Миссия Земля «Во мраке бытия» (Книга 2, Часть 19)

Ранним солнечным утром Хеллер и Бац-Бац вышли из станции метро подле университетского городка. Сегодня на Хеллере были явно сшитые портным серые фланелевые брюки и теннисная рубашка тоже светло-серого цвета. Белый свитер он небрежно накинул на плечи, завязав рукава спереди на груди. На нем также были его неизменная красная бейсбольная шапочка и шиповки. Были при нем еще и два тяжелых рюкзака, набитых какими-то вещами, о которых я не имел ни малейшего представления. Бац-Бац выглядел по-иному. На нем были неказистые джинсы и рубашка из толстой хлопчатобумажной ткани, а на голове — защитного цвета пилотка, на которой красовались буквы «МП США».

Они вышли на аллею колледжа, и навстречу им сразу же стали попадаться нагруженные книжками студенты, спешащие по своим аудиториям. Однако, к моему крайнему удивлению, Хеллер с Римбомбо отнюдь не торопились попасть в какой-нибудь лекционный зал. Хеллер размашисто вышагивал, и Бац-Бацу приходилось делать по два шага на каждый его шаг, чтобы не отстать. Так они свернули к библиотеке, взяли чуть севернее и вышли к зданиям почти уже на сто двадцатой улице. Там был довольно обширный газон с развесистым деревом. Хеллер направился прямо к дереву.

– Вот и прекрасно, здесь у нас будет командный пункт. Давайте сверим наши часы.

– Правильно, — сказал Бац-Бац.

– Мы имеем расписание, или график закладки зарядов, который мы составили у меня вчера вечером.

– Все верно.

– Вам, как вы понимаете, следует подходить к выполнению задания, пользуясь схемой, применяемой при минировании объекта зарядами с разной длиной бикфордова шнура. Заряды закладываются в разное время, но с таким расчетом, чтобы взрыв произошел одновременно.

– Совершенно верно!

Да что они задумали, черт побери? Неужто Хеллер и в самом деле считает, что, ради того чтобы не нарушить данного Малышке слова, он может позволить себе взорвать весь колледж?

– Подкладывать вы их будете незаметно.

– Точно.

– А что будет в том случае, если необходимость минирования неожиданно исчезнет?

– Тогда заряды точно так же незаметно убираются с объекта, — сказал Бац-Бац. — Операция секретная. Тут незачем рисковать тем, что тебя обнаружат и накроют огнем.

– Правильно, — одобрил Хеллер. — Только погодите еще минутку. А что означает эта аббревиатура МП США? — Хеллер разглядывал буквы на пилотке напарника.

– Как что? Господи, неужто можно не знать таких вещей? Это морская пехота США! Что же еще!

– Дайте-ка мне эту пилотку.

– Хочешь оставить меня беззащитным перед лицом врага, лишив даже моральной поддержки?

Хеллер сам снял с его головы пилотку. Потом он снял свою бейсбольную шапочку и нахлобучил ее на Римбомбо. Конечно же, она была тому велика. А сам взял его пилотку и водрузил на свою голову. Я, естественно, не мог этого видеть, но, должно быть, он в ней представлял забавное зрелище.

– Да я в ней ничего не вижу, — сказал Бац-Бац. — Как можно требовать, чтобы я расставлял высокочувствительные приборы…

– Вы уже отстаете от графика, — сказал Хеллер.

И он подал Римбомбо один из битком набитых рюкзаков. Тот побежал в сторону университетских корпусов, постоянно поправляя сползавшую на глаза шапочку. Хеллер вынул откуда-то и расстелил на газоне подстилку. Клянусь всеми богами, она была волтарианского производства — в сложенном виде она представляет собой пакетик площадью примерно в один квадратный дюйм, в разложенном — десять квадратных футов. Это была одна из тех, что изменяют свой цвет, приспосабливаясь к цвету грунта. Она сразу же слилась с цветом травы. Надо же, до чего он боится испачкаться. Все это чисто флотские капризы!

Из какого-то кармашка на рюкзаке он достал и надувной матрас со спинкой. Волтарианского производства! Матрас тут же надулся с помощью скрытого баллончика. Потом Хеллер вытряхнул содержимое рюкзака прямо на подстилку. Оказалось, что там были книги. Хеллер удобно уселся на матрас, установив его в форме кресла, и выбрал одну из книг. Ну и дела! Если бы только Малышка могла наблюдать эту сцену! Он вовсе и не собирался на лекцию! Он свой первый же день начинает с пропусков занятий! Отобранная им книга называлась «Английская литература. Для старших курсов высших учебных заведений. Одобрено Американской медицинской ассоциацией. Книга первая. Полное, переработанное и адаптированное собрание сочинений Чарльза Диккенса».

Толщиной она была примерно в четверть дюйма и набрана довольно крупным шрифтом. Хеллер, рисуясь, пролистал ее с, такой скоростью, что я не мог разглядеть не то что текста, но и нумерации страниц. Операция эта отняла у него примерно минуту. Он с недоумением повертел книгу в руках, как бы не веря тому, что она так быстро кончилась. Потом достал легко стирающийся волтарианский карандаш — он всегда такой дотошный, что это не может не действовать на нервы, — и поставил на ней дату и значок, который у волтарианских математиков обозначает «уравнение решено, можно переходить к следующей стадии решения задачи». Хеллер отложил книгу в сторону и взялся за другую, судя по всему, из той же серии: «Сто величайших в мире романов. Переработано и адаптировано». Эта книжка была примерно такой же толщины, как и предыдущая, и тоже набрана очень крупным шрифтом. На нее тоже ушло около минуты. Он проставил на ней дату и уже знакомый волтарианский символ. Третьей книги из этой серии он не обнаружил, поэтому сделал запись в блокноте: «Институтский курс английской литературы», поставив после этой записи волтарианский символ, обозначающий «операция завершена».

Должно быть, все это приободрило его, потому что он позволил себе расслабиться и поглядеть по сторонам. Подавляющее большинство студентов были сейчас в аудиториях, судя по тому, что рядом по аллее прогуливалась всего лишь парочка девушек, по-видимому, выпускного курса. Хеллер взялся за новую книгу. Она называлась «Английская литература. Т. 1. Для первых курсов колледжей. Одобрена Американской медицинской ассоциацией. Как извлекать смысл из литературных произведений и что вам следует думать о них». Он так же быстро пролистал и ее. Быстрое и монотонное мелькание страниц как-то усыпило мою бдительность, и я вдруг с ужасом обнаружил, что перестал понимать смысл происходящего на моих глазах. Сейчас, например, Хеллер записал в своем блокноте: «Программа первых трех курсов колледжа по английской литературе» и сопроводил эту надпись значком, означавшим «уравнение решено, можно переходить к следующей стадии решения задачи».

Я дважды перепроверил все по своим часам. Прошло всего десять минут. О, я сразу же определяю размеры катастрофы, стоит только ей разразиться. Какой (…)! Ведь если после этого его и удастся затащить каким-то образом на лекцию по английской литературе, то он будет сидеть на ней, вульгарнейшим образом вертя пальцами, и удовлетворенно поддакивать, поскольку все это ему будет уже известно. В этот момент к нему подошел слегка запыхавшийся Бац-Бац.

– Все расставлено по местам.

– А почему у вас ушло на это столько времени?

– Да вот, пришлось зайти в студенческую лавку и купить себе новый головной убор. В твоей шапке я бы провозился еще дольше.

Это же все равно, что работать вслепую. — На нем теперь была студенческая шапочка черного цвета с квадратным верхом и кисточкой. Он вернул бейсбольную шапочку Хеллеру, а сам улегся на волтарианскую подстилку и тут же заснул. Хеллер тем временем перешел к журналистике — совершенно нелепому предмету, который, однако, числился в его зачетной ведомости. Пособие по нему называлось: «Журналистика для колледжей. Первый год обучения. Основные сказки народов мира». Меня весьма порадовало то, что здесь дела у него пошли не так быстро. Он уже не просто листал, а даже читал некоторые страницы. При этом мне показалось, что чтение ему чем-то нравится. Поэтому часть экрана я переключил на режим стоп-кадра, чтобы поглядеть, что же вызвало у него такой интерес. О боги, это была история о затонувшем континенте Атлантида!

Хеллер изрядно повозился с книгой, и на курс журналистики у него ушло целых тридцать минут. Заглянув в программу, он обнаружил, что ему еще предстоит написать по этому предмету нечто вроде курсовой работы. Он тут же достал блокнот форматом побольше и с ходу принялся писать:

«КОНТИНЕНТ ЗАТОНУЛ ЦЕЛИКОМ.

ГИБЕЛЬ МИЛЛИОНОВ

Нормальное течение событий сегодня днем было нарушего необычайным происшествием — утрачен целый континент. Прохожие на улицах вырывают друг у друга газеты из рук. Интерес к этому выдающемуся случаю был подогрет тем, что ведущие эксперты никак не могут прийти к согласию и высказывают самые противоречивые мнения.

И тем не менее один из не пожелавших раскрыть своего инкогнито экспертов сообщил по секрету нашей газете — источник этой информации не может быть раскрыт даже под давлением Верховного суда, — что далеко не все факты стали достоянием широкой публики.

Этот же таинственный эксперт, который упорно отказывается назвать себя, сообщил, что колония была основана пришельцами из далеких космических просторов под командой прославленного революционера и аристократа, наделенного железной волей и целеустремленностью и отличающегося широтой взглядов, который оказался не кем иным, как принцем Каукалси из области Аталанта на планете Манко. Горстке уцелевших, в катастрофе удалось эмигрировать на Кавказ, который, увы, скрыт от нас за «железным занавесом», в силу

чего обычно люди не способны проникнуть туда. Там пришельцы оказались подвергнуты режиму строгой изоляции органами КГБ. Однако вскоре последовала принудительная депортация, в результате которой многие из них, возможно, оказались в Нью-Йорке. Мы будем держать наших читателей в курсе событий по мере их

дальнейшего развития.

Хеллер растолкал спящего Римбомбо.

– Прочтите-ка это.

– А с чего я должен что-то читать? — сердито возразил разомлевший под теплым утренним солнцем Бац-Бац.

– Да, видите ли, тут сказано, что кто-то обязательно должен прочесть это и одобрить. Это моя курсовая работа по журналистике.

Если никто не прочтет это и не одобрит, я не получу зачета. Бац-Бац недовольно уселся. Шевеля губами, он прочитал написанное.

– Режим строгой изоляции — что это значит?

– Это значит, что их всех посадили, — пояснил Хеллер.

– Да, здорово! Как красиво сказано! «Строгая изоляция».

– Ну так как, одобряете?

– Еще бы, черт побери. Да человека, который знает столько таких красивых слов, можно хоть гением назначить. Но послушай, мне пора. Сейчас самое время закладывать новые заряды.

И Бац-Бац побежал в направлении университетских зданий, ветер играл у него за спиной кисточкой новой шапочки. Хеллер записал в своем блокноте: «Курс журналистики для колледжей завершен, работа одобрена прямо на поле боя».

Подошли две девушки. Им явно хотелось поболтать.

– А что за тема у твоей дипломной работы? — спросила одна из них.

– Журналистика, но я уже закончил ее и получил одобрение прямо на поле боя. А что у вас?

– Расширенная критика, — ответила одна из них.

– О, в таком случае мы обязательно встретимся, — сказал Хеллер.

Через несколько минут вернулся Римбомбо и доложил:

– Первые мины сняты. Заложена вторая серия зарядов.

И тут же улегся и заснул. Теперь Хеллер занялся университетским курсом химии. На этот раз он, судя по всему, и в самом деле запутался. Я сразу же подметил это. Он все зевал и зевал, а это верный признак нервного перенапряжения. И действительно, книжка явно оказалась ему не по зубам, потому что он отложил ее в сторону и взялся за учебник физики, рассчитанный на программу колледжей. Он немного почитал его, попрежнему непрестанно зевая. Потом снова взял учебник химии и начал читать его, то и дело заглядывая в учебник физики.

– Послушайте же, ребята, — сказал он, обращаясь к книжному тексту. — Да согласитесь вы, ради всего святого, хотя бы по одному из вопросов — неужто вы не в состоянии этого сделать?

То был явный симптом глубоко укоренившегося в его сознании болезненного стремления разговаривать с неодушевленными предметами, иначе говоря, явное проявление анимализма. Ничего удивительного, что при этом он не способен воспринимать текст обычного учебного пособия. Наконец он покончил с учебником химии, включая и специальные задачи для колледжей, а потом снова занялся физикой. Он читал, возвращался к прочитанному, опять забегал вперед и снова возвращался. А потом — я просто не поверил собственным ушам! — он вдруг принялся хохотать. Я уже давно подметил у него склонность к святотатству. Однако что его могло насмешить, было совершенно неясно. Он никак не мог удержаться от смеха. Прочтет какой-нибудь кусок и тут же расхохочется, только отхохочется и принимается читать, как немедленно им овладевает новый приступ смеха. В конце концов приступы беспричинного смеха все учащались, и скоро Хеллер уже валялся по матрасу и колотил по траве руками.

– Да что там, черт побери, такого смешного? — не выдержал Бац-Бац, который, естественно, проснулся. — Что там у тебя, комикс какой-нибудь попался?

Хеллер тут же взял себя в руки. Честно говоря, ему уже давно пора было это сделать.

– Да тут целая книжка составлена сплошь из предрассудков отсталых народов, — сказал Хеллер. — Глядите-ка, скоро полдень. Соберите, пожалуйста, последние заряды, и мы пойдем куда-нибудь и позавтракаем.

Ага, они наверняка подложили взрывные устройства и сообщат об этом руководству учебного заведения. Но что они могут потребовать — выкуп или что-нибудь еще? Хеллер быстро собрал вещи, и они направились к уличным тележкам с горячими завтраками, где и купили сандвичи и баночки с каким-то питьем.

– Операция продвигается точно по графику, — сказал Хеллер.

– Да, мы уже отвоевали у них плацдарм, — подтвердил Бац-Бац.

Они немного полюбовались зрелищем прохаживающихся вокруг девушек, а Хеллер к тому же купил в киоске несколько газет.

– Время! — неожиданно скомандовал он.

И Римбомбо тут же убежал куда-то. К моменту его возвращения Хеллер успел восстановить прежний командный пункт на том же самом месте, и Бац-Бац снова завалился спать. Но если они не собирались здесь что-либо взрывать, — а ведь никаких взрывов до меня не доносилось, — это было самое странное обучение в колледже из всех, какие я только мог себе представить. Ведь общеизвестно, что следует присутствовать в аудитории или лекционном зале, слушать лекции, записывать сказанное, а потом поскорее занимать места в следующей аудитории… Хеллер сидел на середине курса тригонометрии, когда Бац-Бац оторвал его от занятий.

– Я пойду сейчас и соберу последнюю серию, после чего заложу новую. Но после этого мне придется покинуть тебя и доложиться армейскому командованию. Так что остальное доделаешь сам.

Пока он ходил, Хеллер окончательно разделался с тригонометрией.

– Да, парни, — сказал он, — должен признаться, что вы просто обожаете окружные пути!

Однако в своем блокноте он и эту книжку отметил как усвоенную. Бац-Бац вернулся и сбросил на траву рюкзак, с которым бегал, выполняя свои непонятные задания.

– Ну вот, каждая из осинок нашла наконец свое болотце, — сказал он. — А теперь, однополчанин, тебе предстоит заступать на пост.

Процесс обучения, по-видимому, утомил Хеллера, поскольку он с готовностью принялся упаковывать книги. Поблескивающий на его запястье циферблат часов с волтарианскими цифрами показывал, что было немногим больше двух часов. Покончив с книгами, Хеллер развернул одну из купленных газет. Он внимательно проглядел ее с первой до последней страницы, но, видимо, не обнаружил того, что искал. При этом он все время бормотал: «Графферти? Графферти?» Потом он взялся за следующую газету и начал с последних страниц, где обычно печатались иллюстрации. Там взгляд его остановился на смазанной фигуре какого-то пожарного, который спускался по пожарной лестнице, неся на плече женщину. Подпись под снимком гласила: «Полицейский инспектор Графферти спасает Джину Лолоджиджиду из горящего ресторанчика, в котором подают спагетти». Хеллер и на этот раз не удержался, чтобы не упрекнуть теперь уже газету:

– Вот видишь, теперь, когда я, можно сказать, журналист, с честью выдержавший самый серьезный экзамен, я могу самым торжественным образом подтвердить, что адепты этой науки весьма достойно выполняют возложенный на них долг — своевременно и правдиво информировать обо всем своих читателей.

Должен признаться, что я позабавился, выслушивая его тираду. Это лишний раз доказывало, что человек он поверхностный. Он же совершенно неправильно истолковывает задачи средств массовой информации. Вполне естественно и общепризнанно, что главной их задачей является дезинформация граждан. Только таким путем и могут правительства, а значит, и люди, которые контролируют и содержат эти правительства, удерживать широкие массы общественности в определенных рамках, а когда нужно, приводить их в замешательство и пользоваться этим в своих целях. Что касается общих принципов, то мы, сотрудники Аппарата, прошли здесь очень хорошую школу. Однако я не испытывал полного торжества. К чувству превосходства у меня стало примешиваться чувство досады и даже тревоги. Ведь все эти знания, все данные, независимо от того, правильно он их истолковывал или нет, могли обернуться для меня несомненной опасностью. Ведь совершенно случайно они могут заставить Хеллера задуматься о многом. Правда, все еще оставалась одна отрасль науки, которую ему ни в коем случае не следовало изучать и на которую он, к счастью, так и не вышел. Не думаю, чтобы предмет этот уже стали изучать в американских колледжах, хотя, как мне точно известно, у русских штудирование его начинается прямо с детских садов, чтобы дети могли следить за своими родителями. Я суеверно скрестил пальцы, потому что мне было также хорошо известно, что американцы обычно стараются перенять все русские нововведения. И все же я надеялся, что этот предмет до сих пор не введен в обязательные программы, а может быть, просто не преподается именно в этом колледже. Я пытался разобрать названия на корешках торчащих из рюкзака учебников.

Хеллер тем временем снова вернулся к своим занятиям. Ровно в два сорок пять он окончательно упаковал вещи, забросил оба рюкзака за спину и рысцой двинулся прочь. В каком-то зале он остановился и стал тупо глядеть на дверь. Ну, наконец-то я узнаю, чем они занимались весь день и что замышляют.

Дверь распахнулась, и из помещения хлынула толпа студентов. Следом за ними торопливо вышел профессор и тоже зашагал по залу.

Хеллер вошел в опустевшую аудиторию и прямиком направился к кафедре. Там он нагнулся и, пошарив в корзине для бумаг, достал магнитофон. Он выключил его и сунул в рюкзак. Потом достал маленькую камеру для моментальной съемки и снял ею все чертежи и схемы, начерченные мелом на доске. Закончив съемку, Хеллер спрятал камеру и покинул аудиторию. Оказавшись снаружи, он бегом направился к следующему зданию.

Там он снова вошел в уже опустевшую аудиторию, направился к кафедре, достал еще один магнитофон с кассетой, рассчитанной на сто двадцать минут непрерывной записи, перевел кнопку на отметку «запись», положил магнитофон на самое дно корзины, забросал его сверху мятой бумагой и успел выйти из комнаты как раз в то время, когда пара первых слушателей входила в лекционный зал. Выйдя из здания, Хеллер прислонился к стене. Потом взял первый из магнитофонов, прежде всего проверил, работает ли он, и только после этого извлек из него кассету с записью. На кассете он сделал пометку, обозначив предмет, по которому была прочитана лекция, и проставив дату. После этого он резиновой ленточкой прикрепил к кассете снимки чертежей и схем и сунул все это в футляр для кассет, на котором было написано «Курс химии». Проверив, работает ли магнитофон, заряжены ли его батарейки, Хеллер вставил в него кассету со свежей лентой, рассчитанной на два часа, и спрятал все это в рюкзак.

Ну и прохвост! Да ведь они с Римбомбо просто записывают

лекции! Хеллер и не собирается лично присутствовать ни на одном из занятий! Теперь я прекрасно понимал, как он намерен действовать дальше. Он на колоссальной скорости прогонит записанную пленку, и динамик пропищит ему всю лекцию за минуту или того меньше. Так он сможет усвоить и целый трехмесячный курс за какие-нибудь десять минут или по крайней мере за час. Какая все-таки наглость! Неужто ему не известно, что ФБР должно сажать за решетку людей, которые занимаются неразрешенными записями? Хотя арестовывают, кажется, за незаконное тиражирование без разрешения автора уже сделанных записей? Увы, я не помнил точно, за что именно. Но, впрочем, это сейчас не так уж и важно. В любом случае это открытие было для меня тяжелым ударом. Я был шокирован! Ведь Хеллер имеет шанс закончить обучение в колледже, несмотря на такое солидное препятствие, как воля мисс Симмонс. При мысли о ней у меня в душе затеплился робкий огонек надежды. Ведь в колледже будут еще и экзамены, почти наверняка будут и какие-то лабораторные работы. Но тут же этот жалкий огонек угас, и я погрузился в мрачные предчувствия. Зная Хеллера, следовало ожидать, что он и тут рассчитал все наперед.

Вот (…)! Ведь он обрекает на поражение любые попытки нанести поражение ему. Рука моя невольно шарила по поясу в поисках бластера. Мне, пожалуй, придется удвоить, а то и учетверить усилия, чтобы покончить с ним.

Нагрузившись рюкзаками и прочим барахлом, Хеллер отправился на пробежку. Он пробежал по сто двадцатой, свернул на юг по Бродвею, затем на восток по сто четырнадцатой, на север по Амстердам-авеню, охватив таким образом всю университетскую территорию. Он явно решил попросту убить время. Я все еще надеялся, что он будет выглядеть подозрительно и, возможно, его даже за что-нибудь арестуют, но вокруг все либо бегали трусцой, либо просто торопились куда-то. Без четверти четыре он снова решил заняться делом и принялся носиться по аудиториям, собирая и вновь расставляя свои магнитофоны. Потом он вернулся на свой «командный пункт» и стал с любопытством оглядываться по сторонам, явно дожидаясь возвращения Римбомбо. Он бормотал себе под нос: «Морская пехота должна уже выйти из соприкосновения с противником. Так куда же ты подевался, Бац-Бац?»

От нечего делать Хеллер совершил еще одну пробежку по парку и вернулся, очевидно, с новой порцией магнитофонных записей. Он снова занял свое место на командном пункте. Римбомбо все не появлялся. Мигающий циферблат волтарианских часов показывал десять минут шестого. Хеллер подыскал тенистое местечко, снова разложил подстилку и надувной матрас и уселся. Он сейчас ничего не читал, а просто сидел и ждал Римбомбо. Тени вокруг постепенно удлинялись и удлинялись. Теперь Хеллер все чаще поглядывал на часы. Последний раз он глянул и убедился, что уже без двадцати шесть. И тут вдалеке появилась странная фигура. Она медленно приближалась к нему по дорожке и больше всего походила на кучу какого-то багажа с двумя ногами, чем на человека. Пошатывающейся неверной походкой куча добрела до Хеллера и остановилась прямо перед ним. Потом качнулась и рассыпалась по траве. Из нее внезапно возник Бац-Бац. Он никак не мог отдышаться. Переступив через разбросанное вокруг добро, он устало свалился на подстилку.

– Ну, слушай, — сказал Бац-Бац, — бой был кровопролитный и затяжной. Сейчас я дам тебе полный отчет о боевых действиях морской пехоты против армии. — Он поудобней уселся. — Ты точно в указанное время явился в назначенное место и обнаружил обычный для армии бардак, усиленный к тому же глупостью, свойственной исключительно КПОЗ. Ты заполнил анкету на имя Дж. Терренса Уистера. А затем ты вышел к первому же из барьеров на этой полосе препятствий. Поскольку ты впервые явился по вызову КПОЗ, тебе пришлось пройти медицинское обследование. Полагаю, что ты придешь в ужас, узнав, что у тебя имеется склонность к циррозу печени в результате неумеренного потребления алкоголя. Я, например, ужасно рад, что мне не угрожает ничего подобного. Ведь что ни говори, а у меня в запасе имеется целых шестнадцать коробок с бутылками виски. Но медицинскую комиссию ты прошел, хотя и был предупрежден, что должен воздерживаться от пьянства. Затем ты вышел к следующему барьеру. На этот раз им оказалось обмундирование и оружие. Вот оно — все в этой куче, — и Бац-Бац презрительно махнул рукой на гору вещей. — Интендант, естественно, принялся убеждать меня, что все просто как на меня сшито. Но мне пришлось все-таки потребовать вызова портного, который потом уж подогнал форму по мне. Ну не мог же я позволить тебе выглядеть мешковатым! Даже в армии морской пехотинец не должен опускаться ниже определенного уровня. Ну, таким образом ты преодолел и это препятствие. А вот дальше все было не так-то просто. Ты представляешь себе, что творят эти (…)? Они попытались всучить мне испорченную винтовку системы М-1! Ну, мы с тобой оба прекрасно знаем, что морскому пехотинцу грозит штраф в размере месячного денежного довольствия, если оружие у него окажется не в полном порядке. Так что (…), парень, я не я, если в той винтовке, которую они пытались мне подсунуть, не был спилен боек. А они еще взялись спорить со мной, но я прямо на их глазах разобрал ее до последнего винтика. Тогда они объявили, что слушателям КПОЗ вообще не разрешено иметь винтовки с бойками. Они объясняли это тем, что кто-нибудь может зарядить винтовку боевым патроном, дослать его в патронник, а во время проверки оружие может выстрелить. Ну, парень, тут я им все объяснил. Прежде всего я сказал, что главная опасность — это иметь при себе испорченное оружие. На тебя нападают, а тебе и стрелять-то не из чего. А потом я сказал: «А что, если возникнет необходимость выстрелить в спину убегающему полковнику? А боек спилен! Что тогда делать?» После такого вопроса они заткнулись. Потом они никак не могли собрать эту винтовку, а я принципиально отказался собирать ее, поскольку потребовал, чтобы ее отправили в оружейную мастерскую, где ее починит любой сержант. В конце концов какой-то армейский капитан сказал, что выпишет требование на нормальную винтовку, которую выдадут мне в личное пользование. Итак, они тебе выдадут исправную М-1 и на этом мы с ними и поладили. Ну как, парень, пока что все идет не так уж и плохо?

– Очень благоразумно, — сказал Хеллер. — Иметь дело с химическим оружием уже само по себе достаточно плохо, даже если оно и вполне исправное. Должно быть, армия эта никуда не годится.

– О! Вот тут ты, как говорится, попал в самую точку, — сказал Бац-Бац. — Сплошные придурки. Ну а на следующем этапе ты, если можно так выразиться, оказался в трясине, и ждать, что кто-то бросит тебе конец, было неоткуда, поэтому мне пришлось самостоятельно распоряжаться твоими мозгами и мыслями, и я надеюсь, что распорядился ими правильно. Какой-то очкарик из кадрового офицерского состава армии вдруг обнаружил, что ты уже на выпускном курсе и что, учась в Сент-Ли, ты ни разу не выразил ясного намерения относительно рода войск, в котором ты предпочел бы служить. Я, естественно, постарался увильнуть от ответа. Но он разъяснил мне, что выбор необходимо сделать прямо сейчас, потому что от этого будет зависеть назначенный тебе курс занятий. И тут же подсунул мне длиннющий список. Вот я, парень, и стал прикидывать. Рытье солдатских клозетов тебя явно не прельщает, поэтому пехоту я исключил сразу же. Мне также вовсе не улыбалась перспектива, что какой-нибудь придурок дернет шнур как раз в тот момент, когда ты будешь совать голову в ствол 155-миллиметровки, поэтому я исключил и артиллерию. Сам понимаешь, что в наши дни танки годятся лишь для того, чтобы тебя в них славно зажарили, и, следовательно, о бронетанковых войсках тоже не могло быть и речи. Военную полицию, я уверен, ты ненавидишь точно так же, как и я, поэтому мы исключили и ее. И когда я дошел до конца списка, оставалось только одно-единственное более или менее приличное место — G-2.

– И что же это такое?

– Разведка. Шпионы! Понимаешь, это в известной степени совпадало с тем, чем я занимаюсь в данный момент — я как бы осуществляю тайное внедрение морской пехоты в армейские ряды. Поэтому-то я и решил, что ты и сам будешь себя недурно чувствовать в этой роли.

Что касается меня, то я себя почувствовал более чем дурно. Честно говоря, меня от такого оборота дел просто замутило! Бац-Бац принялся тем временем извлекать из сваленной кучи вещей книги и брошюры. Большинство из них имели пометку: «Для ограниченного пользования», «Конфиденциально», «Секретно» и «Совершенно секретно».

– Вот, погляди хотя бы на это, — сказал Римбомбо. — «Коды, шифры, шифровальное дело», «Методы ведения секретных переговоров». Ты только погляди, что я притащил тебе: «Процесс обучения шпионов», «Способ заброски разведчика во вражеские тылы с целью отравления источников питьевой воды», «Как соблазнить жену вражеского генерала и заставить ее выдать вам планы завтрашнего сражения». Видишь, все это весьма серьезные и солидные работы. А ты только погляди, сколько здесь наставлений. Их и не перечитать все! Вот: «Как выслеживать русского агента», «Способы выявления наиболее уязвимых мест для разрушения вражеского промышленного потенциала». Нет, парень, здесь у тебя просто бесценные материалы!

– Дайте-ка посмотреть. — Хеллер взял наставление по подрыву поездного состава, а потом еще одно — «Искусство проникновения на территорию противника». Едва перелистав пособия, он начал истерически хохотать.

– Ну как, нравится, парень?

– Да это просто фантастика, — ответил Хеллер.

– Я очень рад, что ты доволен. А то мне показалось, что я действую несколько эгоистично. Понимаешь, это позволяет мне чувствовать себя не очень униженным.

Бац-Бац взял свою старую пилотку морского пехотинца, натянул ее на голову, а сверху — армейскую. Потом он опустился на четвереньки и с преувеличенной осторожностью выглянул из-за дерева. Это он дурачился так.

– Шпионы, — громким шепотом прошипел он. — Понимаешь, парень, мы с тобой морские шпионы, которым поручено шпионить за армией. Ничего себе, а, парень?

Хеллер только смеялся в ответ. Вообще он сейчас очень много веселился. Но я прекрасно понимал, что он смеется отнюдь не над тем же самым, что кажется таким смешным Римбомбо. И тут мне стало близко и понятно чувство Изи Эпштейна, когда тот вдруг осознал, что катастрофа, которой он ждал и боялся всю

жизнь, наступила. Конечно, все эти земные технические приемы шпионажа были весьма примитивными. Но это техника шпионажа. Что могло весьма осложнить мою работу. И я срочно написал еще один запрос в нью-йоркское отделение, повторив прежнее требование безотлагательно разыскать Рата и Терба, пригрозив для убедительности пытками и поголовным уничтожением всего персонала даже за простое проявление нерадивости. Хеллера нужно остановить во что бы то ни стало!

От всех предыдущих дней пятница отличалась только тем, что для «командного пункта» они выбрали другое место и притащили туда безалкогольные напитки в ведерке со льдом. Отличный способ получения высшего образования, ничего не скажешь! Лежат себе на лужайке да разглядывают прогуливающихся мимо девушек. Ну, честно говоря, рассматривал-то больше Римбомбо. Хеллер в основном был занят освоением учебных программ. Но Бац-Бац налюбовался за двоих. Идиллическая картина! Пастораль! Блевать хочется! В субботу, однако, все изменилось. После краткого совещания, проведенного вполголоса и посвященного строевой подготовке, Бац-Бац исчез, а Хеллер отправился в какую-то аудиторию на консультацию, чтобы выяснить, какие предметы или разделы предметов ему следует еще подучить.

Я здорово проспал и потом, когда прогонял пленку с отснятым материалом, просто не обращал внимания на молниеносные движения пера Хеллера, пишущего экзаменационные работы. Он всегда пользуется любым случаем, чтобы покрасоваться. Я прогнал пленку до того места, когда он разговаривал о чем-то с помощником декана.

– Агнес! — крикнул помощник через плечо. — Ты уверена, что наша оценочная машина в полном порядке?

– Да, мистер Бош, — донесся ответ. — Ее только что починили и наладили. До этого она сбоила все утро.

Мистер Бош, молодой человек с проницательными глазами, недоверчиво перелистал целую пачку оттисков с экзаменационными работами и уставился на Хеллера:

– Должно быть, здесь какая-то ошибка. Судя по ведомостям, у вас средняя отметка «Д», а тут все работы оценены на «А». — Взгляд его сделался суровым. — Что-то вам придется, по-видимому, объяснить, Уистер.

– Необъяснимо здесь только одно: как это студенты до сих пор не отучились от дрянной привычки назначать свидание дочери совсем не того человека? — ответил Хеллер.

Мистер Бош откинулся на спинку стула и рассмеялся:

– Да, совершенно правильно, бывают еще такие необъяснимые вещи. И как только я сразу не подумал об этом. Да, такое пока случается, и весьма часто!

Посмеиваясь, он сложил стопкой экзаменационные работы Хеллера и, связав их, сделал на пачке пометку «Сделать микрофильмы в качестве пособия для студентов».

– Ну, Уистер, все, что я могу вам сказать, — у вас все в порядке.

Я не обнаружил никаких изъянов в вашей подготовке и не вижу оснований для продолжения занятий по каким-либо курсам. Следовательно, мы просто пометим у себя, что предварительные экзамены вами сданы полностью. Хорошо?

– Огромное вам спасибо, — сказал Хеллер.

Мистер Бош наклонился к Хеллеру и спросил, понизив голос:

– Скажи мне, между нами, — с дочкой-то все-таки получилось?

Хеллер тоже наклонился и прошептал:

– Ну, как видите, на последний курс мне удалось все-таки перейти, не так ли?

Мистер Бош удовлетворенно расхохотался:

– Я так и знал! Ну и молодец! — И он уже по-дружески пожал руку Хеллеру. Этим все и кончилось.

И все-таки было в поведении Боша нечто такое, что не могло не вызвать у меня раздражения. Скорее всего это то, как он смотрел на Хеллера. Ведь по существу в том, что Хеллер сдал экзамены, не было ничего выдающегося: у него было несколько дней и длинных вечеров в вестибюле «Ласковых пальм», где можно было спокойно заниматься повторением пройденного материала. Для него это был этнологический способ изучения того, как определенные научные предметы воспринимаются в примитивных обществах. И я не видел ничего необычного в том, что дипломированный инженер волтарианского Флота сдал несколько паршивых экзаменов типа квантовой механики. Меня это просто приводило в бешенство, а кроме того, окончательно подрывало мою веру в землян — правда, не могусказать, чтобы я когда-нибудь особо на них полагался. Обычные подонки!

Некоторое время я раздраженно расхаживал по двору. Двое мальчишек собирали фрукты, и я обвинил их в том, что они съедают больше, чем собирают. Доведя их до слез, я вдобавок надавал им пинков и почувствовал себя лучше. Потом я вызвал водителя и потребовал сказать мне точно, когда же он наконец доставит сюда Ютанк. Он заверил меня, что операция проходит точно по графику. Это тоже приободрило меня. Дело в том, что, наблюдая каждую ночь, как к этому (…) Хеллеру пробираются роскошные женщины, я раздражался больше чем мне бы того хотелось. А тот факт, что я ни разу не видел, что он с ними проделывает, еще более ухудшало мое общее состояние. Богатое воображение подсказывало мне такие картины, что это становилось просто невыносимым. И только надежда на скорое прибытие Ютанк давала мне силы терпеливо наблюдать за тем, что творится вокруг Хеллера. Однако в данный момент там не творилось ничего особенного: он всего лишь бегал по дорожкам в тренировочном костюме и время при этом показывал весьма скромное. Вот он остановился понаблюдать за тренировкой футбольной команды, но вскоре, очевидно, утратил интерес и возобновил свой бег трусцой. И как только у человека хватает терпения бегать совершенно без толку целыми часами? Что, интересно, бегуны думают в это время?

Я снова вышел наружу и после целой серии звонков отыскал наконец подрядчика по строительству госпиталя, который сообщил мне, что земляные работы почти завершены, водопровод, электро-сеть и канализационные коммуникации проложены и что завтра они приступают к возведению фундамента. Собственно, мне и выругать его было не за что, если не считать того, что он был, по его словам, занят делом на строительной площадке, в то время как я пытался поймать его по телефону.

В Турции уже вечерело. Я испытывал соблазн вернуться к процессу слежения за Хеллером. Я лелеял мечту о том, что настанет час и я увижу его, свернувшегося комком, желательно в предсмертных муках, но я прекрасно понимал, что, пока я не раздобыл его трафаретов, он по-прежнему держит в своих грубых и безжалостных лапах не только мою судьбу, но и саму жизнь. Поэтому я снова прильнул к экрану и быстро прогнал пленку, на которой было записано все, что происходило вплоть до настоящего момента. А в настоящий момент Хеллер спускался на лифте. Одет он был в обычный темного цвета костюм, однако в поведении его как раз не было ничего обычного. Он пулей вылетел из лифта и помчался прямо в кабинет Вантаджио.

– Он уже здесь! Пригнали! Пригнали сюда автомобиль, который я заказывал!

Вантаджио был в смокинге, по-видимому, готовый к субботнему вечеру, когда обычно ожидается большой наплыв посетителей, которых, правда, пока еще не было.

– Ну что ж, давно пора. Малышка вспоминает об этом каждый день, а с тех пор как ты вывалял Графферти в макаронах, она еще и постоянно твердит, что это должна быть лучшая из всех машин. Так где же она? Перед въездом или в гараже?

– В гараже, — сказал Хеллер. — Пойдемте посмотрим!

Вантаджио не пришлось уговаривать. Он торопливо вышел из кабинета и, сопровождаемый Хеллером, сел в лифт и спустился в гараж.

– Надеюсь, что это что-то вполне приличное, — сказал Вантаджио. — Мне хотелось бы поскорее развязаться с этим делом и наконец спокойно вздохнуть. Ведь прошло уже более недели с тех пор,

как Малышка приказала купить тебе шикарную машину. Прямо у выхода из лифта они наткнулись на Морти Массакуровича. Хеллер тут же представил его Вантаджио.

– Я работал в две смены, — сказал Морти. — Поэтому никак не мог раньше пригнать машину. Но вот, пригнал!

Прямо посреди украшенного колоннами помещения в окружении изящных, ухоженных лимузинов последних моделей стояло устаревшее на несколько десятилетий, неказистое, побитое и старое такси с облезшей краской. Можно было подумать, что машину эту притолкали сюда бульдозером со свалки.

– Так где же машина? — спросил Вантаджио.

– Это она и есть, — ответил Хеллер.

– Кончай трепаться, парень. Я и сам люблю пошутить, но сейчас речь идет о серьезном деле. Ведь Малышка оторвет мне голову, если я не добуду тебе что-нибудь выдающееся.

– Послушайте, — сказал Хеллер, — да ведь это и есть выдающаяся машина!

– Эту старушку сработали еще в те времена, когда люди умели делать настоящие такси! — сказал Морти.

– Да ты шутишь, парень! Ты что — всерьез хочешь, чтобы я купил тебе эту кучу хлама?

– Компания уступает ее без наценок, — гордо объявил Морти.

– Еще бы ей наценки требовать! — возмутился Вантаджио. — Да тебе придется приплатить двадцать пять долларов мусорщику, чтобы тот вывез ее на свалку!

– Ну зачем же так говорить? — сказал Морти. — Я готов признать, что на шикарный лимузин она не похожа. Но поверьте, мне пришлось немало похлопотать, чтобы хозяин компании согласился уступить ее. Это уже нечто вроде символа. Напоминание о прошлом. Традиция! Нет, естественно, вам придется перекрасить ее в другой цвет и приобрести лицензию для работы в городе — все это стоит довольно дорого, и компания все права сохраняет за собой. Но пользоваться ею как обычной машиной вы можете. Вантаджио заглянул внутрь и тут же отшатнулся, зажимая нос.

– О Господи, — только и смог выговорить он.

– Это все из-за кожи, — пояснил Морти. — Ведь тогда не было еще всех этих пластиков и винилов. Ну и, естественно, обшивка отсырела и подгнила немного. Но ведь, что ни говори, а это самая настоящая кожа.

– Очень прошу вас, — сказал Хеллер.

– Малышка просто убьет меня, — пробормотал Вантаджио. — Она прикажет часа два или три обрабатывать меня резиновыми шлангами, а потом сама, голыми руками придушит меня как котенка.

– Компания поручила мне сказать, что они за ценой не гонятся, — сказал Морти. — Тысяча долларов — это очень дешево.

– Да перестаньте вы меня мучить, — сказал Вантаджио. — У меня впереди тяжелый вечер. Сегодня суббота и ооновцы сейчас хлынут толпой — ведь через две недели у них сессия, и публика уже почти съехалась. Слушай, парень, а ты не задумывался…

– Пятьсот долларов, — сказал Морти. — Но это уже крайняя цена.

Вантаджио попытался молча уйти, но Хеллер удержал его за локоть.

– Да вы только поглядите, — сказал он — Тут же все крылья из брони толщиной в четверть дюйма. Посмотрите на ее окна, Вантаджио, это же пуленепробиваемые стекла! Вот, видите трещинки? Это совсем свежие следы от пуль.

– Двести пятьдесят долларов и это — крайняя цена, — сказал Морти.

– Послушай, парень, Христом Богом молю, разреши мне подняться наверх и позвонить. Тебе сразу же пришлют великолепный красного цвета спортивный автомобиль.

– Да этот автомобиль лучше любого спортивного, — сказал Хеллер. — Вы только поглядите, какая прелесть!

– Разреши мне позвонить в агентство фирмы «Мерседес».

– Нет, не нужно.

– А в «Альфа-Ромео»?

– Нет.

– А «Мазератти»? У них отличные машины. И качество великолепное, — сказал Вантаджио. — Мргу устроить, чтобы тебе сделали автомобиль по специальному заказу, ярко-красного цвета. С откидывающимся верхом. И насажаю в него целую кучу девчонок.

– Нет, не нужно, — произнес Хеллер.

– Да какого же черта тебе нужно, парень! Неужто ты задался целью свести меня в могилу? Да я эту дрянь и в гараж-то поставить не осмелюсь! Это же древняя развалина.

– Это предмет старины! — воскликнул Морти. — Никакая не развалина, а самая настоящая антикварная вещь!

Вантаджио мрачно поглядел на него и повернулся, намереваясь уйти.

– Да вы можете послать эту машину в Атлантик-Сити на парад старинных моделей и получите двадцать пять тысяч призовых, — не сдавался Морти. — Я вам гарантирую. Старинные авто — это последний крик моды!

Вантаджио остановился.

– Погодите. У меня идея. Если мы пошлем эту машину на парад в Атлантик-Сити, то…

– И усадим в нее девчонок, одетых по моде двадцатых годов, — подхватил Хеллер.

– А на подножках расставим парней с автоматами, — добавил Вантаджио.

– А за ними будут гнаться агенты по борьбе с бутлегерством, в костюмах двадцатых годов, — сказал Хеллер.

– А на дверцах машины поместим эмблему с надписью «Таксо-моторный парк компании Корлеоне», — воскликнул Вантаджио, — то Малышка придет в восторг! Она обожает традиции! Да к тому же это будет миллионная реклама! Верно?

– Разумеется, — поддержал его Хеллер.

– Ну, парень, ты, надеюсь, помнишь, что обязан делать все, что я тебе прикажу?

– Совершенно верно.

– Так вот, бери машину — это я тебе говорю!

– Вот видите, я же говорил, — вставил свое Морти. — Машина стоит всего тысячу долларов.

– Пятьсот, — решительно изрек Вантаджио, — да и то лишь в том случае, если ты сможешь доставить ее по этому вот адресу. А номер и лицензию на нее я приобрету в вашей компании позже. Он быстро писал что-то на обратной стороне своей визитной карточки. Мне удалось разглядеть написанный им адрес: «Гараж "Шик-Блеск", Майк Мутационе. Ньюарк, Нью-Джерси».

– А можно мне теперь погонять ее, а заодно и повозиться с мотором? — спросил Хеллер.

– Да конечно же, парень, черт побери! Теперь это твоя машина! При условии, что ты разрешишь ее выставить на парад и у тебя хватит терпения подождать, пока Майк Мутационе приведет ее в порядок, а иначе ее нельзя ставить в этом гараже. Видишь ли, я смогу говорить, что готовлю машину к параду, и дипломаты из ООН будут в восторге от такой культурной программы. Они вообще всегда приходят в восторг, когда в стране поддерживаются старые народные обычаи.

Вдруг послышался чей-то голос:

– Эй, откуда эта жертва бомбардировки? — Это был Бац-Бац.

– Это и есть тот автомобиль, на котором нам придется ездить, — ответил Хеллер.

– Слушай, парень, не нужно мне мозги пудрить, — сказал Бац-Бац. — У меня и без твоих розыгрышей был тяжелый день: мне пришлось учить армейских отличать левую ногу от их же собственной (…).

– Вы, Бац-Бац, лучше вот на что посмотрите, — сказал Хеллер, показывая на розетку из трещинок на стекле.

– Э, да это же пуля калибра 7,62 миллиметра. Натовского производства. Бельгийская, что ли? Или итальянская «беретта»? Ишь, как ее расплющило. Пуленепробиваемое стекло!

– А ты еще посмотри на крылья. Сталь в четверть дюйма толщиной, — не унимался Хеллер.

Вантаджио похлопал Римбомбо по плечу.

– Знаешь, если уж ты работаешь на этого парня, то съезди с таксистом в Ньюарк к Майку и объясни ему, что мы хотим от этой машины. Пусть использует точно такой же материал, как и был, но только заменить нужно буквально все. Пусть вставит новые бронированные стекла, сделает новую обивку, выправит кузов, выкрасит всю машину в оранжевый цвет и сделает на дверях надпись «Таксомоторный парк Корлеоне». И чтобы она выглядела как новенькая! Даже мотор пусть заменит. И скажи ему, чтобы поторапливался, потому что парню машина нужна срочно.

– Но мне же нельзя покидать Нью-Йорк, — сказал Бац-Бац.

– Так ведь сегодня суббота, уик-энд, — напомнил Вантаджио.

– О, верно, а я и забыл.

– Я тоже поеду с ними, — сказал Хеллер.

– Нет, ты останешься здесь, — сказал строго Вантаджио. — Сегодня у нас масса работы, и я хочу, чтобы ты хоть немного посидел в холле. Кроме того, я пообещал двум латиноамериканским дипломатам, что ты с удовольствием поговоришь с ними. А кроме того, у тебя будет и еще одно дельце.

Говоря это, Вантаджио одновременно подписывал бумаги, которые ему поочередно подавал Морти. Потом отсчитал требуемые пятьсот долларов. Морти с Римбомбо забрались в старое такси и, сопровождаемые ревом мотора, дымом и страшным дребезгом, уехали. Вантаджио и Хеллер сели в лифт.

– А теперь мы поднимемся наверх, — сказал Вантаджио, — и ты позвонишь Малышке и расскажешь ей, какая великолепная идея осенила меня. Нет, будет лучше, если ты позвонишь ей из своих апартаментов и скажешь, что все это ты сам так здорово придумал. Традиция, парень, это ключ к ее сердцу. А если удастся сделать коктейль из традиции с чувством, то считай, что можешь брать ее голыми руками. Ведь ее старик Святоша Джо начинал с того, что в точно таких же такси развозил по городу самогон.

– Вы просто волшебник, — сказал Хеллер.

– Да, парень, всегда делай по-моему и постоянно будешь при деньгах. Заруби это себе на носу, парень.

Нет, они меня окончательно озадачили. Ничего не понимаю. Что Хеллер собирается делать сразу с двумя машинами? Ведь у него уже есть старый «кадиллак». Правда, его сейчас тоже переделывают, но Хеллер вроде бы и не торопится получать его из ремонта. Так зачем ему могло понадобиться еще и такси? И на этот раз шестое чувство — а без него в Аппарате не прожить — подсказало мне, что дело здесь не только в пристрастии офицеров Флота его величества к механическим игрушкам. Меня передернуло. Вот (…), что-то уж слишком быстро он начинает действовать. Слишком быстро! Ведь так он может что-то и завершить, и это «что-то» погубит меня!

Поскольку я знал, что в ближайшее воскресенье Хеллеру предстоит групповой выезд на занятия по восхищению природой во главе с мисс Симмонс — а уж в том, что она постарается там прищучить его, я был абсолютно уверен, — то не очень-то интересовался субботними делами Хеллера и только изредка поглядывал на экран.

Визит двух южноамериканских дипломатов не представлял особого интереса. Вантаджио привел гостей к Хеллеру и представил их друг другу — имена их были столь пышными и цветистыми, что едва ли уместились бы на целой странице. Принимая их, Хеллер был в роскошном смокинге с бриллиантовыми запонками на манжетах сорочки, однако южноамериканцы переплюнули его, нарядившись в смокинги цвета маренго с черным шелковым шитьем и сорочки с кружевами, покрывавшими всю грудь. Признаюсь, что такое унижение Хеллера приободрило меня. Они, оказывается, получили заем Международного банка под строительство целой серии мостов и, прослышав о том, что Хеллер учится на инженера, обратились к нему за консультацией, поскольку у них возникли сомнения, будут ли стоять мосты, построенные по имевшемуся у них проекту. Поэтому они принесли ему какие-то чертежи, посмотрев которые он посоветовал избрать конструкцию, при которой оба конца моста покоятся на плавающих опорах, чтобы столь частые в их странах землетрясения не смогли разрушить сооружение. Он даже начертил какие-то небольшие схемки, которые следовало передать подрядно-конструкторским фирмам. Но я прекрасно понимал, что все это — сплошная чепуха и треперь — всем хорошо известно, что мосты строят для преодоления водной преграды, а не для того, чтобы плавать по воде. Но южноамериканцы — люди вежливые — расплывались в любезных улыбках. Удалились они с сияющими лицами. Подонки безмозглые!

Второе дело Хеллера было еще более противным, чем первое. Стафъюмо и тот, размахивавший крисом заместитель представителя, которого Хеллер обезоружил своим подлым приемом, разыскали Хеллера в холле, где он сидел спрятавшись за пальмой — он вообще частенько сиживал именно на этом месте, поскольку пальма надежно прикрывала его со стороны входа. Они притащили богато украшенную шкатулку и вместе преподнесли ее ему. Нестройным дуэтом, но — хвала богам — по-английски дипломаты обратились к нему со следующей речью:

– Позвольте выразить вам благодарность за посредничество в решении вопроса о Шарлотте. Наши страны объединили свои усилия в разработке идеи памятного подарка, который мог бы служить материальным воплощением нашего глубокого восхищения вашими благородными усилиями, направленными на достижение взаимного мира и согласия.

Они раскрыли шкатулку. Там на красном бархате лежал пистолет «лама» сорок пятого калибра, украшенный золотой насечкой замысловатого узора, с гербами двух помиренных государств, скрепленными между собой тонко выгравированным сердечком. Должно быть чеканщик затратил немало времени и трудов на создание такой красоты. В шкатулке, в специальных гнездах, находились запасные обоймы и полсотни патронов. Там же была и черная кобура с белым голубем мира и выгравированной на его грудке надписью «Принц X». Если не обращать внимания на то, что все те места, которые должны быть воронеными, были покрыты золотом, он больше всего напоминал излюбленное оружие гангстеров — кольт сорок пятого калибра армейского образца.

Хеллер самым торжественным образом выразил свою благодарность, и дипломаты удалились, счастливые и довольные.

После этого я уже совсем не мог заснуть. Заполучить такое великолепное оружие только за то, что он применил довольно дешевый и подлый прием! Да и вообще, это было просто нечестно. Ведь Хеллер прикрывался надуманным фальшивым именем. Подумаешь, «принц X»! Знали бы они, что Хеллер был самым обыкновенным военным инженером Флота и по происхождению принадлежал к среднему классу, точно так же, как и я. Но я превосходил его по чину. Надо же — такое великолепное оружие пропало зря! Вот поэтому, как я уже говорил ранее, я и возлагал такие надежды на мисс Симмонс. Примерно в девять часов утра по нью-йоркскому времени из занимаемых Хеллером апартаментов пошли радиопомехи. Неужели он так разволновался, готовясь к первым воскресным занятиям? Вовсе нет! Он имел явно искаженную точку зрения относительно наслаждения природой!

Первое, что мне удалось разглядеть на экране, когда рябь наконец пропала, был девичий затылок. Затылок брюнетки, которая лежала ничком на диване, чуть откинув голову набок. Руки ее при этом слабо двигались по дивану — явное свидетельство полного физического переутомления. Хеллер усиленно массировал ее затылок, точными движениями нажимая на какие-то известные ему одному чувствительные точки. На приставном столике стоял серебряный кувшин, который я мог разглядеть только боковым зрением. Точно так же я смог определить, что на Хеллере был белый купальный халат и что сидел он на краешке дивана, возвышаясь над полураздетой девушкой.

– Ой, — простонала она, — по-моему, я умираю!

Хеллер, однако, продолжал обрабатывать ее затылок.

– Ничего, ничего, — говорил он успокаивающе. — Сейчас тебе полегчает, Миртли.

– Семнадцать раз, подумать только, — простонала она.

– Ну а теперь ты можешь пошевелить головой? — спросил он.

Она повертела головой и снова застонала.

– Можно подумать, что меня изнасиловал слон.

– Да, сочувствую, — сказал Хеллер.

Я вдруг понял, в чем тут дело. Это чудовище наверняка воспользовалось беспомощностью бедняжки! А девчонка прехорошенькая, это я мог сказать точно, потому что она как раз обратила лицо в его сторону.

– Ну вот, милый, теперь мне лучше, — сказала она. — Не приведи Господь испытать еще одну такую ночку!

Ага, значит, популярность Хеллера среди этих девушек далеко не так велика, как мне казалось сначала! Она неуверенно поднялась с дивана, машинально взяла лежавший рядом халатик и, словно плохо соображая, что делает, кое-как прикрыла наготу.

– Теперь тебе нужно принять ванну, — сказал Хеллер, — хорошенько отоспаться, и все будет прекрасно.

– О Боже, надеюсь, что так. А можно я зайду к тебе попозже?

О боги, подумал я. Силой внушения он подчинил себе эту бедняжку. Сделал ее рабыней мазохизма!

– У меня сегодня в час занятия по курсу восхищения природой.

– Ну, никто никогда не жаловался на то, что природа обделила меня тем, чем следует восхищаться, — слабо возразила Миртли и шатающейся походкой, босая и полураздетая, вышла из его комнаты.

Бедное обиженное дитя! Хеллер позвонил вниз, чтобы ему принесли завтрак, а потом снова подошел к телефону. Ничего удивительного, что я не всегдапоспевал за ним! Он занимался делами под прикрытием чистых развлечений. Хитрюга! В трубке послышался детский голосок.

– Позови, пожалуйста, Майка Мутационе, — сказал Хеллер.

И когда ребенок позвал папу, Хеллер заговорил снова:

– Майк, простите, пожалуйста, что я нарушаю ваш воскресный отдых. Но мне хотелось знать, доставили ли вам такси?

– Конечно, парень. Отличная машина! Мы ее наладим так быстро, что ты и оглянуться не успеешь!

– Вот и прекрасно. Только вот еще что. Слушайте внимательно. Я пришлю вам маленькую бутылочку с одним препаратом. Полную инструкцию к ней я приложу. Я хочу, чтобы вы добавили эту штуку к краске для наружных работ и надписей. Делается это очень просто. Состав прекрасно смешивается с любым видом или сортом краски. Так вот, когда вы установите мотор, стекла, выправите кузов и приладите обивку, для дальнейших работ пользуйтесь только той краской, в которой имеется эта добавка.

– Она что, придает блеска? — спросил Майк.

– Да, что-то вроде этого, — сказал Хеллер. — Так флакончик с этой штукой я обязательно пришлю вам. Во всяком случае он уже будет у вас к тому моменту, когда, придет время приступать к окраске.

– Конечно, парень, ты только не беспокойся. А ремонт «кадиллака» идет как по часам. Была маленькая задержка с новым мотором, но нам его уже выслали. Точно так же с поршнями из нового сплава. Когда мы все наладим, он будет запросто давать сто девяносто миль в час. — Майк рассмеялся. — Так что не снимай ногу с педали тормоза, иначе он тебя унесет прямо на Луну.

– С ним вы можете не торопиться, — сказал Хеллер. — А вот такси мне нужно позарез.

– Получишь его, парень. А то подъезжал бы к нам сегодня. Мы всей семьей сходили бы и послушали воскресную мессу.

– Сегодня у меня занятия по восхищению природой. Но благодарю за любезное приглашение, Майк. Чао!

Воскресная месса? Да эти (…) сицилийцы в два счета обратят его еще и в христианство! Тут принесли завтрак. Поднос венчала огромная ваза с шоколадным мороженым. Официант едва успел закрыть за собой дверь, как она тут же вновь распахнулась, и в комнату крадучись проникла величественная блондинка великолепной внешности.

– Привет, Саманта, — сказал Хеллер. — Позавтракаем вместе?

Она отрицательно покачала головой и, усевшись в стоящее рядом кресло, кивком указана на дверь.

– Только что отсюда вышла Миртли, я не обозналась? Ах, красавчик, будь поосторожней — за этой Миртли нужен глаз да глаз.

Хеллер рассмеялся.

– Нет, я говорю совершенно серьезно, моя радость. Ты послеживай за ней. Она изобретательна и коварна. Уж я-то ее отлично знаю. Вот, погляди, когда она вошла сюда, она сделала вот так? И Саманта развязала пояс на своем халате. Под ним у нее ничего не оказалось. Так, может, именно в этом и состояла идея Хеллера относительно красот природы?

Потом она села так, что ее стройные ноги почти касались Хеллера.

– А после этого она села к тебе бочком, вот так? — И она позаботилась, чтобы ничто не прикрывало ее длинных ног. — А после этого она вот так, вроде невзначай, не обнажала бедро?

А потом разве не провела по нему пальчиком и не попросила тебя поглядеть, нет ли там царапинки? Вот видишь, красавчик, как строго нужно следить за Миртли. А потом, проделав все это, не встала ли она перед тобой вот так и не позволила своему халату вот так вот упасть на пол? — И Саманта позволила халату пасть на пол. — А после этого она разве не сказала тебе, что у нее побаливает левая грудь? А потом — о, я прекрасно знаю эту Миртли! — не приподняла ли она ее рукой и не попросила ли тебя поглядеть, нет ли там царапины? А потом не стала ли она вот так прохаживаться рядом и просить, чтобы ты получше проверил, чтобы убедиться окончательно?

Тут уж Хеллер не выдержал и расхохотался.

– Ты сама будь поосторожней, иначе вымажешься мороженым! — сказал он.

– А потом, я уверена, она принялась расхаживать как бы в рассеянности по комнате, примерно вот так, да? О, я тебя предупреждаю, с ней надо быть все время начеку. А потом, все с тем же рассеянным видом, не подняла ли она с пола свое якобы оброненное платье? И тут она наверняка сделала вид, будто только сейчас заметила, что ходит совершенно голая, и, словно смутившись, побежала примерно вот так в спальню, волоча за собой по полу халат? А потом не глянула ли на тебя вот так, приостановившись в дверях? Да, парень, этой Миртли нельзя давать воли! Она способна на что угодно!

– У меня там даже постель не убрана, — предупредил Хеллер.

За дальнейшими действиями Самантй он мог наблюдать благодаря множеству развешанных повсюду зеркал.

– А потом, — не унималась девушка, — она наверняка принялась щупать, достаточно ли мягка твоя постель? А потом не сказала ли она, что ей хочется сравнить, так ли она мягка, как ее собственная, и не разрешишь ли ты ей улечься в ней вот так вот?

Саманта забралась в постель, но укрываться не стала, а разлеглась в небрежной соблазнительной позе.

– А потом не принялась ли она поглаживать вот так свое тело? Ты ведь наверняка запомнил это, красавчик? О, я же говорю, что, за ней нужно все замечать, иначе и не поймешь, на какие хитрости пускается эта Миртли! А потом разве она не протянула жалобно к тебе руки и не принялась ли уверять, будто одинока, брошена всеми, что ей так нужна ласка и…

– Саманта, — сказал Хеллер, — ну-ка, сейчас же вылезай из постели и иди сюда.

– О, красавчик, — промурлыкала она, — ты наверняка хочешь, чтобы я встала и стояла так, пока ты…

И тут снова начались помехи. Ну что ж, больше мне и не очень-то нужно было смотреть. И без того было ясно, что Хеллер относится к числу тех извращенцев, которые требуют каких-то изощренных поз. И какого черта этот (…) таксист не торопится доставить сюда поскорее Ютанк? Кипя от возмущения, я отправился звонить ему. Он ведь даже представить себе не может, на какие страдания обрекает своего начальника. Я дозванивался к нему довольно продолжительное время, но так и не поймал его ни по одному из имеющихся у меня телефонных номеров. Я побродил немного по двору, убивая время, а потом приказал подавать обед. Меня ужасно раздражал способ Хеллера готовиться к уроку наслаждения природой. Как смел он из своего мрачного логова разврата и греха выбраться в ясный, залитый ласковым солнцем мир и при этом не испытывать злейших угрызений совести? - вот чего я никак не мог понять! Когда я представлял себе Хеллера рядом с чистыми и неискушенными детьми из колледжа и обаятельнейшей и милой мисс Симмонс, у меня внутри все переворачивалось. Но все же меня не оставляла уверенность, что на мисс Симмонс я могу твердо рассчитывать.

Первое занятие по восхищению природой должно было, повидимому, проходить в парке Объединенных Наций между Сорок второй и Сорок восьмой улицами, на лужайках, примыкающих к берегу реки — всего в нескольких кварталах от того места, где жил Хеллер.

Стоял мягкий и красивый сентябрьский день — трава и деревья были изумрудными, а вода и небо — нежно-голубыми. Огромное здание Секретариата вздымало свой белый корпус за зданием Генеральной Ассамблеи и залом заседаний. Часть группы собралась в точно назначенное время подле статуи, символизирующей собою мир. Это были типичные ребята — студенты колледжа, одетые преимущественно в джинсы и грубые куртки, некоторые из них в очках, многие без очков, были среди них и полные, и худые. Хеллер окинул взглядом собравшихся. Было очевидно, что они еще не успели перезнакомиться друг с другом, так как общих разговоров не возникало. Никто не заговаривал и с Хеллером. Еще в зеркалах лифта я заметил, что Хеллер был в сшитых явно на заказ очень элегантных джинсах, бейсбольной шапочке и неизменных бейсбольных туфлях с шипами. В скромной и простой студенческой компании он выделялся более аккуратной и дорогой одеждой, если не считать обуви и головного убора. Кроме того, он был заметно выше всех остальных. А еще у него была шикарная сумка на длинном ремне, накинутом на плечо, тогда как остальные имели сумки попроще, а то и просто пакеты. Одним словом, вольно или невольно, но Хеллер привлекал взгляды, особенно - девичьи. Постепенно собрались и остальные члены группы. В конце-концов их набралось человек тридцать. И вот наконец на сцене появилась мисс Симмонс. Она приближалась твердой целенаправленной походкой. На ней были альпинистские ботинки на толстой подошве и, несмотря на довольно жаркий день, толстая юбка из твида и такой же жакет. Рука ее вооружена была дорожной палкой, которая смахивала скорее на дубину. Темно-русые волосы были гладко зачесаны назад и упрятаны под узкополую охотничью шляпу. Подойдя к группе, она остановилась, сдвинула на лоб очки в роговой оправе и внимательно оглядела каждого из присутствующих. Когда очередь дошла до Хеллера, она немедленно опустила очки на нос. О, это наверняка было добрым знаком. Нет, не зря я чувствовал такое доверие к мисс Симмонс. Я твердо знал, что пусть рушится вокруг мир, но мисс Симмонс сумеет остановить Хеллера на его пути к успеху. А первые же ее слова только укрепили меня в этой уверенности.

– Ах, вы все-таки здесь, Уистер, — сказала она перед всей группой. — Ну и как же себя чувствует теперь наш юный Эйнштейн?

Побаливает головка от усиленных занятий? Слышала, что, воспользовавшись знакомством и связями, вы сумели вчера освободиться от многих занятий. Ну что же, не особенно радуйтесь, вы еще не прошли сквозь все преграды из колючей проволоки, Уистер. Война, которую вы так нежно любите, еще по-настоящему и не начиналась!

Она снова подняла очки на лоб, чтобы лучше видеть собравшихся, и обратилась ко всей группе:

– Здравствуйте, надежда страны. Я всегда начинаю занятия по курсу восхищения природой здесь, с посещения именно этого парка при здании Объединенных Наций. Организация Объединенных Наций была создана в тысяча девятьсот сорок пятом году, с тем чтобы предотвратить развязывание новой войны и особенно — атомной. А потом эта светлая мечта была похоронена в этом белом мавзолее. Весьма примечательно с исторической точки зрения то, что как раз в этой части Манхэттена в прошлом размещались бойни. Это может показаться весьма символическим совпадением. Организация Объединенных Наций — эта могила, в которой похоронены самые светлые надежды и чаяния человечества, — сосредоточила в своих руках деньги, авторитет и власть! И жадные, эгоистичные и преследующие только свои личные цели люди, просиживающие в этой могиле день за днем, год за годом, заняты исключительно тем, что придумывают самые различные способы уклонения от выполнения своего основного долга, долга, в верности которому они клялись самыми торжественными клятвами. Если бы этим жадным хищникам, этим аморальным типам дали волю, они бы уже давно разнесли в клочья весь мир в угоду термоядерной реакции и вообще реакций как таковой! Уистер, вам следует обратить особое внимание на эти слова!

Она осуждающе глянула на него сквозь очки. Потом снова подняла их на лоб и торжественно обратилась к группе:

– Вот почему курс наших лекций мы всегда начинаем с того, что могло бы стать, но так и не стало Организацией Объединенных Наций. Вам следует осознать одно — все живое, что вы увидите вокруг в ходе наших занятий, вскоре будет уничтожено навсегда — убитое безразличием, пренебрежением долгом, нерешительностью, тайными сговорами и просто подлой трусостью Организации Объединенных Наций. Уистер, куда это вы смотрите?

– Трава здесь растет очень хорошо, — сказал Хеллер, — хотя по ней и ходят. Но она бы росла еще лучше, если бы вода, которая используется для полива, не была бы хлорированной.

– Вы должны быть внимательнее, Уистер, — сурово одернула его мисс Симмонс. — Мы здесь учимся восхищаться природой, а не тому, как использовать ядовитые газы. А теперь внимание всем! И постарайтесь получше запомнить те важные данные, которые я буду приводить в своей лекции. Видите вон ту группу мужчин? Я хочу, чтобы вы обратили внимание на самодовольное, самоуверенно-счастливое выражение на их безумных лицах — все это сотрудники аппарата ООН, которые бездельничают здесь, в этом парке.

– На их голубых с золотом фуражках написано: «Американский легион, Де-Мойн, штат Айова», — сказал Хеллер, видимо, желая продемонстрировать отличное зрение.

Однако мисс Симмонс проигнорировала его слова. И поделом!

– Так что вы должны отметить царящую здесь атмосферу всеобщей безответственности, что не может не вызывать справедливого ужаса и отвращения у каждого сознательного гражданина. Если бы только эти люди надлежащим образом выполняли возложенные на них обязанности… Уистер, на что это вы сейчас смотрите?

– Я смотрю на листья, — ответил Хеллер. — Что ни говори, но деревья все-таки держатся молодцом в этой атмосфере, насыщенной выхлопными газами и вредными испарениями с реки. Только мне кажется, что почва здесь здорово истощена и следовало бы добавить в нее минеральных удобрений.

– Вы лучше бы побольше внимания уделяли лекции! — прикрикнула на него мисс Симмонс. — Итак, если бы ООН выполняла возложенные на нее обязанности, то мы раз и навсегда покончили бы с самоубийственной, как у леммингов, манией саморазрушения.

– А кто это, лемминги?

– Это злобные и хищные крысы, которые ежегодно в огромных количествах бросаются в море, совершая тем самым массовые самоубийства, — любезно пояснила мисс Симмонс. — О, если бы только ооновцы пожелали, то в едином порыве встали бы со своих удобных кресел в зале заседаний и дружно, суровыми голосами воскликнули: «Смерть империалистическим поджигателям войны!» Уистер, ради всего святого, что теперь отвлекает ваше внимание?

На бетонном парапете набережной лежали три чайки. Лапы их увязли в мазушо-смоляной жиже, разлитой по бетону. Две птицы были уже мертвы, а третья, несмотря на увязшие лапы и перепачканные нефтью перья, все еще делала слабые попытки высвободиться.

– Это чайки, — сказал Хеллер. — Они попали в нефтяную жижу.

– А вы, как я предполагаю, предпочли бы добить их атомным взрывом, не так ли? Не обращайте, пожалуйста, внимания на его выходки. Всегда в группе найдется какой-нибудь студент, который пойдет на что угодно, лишь бы рассмешить группу…

Над рекой на небольшой высоте пролетел вертолет, и шум его мотора заглушил ее последние слова. Хеллер тем временем достал из сумки пару перчаток и натянул их на руки. Потом подошел к парапету и, убедившись, что две неподвижно лежащие чайки мертвы, занялся третьей. Та пыталась защититься от него слабыми ударами клюва. Присев на корточки, Хеллер достал из сумки небольшой баллончик с распрыскивателем. Клянусь богами, он был на грани явного нарушения Кодекса — на баллончике стояла надпись на волтарианском языке «Растворитель 564, база снабжения Флота № 14»! Я тут же записал эти данные в свой блокнот. Ведь кто-то еще мог обратить внимание на надпись. Затем он достал краснозвездную инженерскую тряпицу и, прикрыв глаза птицы, быстро опрыскал ее испачканные перья. Естественно, нефть моментально исчезла. Потом он высвободил птичьи лапки, вытер их тряпицей и тоже опрыскал растворителем. Еще раз внимательно оглядев птицу, он обнаружил несколько пятен и отчистил также и их. Меня всегда бесила его дотошность! Потом он достал все из той же сумки фляжку с водой и налил немного в отвинчивающуюся крышку. Птица, голова которой теперь была свободна, нерешительно клюнула его еще разок, но тут же передумала и отпила немного воды из крышки. Потом она еще несколько раз принималась пить.

– У тебя начался процесс обезвоживания организма, — сказал ей Хеллер. — Слишком жарко. Попей, попей еще немножко.

Нет, он самый настоящий болван. Ведь он говорил на волтарианском языке, как будто не понимал, что птица-то земная. Затем он взял сандвич, разломил его и положил на траву. Чайка расправила крылья, наверняка удивляясь, что может теперь это сделать, и уже собралась улететь, но заметила сандвич и решила, что разумней будет сначала позавтракать.

– Ну, какая умная птичка, — сказал Хеллер. — А теперь старайся держаться подальше от таких черных луж. Это нефть, поняла? Смола!

Птица издала клекот и продолжала клевать сандвич. Понятия не имею, с чего она вдруг решила ему отвечать. Ведь по-волтариански она не понимала ни слова. Хеллер огляделся вокруг. Группа любителей природы тем временем успела благополучно исчезнуть. Он чутко прислушался, но, ничего не услышав, быстро осмотрел окрестности еще разок. И тут я вдруг сообразил, что он принюхивается. А это уж на кой черт могло ему понадобиться? Он оглянулся на чайку. Та как раз взлетала. Взмыв в воздух, птица покружила над рекой и скрылась вдали. Несколько раз вздохнув, Хеллер затрусил по дорожке и вскоре оказался в приемной здания Генеральной Ассамблеи, если только я верно прочел указатели на стенах. Тут была надпись «Справочная», но он не подошел к окошечку. Казалось, само здание вызывает у него живой интерес. Рассеянный свет проникал сюда сквозь прозрачные стены, и Хеллер подошел к одной из них, по-видимому, желая выяснить, каким именно образом достигается такой эффект. Потом он направился в зал Ассамблеи и застал там всю группу. Мисс Симмонс продолжала свою лекцию:

– …Здесь делегаты могли бы встать как один и громко и решительно потребовать запрещения ядерного оружия на вечные времена. Но, увы, они не делают этого. Люди, которые заседают здесь, не делают этого! Они сидят здесь годами и хранят молчание, одолеваемые своими собственными страхами. Они прикрывают…

Хеллер тем временем разглядывал мраморные скульптуры. Группа направилась гуськом вслед за мисс Симмонс к выходу. Мисс Симмонс на ходу продолжала свою лекцию, совершенно игнорируя штатного гида, который, по-видимому, решил просто присоединиться к группе. Все вместе они прошли в здание заседаний и вскоре оказались на галерее палаты, над входом в которую красовалась надпись «Совет Безопасности». Экскурсанты осмотрели пару сотен кресел для публики, свободных в данный момент, поскольку никаких заседаний, разумеется, сейчас не было, да и не могло быть еще по меньшей мере недели две, и мисс Симмонс продолжила свою лекцию:

– А сейчас мы с вами попали наконец в логово тех немногих избранных, которые, в силу широчайших предоставленных им полномочий, имеют право наложить вето от имени пятнадцати наций на любую акцию, даже если сама Генеральная Ассамблея решится предложить ее. Пять постоянных членов — Соединенные Штаты, Франция, Соединенное Королевство, Россия и Китай — каждый из них имеет право отвергнуть в одностороннем порядке любые, пусть и самые страстные призывы народов всей Земли! Они блокируют все усилия, направленные на то, чтобы объявить вне закона ядерную энергию и разоружить наконец весь мир! Стяжательство, жажда власти, гигантомания и чистая паранойя подталкивают их все ближе и ближе к краю пропасти!

Хеллер, который в это время любовался стенными росписями и какой-то картиной, выдержанной в сине-золотых тонах, расслышав ее последние слова, задал все-таки вопрос:

– А кто именно мешает окончательному решению этой проблемы?

– Русские предатели, которые продали революцию и сами превратились в тиранов и угнетателей пролетариата! — громогласно возвестила мисс Симмонс. — Кто задал вопрос? Это очень хороший вопрос.

– Уистер, — поторопилась сказать какая-то девица.

– Ах, это опять вы! Немедленно прекратите отвлекать группу, Уистер! — И мисс Симмонс решительно повела слушателей к выходу.

Взгляд Хеллера остановился на гигантской статуе мускулистого мужчины, который с огромным усилием делал что-то непонятное.

– А что делает эта фигура? — спросил он.

– Это русская статуя, — пояснила мисс Симмонс. — Она изображает рабочего, которого заставляют перековывать лемех плуга на меч. Она символизирует предательство интересов пролетариата. — Тут она оглянулась, подняла очки на лоб и добавила: — О, это был очень хороший вопрос, Джордж. Хеллер тоже оглянулся вокруг в поисках Джорджа, но увидел только других студентов. Мисс Симмонс собрала всех у статуи Мира.

– Итак, дорогие студенты, это только начало, попытка сориентировать вас по курсу. Но я кое-что хотела бы подчеркнуть особо, так что прошу внимания. Абсолютно все, что вы будете наблюдать во время наших последующих лекций по восхищению природой, обречено сгореть в пожаре термоядерной войны. И, любуясь каждым цветочком, каждым листиком, каждой крохотной лапкой и каждым клочочком мягкой пушистой шерстки, вы должны постоянно помнить, что все это обречено сгореть в адском пламени термоядерной войны!

О, она даже не представляет себе, насколько она права! Если Хеллер проиграет и начнется вторжение Волтара, эти их жалкие бомбы покажутся им пустяком.

– Итак, группа, — продолжала она, — если в настоящий момент вы еще не испытываете коллективно и каждый в отдельности непреодолимого желания записаться в ряды демонстрантов, протестующих против атомного оружия, то уверяю вас, что в самом ближайшем будущем вы его обязательно испытаете и примкнете к нашим рядам, а нью-йоркская полиция может делать все, что ей заблагорассудится. А теперь вы свободны. Уистер, останьтесь, пожалуйста.

Студенты постепенно разошлись, а Хеллер подошел к мисс Симмонс. Она подняла очки на лоб, чтобы получше разглядеть его.

– Уистер, боюсь, что занятия у вас идут плохо. Вы мешали остальным. Вы все пропустили мимо ушей.

– Но я слышал все, что вы говорили, — возразил Хеллер. — Вы сказали, что, если не заставить ООН работать по-настоящему, планета будет разрушена термоядерным оружием.

– Которое создадут такие, как вы, Уистер. Мои слова были более выразительными. Сегодня я ставлю вам низший балл. Если вы будете заниматься так же скверно, то все ваши связи не спасут вас. И если вы провалите настоящий курс, Уистер, то не получите диплом и никто не станет с вами разговаривать и вы никогда не будете работать в столь желанной для вас области, где вы могли бы заняться разрушением нашей планеты. Может, мои силы и малы, но я употреблю их на справедливое дело, Уистер. До свидания.

И она зашагала прочь.

Хеллер уселся на траву. О боги, как здорово все получилось! Мисс Симмонс встала на его пути. Какая прелестная, какая блестящая женщина! Ее прямые волосы и очки с толстыми стеклами не позволяли сразу по достоинству оценить ее привлекательность. И хотя она явно относилась к числу мужененавистниц, я вдруг испытал к ней огромную нежность, желание обнять ее и сказать ей, какое она прелестное создание на самом деле. Она моя союзница! Наконец-то я отыскал кого-то, кто дал мне надежду в этом мире хаоса! О, мне было очень приятно смотреть, как Хеллер сидит в парке и тупо смотрит на траву. Судьбы империй оказались в слабых и прекрасных женских руках. Но это случается не впервые в многовековой истории планет. И мне оставалось только молить богов, чтобы хватка этих судьбоносных рук оказалась крепкой и неразрывной.

Хеллер посмотрел на часы. Их мигающий циферблат показывал три часа дня. Он глянул на небо: на севере собирались тучи, а по виду облаков можно было определить, что где-то уже пошел дождь. Он встал и быстрой трусцой направился к дому. Внезапно остановился. Что-то привлекло его внимание далеко впереди. Мисс Симмонс как раз спускалась по лестнице в метро. Хеллер быстрым взглядом окинул улицу. Был воскресный день, и на улицах, естественно, не было ни души — обычная картина центра города в воскресенье. Он снова припустил рысцой, направляясь в сторону входа в метро. Мне внезапно пришло в голову, что, может быть, он воспользуется моментом и постарается прикончить мисс Симмонс! Собственно, будь я на его месте, это пришло бы мне в голову немедленно. Все-таки школа Аппарата всегда сказывается. Но он пробежал мимо ведущей вниз лестницы. И тут из глубины станции послышался громкий крик:

– Нет! Уходите!

Хеллер одним прыжком перемахнул через парапет и стремглав помчался вниз, перескакивая через несколько ступенек. Так он пулей вылетел на платформу. Мисс Симмонс стояла там по другую сторону турникета. Прямо перед ней, покачиваясь, топтался растрепанный пьянчужка.

– Ладно, давай доллар, и я пойду себе!

Она замахнулась на него своей тростью. Он перехватил трость, вырвал из ее рук и отбросил в сторону.

– Эй, ты! — крикнул Хеллер.

Пьяница оглянулся, а потом, спотыкаясь и чуть не падая, бросился бежать в сторону противоположного выхода. Хеллер опустил жетон в прорезь и прошел через турникет. Подобрав палку, он подал ее мисс Симмонс.

– На улицах в воскресные дни всегда бывает так пусто, — сказал он, — Вам тут находиться небезопасно.

– Уистер! — с ненавистью прошептала мисс Симмонс.

– Может, было бы лучше, если бы я проводил вас до дома? — сказал непоколебимо вежливый и воспитанный офицер Флота его величества.

– Мне ничто не угрожает, Уистер, — ответила мисс Симмонс довольно ядовито. — Всю неделю я работаю как проклятая. Всю неделю студенты только и знают, что донимают меня всячески. Сегодня мне удалось пораньше завершить занятия, и впервые за многие месяцы у меня появилась наконец возможность спокойно прогуляться в одиночестве. И кто же мне мешает? Вы!

– Простите, пожалуйста, — сказал Хеллер. — Просто я думаю женщине совсем небезопасно разгуливать в одиночестве по улицам этого города. А особенно — именно сегодня, когда вокруг так мало людей. Этот человек, который только что…

– Я живу в Нью-Йорке уже много лет, Уистер. И прекрасно умею позаботиться о себе. Со мной никогда ничего не случается!

– А вам часто приходится совершать прогулки в одиночестве? — спросил Хеллер.

– Мне не так-то часто выпадают такие случаи, Уистер. Всегда кругом носятся студенты. И прошу вас, Уистер, оставьте наконец меня в покое. Я в любом случае совершу намеченную прогулку, и мне не помешаете ни вы, ни кто-либо иной. Уходите, убирайтесь куда хотите и можете вволю играть с этой вашей атомной бомбой!

С грохотом подошел поезд. Мисс Симмонс демонстративно повернулась к Хеллеру спиной и вошла в вагон. Хеллер пробежал трусцой мимо нескольких вагонов и, удержав на мгновение автоматически захлопывающуюся дверь, вскочил в вагон. Поезд отошел, резко набирая скорость. Я пытался разгадать его намерения. Жил он всего в нескольких кварталах от станции, от которой поезд только что отошел. Она же была явным препятствием на его пути к диплому. Избавиться от нее, безусловно, было в его интересах. По всем учебникам и наставлениям Аппарата у него оставался лишь один образ действий. Неужели я нашел настоящего союзника, чтобы тут же потерять его?

Поезд въехал, на станцию «Центральный вокзал». Хеллер следил за мисс Симмонс сквозь застекленную дверь вагона. Она вышла. Он тоже успел выскочить на перрон. Мисс Симмонс, по всей вероятности, не заметила его. Она перешла на линию, ведущую к Лексингтон-авеню. Хеллер следовал за ней на приличном расстоянии.

Она вышла на платформу поездов, идущих в сторону Лексингтон-авеню и, пройдя по ней почти до самого конца, остановилась там, где должен останавливаться головной вагон. В ее сторону стремительно направился молодой человек в красном берете. Хеллер тоже двинулся было в том же направлении, но скоро остановился. Молодой человек выглядел вполне прилично. На нем была белая тенниска с надписью «Служба добровольной охраны порядка». Он заговорил с мисс Симмонс.

– Мисс, — сказал он очень вежливо, — вам не следовало бы садиться в головной или хвостовой вагон, а особенно — по воскресеньям. Лучше всего ездить в средних вагонах, где обычно бывает больше народа. Молодежные банды и просто ворье так и шныряют сегодня.

– Оставьте меня в покое! — резко бросила мисс Симмонс и круто повернулась к нему спиной.

Служитель добровольной охраны медленно побрел вдоль платформы. Он, по всей вероятности, учуял как-то, что Хеллер был невольным свидетелем этой сцены. Проходя мимо Хеллера, он сказал как бы про себя:

– Групповые изнасилования тут случаются чуть ли не ежеминутно, но это их ничему не учит.

Поезд подошел и, зашипев тормозами, остановился. С грохотом растворились двери вагонов. Мисс Симмонс вошла в головной вагон. Хеллер юркнул в один из вагонов в середине состава. Дверь с таким же грохотом затворилась, и они отъехали. Поезд, раскачиваясь и громыхая на стыках, набирал скорость. Какой-то пьяница угрожающей внешности и габаритов оценивающим взглядом окинул Хеллера. Тот вытащил из кармана инженерские перчатки и натянул их. Жест оказался достаточно красноречивым. Верзила сразу же направился по вагонам в хвостовую часть поезда. Белые таблички с названиями станций мелькали за окнами вагона. Они все ехали и ехали по темным туннелям. Поезд шел с очень большой скоростью. На каждой из довольно редких остановок Хеллер приподнимался и выглядывал наружу, следя, не вышла ли мисс Симмонс, и, убедившись, что на перроне ее нет, снова опускался на место. Через довольно продолжительное время поезд остановился на станции «Вудлон».

Здесь мисс Симмонс вышла из вагона. Хеллер дождался, пока дверь начнет закрываться, и выскочил в самый последний момент. Мисс Симмонс уже скрылась, поднявшись по лестнице. Вскоре и Хеллер выбрался из метро на свет Божий. Мисс Симмонс решительно вышагивала в северном направлении. Он немножко выждал, поглядывая на небо. Чувствовалось, что надвигается дождь. Порывы ветра несли по дороге обрывки бумаги и пыль. Только тут я наконец понял, что именно он затеял: он наверняка прочел уже немало принесенных ему Римбомбо наставлений по разведывательному делу, а особенно внимательно то, где речь шла о методах выслеживания русского шпиона. Сейчас он просто практиковался. Он ведь не читал наставлений Аппарата и не мог знать, что сейчас ему следовало просто убить мисс Симмонс. Но, зная его образ действий и разгадав его подлинные намерения, я сразу же почувствовал значительное облегчение. В конце концов мисс Симмонс по-прежнему будет в полной безопасности, а значит, у меня по-прежнему остается надежный союзник.

Несколько паникеров из гулявших в парке явно торопились домой. Порывы ветра трепали их одежду и волосы. Если не считать их, здесь вообще не было людей. Хеллер продолжал следовать за мисс Симмонс, отстав ярдов на двести. Она продолжала идти энергичной походкой. Впереди показался столб с табличкой «Ван-Кортлэнд-парк». Она свернула у столба и, помахивая палкой, резво затопала по дороге своими ботинками на толстой подошве. Она являла собой типичный образ европейского альпиниста. Мисс Симмонс еще несколько раз свернула. Сейчас они шли по пустырю, пересеченному редкими извилистыми тропками.

Хеллер подобрался к ней поближе, но все равно их разделяло еще ярдов тридцать. Кругом были густые заросли кустарника, и Хеллер шел почти не таясь. Но мисс Симмонс не оборачивалась. Впереди лежала небольшая лощинка. Тропа здесь довольно полого шла вниз, а потом круто взмывала вверх. Это было совершенно изолированное место, скрытое за густыми зарослями и высокими деревьями. Мисс Симмонс уже успела одолеть примерно третью часть подъема. Хеллер тоже вышел на тропу.

И тут совершенно неожиданно из окружавших ее зарослей выскочили шестеро мужчин. Один из них живо преградил ей дорогу. Это был оборванный белый парень. Негр отрезал ей путь к отступлению сзади. Двое латиноамериканцев и двое белых зашли справа и слева. Хеллер бросился бежать к ним.

И тут послышался бесстрастный хриплый голос:

– Стой-ка, сынок!

Хеллер оглянулся через левое плечо. За стволом раскидистого дерева стоял какой-то бродяга с серым небритым лицом. В руках он держал двустволку, направляя ее на Хеллера. Их разделяло всего футов двадцать. Послышался еще один голос:

– Не рыпайся, парень!

Хеллер оглянулся через правое плечо. Еще один тип, на этот раз негр, стоял примерно в тридцати футах, направив на него револьвер.

– Мы тут, парень, просидели почти целый день, дожидаясь такого удобного момента, так что не рыпайся и старайся не делать резких движений.

– Да, сынок, тебе на этот раз не придется попользоваться таким кусочком в одиночку. Потом можешь лакомиться сколько угодно, если, конечно, тебе тут оставят хоть что-нибудь, — сказал человек с двустволкой. Со стороны тех, кто окружал мисс Симмонс, донесся взрыв веселого хохота. Они все еще прыгали вокруг нее. Она замахнулась на кого-то палкой. Один из нападавших, негр, легко вырвал у нее палку и принялся приплясывать, размахивая ею. Остальные тоже начали пританцовывать вокруг мисс Симмонс.

– Пожалуйста, прекратите! — громко крикнул им Хеллер.

– Успокойся, парень, — сказал человек с ружьем. — Это ничего страшного — нормальное групповое изнасилование. Воскресный отдых, так сказать, разрядка. Мы вот с Джоем уже (…) свое и получаем удовольствие, только наблюдая, как (…) другие. Так что можешь тоже присоединиться к нам, и тогда, может быть, нам не придется прихлопывать тебя.

– Да что же за скоты собрались на этой планете? — воскликнул Хеллер.

– А деньги у тебя есть? — спросил человек с револьвером. — А то героин сейчас ужасно дорог.

Группа вокруг мисс Симмонс затеяла новую игру. Они принялись толкать ее друг на друга. При этом они постепенно оттесняли ее на небольшую полянку, со всех сторон закрытую от посторонних глаз деревьями. Она кричала, требуя оставить ее в покое. Хеллер полез в сумку, но тут же был остановлен:

– Не надо, парень. Стой так, чтобы мы видели твои руки. У меня двенадцатый калибр, заряженный картечью, да и спуск у ружья моментальный. Денежки свои мы возьмем попозже, Джой, не волнуйся. О Боже, — сказал он, — ты только погляди на этих чертенят!

– Только тупые и безмозглые скоты могут позволять себе такие вещи, — сказал Хеллер.

– С чего ты взял, что они безмозглые? — возмутился человек с револьвером. — Вот этот — Пит — сам учил их. А уж психологию он прекрасно знает. Да и любой из этих ребят имеет «А» по психологии. Так как же можно говорить, что они безмозглые? О Господи, ты посмотри только, как ребята завелись. Во дают, правда, Пит?

– Да, тут есть на что посмотреть, — прохрипел Пит.

Хеллер потихоньку отступал, но я не сразу заметил это. Он медленно, дюйм за дюймом, пятился назад. Итак, он нашел самое простое решение проблемы. Он просто решил удрать! Да, он оказался хитрее, чем я думал.

Полдюжины молодых людей, распаляясь все больше и больше, уже оттеснили мисс Симмонс на маленькую полянку. Латино-американец прыгнул и сорвал с ее головы шляпу. Еще один растрепал ей волосы. Они упали ей на плечи.

– Ух ты! — воскликнул негр. — Ты погляди, как она заводится!

– Перебить кучу бродяг не входит в мою задачу, — сказал про себя Хеллер и крикнул: — Прекратите и уходите, пока не поздно! Вы рискуете жизнью!

– Если здесь кто и рискует жизнью, так это ты и эта (…), — сказал Пит и крикнул беснующейся шестерке: — О Господи, да начинайте же вы раздевать ее! Я хочу видеть ее голенькой! Боже, да это получше воскресного телевидения!

Двое ухватились за куртку мисс Симмонс, ловко сорвали ее и отскочили, пританцовывая. Еще двое, благополучно увернувшись от ее рук, разорвали на ней рубашку. Хеллер продолжал незаметно отступать, дюйм за дюймом.

– Блэкки! — заорал кому-то Джой. — Зайди ей за спину и сорви бюстгальтер!

– Ах! — восхищенно простонал Пит.

– Педрито! — орал Джой. — Принимайся за юбку! Юбку, я говорю! Сдергивай ее!

Медленно и незаметно Хеллер отодвигался назад.

– Дайте ей жару! Дайте жару! — исступленно вопил Джой. — Хватайте ее сзади и берите в оборот!

– Заваливайте! Заваливайте ее! — орал Пит.

Мисс Симмонс попыталась пнуть одного из нападавших. Тот ловко ухватился за ботинок и, крутанув в сторону, сорвал его с ноги. Послышался хруст ломаемой кости. Лицо мисс Симмонс исказилось от боли.

– Нога! — крикнула она. — Моя нога.

– О Боже, как я люблю, когда они кричат! — сказал Пит.

По-прежнему незаметно, дюйм за дюймом, Хеллер продолжал пятиться. Он приближался к тому месту, где растущие вилкой деревья закрыли бы его от ружейного ствола. Так он на время выйдет из зоны огня и сможет броситься прочь. Ловко задумано!

– Да заваливайте же ее! Валите на спину! — завопил Джой.

Срывайте с нее барахло! Делайте, как я вам говорил! — кричал Пит.

Дикий вопль мисс Симмонс достиг верхушек деревьев.

– Не прикасайтесь ко мне! Не прикасайтесь ко мне!

Латиноамериканец жадно смотрел на нее, а она кричала:

– У меня сломана нога!

Джой облизывал губы, еще больше возбуждаясь от криков мисс Симмонс. Белый с обезумевшими глазами бросился выполнять советы Пита, кричавшего, чтобы они заставили ее молить о пощаде.

– Хватайте ее за ноги! — выкрикнул Пит.

Джоя от криков мисс Симмонс начала бить нервная дрожь.

– Пусть Уайти пойдет первым! — вопил тем временем Пит.— У всех остальных (…)! Пустите Уайти первым!

Внезапно Хеллер рухнул ничком на землю. И тут же прогремел ружейный выстрел. А Хеллер уже катился по земле, причем с такой скоростью, что экран у меня затуманился. Раздался треск револьверного выстрела. Человек с ружьем попытался обежать деревья, которые закрывали ему мишень. Он вынужден был немного отступить. Послышался еще один револьверный выстрел, и рядом с головой Хеллера взметнулся фонтан грязи.

Хеллер продолжал катиться. Внезапно на экране промелькнуло дерево и фигура прыгающего вперед человека с ружьем. Руки Хеллера тоже мелькнули на экране и схватили ружье. Пит вскрикнул и замахал переломанной рукой. Пуля щелкнула о древесный ствол, и снова раздался звук револьверного выстрела. На экране появился человек с револьвером на мушке ружейного ствола.

Ствол дрогнул.

На грудь человека с револьвером будто выплеснули красную, краску, и он тут же завалился навзничь. На экране снова возник Пит, пытающийся подняться с земли. Размазанное изображение ружейного приклада. Треск разлетевшегося в щепки приклада. Лицо Пита обратилось в кровавое месиво, из которого торчали осколки костей. Хеллер выбежал на дорожку. Плотное кольцо вокруг мисс Симмонс сразу же распалось. Группа, изготовившись к бою, поджидала новую жертву.

– Да он один! — выкрикнул белый юнец. — Убейте его, и все тут!

Чернокожий и латиноамериканец, повинуясь команде, бросились к Хеллеру. Блеск пружинного ножа.

Остальная четверка расположилась так, чтобы можно было окружить противника. Нога Хеллера ударила руку, вооруженную ножом. Нож отлетел. Раздался вопль. Изображение человека, возникшего между парой юнцов. В руке у него револьвер. Нога Хеллера, подобно тарану, движется вперед. Рука, вооруженная револьвером, как-то неестественно сложилась и упала. Какое-то движение. Снова нож! Столкновение ноги и руки. Нож, взлетевший высоко в воздух. Хеллер тем временем развернулся на одной ноге, действуя второй, словно косой. Подошва буквально оторвала чье-то лицо. О боги! Да это же шипы! Так вот, значит, зачем Хеллер все время ходил в шиповках. Блеск ножа. Лезвие скользнуло по руке Хеллера, слегка порезав ее. Нога метнулась в сторону наносившего удар. Удар сверху вниз! Он был столь силен, что грудная клетка оказалась вскрытой как консервная банка. Чьи-то руки схватили Хеллера сзади. Голова его дернулась назад, нанося удар, руки взметнулись, разрывая захват Он развернулся. Шипы его смертоносной обуви тут же пригвоздили к земле ногу противника, а вторая нога Хеллера почти одновременно взметнулась вверх. Этим ударом у нападавшего оказалась вырвана гортань.

В поле зрения возникли фигуры трех нападающих. На экране появилась курчавая голова. Мелькнула вооруженная шипами нога, и тут же послышался скрежет стали по кости. Лицо латиноамериканца. Мелькает нога. Часть черепа буквально сносится. Каблуки пытающегося спастись бегством человека. Бросок. Горизонтальный выпад вооруженных шипами ботинок, которые бьют убегающего в спину. Он падает в кучу опавших листьев. Хеллер взмывает в воздух. Голова, а над ней шиповки. Хеллер приземляется, держа ступни ног в форме римской цифры пять. Хрустят кости черепа. И тишина. Хеллер принялся поочередно обходить поверженных противников. Пятеро были уже мертвы, буквально разорваны в клочья. У шестого разворочена грудная клетка, и можно было видеть пульсирующие вены и артерии. Человек этот на какое-то мгновение пришел в себя и застонал. Потом бессильно обмяк. Тело его сотрясали предсмертные судороги. Хеллер поднялся на холм. Там он обнаружил, что и Пит, и Джой уже успели испустить дух. Он снова вернулся, пристально осматривая поле боя. Картина, представшая его глазам, напоминала бойню. Кровь засыхала на листьях подлеска, а лужи ее на земле уже превращались в густую черную грязь.

Я был в ужасе. Ведь я только сейчас разгадал, чего ради Хеллер все время ходит в шиповках. Но зато теперь это для меня было яснее ясного. В стране примитивной культуры, где по закону запрещается носить оружие, он всегда был вооружен. Он просто ходил на своем оружии, и никто ничего не подозревал! А что могло бы произойти, если бы я сейчас не наблюдал эту сцену? Ведь он и на меня мог бы напасть точно таким же образом. Да, впредь уж я постараюсь при встречах с ним держаться на порядочном расстоянии. Он опасен!

Мисс Симмонс в изорванной одежде лежала на том же месте, где ее бросили после первого же выстрела. Сейчас она приподнялась, опираясь на локоть, и следила за Хеллером широко раскрытыми, округлившимися от страха глазами. Он направился к ней и попытался помочь. Должно быть, нечаянно он задел ее ногу. Она страшно закричала и тут же потеряла сознание.

Хеллер самым внимательным образом осмотрел ее ногу. В области лодыжки имел место явно сложный перелом, и наружу торчала прорвавшая кожу кость. Достав из своей сумки нож, Хеллер нашел среди обломанных ветвей подходящие по форме и размерам и сделал из них шины. Потом с помощью лейкопластыря, найденного в сумке мисс Симмонс, неподвижно закрепил лодыжку в шине, а сверху еще раз обмотал уже собственной клейкой лентой, из арсенала военных инженеров. Потом он попытался привести в порядок ее одежду и даже надел на нее куртку. Она все еще пребывала в глубоком обмороке. Ему удалось разыскать ее очки. Он уложил их в ее сумку, а саму сумку закрепил у нее на шее. После этого он внимательно осмотрел свои бейсбольные туфли. Они были сплошь покрыты кровавыми ошметками. Он обошел всех убитых, а потом стащил с одного из трупов туфли. Сняв свои собственные, он натянул их на ноги трупа, а сам обулся в туфли убитого. Для меня это было тревожным сигналом. По всему выходило, что он внимательно изучил принесенные ему наставления по разведывательному делу. Не зря я опасался, что это может весьма затруднить мою работу.

После недолгих поисков он обнаружил и палку мисс Симмонс. И снова оглядел поле боя — и должен сказать, что оно являло собой жуткую картину под быстро темнеющим небом и при ветре, который равнодушно трепал одежду и волосы убитых. Он взял мисс Симмонс на руки и огляделся, опять, по-видимому, проверяя, не забыл ли он здесь чего-нибудь. Потом посмотрел на склон, где лежал труп человека, вооруженного при жизни ружьем.

– Зря вы не послушались меня, — проговорил он. — Я прибыл сюда вовсе не для того, чтобы карать и взыскивать.

Он перевел взгляд на мисс Симмонс. Та была без сознания. Хеллер глянул на мрачное небо и продолжил уже по-волтариански:

– Неужели планета эта населена забытыми богами людьми? Неужто чья-то злая воля вселила в них мысль, что они полностью лишены душ? Неужто они считают, что не наступит расплата в будущем?!

Типично Хеллеровское поведение. Глупо и театрально. Ведь в его интересах было бы заставить мисс Симмонс замолчать навеки, сунув ей в бок один из валяющихся поблизости чужих ножей. Можно было сразу сказать, что он не прошел школы Аппарата, а что касается имевшихся у него наставлений по разведке, то, может быть, они вообще не способны принести мне особого вреда, чего я так опасался… Да, он беспредельно глуп. В настоящее время он вроде бы пытался определить стороны света. А потом двинулся быстрым шагом в юго-западном направлении, напролом через густые заросли, однако стараясь выбирать дорогу так, чтобы не причинить боль мисс Симмонс. В конце концов он вышел на открытое место парка, а вскоре добрался и до первых улиц.

Он прошел уже порядочное расстояние, и впереди замаячила светящаяся надпись: «Метро. Станция "Ван-Кортлэнд-парк"». Он купил жетоны, и кассирша выдала их, даже не глянув на него. Но он тем не менее опустил положенные два жетона в щель турникета. Вскоре он уже занял место в вагоне. Людей в поезде, естественно, почти не было. Мимо прошел охранник, но, несмотря на выпачканные кровью брюки, разорванную одежду на девушке и то, что нога у нее была в шине, даже не остановился. Вскоре за окном появилась белая табличка с надписью «Университет». Здесь Хеллер сошел с поезда. Осторожно неся все еще пребывавшую в глубоком обмороке мисс Симмонс, он шел так, чтобы не потревожить ее. И тем не менее двигался довольно быстро. Он уже добрался до университетской аллеи, свернул на Амстердам-авеню и остановился у дверей, над которыми светилась вывеска: «Пункт медицинской помощи университета». За стеклами двери свет не горел. Тогда он снова пересек Амстердам-авеню и оказался у помещения, которое, должно быть, служило приемным покоем больницы. Ему пришлось подождать какое-то время, пока одна из сестер, проходивших мимо, не заметила его и не подошла:

– Несчастный случай, — сразу же изрекла она. — Посидите немножко здесь и подождите.

Она куда-то исчезла, а потом вернулась, толкая носилки на колесиках. Знаком она велела Хеллеру положить на них мисс Симмонс. Потом сестра укрыла ее одеялом и затянула на ее груди ремень. Сестра подвела Хеллера к конторке и достала какие-то анкеты.

– Фамилия?

– Это мисс Симмонс, — сказал Хеллер. — Она сотрудница университета. Остальные подробности вы, наверное, сможете выяснить, сверившись с документами, которые должны быть у нее в сумочке. А я просто студент.

Сестра взяла сумочку мисс Симмонс и вытащила оттуда карту страховки и прочие бумаги. Молодой врач-практикант, проходивший по холлу, подошел осмотреть мисс Симмонс.

– Шок, — сообщил он. — Она сейчас в шоке.

– У нее сломана лодыжка, — сказал Хеллер. — Сложный перелом.

– У вас у самого порезана рука. — Молодой врач закатал рукав Хеллера. — Нужна перевязка. Похоже на рану от ножа. Вы студент?

– Да, — сказал Хеллер.

– Мы сейчас окажем вам первую помощь.

Мисс Симмонс очнулась и сразу же принялась кричать. Пришла еще одна сестра с подносом, на котором лежал шприц для внутривенных инъекций. Врач верным движением ухватил руку мисс Симмонс, а сестра перетянула ее резиновым жгутом. Мисс Симмонс начала метаться, и сестра никак не могла попасть иглой в вену.

– А это у вас не героин? — спросил Хеллер. — Я не думаю, что она привыкла к наркотикам.

– Морфий, — успокоил его врач. — Самый обыкновенный медицински чистый морфий. Это ее успокоит.

Мисс Симмонс дернулась и, высвободив из ремней руку, указала на Хеллера:

– Уберите его от меня!

Она отодвигалась от него все дальше.

– Уйди отсюда, убийца!

Врачу с сестрой совместными усилиями удалось зажать руку мисс Симмонс, и игла наконец; вошла в вену. Все это время мисс Симмонс не сводила глаз с Хеллера.

– Убийца! Садист! — выкрикивала она.

Врач попытался успокоить ее.

– Ну-ну, сейчас вам будет лучше, — приговаривал он.

– Уберите его от меня! — кричала мисс Симмонс. — Я видела, как он совершенно хладнокровно убил восьмерых мужчин!

– Сестра, — сказал врач, — пометьте, пожалуйста, в бумагах, что-бы ее поместили в палату под наблюдение.

Мисс Симмонс продолжала вырываться.

– Вы обязаны верить мне! — кричала она. — Я сама видела, как он насмерть запинал ногами восемь человек.

– Сестра, — сказал врач, — вычеркните слова «под наблюдение» и впишите «в психиатрическое отделение под строгое наблюдение».

Но морфий, по всей вероятности, все-таки начинал действовать. Больная затихла. Внезапно она снова энергично вскинула голову и с ненавистью посмотрела на Хеллера:

– Я знала! Я с самого начала знала! Ты жестокий убийца! Когда я выздоровею и выйду отсюда, я всю жизнь посвящу тому, чтобы ты провалился на экзаменах!

О, при этих словах я почувствовал колоссальное облегчение. Все это время я страшно боялся, что она проникнется благодарностью к Хеллеру за то, что он не дал ее изнасиловать, да еще и наградить при этом (…), а очень может быть, что и убить просто так, от нечего делать. Но она решила быть верной идее до самого конца. Грозное выражение сохранилось на ее лице и после того, как морфий оказал наконец свое действие и она обессиленно упала на носилки.

Я тут же произвел быстрые подсчеты. Она не сможет продолжать преподавательскую деятельность в этом семестре, но наверняка приступит к работе зимой или к началу весны. У нее достаточно времени, чтобы засыпать его. Или даже — о, радость! — пришить ему обвинение в убийстве. Да будет благословенно ее глупое неблагодарное сердце! Как хорошо все-таки знать, что у тебя есть надежный друг! И даже если ее отправят в психиатрическое отделение, это все равно ничего не изменит. Эта мера вообще никогда ничего не меняет.

Продолжаются приключения Джеттеро Хеллера, стремящегося спасти погибающую Землю. Но на его пути стоят агенты коварного волтарианца Солтена Гриса и Делберт Джон Роксентер, самый могущественный и безумный человек на Земле.

и просто читателей, так тепло приветствовавших

мое возвращение в литературу, и вам, критики,

так восторженно встретившие «Поле боя — Земля».

Мне приятно работать для вас!