на что же? Сильно проржавевшая вывеска решила загадку: это была заброшенная станция обслуживания с курятниками позади, ныне играющая роль временного жилого пристанища. Из печной трубы на крыше жидко струился дымок. Хеллер постучал в расшатанную дверь. Ему открыла древняя старуха. По ее взгляду, направленному мимо Хеллера, я вдруг понял, что она слепа.
— Я тот самый молодой человек, который вчера звонил из Нью-Йорка, — мягко обратился к ней Хеллер.
— О, вот как! Проходите, проходите и садитесь. Сейчас кофе. — Хеллер подчинился. Старуха зашаркала по комнате и принесла кофе. — Слава Богу, что приехали. С тех пор как умер мой муж, по этой дороге не проезжало ни одной машины. Как же вы нашли меня?
— Вы еще на карте, мэм, — сказал Хеллер с сильным акцентом жителя Новой Англии.
— Что ж, скажу откровенно: приятно, что тебя еще не совсем выплеснули из страны! — Она поискала на ощупь стул и села. — Раньше это место было живое, пока не поменяли все дороги. Ох уж эти уполномоченные, пропади они пропадом, вечно все меняют. И горы эти передвинут — за ними дело не станет! Еще кофейку?
Я заморгал от удивления: откуда ей было знать, что его чашка пуста?
— Нет, спасибо, — сказал Хеллер. — Вот вы сказали, мэм, что старая ремонтная мастерская надежно запирается и крыша у нее еще прочная. Можно на нее взглянуть?
Она нашла ключи и ощупью, по стене обогнув дом, открыла мастерскую. Это было просторное помещение, куда могло бы уместиться несколько машин, с ямами в полу, заполненными смазочным маслом, с наглухо заделанными окнами.
— Выглядит прекрасно, — оценил Хеллер. — Я бы снял ее на несколько месяцев.
— Ну что ж, небольшая рента не помешала бы в наше время, когда идет инфляция. Сколько бы вы желали платить?
— Сотню в месяц.
— Сотню в месяц! Вот так так! И за половину этих денег вы могли бы пользоваться всем, что тут есть, да еще курами в придачу!
— Тут будут две машины.
— Ох ты!
— Попеременно. Здесь, кроме вас, кто-нибудь бывает?
— Племянник мой, через каждые пару дней — навещает старуху. Заявились тут как-то гости незваные, так я их ружьишком спровадила, с тех пор ни одна душа здесь не появляется, кроме моего племянника.
— Тогда по рукам. Вы не против, если я сейчас загоню сюда свою машину? Надо кое-что подрегулировать.
— Да ради Бога! Инструменту здесь полным-полнехонько, правда, уж извиняйте — заржавел.
Хеллер отдал ей сотню, а она ему — ключи, и он загнал машину в мастерскую.
И тут он сделал нечто такое, что всегда изобличало ненавистные мне в нем хитрость и предательство. Заперев двери изнутри, он открыл сумку, вынул оттуда несколько рулонов липкой бумаги и заклеил ею все окна, после чего включил старые электролампы мастерской.
Затем, вот (…), он достал небольшой прожектор и направил его сбоку на такси. Весь освещенный участок стал черным! Знак такси на двери исчез! Водя световым лучом по всей машине, он постепенно превращал ее из ярко-оранжевой в чернильно-черную!
Тут я догадался, что это за штука. Он пользуется волтарианским препаратом. Попросил того человека в Ньюарке добавить препарат к автомобильной краске! Свет воздействует на цвет и меняет его!
Им пользуются на Волтаре, чтобы потешить толпу причудливой игрой реклам. Луч света скользит по рекламной вывеске, и она становится синей, за ним следует второй луч, уже другой частоты, и она становится красной — меняется частота рефракции в присадках к краске. Это не заняло у Хеллера очень много времени. Он подошел к машине спереди, наклонился и сорвал с номера какое-то покрытие. То же самое он проделал сзади.
Затем открыл сумку и достал небольшой сосуд, из которого какой-то жидкостью смочил пальцы и втер ее в лицо и волосы. Некоторое количество он нанес на тыльную сторону кистей рук.
Хеллер сел перед зеркальцем заднего вида, повернул диск на своем прожекторе и обработал светом голову. Волосы почернели! Он снова повернул диск и обработал светом лицо и руки - они стали темно-коричневыми, почти черными. Затем он приклеил фальшивые черные усы.
Вероломный хитрец!
Но этого для полного совершенства было недостаточно: глаза его все еще оставались голубыми! На нем был черный костюм, но он не сменил его: просто достал черную шляпу с висящими полями и нахлобучил ее на голову. Отступив на несколько шагов, он полюбовался машиной, сел в нее и убрал счетчик с глаз долой. Открыв дверь, он дал задний ход и вывел машину из гаража. У входа в дом старушки он крикнул:
— Время от времени я буду наезжать и пропадать. Это может быть рано утром или поздно вечером.
— Не беспокойтесь, — прокричала в ответ слепая старуха. — Проеигнальте гудком два раза, и я буду знать, что это вы. А всякого другого прогоню своей пушкой!
И он умчался — темнокожий Хеллер в своей черной машине! Но хитрец все-таки просчитался: машина-то имела вид старого нью-йоркского такси, и неважно — черной она была или оранжевой! Похоже, Хеллер знал, куда держит путь. Он въехал в городок, поискал по номерам домов и остановился у одного, старого, с крупной вывеской: «Недвижимое имущество. Сайрус Эйг»
Хеллер постучал, и женщина попросила его пройти в контору, располагавшуюся в задних помещениях дома.
— Сайрус Эйг? — спросил Хеллер. — Я — простите, английский не моя родной язык — договориться о свидании.
Сайрус Эйг, глубокий старик, оторвался от своего письменного стола-бюро с крышкой на роликах и смерил взглядом незнакомца.
— Рад, что приехали. Но не знаю, подойдет ли вам что-нибудь из того, что у меня есть. Понимаете ли, все старые сараи и тому подобную собственность уже скупили богачи, чтобы наделать вместо них домов.
— Собственно говоря, я искать рудники, старые. — Хеллер тряхнул рулоном карт.
— Ах да, — вспомнил старый торговец Недвижимостью. — Ведь вы же говорили что-то об этом по телефону. Да, я просмотрел кое-какие записи. Кто-то покупает рудник к востоку отсюда, но это не в моей компетенции. У меня только старые сараи для богачей, если кто захочет превратить их в жилье. Садитесь.
Хеллер уселся в старое кресло-качалку.
— Лет, поди, сто назад, — начал Сайрус Эйг, — может, и был тут рудник, но название «Приисковая речка» еще не значит, что на ней был когда-то золотой прииск.
— Это место, — Хеллер развернул геологические карты, — оно показывать постройки на Приисковой речке.
— Ах это! Там уж много лет никто не живет. Это глухомань. Ни одной дороги. Еще удивительно, что туда кто-то наведывался — к тому же правительственные изыскатели. Это долина с камнями. На ней ничего не растет. Два или три холмика, меж ними бежит речушка. Полвека назад там стояла придорожная харчевня самогонщиков. — Старый агент взял в руки карты. — Да, верно. Был я там раз, еще мальцом. В те времена там проходила проезжая дорога. Вот здесь. Эта речка бежит вниз, вот здесь делает поворот и потом впадает в море. — Он взял дорожную карту. — Но вот на этой можно видеть, что у истока речки вырыто водохранилище, поэтому поток воды сильно уменьшился. И еще: поперек нее поставили две заставы для налогового сбора — перед Лонг-Айленд Саунд. Так что для контрабандного провоза спиртного она больше не работает.
— Я не понимай, как…
— Что тут понимать? Катер с неглубокой осадкой вверх по ней больше не проведешь. Видите ли, обычно бутлегеры пригоняли свой товар с Атлантики в устье и поднимались по реке, а там переносили его в придорожную харчевню. Потом разбавляли водой, разливали по бутылкам, а потом или продавали тут же на месте, или везли в Нью-Йорк через целый строй дорожных грабителей. — Он вернул карты Хеллеру. — Было время, люди и близко не подходили к этой харчевне, боялись — мертвецы! Призраки! А теперь-то я уж и забыл о ее существовании.
— Может, мой покупай, — сказал Хеллер.
Сайрус Эйг устало взял старую рыбацкую шляпу и направился к выходу. Хеллер последовал за ним. На дребезжащем «форде» они наведались в здание местных органов управления, и Сайрус заглянул в документы, дающие право на владение собственностью.
— Вот запись: владелец — Джон Смит из Нью-Йорка, заверено нотариусом. Сто двадцать акров превосходных камней.
Хеллер стал записывать все детали и адреса.
— Если мой покупать, мой давай комиссионные.
— Что ж, прекрасно, только меня туда не заманишь по этому бездорожью. Я и на рыбалку-то в последнее время не могу выбраться. А может, вам все же нужен старый сарай? Пара таких у меня найдется — на машине рукой подать.
Хеллер вернулся с ним назад, пересел в свое такси и уехал. Слава Богу, что он все еще находился в пределах радиуса действия активатора-приемника — где-то милях в тридцати от Нью-Йорка, не больше. Какую бы цель он ни преследовал, я по крайней мере буду в курсе и смогу, если для нас это обернется угрозой, взять дело под свой контроль.
Он ехал на север по федеральному шоссе номер семь, не торопясь, поглядывая по сторонам на холмы, долины и реки Коннектикута явно с большим одобрением. Исключительно сельский ландшафт, в большинстве своем живописный, как на картинах, — совсем не в моем вкусе: слишком уж аккуратный и безмятежный.
Впереди, поджидая неосторожных лихачей, затаилась полицейская машина. Хеллер миновал ее со скоростью гусеницы. Это была машина шерифа с большой звездой на боку, с двумя мужчинами в хаки на переднем сиденье, на головах — ковбойские шляпы, — несомненно, лица, облеченные правами шерифа. Они не суетились. Судя по мусору на земле, это было их излюбленное место для контроля скорости дорожного движения.
Хеллер продолжал путь, очень внимательно присматриваясь к левой стороне дороги. Насыпь впереди изменилась. Сам я, возможно, и не заметил бы этого. Он свернул и съехал с насыпи вниз! Прямо с дороги в кустарник! Вот так!
Хеллер, должно быть, руководствовался своим безошибочным, как у компаса, чувством направления, а не тем, что было под колесами автомобиля. Двигался он еле-еле, машину со всех сторон хлестало ветвями, а снизу еще скребли и царапали булыжники.
Впереди рос большущий куст — такой, похоже, было никак не объехать. Хеллер вылез, достал из машины мачете и убрал куст с дороги. Затем снова забрался в кабину и двинул дальше. Мне пришло в голову: уж не держится ли он какой-то старой, дороги, подобной той, что привела его на старую станцию обслуживания автомобилей, только еще менее заметной? Ему даже приходилось огибать деревья, которым было более трети века.
Наконец он преодолел небольшое возвышение. Впереди плотной стеной стояли клены и вечнозеленые крупные деревья лет пятидесяти. Сразу же за ними тянулось русло реки, в котором, несмотря на высокие берега, бежала лишь жалкая струйка воды. Остатки старого моста обрушились в ручей.
Хеллер остановился и вылез. Это был настоящий дикий уголок природы. Несмотря на несколько бугров, местность была плоской, но покрытой камнями.
Он обошел поле, заметив ровное место не слишком далеко от деревьев, показавшееся ему чем-то интересным. Здесь Хеллер спустился к ручью. Его, похоже, заинтересовал белый выступ естественного обнажения породы с буро-ржавым пятном. За целые эпохи река прогрызла его насквозь.
Небольшой, неестественной формы холмик привлек его внимание. Он достал лопату и копнул: всего лишь белая глина очень высокого качества. Хеллер убрал лопату и только тогда обратил внимание на рощу больших деревьев. Он сразу же углубился в нее и обнаружил придорожную харчевню, скрытую кустами и обвитую диким плющом.
Она неуклюже расползлась во все стороны, с верандой и флигелями, явно построенная из тех же самых камней, что в таком изобилии усеяли все вокруг. Хеллер поднялся по каменным ступенькам к парадной двери — большой, массивной, оказавшейся на висячем замке. Удивительно, подумалось мне, как почти полвека спустя дом этот все еще стоит, и не видно никаких обычных следов вандализма? Такова Америка. Хеллер вынул из принесенной с собой упаковки отмычку и масленку и в считанные секунды снял замок с двери! Это меня сильно удивило, ведь люди Аппарата не обладали такой сноровкой в обращении с замками. Потом уже до меня дошло: это же инженер — ему ли не знать всякие там рычаги и реверсивные механизмы?
Затем Хеллер обработал масленкой дверные петли. Дверь слегка осела, но поддалась без особого труда. Он осмотрел дверь с торца, и тогда я увидел, почему дом не подвергся вандализму: дверь была укреплена бронеплитой!
Он постучал по окну — пуленепробиваемое стекло!
Этот дом был не просто харчевней, он являлся настоящей крепостью!
Хеллер вернулся к машине, достал сумку. Войдя в главную комнату, он включил лампу, которую нес в руке, и поставил ее на стол. Выцветшие останки того, что, видимо, было последней вечеринкой в этом доме, уныло свисали с толстых потолочных балок; обугленные остатки японских фонарей из вощеной бумаги отбрасывали причудливые тени на потолок.
Он пересек площадку с полированным полом — наверное, танцевальную: прежде чем ступить на нее, Хеллер отстучал каблуками чечетку. Потом он вскрыл еще один замок и открыл внутреннюю дверь. Бар! Длинная стойка из красного дерева и мало чего в смысле мебели. Он присмотрелся к разбитому зеркалу — дыра от пули.
Имелись и другие комнаты — для уединенных застолий и нечто, похожее на ломившиеся когда-то от избытка украшений спальни. На кухне была большая дровяная печка. В топке ее устроила себе гнездо крыса, пользуясь дымоходом и трубой как входом и выходом.
Задняя дверь также была бронированной, а все наружные окна — пуленепробиваемыми.
Хеллер нашел контору с еще существующим столом, с пожелтевшими от времени бумагами и пролистал их. Сорок дел здесь, восемьдесят там и долговое обязательство на пять сотен. Богу только известно, было ли оно когда-либо оплачено.
На стенах висели фотографии в рамках. На некоторых стояли автографы, написанные порыжевшими уже чернилами. «На память Тутси от Джимми Уокера» написал на одной из них красивый молодой человек. Джимми Уокер? Знаменитый мэр Нью-Йорка?
Еще одна фотография привлекла его внимание: ряд напряженно застывших молодых людей. Четверка. В руках автоматы! Хеллер прочел имена, подписанные под каждым из них. Джо Корлеоне! Второй справа. На вид — парнишка лет двадцати!
Хеллер достал из своей сумки фотокамеру, привезенную с Волтара, сфокусировал ее только на Джо Корлеоне и сфотографировал его вместе с подписью. Затем сфотографировал каждого из четверых в отдельности.
Действительно привидения! Святоше Джо шел восемьдесят восьмой, когда он умер. Но теперь он был привидением со всеми остальными — духом той придорожной харчевни и той эпохи.
Хеллер, видимо, решил, что достаточно потешил себя, и задвигался с удвоенной энергией. Достав из своей упаковки металлический стержень, он с большой поспешностью стал обстукивать стены и полы. Я понял, что он занимается эхо-зондированием, — чем же еще?
Я уже его хорошо изучил. Небось, ищет скрытые помещения. Когда что-то простучалось и обнаружился вход, оказалось, что это стенной шкаф. Хеллер продолжал работать. Затем вышел наружу и забегал там, стуча по земле, но вскоре бросил это занятие. Он достал маленький счетчик и принялся ходить по всему дому. Счетчик что-то высвечивал, какие-то данные, ведомые одному Джеттеро. Он остановился, прошелся по участку крест-накрест, получил еще показания. У него, должно быть, возникла какая-то идея. Хеллер направился прямо к бару и позондировал там, что привело его в самый дальний конец стойки.
Кое-где смазав какие-то шарниры, он заставил их заработать, и часть стойки сдвинулась в сторону, обнажив перед ним ступени, ведущие вниз.
И он стал спускаться.
Вскоре Хеллер оказался в пещере! Он прошел по туннелю и наткнулся на уходящую вниз шахту. Если в ней и была когда-то лестница, то теперь она исчезла.
Светя себе фонариком, он осмотрел стены. «Гранит», — пробормотал он. Наконец он обнаружил вырубленные зубилом буквы: «Шахта Исайи Слокума. 1689».
Хеллер осмотрел еще несколько галерей, обнаружил немного белого кварца и положил его в карман. В некоторых из галерей оказались остатки сгнивших деревянных ящиков: бутлегеры пользовались этой шахтой, чтобы прятать контрабандный спирт. Вот, значит, что случилось с «пропавшим» рудником Приисковой речки!
Он забрался в машину, не торопясь, потихоньку вывел ее на главную дорогу и на средней скорости поехал назад в город. Еще раз миновал засаду на автолихачей: люди шерифа пребывали в полудреме.
Хеллер зашел в ресторан: приятное местечко с телефонной будкой в холле. Зашел в будку и набрал номер. Ему ответил Изя.
— Все на мази, — сказал Хеллер. — Дело в шляпе! — Боже, он заразился жаргоном! Очень торопливо он передал Изе сведения, добытые им в здании суда, сообщил имя агента по продаже недвижимости и добавил: — Не активен в сделке, но пошли комиссионные по предпочтительной стоимости.
— Ладно, — отвечал Изя. — Тот же корпоративный статус, как и запланировано?
— Да. «Расширенная восточноазиатская сфера совместного процветания, лимитед, Мейсабонго». Мой здешний номер… — он сообщил свой номер.
Хеллер вышел из телефонной будки и сел за стол. Подошла официантка:
— Извините, но еще не время для ленча. Креветки еще не готовы.
— Ничего, — сказал Хеллер. — Пять гамбургеров и пять банок «Севен ап».
Я ожидал, что возникнут проблемы с его черной физиономией, но он находился в Новой Англии. Девушка принесла один гамбургер и один «Севен ап». Хеллер съел и выпил.
Девушка принесла следующую порцию заказа: один гамбургер и один «Севен ап». У них было так заведено: не все сразу! Милое местечко.
Хеллер купил газету и просмотрел ее. Расправившись со всеми гамбургерами и «Севен апами», он заел их шоколадным мороженым «сандей». В будке зазвонил телефон. Хеллер прошел туда и снял трубку. Звонил Изя.
— Джон Смит уже много лет сидит в федеральной тюрьме.
Получил пожизненный срок за то, что пытался подкупить Эдгара Гувера. Его любовница держалась за это место по сентиментальным причинам, но в прошлом году она умерла. Смит подумывал о том, чтобы расстаться с этой собственностью из-за налогов — оплачивать их ему было не из чего. Я только что звонил ему — он в восторге, начальник тюрьмы — тоже: он хочет продать Смиту новую камеру. Так что дом с участком ваши.
Хеллер поблагодарил, но Изя продолжал:
— Мистер Джет, смотрите там, поосторожней, пожалуйста. Коннектикут — это такая глушь. У них там, небось, еще индейцы не перевелись.
Хеллер поблагодарил его и за предупреждение. Заплатив по счету с щедрыми чаевыми, он вышел и запрыгнул в свое такси. Он снова повернул на север, по той же самой дороге.
А потом, несмотря на все предупреждения Изи, Хеллер разогнал машину до восьмидесяти миль в час. Он летел по этой дороге как угорелый. И еще до того как появиться в поле зрения полицейских с радаром для контроля скорости, стал выписывать кренделя! Поравнявшись же с ними, он круто, подняв клуб пыли, свернул к обочине, резко вылетел снова на дорогу, перескочил за обочину на другую сторону и опять вернулся на шоссе.
Потом он сбавил скорость до сорока. Сумасшедший идиот!
Машина шерифа выехала из засады наподобие рыбы, выпрыгнувшей из воды за мухой. Зажглась ее мигалка, завыла сирена. Она устремилась за Хеллером. Хеллер старался выдерживать дистанцию, но знал, что его такси с полицейской машиной не совладать. Когда преследователи почти уже настигли его, он юзом бросил машину влево и перескочил через обочину, оказавшись на той же тропе, на которой был уже раньше.
Старая тачка подскакивала на ухабах, кренилась в обе стороны, стрелой пролетала мимо деревьев, перескакивала через травянистые кочки. Она пробиралась к старой придорожной харчевне! Неужели Хеллер намеревался запереться в ней как в крепости, и отстреливаться? Чего он добивался?
В зеркало заднего обзора он в краткие моменты видел полицейскую машину, которой приходилось очень туго на такой дороге. Хеллер сбавил скорость.
Впереди была роща, в которой пряталась харчевня, позади — воющая сиреной и ревущая мотором, мигающая сигнальными огнями полицейская машина. Не доезжая десяти ярдов до ближайших деревьев, на открытом месте, Хеллер вдруг остановился.
Он вышел из машины! Бросил что-то вроде папки на переднее сиденье
Поправил усы.
Он встал слева от такси, широко расставил ноги, вытянул в разные стороны руки и наклонился вперед, навалившись телом на крышу машины, — классическая поза для обыска полицейскими. С последним юзом и подскоком полицейская машина, резко встряхнувшись, остановилась позади такси. Вой сирены затих на низких ворчливых нотах.
Уполномоченные шерифа выскочили с обеих сторон с пистолетами в руках.
Остановились.
Настороженно огляделись.
Один подошел к Хеллеру стал обыскивать его и почти моментально достиг желаемой цели! Откинув полу хеллеровского пиджака, он рывком достал что-то оттуда и зашел сбоку, чтобы Хеллер мог его видеть. Он держал в руке пистолет «лама» сорок пятого калибра с отделанной золотой насечкой рукоятью!
— Эй, Ральф! — крикнул он другому. — Ты только посмотри на эту драгоценность!
— Ну, что там такое? — сказал другой, подходя ближе.
— Это пушка с алмазной табличкой, вот что это такое.
— Дай-ка взглянуть, Джордж. Это, похоже, что-то из времен старых гангстеров!
— Нет, это вовсе никакой не кольт сорок пятого калибра, Ральф.
— Да он самый! Просто с насечкой или Бог его знает, что это такое.
— Нет! Смотри сюда! На этой странной картинке на боку написано «Мейсабонго». — Джордж обратился к Хеллеру: — Эй, черномазый, что это за чертов пистолет?
— Моя нет говорить прекрасный английский, — проговорил Хеллер тонким высоким голосом. — Английский нет родной язык.
— Он какой-то иностранец, — сказал Ральф.
— Эй, черномазый, а разрешение на эту штуку у тебя есть? — спросил Джордж.
— Посмотрите на сиденье, — сказал Хеллер.
Джордж сунул голову в машину и очевидно, заметил папку, брошенную туда Хеллером. Он продолжал все больше втискиваться в такси, просматривая страницу за страницей. Слышалось его бормотание. Наконец он вылез.
— Что за черт, Ральф, ничего не могу понять. — Он подошел к напарнику.
— Может, вы лютше звонить по радио? — предложил им Хеллер. — Проверяет табличка с номерной знак?
— Да, верно. — Джордж подошел к такси, сделал запись, затем с бумагами вернулся к полицейской машине и скрылся в ней с головой. Ральф оставался начеку с «ламой» в одной руке и наведенным на Хеллера кольтом — в другой.
Из-за невыключенного мотора мне не было слышно разговора по рации. Вдруг Джордж подался из машины, назад, все еще держа микрофон в руке.
— Ральф! — прокричал он. — Как на твой взгляд, эта машина похожа на иностранный лимузин?
Стволом «ламы» сдвинув свою ковбойскую шляпу на затылок, Ральф приблизился, чтобы получше разглядеть старый автомобиль.
— Да, Джордж, эта старушка довольно древняя, чтобы быть американкой.
Джордж снова погрузился в недра своей машины. Затем вдруг вырос в полный рост, таща с собой микрофон и выпучив глаза. Последовало короткое удивленное ругательство. Он нагнулся, повесил микрофон на крючок и с бумагами в руке подошел к Ральфу.
— Смотри, Ральф. В этих бумагах говорится, что это Ранг-танго Блоуа из Республики Мейсабонго, консул в штате Коннектикут. А эти номерные знаки — дипломатические. Диспетчер проверял в Вашингтоне. У этого черномазого дипломатическая неприкосновенность.
— Что это еще за чертовщина? — удивился Ральф.
— Диспетчер сказал, что его и пальцем нельзя тронуть, — так сказали в Вашингтоне. Он может делать, что хочет. Мы не можем его арестовать, что бы он там ни творил.
— Ну и дела! Дипломатическая неприкосновенность? Значит, разнеси он тут все на куски, а мы его и пальцем не тронь?
— Значит, так.
— Ух, (…)! — выругался Ральф. — Нам даже нельзя конфисковать это оружие?
— Значит, нельзя. Верни его назад. Он может даже и стрелять в нас, а нам и пикнуть нельзя, понял?
Хеллер взял оружие, неохотно протянутое ему Ральфом.
— Все это место теперь, — сказал он визгливым голосом, — часаная собусность Республики Мейсабонго. Вы сейчас не в Соединенный Штат Вы стоите в Мейсабонго.
— Ну и дела! — возмутился Ральф. — Эти (…) иностранцы скупают всю страну!
— Значит, так, — сказал Джордж.
— Слышь, черный, — не унимался Ральф. — Мы видели, как ты дважды проехал мимо нас тихо и мирно. Какого же хрена ты полетел вдруг как сумасшедший?
— Тест, — отвечал Хеллер. — Мой видеть, хороши ли копы старший званий. Вы сдать тест очень хорошо, спасибо. — Он полез в бумажник и достал оттуда два банкнота по сто долларов. Отдал по одному каждому из них, говоря: — Каждый месяц вы каждый получать один.
Полицейские положили банкноты в свои бумажники. Ральф был притворно возмущен:
— Черт побери! Мы даже не можем взять его за подкуп полицейского! У этой неприкосновенности есть свои преимущества!
— А как насчет шефа? Он выдержал тест? — спросил Джордж. — Он мой дядя.
Хеллер достал еще два сотенных банкнота.
— Он есть хороший человек. Он есть прошедший испытание вдвойне. Поэтому он так получать каждый месяц тоже.
— Эй, — стал вспоминать Джордж, — да это же похоже на те времена, о которых мне рассказывал еще дед. Когда тут были бутлегеры, они постоянно откупались и их тоже нельзя было трогать!
— Нет, нет, нет, — пропищал визгливым голосом Хеллер. — Нет подкуп. Прошу поднимать левая рука. Мейсабонго делать все левой рука. Теперь повторить за мной: «Я теперь по совместительству…»
Оба полицейских повторили.
— «…уполномоченный шерифа у морских пехотинцев Мейсабонго… и впредь обещаю… если увижу, что происходит что-то странное, я смотрю другой сторона… и если я вижу чужой переходить граница этой территории, я сносить ему башка».
Они все это повторили с прилежностью школьников!
Хеллер полез в карман и извлек оттуда три простые золотые звезды без всяких украшений и передал каждому из полицейских по одной. Затем отдал Джорджу и третью, пояснив:
— Вы сказать дяде-шефу, что он тоже принес клятва. Вот его значок.
— Эй! — воскликнул Ральф. — В конце концов, все по закону! А ведь не скажешь, что он стопроцентный черномазый. Глаза-то у него голубые!
— Вот еще что, — сказал Хеллер. — Я нанимай белый инженер. Он есть очень хороший человек. Он иметь светлые волосы: Он иметь дипломатическую неприкосновенность тоже, так что он о'кей, если вы видеть его здесь. — И он передал им своюсобственную фотографию на паспорт!
Полицейские строго взглянули на снимок, и Джордж вернул его вместе с папкой Хеллеру, приподнял шляпу с чрезвычайной вежливостью, пообещав:
— Можете рассчитывать на нас: снесем башку любому, кому скажете.
Ральф тоже приподнял шляпу, и они сели в машину и уехали.
Я был ужасно возмущен, когда до меня вдруг дошло, какое дело провернул этот (…) Хеллер! Он нанял к себе на службу местную полицию! Теперь сюда никому и близко не подобраться! У его гаража — старушка с ружьем, у харчевни — полицейские. Ужасно мило со стороны Хеллера! Нам не сунуть носа ни туда ни сюда, чтобы сорвать его замыслы, — голову снесут!
Ладно, достанем трафарет — и Хеллеру в Нью-Йорке будет каюк! Будь он (…)! Знал я: беда нам, если он начнет обучаться шпионскому ремеслу. Так оно и случилось!