Миссия Земля «Во мраке бытия» (Книга 2, Часть 17)

Хеллер гнал машину в северном направлении. Ласково поглаживая «кадиллак» по панели управления, он даже разговаривал с ним:

– Ну, видишь, «кадиллак», «броэм купе элегант» на химическом двигателе, мы выручили тебя и теперь ты на свободе.

Я только презрительно улыбнулся: ох уж эти флотские, с их страстью к разным игрушкам. Чистой воды фетишизм!

Бац-Бац Римбомбо отреагировал на это несколько иначе:

– Послушай-ка, парень, знаешь, мне не хотелось бы портить тебе момент упоения победой, славой и всем тому подобным, но должен заметить, что мы в данный момент едем, воспользовавшись украденными номерными знаками, а это — нарушение закона!

– У меня имеется другой набор номерных знаков, как, впрочем, и техпаспорт, и регистрационная карточка со всеми необходимыми бумагами, — сказал Хеллер.

– И где же ты их достал?

– Как где? Да все у того же типа, которому я так и не смог дозвониться.

– У того, которого ты собирался гробануть? Послушай, парень, тебе еще многому предстоит научиться. Дело в том, что легаши, копы, ну, одним словом, полиция, работают в основном только по номерным знакам. Если у них не записаны твои номера, они тебя нипочем не найдут. Они сразу теряются и не знают, что делать. Вся их система построена исключительно на номерных знаках. Так что, если у тебя водятся деньжата, я самым настоятельным образом рекомендую тебе просто купить новую машину. Я тут знаю одного парня…

– Нет, я хочу именно эту машину, — сказал Хеллер.

– Да это не машина, а какая-то воронка для бензина! Знаешь, сколько она его сжирает?

– Знаю, — ответил Хеллер. — Но именно она мне нужна.

– Ну ладно, — вздохнул Римбомбо, — я знаю еще одного парня, так он перебьет тебе номера на моторе и добудет новые регистрационные документы и номерные знаки. В конце концов, я твой должник. Мне совсем не хочется, чтобы тебя из-за нее прищучили. Сверни-ка налево, на Туннель-авеню. Мы сейчас поедем с тобой в Ньюарк.

Вскоре вокруг уже ревели тяжелые грузовики, испускавшие целые тучи ядовитых выхлопных газов. Так, следуя указаниям Римбомбо, они добрались до Ньюарка, а потом, двигаясь по бесчисленным боковым улочкам и переулкам, попали наконец к гаражу «Шик-Блеск». Там им пришлось прокладывать дорогу среди бесчисленного множества машин, находящихся в различной степени ремонта и окраски. Бац-Бац выскочил из машины и вскоре вернулся с полноватым, лоснящимся итальянцем в белом халате, подчеркивавшем его принадлежность к руководящему корпусу. Тогда и Хеллер вышел из машины.

– Вот, парень, — сказал Бац-Бац, — познакомься с Майком Мутационе, владельцем, руководителем работ и главным крикуном этого заведения. Я уже сказал ему, что ты являешься другом семьи. Так что можешь открыто говорить обо всем, что тебе нужно.

Хеллер с итальянцем пожали друг другу руки.

– Так, может, будет лучше, если он сам скажет мне, что нужно сделать с этой машиной? — спросил Хеллер.

Майк внимательно оглядел «кадиллак».

– Ну что ж, — сказал он, — если откровенно, то первое, что я сделал бы с вашей машиной, — это выбрал бы бережок повыше да покруче да спустил бы ее оттуда в реку поглубже.

– О, только не это! — горячо возразил Хеллер. — Это очень хорошая машина!

– Это пожиратель бензина, — сказал Майк. — «Кадиллак» 1968 года выпуска на одном галлоне проходит не более десяти миль.

Майк обернулся к Римбомбо:

– Твой парень только сейчас рехнулся или всегда был такой?

– Ну что ты! — сказал тот. — Он у нас даже в колледже учится.

– А, тогда все понятно, — заключил Майк.

Римбомбо бросился к машине, повозился там и вернулся с бутылкой виски.

– А это еще что за чертовщина? — удивился Майк. — Золотая нашлепка? Что-то я не видывал такой.

Привычным движением Римбомбо отвинтил колпачок.

– Это очень хороший напиток, поэтому шотландцы придерживают его исключительно для себя. Вот попробуй, глотни.

– А ты уверен, что это не отрава? — И Майк осторожно отхлебнул прямо из горлышка. Он подержал виски во рту. — О Господи, да это же просто великолепно! В жизни не пробовал такой благодати.

– Прямо с борта корабля, — сказал Римбомбо. — Мы Приволокли тебе целую коробку.

– Ну так вот, парень, как мы и решили, — сказал Майк, — для начала хорошенько осмотрим твою прекрасную машину.

Не выпуская драгоценной бутылки, он второй рукой открыл капот. Потом достал из кармана фонарик и тщательно осмотрел мотор. После этого он печально покачал головой:

– Плохие новости, парень. Номер на этом моторе столько раз перебивали, что последний пришлось заколотить слишком уж глубоко и снова перебить его уже нет никакой возможности. — Он немного помолчал. — Но ты не отчаивайся, парень. У тебя, наверное, связаны с этой машиной какие-то теплые воспоминания. Неужто это первая из твоих украденных машин?

Он снова отхлебнул виски и облокотился на радиатор. Некоторое время он простоял так, погруженный в глубокое раздумье, и вдруг лицо его просветлело.

– Послушай-ка, я кое-что припомнил. У тебя есть возможность купить совершенно новый мотор этой модели «кадиллака» выпуска того же 1968 года. Они сделали несколько запасных и до сих пор держат их на складе «Дженерал Моторс»! Деньги найдутся?

– Найдутся, — заверил его Хеллер.

– Я сейчас же наведу справки. — Майк направился в свою контору и засел за телефон. Вернулся он весь сияя. — У них есть моторы! Ты очень торопишься или на работу можно затратить пару недель?

– Спешить мне некуда, — ответил Хеллер, — такой срок вполне совпадает с моими планами.

И тут меня как громом поразило. Я все это время был настолько уверен, что ему просто хочется иметь машину, чтобы шиковать в Нью-Йорке, настолько уверен в том, что это обычная тяга флотского офицера к столь модным в их среде игрушкам, что даже не предполагал, что он мог связывать с этим «кадиллаком» еще и какой-то свой дьявольский план. Мне пришлось вообще пересмотреть свое отношение ко всем его последним действиям. Похоже, он, вопреки моим предположениям, не просто плыл, подчиняясь ходу событий. Он все это время работал. Ведь этот (…) все время работал на обеспечение успеха своей миссии. Жуткая мысль о том, что он может преуспеть в достижении своей цели, возникла в моем сознании и приняла облик Ломбара. Да что же он затевал?

– Вот и прекрасно, — сказал Майк. — Но чего ты в самом деле хочешь от этой машины? Чего добиваешься? Скорости? Если дело в скорости, то я могу поставить в новый мотор новые поршни из совершенно нового алюминиевого сплава — они имеют значительно более высокую теплоотдачу, и ты меньше рискуешь запороть мотор при перегреве. А увеличение числа оборотов при этом гарантировано.

– А это увеличит или уменьшит расход бензина? — спросил Хеллер.

– Ну, скорее всего увеличит.

– Отлично. Ставьте новые поршни, — сказал Хеллер.

– Но если скорость машины увеличится, то придется кое-что сделать и с радиатором, а возможно, и с охладителем масла.

– Вот и сделайте, — сказал Хеллер.

– Тогда уж заодно стоит заменить и многие поизносившиеся детали, как, например, шплинты на осях и прочее в этом роде.

– Отлично, — сказал Хеллер.

– И покрышки придется заменить. Если поставить на гоночные, то есть уверенность, что они не полопаются и при скорости в сто пятьдесят миль.

– Прекрасно.

– Можно вообще заменить колеса на более легкие из магниевых сплавов, — сказал Майк.

– А это изменит внешний вид машины? — спросил Хеллер.

– Да, почти наверняка. Это сделает ее более современной. Не нужно.

Майк впервые в этом разговоре натолкнулся на отказ. Он чуть отступил, отхлебнул из бутылки и начал что-то прикидывать в уме.

– Послушай, а этот пикап не от Корлеоне? — прервал Римбомбо его раздумья, указывая на свежевыкрашенный в черный цвет «форд».

– Да, мы собираемся отогнать его к ним, — сказал Майк.

– Я его и отведу к ним, когда мы тут с тобой закончим дела, — сказал Римбомбо и сразу же начал перегружать свои коробки из «кадиллака» в «форд». Подкрепившись виски, Майк снова принялся за осмотр и ощупал крыло.

– Как видишь, тут имеются мелкие вмятины и царапины. Кое-что придется подправить. Да и вообще ее нужно будет очистить от старой краски и покрасить заново. Послушай-ка, парень, у меня вроде сохранилась настоящая краска для «кадиллаков» — мы так ни разу не воспользовались ею, уж больно она кричащая. Сейчас я сверюсь с картотекой. — Он побежал в контору и почти сразу вернулся. — Нашел! Она называется «алая огненно-пламенная». Ну и цвет! Машина светится даже в полной темноте. Окрашенную в такую краску машину просто невозможно не заметить.

– Очень хорошо! — сказал Хеллер.

Нет, я просто отказываюсь его понимать! Сначала ему нужна серая краска, потому, что она незаметна. А сейчас он вдруг выбирает краску, которая буквально обжигает экран на моем приемном устройстве. Да что же он задумал в конце концов?

– Так, — сказал Майк, заглядывая на переднее сиденье и щупая обивку, — посмотрим дальше. Видишь, вся внутренняя обивка, все сиденья и даже шторы истрепаны до предела. И так удачно получилось, что у нас есть кое-какие из нужных для ремонта материалов. Мы как-то купили прекрасный материал для обивки, да так никогда им и не воспользовались. Материал называется «снежный барс», он белый с черными пятнами. Контрастно. Особенно хорошобудет смотреться при красном кузове. Он у нас даже двух сортов. Один кусок оказался достаточно толстой фактуры. Как раз подойдет для напольных ковриков.

– Великолепно, — сказал Хеллер.

Казалось, Майк уже больше ничего не мог придумать.

– А нет ли еще чего-нибудь, что тебе самому хотелось бы тут установить? — спросил он.

– Есть, — сказал Хеллер. — Я хочу, чтобы капот мог запираться на ключ. А снизу, под всей поверхностью кузова установите дополнительный стальной лист, чтобы доступ к мотору был и вовсе прегражден.

– Понятно, ты имеешь в виду защиту от бомб и вообще установку брони, — сказал Майк. — Видишь ли, эти машины и выпускались с такими мощными моторами в расчете на то, что они будут способны нести броневую защиту. Я могу к тому же установить пуленепробиваемые стекла, усилить броней борта и…

Наконец-то мне стало ясно: Хеллер боится, что его машину снова заминируют и попытаются взорвать.

– Нет, — решительно сказал Хеллер. — Вы просто прикрепите под днищем тонкий стальной лист и установите замки на капоте, чтобы никто не мог добраться до мотора.

– И установить охранную систему электронных сторожей? — с надеждой спросил Майк.

– Не нужно, — сказал Хеллер.

Нет, просчитывать его действия просто невозможно. Единственным объяснением всех этих распоряжений Хеллера могло быть только одно — у него поехала крыша!

– Значит, у тебя все? — сказал Майк.

– Да, пока все, — ответил Хеллер.

– Ну ладно, — сказал Майк и сделал вид, будто что-то обдумывает. Наконец он изрек: — По завершении работ тебе придется выложить тысяч двадцать, никак не меньше.

Бац-Бац в это время вытаскивал из «кадиллака» последнюю коробку с виски. При этих словах он опустил ее на пол.

– Господи! — Он подошел к беседующим. — Послушай, парень, да за такие деньги я наворую и переделаю, как ты только пожелаешь, штук пятнадцать «кадиллаков» самых последних моделей!

– Ну, я бесплатно подбрасываю новые номерные знаки и оформление документов, — сказал Майк. — А кроме того, ты, Бац-Бац, и сам должен понимать, что такая сложная переделка мне и самому обойдется в порядочную сумму.

– Я согласен. — Хеллер извлек из кармана объемистую пачку денег, от которой отсчитал десять тысяч и протянул их Майку.

– Этот парень что, остановил на гоп-стоп машину Бринкса? — сказал Майк, обращаясь к Римбомбо.

– Это честно заработанные убийством деньги, — сказал Хеллер.

– Ну, в таком случае, — сказал Майк, — я внесу их в отчеты. — Он направился в контору, собираясь выписать квитанцию. — А на какое имя выписывать? — осведомился он, оборачиваясь, и тут же добавил: — Собственно, мне это абсолютно безразлично.

– На имя Джерома Терренса Уистера, — сказал Хеллер.

Теперь мне окончательно стало ясно, что он сошел с ума. По этой квитанции Гробе может узнать, что он все еще жив, и выйти на его след! А если к тому же он станет разъезжать на таком бросающемся в глаза автомобиле… Римбомбо закончил перегрузку своих драгоценных ящиков. Сияющему Майку он презентовал коробку «Джонни Уокера» с золотой нашлепкой.

– Садись, парень. Куда тебя подбросить?

– Мне нужно в Манхэгтен, — сказал Хеллер.

– Ну, в таком случае я высажу тебя у железнодорожной станции.

Так ты быстрее попадешь на место. Когда у железнодорожной станции Хеллер выходил из машины,

Римбомбо все-таки не утерпел:

– Слушай, парень, а все-таки скажи: Джером Терренс Уистер — это твое настоящее имя?

– Нет, — ответил тот. — Мое настоящее имя Красавчик Флойд.

Римбомбо оглушительно расхохотался, мгновение спустя к нему присоединился и Хеллер. Я был по-настоящему оскорблен. Красавчик Флойд был прославленным гангстером, знаменитым настолько, что любые шутки по этому поводу следовало считать просто неуместными. Должно же быть у них хоть что-нибудь святое.

– И что я вам должен за помощь? — спросил Хеллер.

– Должен, парень? — переспросил Римбомбо. Он указал большим пальцем за спину. — Послушай, парень, шесть месяцев я чалился в тюряге, мечтая об одном-единственном глотке виски. А сейчас я могу хоть купаться в нем. — И он рванул машину с места, во все горло распевая какую-то песенку.

Мне же было не до пения. На меня свалились новые неприятности и именно в то время, когда я считал, что хуже уже и быть не может. Хеллер вознамерился привлечь к себе внимание Гробса, используя имя и фамилию, которыми тот его наградил, а мне до сих пор так и не удалось завладеть трафаретом. И кроме того, Хеллер наверняка налаживал свое дело. Я это нутром чувствовал! И самое страшное — он вполне способен завершить свою миссию! У меня просто голова шла кругом. С одной стороны, Хеллер не должен дать убить себя, прежде чем я раздобуду трафареты, с помощью которых потом смогу фальсифицировать его письма к капитану Тарсу Роуку. С другой же — существовала угроза, что он сейчас занят разработкой какого-то дьявольски хитроумного и коварного плана, который поможет ему успешно завершить миссию, а это ставило меня перед необходимостью либо изолировать его, либо убить.

Я вышел из помещения и улегся во дворе ничком, прикрыв лицо руками. Прежде всего мне нужно успокоиться. Я должен заставить себя мыслить логически. Вовсе незачем сходить с ума только из-за того, что в данный момент мне следует препятствовать убийству человека, которого потом обязательно нужно будет убить. Просто мне необходимо что-то срочно придумать, изобрести какой-то способ. Нужно действовать!

А тут еще эта (…) канарейка уселась где-то на дереве и посвистывает себе. Издевательство! Форменное издевательство!

Хеллер протопал в своих шиповках по крыльцу «Ласковых Плальм» и рысцой вбежал в холл. Время было вечернее, но в этот жаркий летний сезон холл был пуст. Он уже ступил на лестницу, чтобы подняться на второй этаж, однако один из наряженных в смокинг охранников остановил его.

– Минуточку, — сказал он. — У тебя, парень, больше нет комнаты.

Хеллер остановился как вкопанный.

– Управляющий желает повидаться с тобой, — сказал гангстер. — Он ужасно расстроен.

Хеллер стремительно направился в кабинет управляющего.

– Не туда, — сказал охранник. — Садись в лифт. Он уже дожидается тебя. — И он подтолкнул Хеллера в сторону лифта. Они вошли, и охранник нажал кнопку верхнего этажа. Они вышли в длинный, наподобие коридора холл, обитый деревянными панелями и звукоизоляцией, и сразу же услышали доносящийся издалека голос управляющего. Он как раз ругал кого-то по-итальянски. Чувствовалось, что он взбешен. В комнате, к которой они подошли, помимо управляющего было еще много людей. Все они носились взад и вперед, перетаскивали какие-то вещи. Охранник подтолкнул Хеллера:

– Он здесь, босс.

Вантаджио Меретричи оттолкнул с дороги уборщицу и бросился навстречу Хеллеру.

– Ты опять втягиваешь меня в неприятности! — выкрикнул он. — Твои проделки могут мне стоить места! — Руки его, как это принято у итальянцев, вели свой особый разговор. Одной из них он провел по горлу, как бы перерезая его. — Ты способен просто погубить меня!

На мгновение он прекратил крик только для того, чтобы заорать по-итальянски на двух уборшиц, которые от страха заметались так, что столкнулись друг с другом и выронили на пол стопки простыней. Типичное для итальянцев поведение. Они столь экспансивны. Артистичны. Я убавил звук в приемнике. Естественно, Вантаджио тут же подошел к Хеллеру еще ближе и заорал еще громче.

– Это очень плохо с твоей стороны! — крикнул Вантаджио. — Пробрался сюда исподтишка!

– Да если вы думаете, что я что-нибудь не так… — начал было Хеллер.

– Я не думаю, — прервал его оправдания Вантаджио. — Я знаю!

– Если я что-нибудь…

– И это он называет «что-нибудь»! — выкрикнул Вантаджио. — Ты позволил мне поселить тебя в комнату старой уборщицы! Ты не обмолвился мне ни словечком! Да она просто взбесилась! Телефонная трубка чуть не сожгла мне руку!

Он положил руки на плечи Хеллера и проникновенно заглянул ему в глаза.

– Почему, — заговорил он умоляющим тоном, — почему ты не сказал мне, что ты друг Малышки?

Хеллер тяжело вздохнул:

– Да я ведь, собственно, и не знал, что это место принадлежит ей. Извините, пожалуйста.

– Ну ладно, парень. В будущем говори обязательно. Ну, и как тебе здесь?

Хеллер оглядел помещение. Номер состоял из двух комнат. Стены огромной гостиной, отделанные ониксом, были еще, кроме того, украшены и картинами. Ковер бежевого цвета простирался во всю ширину комнаты, и по нему были разбросаны другие ковры, весьма тонкой работы и расшитые золотом. Мебель, тоже бежевого цвета, была модернистских форм с весьма соблазнительными изгибами. Лампы представляли собой выполненные из золота обнаженные фигуры девушек. На балконе был разбит сад. Туда вела широкая стеклянная дверь, и сквозь нее открывался вид на здание ООН, окружающий парк и реку внизу. Вантаджио указал Хеллеру в другую сторону. Там был расположен бар, тоже бежевый с золотом, с золочеными полками и тонкой фигурной резьбой. Бармен в этот момент поспешно выгружал из него крепкие напитки, складывая бутылки в картонные коробки.

– Весьма сожалею, но крепких напитков я не могу здесь оставлять. Мы можем лишиться лицензии, потому что ты несовершеннолетний. Но, — поспешно добавил он, — мы забьем холодильник безалкогольными напитками всех видов, какие только можно представить. Мы оставим здесь и эти вместительные стаканы, которые можно заполнять льдом по своему вкусу. А свежее молоко мы будем доставлять каждый день. А мороженое любишь? — спросил он каким-то умоляющим тоном.

Потом он повел Хеллера по номеру, показывая ему шкафы, шкафчики, скрытые полки и демонстрируя их содержимое.

– Послушай, понимаешь, я ведь просто пошутил насчет сандвичей. У нас здесь и в самом деле нет места, где можно было бы пообедать, поскольку все заказы у нас подаются, естественно, в номера. Но зато у нас самые изысканные повара во всем городе и вообще лучшая кухня во всем Нью-Йорке. Можешь всегда заказывать, что тебе только заблагорассудится. Вот сейчас, например, что ты съел бы? Жареного фазана хочешь?

Ответа он дожидаться не стал и крикнул что-то в спальню, оттуда сразу же стремглав выбежала уборщица. Они вошли в спальню, и Вантаджио широко развел руки, как бы приглашая полюбоваться представшим их глазам шедевром.

– Надеюсь, что и здесь тебе понравится, — с робкой надеждой сказал он.

Спальня была огромной, с зеркальным потолком. Стены тоже были увешаны зеркалами в рамах из черного оникса. Центр комнаты занимала гигантская кровать. Покрыта она была черным покрывалом со сложным золотым узором. На полу лежал огромный алый ковер. Были тут и динамики, вмонтированные в специальные приспособления. Вся звуковая установка была украшена фризом с золотыми обнаженными девицами. Вантаджио, обгоняя Хеллера, бросился к этой сложной системе и принялся объяснять устройство и назначение разных кнопок и рычагов. Звукозапись можно было воспроизводить по функциональному признаку. Здесь была музыка для того, чтобы расслабиться под выпивку, музыка для размышлений, страсти, злости, успокоения и отдыха.

Потом, суетясь и забегая вперед, Вантаджио повел Хеллера в ванную. Там тоже лежали ковры и стояла ванна огромных размеров. Это была одна из тех ванн, которые заводили у себя патриции Древнего Рима. В ней свободно могла разместиться добрая дюжина купающихся. Были здесь и специальные души для массажа. Не осмотренными остались лишь настенные шкафчики, забитые всякими непонятными вещами. Был здесь и туалет с двумя биде и множество приспособлений для принятия душа. Хеллер с интересом рассматривал прибор под названием «полотенце с автоматическим подогревом» и даже нажал на кнопку. Пышущее жаром полотенце выскочило из автомата прямо ему в руки, и он послушно вытер им лицо. Вантаджио повел его обратно в гостиную.

– Ну как, все нравится? Здесь раньше жил Генеральный секретарь ООН, тот, которого потом убили. - И тут все сделано в соответствии с его личными указаниями. Я понимаю, что обстановка простовата, зато здесь места побольше. Мы, собственно, никогда этим номером не пользовались, так что и тебя здесь не станут особенно беспокоить. Им не пользовались так давно, что нам, по правде говоря, не стоило никаких трудов навести здесь порядок. Есть, конечно, номера и более роскошные, но я решил, что тебе, как человеку молодому, более подойдет именно этот. А сам ты как считаешь?

– О боги, да конечно же подойдет, — сказал Хеллер.

Вантаджио с облегчением вздохнул. Потом он перешел к делу:

– Знаешь, парень, можно все забыть и снова стать друзьями, но только в том случае, если ты сейчас же снимешь трубку и позвонишь Малышке. Она и так уже весь вечер сидит и ждет звонка.

Хеллер с такой поспешностью бросился к телефону, что на него чуть было не наткнулся носильщик, который, повинуясь знаку Вантаджио, ввозил на тележке вещи Хеллера в комнату. Хеллер едва успел снять телефонную трубку, как телефонистка, специально, по-видимому, получившая на сей счет приказания, соединила его с Байонном.

– Миссис Корлеоне? Это опять я.

– О, дорогой мой мальчик. Дорогой, дорогой мальчик!

– Вантаджио велел мне позвонить вам и сообщить о том, что новый номер я считаю просто отличным, миссис Корлеоне. И это на самом деле так.

– Это тот номер, что держали для Генерального секретаря? Тот, в котором висят на стенах оригинальные портреты полинезийских девиц?

– О да, очень красивые портреты. И вообще вид из окна тоже прекрасный.

– Не вешай трубку, дорогой мой. Тут кто-то пришел.

Послышались почти неразборчивые звуки голосов. Трубку явно прикрывали рукой. Женский голос визгливо выкрикнул что-то вроде:

«А он что сделал?» Потом последовал целый поток каких-то итальянских слов, выпускаемых со скоростью пулеметной очереди и по этому тоже неразборчивых. Но вскоре Малышка вернулась к телефону:

– Это пришел Бац-Бац. Он только что приехал. Я просто не могу поверить собственным ушам. О, дорогой мой мальчик! Нет, я просто не верю. Это невероятно! О, дорогой, дорогой, дорогой мой мальчик! Благодарю тебя! Огромное спасибо! Я не могу говорить об этом по телефону. Но, дорогой мой, я так тебе благодарна! Спасибо, спасибо, спасибо! — И в трубке послышались звуки поцелуев. И тут же, как гром среди ясного неба, раздалось львиное рычание: — А теперь передай-ка трубку Вантаджио!

Внезапно мне стало ясно, что происходит. Она только сейчас услышала об уничтожении товара своего злейшего конкурента на два миллиона долларов, о потере им гаража и прочих вещей, да еще и о том, что преследовавший ее Узопополис внезапно отошел в мир иной.

Вантаджио явно не ожидал ничего хорошего от предстоящего разговора. И тем не менее покорно взял трубку. Он говорил по-итальянски, но весь его разговор свелся к повторению таких слов, как «да!», «Малышка…», «нет», «да», «спасибо…» Потом он повесил трубку. После этого взял из рук Хеллера горячее полотенце и вытер лицо.

– Это я с Малышкой разговаривал, — пояснил он неизвестно зачем, а потом поглядел на Хеллера, будто впервые увидел его. — Слушай, парень, я не знаю, что ты там такое сделал, но наверняка и впрямь совершил нечто выдающееся. Она сказала, что у меня есть шанс удержаться на работе, но скажу тебе честно, парень: я не думаю, что в последний раз услышал ее мнение обо мне за то, что я поселил тебя в комнату для прислуги. — Он взял себя в руки и даже немного приободрился. — Но она совершенно права. Я не проявил по отношению к тебе должной благодарности, а ведь ты спас не только это заведение, но и мою жизнь. Я не выказал по отношению к тебе достаточного уважения. И вот за это за все я и прошу у тебя прощения. Ну а теперь-то все в порядке, парень?

И они обменялись рукопожатием.

– Итак, — сказал Вантаджио, — теперь, что касается всего остального. Это и в самом деле лучший из всех номеров, которые мы можем предложить тебе, но она еще сказала, что у тебя до сих пор нет машины. Ты, наверное, заметил, что у нас имеется подземный гараж. Я еще и от себя сообщил ей, что у тебя не очень много одежды. Поэтому мы немедленно пригласим нашего портного, я поручу ему снять с тебя мерки и, будь уверен, он сам сошьет тебе полный гардероб. Это будет по-настоящему отличная одежда, выполненная по специальному заказу из лучших материалов. Ну как, устраивает тебя такой вариант?

– Но, право, я просто не могу принять…

– Нет, парень, ты уж лучше прими… Мы же с тобой друзья. И хватит впутывать меня в неприятности! А теперь, подумай, пожалуйста, нет ли чего-нибудь такого, что мы забыли предоставить тебе?

– Ну, — сказал Хеллер, — неплохо было бы установить здесь еще и телевизор.

– О Господи, — сказал Вантаджио. — Я просто не знаю, как и благодарить тебя за то, что ты не сказал ей этого. Видишь ли, в борделях обычно никто не смотрит телевизор, парень. Вот мне по привычке как-то даже в голову это не пришло. Сейчас же пошлю кого-нибудь взять телевизор напрокат. Значит, остальное все в порядке?

Хеллер кивнул. Вантаджио пошел было к двери, но тут же вернулся:

– Знаешь, парень, я прекрасно помню все, что ты сделал. Ты спас наше заведение. Но на сей раз ты, похоже, сделал нечто большее. Но даже это… Она вообще относится к тебе как-то по-особенному. Не мог бы ты рассказать мне, о чем вы с нею разговаривали?

– О генеалогии, — ответил Хеллер.

– И больше ни о чем?

– Абсолютно ни о чем, — сказал Хеллер. — Вот, собственно, и все, чем мы занимались там сегодня.

Вантаджио поглядел на него долгим и очень серьезным взглядом.

И вдруг расхохотался:

– А знаешь, ты ведь на минуту заставил меня поверить тебе. Я чуть было не попался на крючок. Но, впрочем, это неважно — я счастлив, что могу считать тебя своим другом.

Он снова направился к двери и снова остановился на полпути.

– Ах да. Чуть не забыл. Она сказала, что ты можешь пользоваться услугами любой из наших девочек и я должен плевать на все законы. Ну, пока, парень.

Мое сосредоточенное внимание к событиям на экране было нарушено стуком в дверь. Я такого страха нагнал на Фахта, что он наконец плюнул на все и сделал новый секретный проход, поскольку мне удалось вбить в его заплывшую жиром голову, что он обязан немедленно направлять ко мне посыльного из числа работников Аппарата каждый раз, когда поступают донесения из Америки. Именно такой посыльный и прибыл сейчас к вновь прорубленной двери. Дрожащими от нетерпения пальцами я принял просунутое в специальную прорезь донесение. Может быть, опыт подсказал Рату и Тербу какой-нибудь ловкий прием? Возможно, я в конце концов получу какую-то помощь с их стороны. Я прочел донесение:

Считаем, что с ним покончено. Мы проследили его путь вплоть до городской свалки, и в данный момент он находится где-то на дне Атлантического океана. Заверяем вас, что мы продолжаем выполнять свой служебный долг.

Идиоты! Магазин готового платья просто выбросил на свалку вещи, в которых остались их «жучки». Однако приступ злости только укрепил мою решимость приступить к активным действиям. Придется теперь самым тщательным образом следить за «Ласковыми пальмами». Необходимо установить с максимально возможной точностью, где он кладет свои вещи, каков его распорядок дня. Затем я переоденусь турецким офицером или дипломатом, прикомандированным к ООН, проникну в это заведение, вскрою замки в его комнатах, добуду трафареты, спрятанные среди вещей, подложу вместо них бомбу, а сам исчезну со сцены вовремя. Такое решение пришло ко мне как мгновенное прозрение. План был поистине великолепным. Если мне удастся воплотить его в жизнь, Хеллер будет мертвее мертвого, а я останусь в живых. Решительным шагом я вновь направился к экрану. Вскоре он станет распаковывать свои вещи — в этом я был совершенно уверен, зная, что носильщик оставил его багаж прямо на тележке. Хеллер тем временем все еще прохаживался по своему номеру. Хотя помещение явно уступало тому, что он занимал в офицерском клубе на Волтаре, здесь тоже было свое очарование — девушки! Ведь каждая лампа являла собой скульптурное изображение обнаженного юного женского тела. Этот же мотив господствовал и в золотом шитье, которое украшало разбросанные по комнате ковры и коврики.

Он подошел к одной из висевших на стенах картин, остановился перед ней, долго рассматривал, а потом сказал что-то по-волтариански, чего я так и не разобрал. Картина была очень красивой. Девушка, коричневая, как шоколадка, весь наряд которой состоял преимущественно из красных цветов, непринужденно расположилась на фоне моря и пальм. Эта картина, если вы только разбираетесь в живописи, относится к столь модному сейчас течению концептуальной репрезентативности.

Он наклонился поближе, стараясь разобрать подпись. Там стояло: «Гоген».

Я отлично знаком с ценами на произведения живописи — их обязан знать каждый, кто имеет дело с крупными суммами наличности. Если картина эта и в самом деле оригинал, она должна стоить целое состояние. Я тут же торопливо перемотал пленку назад, чтобы уточнить, какие именно слова произнес он по-волтариански. Очень может быть, что понимание их поможет осуществлению моего плана. Мне ведь просто необходимо было знать его намерения относительно этой вещи.

Оказалось, что он тогда сказал: «Народ лодок». Ох! Это же одна из рас Аталанты, о которой они так много трепались с графиней Крэк. Тем временем он перешел к другой картине. Это тоже оказался Гоген.

И тут в комнате вдруг прозвучал какой-то посторонний голос.

– Нет! Нет! Нет! — Оказалось, что он принадлежал главной мадам этого заведения, мадам Сессо. Усы ее угрожающе шевелились.

Она с крайне недовольным видом грозила пальцем. — Нет! Молоденьким мальчикам нельзя разглядывать похабные картинки. Тут тебе совсем не нужно заниматься всякими гадостями. Если юныйсиньор желает смотреть на голых женщин, он должен смотреть на настоящих, как и полагается. Она сделала ему пальцем знак не трогаться с места, а сама схватила телефонную трубку и произнесла в нее целую тираду на итальянском языке. Потом грохнула трубку на место.

– Ты что же, хочешь совсем опозорить меня? Да если кто-нибудь узнает о таком, то скажут, что я приучаю тебя разглядывать грязные картинки. Мама миа! Что же после этого будут думать наши клиенты!

За дверью послышался топот бегущих ног. Женщина миниатюрного сложения в состоянии, близком к панике, вбежала в номер. У нее был короткий, несколько вздернутый нос, великолепные зубы, волосы цвета вороньего крыла и высокая крепкая грудь. Кожа ее была золотисто-коричневого цвета. На ней были ажурные чулки и коротенькая комбинашка, а на плечи наброшен легкий шелковый халатик. Было сразу понятно, что она родилась в Полинезии. Сладенький кусочек!

– Чито нада?

– Я застала этого юного синьора, когда он пялился на эти грязные картинки на стенах. Так вот, Минетта, ты сейчас же заберешься к нему в постель и пусть он больше никуда не смотрит! Живо-живо!

– Нет-нет, — сказал Хеллер. — Я просто хотел посмотреть!

– Ясна, ага, — сказала Минетта. — Он любит смотреть только? Да?

– Нет, вы не так поняли, — сказал Хеллер. — Дело, видите ли, в том, что у нас… у меня на родине есть люди, которые как две капли воды похожи на вас. Вот я и хотел только посмотреть…

– Мадама Сессо сама видит, ему смотреть нада! — сказала Минетта. — Он смотреть люпит. Он удовольствие получать от только смотреть, вот! Мадам Сессо решительно направилась к ней.

– Вот и покажи молодому синьору. Пусть смотрит! — И она одним рывком наполовину сорвала с нее халатик, обнажив крепкие, правильной формы груди Минетгы. Они были похожи на половинки золотистых дынек.

Но Минетта тут же отступила от нее.

– Мадама Сессо, ты очень злая человека! Бизнес совсем нет-нет! Три недели нет. Три недели я не видеть мужчина. Постель совсем пустой. Я терять ум! Все девочки говорят только о мужчина. Если я делать стриптиз, я буду бросаться на него, мадама Сессо! Тут мадам Сессо набросилась на девушку и сорвала халатик, и тот, улетая, закрыл все поле зрения Хеллера.

– Ты у меня сделаешь стриптиз прямо сейчас, не сходя с места, — взревела мадам Сессо.

Хеллер тем временем пытался снять с головы халат.

– Хорошо, хорошо! — завопила Минетта. — Я иду сейчас и надеваю юбка из травы. Я иду и вставляю цветы в голову. Потом я иду сюда и делаю стриптиз. Только после стриптиза пусть он…

Изображение на экране покрылось полосами. Звук превратился в бессмысленный рев. Я никак не мог понять, что происходит. Экран покрылся рябью, а из динамика доносился только этот рев. Какой жестокий удар! Это какая-то помеха неизвестного мне вида. Впервые за все время работы системы я столкнулся с такими помехами. Оборудование все-таки подвело меня.

Я проверил питание. Все было в порядке. Я усилил прием, но аппарат заревел еще громче. И темнота на экране вовсе не походила на ту, которая застилала экран, когда Хеллер спал. Мне пришло в голову, что помехи появились в результате эмоциональной перегрузки объекта слежения. Я перебрал в уме все возможные варианты, перепробовал все догадки, на какие только был способен. Ничего не оставалось, как обратиться к инструкции по пользованию прибором — я ведь так ни разу и не дочитал ее до конца. Буквально на второй странице я отыскал следующее замечание:

ПРЕДУПРЕЖДАЕМ!

Поскольку прибор используется в углеродно-кислородной среде, он в силу этого проявляет сверхнормальную чувствительность в отношении конфигурации волн углерода на атомном и молекулярном уровнях. Единственным стойким нарушением приема этих двоякого типа волн может стать излучение углеродных спектральных эмиттеров. Таковыми являются необычайно редко встречаемые устройства, однако агента следует предупредить, что он должен держаться на расстоянии не менее тридцати футов от источников подобного излучения, если аналогичные устройства применяются в той культуре, в которой используется труд данного шпиона.

Вот, собственно, и все, что было сказано об этом в инструкции. А поскольку Хеллер и не подозревал о том, что он сам и есть объект слежения, то совершенно естественно, что никто его не мог предупредить или потребовать выполнения этого условия. А если предупредить, то о чем? Что может представлять собой этот чертов углеродный спектральный эмиттер? Это был как раз тот редчайший случай в моей практике, когда мне приходилось жалеть о том, что я не принял каких-то решительных мер, которые помогли бы мне бодрствовать на лекциях в Академии. Ведь теперь можно было почти с полной уверенностью предположить, что именно такая штука находилась сейчас менее чем в ста футах от Хеллера. Но неужто такие сложные вещи могли вообще находиться на такой примитивной с точки зрения электроники планете, какой являлась Земля? Но как бы там ни было, мы оказались блокированными. Я уменьшил звук, потом еще раз бросил взгляд на мечущуюся по экрану сплошную рябь. Разбитый и отрешенный, я беспомощно отошел от приемника.

Здесь у нас время приближалось к полудню. Целые дни напряженнейшего труда уже начали сказываться на моем общем состоянии.

Через потайную дверь я вышел в спальню. Потом велел повару приготовить мне очень крепкого бульона. И вскоре мне удалось забыться тревожным сном.

Внезапно меня будто подбросило на постели. Стояла тихая и глубокая ночь. Тишина! Уже столь привычный легкий шум приемного устройства в моей потайной комнате отсутствовал. Я бросился туда сквозь заднюю стенку шкафа. Изображение на экране было таким четким, что лучшего и желать не приходилось. Хеллер преспокойно сидел в своей комнате и смотрел телевизор. Я быстро бросил взгляд на свои часы. Там, в Нью-Йорке, было сейчас примерно семь часов вечера. По телевидению как раз передавали последние известия. А что же произошло с бедняжкой Минеттой? Было ли выполнено ее требование? Разрешил ли Хеллер исполнить перед собой стриптиз и взял ли ее потом к себе в постель, как она того требовала? Ничего этого я не знал. И даже ничего не мог сказать по этому поводу. Смахивающий на испанца обозреватель на телеэкране продолжал занудно перечислять убийства, произошедшие в городе, а потом зачитал следующее сообщение:

– Нью-йоркские автомобилисты, въезжающие в туннель Линкольна, были сегодня поражены зрелищем огромного огненного шара, который внезапно взвился в небо. На телефонные компании обрушилась лавина телефонных звонков встревоженных свидетелей происшествия. И все они пытались выяснить, не началась ли третья мировая война. — Обозреватель чуть заметно улыбнулся. — Они были весьма разочарованы, когда узнали, что это оказалось всего лишь взрывом цеха компании по окраске автомобилей «Акме». Проведенное расследование выявило, что во время возгорания на ее территории находились тысячи галлонов легковоспламеняющейся краски. Считается, что имел место преднамеренный поджог со стороны владельцев, которые только недавно застраховали имущество на сотни тысяч долларов. На пожарище было обнаружено одиннадцать трупов, но ни один из них так и не был опознан. —Комментатор игриво улыбнулся: — Но произошло все это в Джерси, по другую сторону границы. По этому замечанию я понял, что передача велась по Манхэттенскому каналу.

Что это? Погодите, погодите. Какая-то тень? Нет, на экране слева от лица Хеллера возникла темная рука. А он даже не глянул на нее. И в пальцах было зажато какое-то орудие. Вилка! Кто-то кормил его в то время, как он смотрел телевизор. Рука исчезла, и из динамика послышались усиленные аппаратурой звуки пережевывания пищи. Значит, кто-то был с ним в комнате. Неужто Минетта? Неужто ей все же удалось добиться своего? На экране комментатор что-то бубнил о каких-то знаменитостях, которых избили и ограбили на улице. При этом он зачитал довольно длинный список.

Хеллер чуть повернул голову вправо. Погодите-ка! Там что-то мелькнуло? Что-то светлое, расположенное слева от телевизора. Поскольку это что-то попадало в зону его периферийного зрения, мне с большим трудом удалось разглядеть, что это. Там находились две пары очень светлых ног. Одна пара — в кружевных тапочках, вторая — босая. Теперь я уловил даже какие-то неразборчивые тихие голоса, звучащие справа от него. Из-за этих дурацких новостей я не обратил на них внимания. Тут же перемотав запись назад и усилив звук, я различил два женских голоса. Неужто один из них принадлежал Минегте?

Усилив звук, я сумел выделить посторонние голоса среди звучащего на пленке дикторского текста. Акцент принадлежал уроженке среднезападных штатов.

– …и, дорогая моя, позволь сказать тебе, что он был очень хорош, — говорил этот голос. — По-настоящему хорош! Я думаю, что он вообще был лучше всех… Потом послышалось неясное бормотание другой девушки. Неужто он принадлежал Минетте? Я еще усилил звук и отрегулировал тональность.

– Так я даже и предположить не могла, что за один раз можно успеть столь…

На этот раз акцент был явно английского происхождения. Да, здесь сейчас находились две совершенно другие девушки. А телекомментатор тем временем продолжал свои известия. Он сделал беглый обзор положения на биржах ценных бумаг. И снова перешел к происшествиям:

– Представитель по работе с прессой Федерального казначейства сообщил сегодня вечером, что Узопополис, их управляющий по Нью-Джерси и несколько других налоговых инспекторов бесследно исчезли. Какие-либо недостачи в их отчетных документах категорически отрицались, однако все прекрасно знают, что у Узопополиса имеются весьма тесные связи с банками на Багамах. Во всех аэропортах по эту сторону реки установлено тщательное наблюдение за отлетающими пассажирами. — И он снова игриво усмехнулся: — Но такова уж жизнь у них, в Нью-Джерси. Не правда ли, друзья?

Хеллер наклонился вперед и выключил телевизор. Автоматически регулятор моего приемного устройства сразу же скорректировал режим приема. Хеллер наконец-то обернулся влево. Прямо напротив него у столика сидела роскошная, хищного вида желтокожая девушка. На ней почти ничего не было. Прозрачный шарф был наброшен на плечи, и сквозь него проглядывали груди. А где же Минетта? И что здесь делает эта девица?

А она в это время смеялась, сияя великолепными зубами:

– Итак, дорогой, ты, надеюсь поверил этому типу и будешь держаться подальше от другого берега — от этого опасного Джерси. Иди-ка лучше ко мне. — И она соблазнительно выпятила грудь.

Потом сунула вилку в огромную хрустальную салатницу, набрала роскошного салату под названием «Цезарь» и, чуть прикоснувшись вилкой к своим губам, кокетливо протянула ее через стол Хеллеру. — Вот когда ты покончишь со жратвой, я, если захочешь, смогу показать тебе, как это делается в Гарлеме, ладно? — И она рассмеялась низким полным соблазна смехом. Пытка искушением! И тут глаза ее вдруг загорелись. — А вообще, пора кончать с обжорством! — Она решительно положила вилку на тарелку и поднялась ему навстречу.

На ней и был-то всего лишь этот прозрачный шарф — больше ничего. Она протянула руку к Хеллеру… И тут снова начались помехи! Я невольно застонал и принялся ждать, когда помехи прекратятся. Они все продолжались и продолжались. Прождав бесполезно несколько минут, я, очень расстроенный, отправился обратно в спальню и бросился на постель. Плоть людская не всегда поддается воле и выдержке. Через некоторое время мне удалось подавить разгулявшееся воображение и привести свои мысли в порядок. Пока что мне удалось кое-что выяснить совершенно определенно. В системе возникают помехи. Они то возникают и бывают при этом весьма устойчивыми, то исчезают совершенно бесследно. А ведь Хеллер уже почти наверняка успел распаковать багаж и разложить вещи по многочисленным шкафам и другим укромным местам. Если я проявлю достаточную выдержку и пренебрегу затратами времени, то смогу по крохам восстановить его действия и узнать в конце концов с полной определенностью, в каком месте он прячет трафареты. Любой ценой, с любыми затратами, но я осуществлю свой план!

В соседней комнате прекратился шум помех. Ведомый недобрыми предчувствиями, я побежал к аппаратуре, чтобы посмотреть, что там происходит. Хеллер в этот момент как раз выходил из лифта в нижнем холле. Я поглядел на часы. Должно быть, они шли у меня неверно. Мне вообще было трудно постоянно делать поправки на разницу во времени в различных пунктах этой планеты, но ошибиться на столько я просто не мог. Ведь всего только десять минут назад я видел эту соблазнительную желтокожую хищницу, когда она так убедительно искушала его своими недвусмысленными намеками. А сейчас Хеллер уже появляется в холле.

Произведем некоторые подсчеты: несколько минут ему несомненно понадобилось на то, чтобы одеться. Ну, скажем, еще одна минута, чтобы спуститься в лифте. Ну что ж, придется сделать вывод, что он вообще склонен к спешке.

В Нью-Йорке вечерело. В холле к этому часу публики собралось немного, и состояла она преимущественно из. мужчин в строгих деловых костюмах, принятых среди западных бизнесменов. Но лица у собравшихся были самых различных оттенков кожи. Жизнерадостные, процветающего вида, все они были из самых разных уголков Земли — с горных вершин, из пустынь, из затерявшихся в джунглях деревень, — ну, словом, обычная публика из ООН. И все они в первую очередь устремлялись к столу администратора, чтобы сделать заказ, а потом сидели в ожидании, когда выкрикнут их номер, или прохаживались по холлу, как бы желая нагулять аппетит. Я понял, что Хеллер выполняет договоренность о том, что он будет появляться в холле с целью отпугивания посетителей определенного рода. По отражениям в зеркалах я видел, что ему еще не доставили его новых туалетов — он по-прежнему был все в том же скромном синем костюме. Но сейчас на нем хотя бы не было бейсбольной шапочки. Однако, когда он шел по не прикрытому коврами полу, я по звуку определил, что на нем по-прежнему надеты его шиповки.

Он уселся в кресле с таким расчетом, чтобы его можно было разглядеть прямо от входа и одновременно он мог наблюдать за дверью в кабинет с табличкой «Хозяин». Почти в тот же момент один из работников фирмы вошел в зал, неся целую пачку газет и журналов. Он направился прямо к Хеллеру и отдал всю пачку ему.Хеллер вручил ему двадцать долларов и небрежно махнул рукой, когда тот попытался дать сдачу.

Погодите-ка! Ведь Хеллер должен был позвонить ему из своего номера. Значит, и это время следует вычесть все из тех же десяти минут. Так что же все-таки произошло с этой соблазнительной желтокожей девицей?

Бросая изредка взгляды на входную дверь, Хеллер уселся поудобнее и принялся просматривать прессу. Ну что ж, совсем неплохо — я смогу сделать вывод о его дальнейших планах, следя за тем, какими материалами он будет интересоваться в газетах. Журналы о бегах, скачках и автомобильных гонках. Он быстро листал страницы, но, отлично зная Хеллера, я понимал, что он успевает прочитать абсолютно все. Темнит все. Но я уже был знаком с его подлыми методами. А если его что-то особо заинтересует, он обязательно остановится на этой странице и будет приглядываться к ней.

И в самом деле — на одной из страниц он остановился. На журнальной странице был изображен старый седан марки «понтиак». Статья называлась «Из мастерской к вершине славы». Это естественно. Хеллер — фанатик скорости! Хеллер — человек, подчиненный секундомеру, маньяк. Страдающий манией скорости, доходящий до последней стадии распада. Но что это? Глаза его, прикованные к статье, словно застыли на цифре, упоминавшейся в ней. А последняя фраза статьи оповещала:

Итак, всего за 225 000 долларов, составивших общую сумму затрат, нам удалось полностью переделать серийный автомобиль и в течение одного гоночного сезона не только покрыть все накладные расходы, но и завоевать солидные места, что, естественно, может являться предметом зависти для многих жаждущих славы!

Глаза его все время возвращались к цифре 225 000 долларов. После этого он некоторое время наблюдал за публикой в холле. Клиентов было не так-то уж и много, поскольку сессия ООН еще не началась. Один из наряженных в смокинг охранников незаметно подкрался к нему.

– Последи, пожалуйста, повнимательней за этим заместителем представителя Мейсабонго. Он только что вошел и стоит у двери. Вон тот, что одет в опереточную накидку и цилиндр. У него в рукаве крис — кинжал длиной примерно два фута. Иногда он впадает в бешенство и становится очень опасным. — И охранник незаметно удалился.

Хеллер зевнул, что обычно является признаком нервного напряжения. Потом раскрыл газету — это был «Уолл-стрит джорнел» — и не спеша принялся просматривать ее, довольно медленно перелистывая страницы. На объявлениях о продаже недвижимости он остановился. Особенно его интересовали загородные владения — те, что размещались не в пригородах, а на определенном удалении от городов. Там были объявления о продаже земельных владений в округе Бакс в Пенсильвании, в Вермонте и в самых различных округах Коннектикута. Все это были места, как нельзя более подходящие для проведения уик-эндов солидного служащего. Одно объявление особенно привлекло его внимание. В нем говорилось:

ВЫ СТАНОВИТЕСЬ ВЛАДЕЛЬЦЕМ НАСТОЯЩЕГО ФЕОДАЛЬНОГО УДЕЛА БУДЬТЕ КОРОЛЕМ ВСЕГО, ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ ВАШЕМУ ВЗОРУ! ОГРОМНОЕ ВЛАДЕНИЕ ПО НИЧТОЖНОЙ ЦЕНЕ! ЦЕЛЫХ ПЯТЬ АКРОВ ЗЕМЛИ, НИКАКИХ СТРОЕНИЙ! ДИКАЯ ПЕРВОБЫТНАЯ ПРИРОДА КОННЕКТИКУТА!

ВСЕГО ЗА 300 000 ДОЛЛАРОВ!

Глаза Хеллера не отрывались от цифры 300 000 долларов. Потом он открыл газету на других объявлениях. Ознакомился с рынком потребительских товаров и длинными столбцами цифр и перешел к списку курсов акций с путаницей совершенно непонятных аббревиатур. Краем глаза он заметил какое-то движение у кабинета с табличкой «Хозяин». Огромный темнокожий гигант в чалме вышел из двери в сопровождении Вантаджио. Они стояли сейчас в холле, чуть в стороне от двери, по всей вероятности, заканчивая разговор. Я сразу же увеличил громкость.

Разговор велся на английском языке. Тот, что был в чалме, благодарил Вантаджио за внесенные в счет изменения. Потом он огляделся и заметил Хеллера.

– Новенький, — заметил он. — Незнакомое лицо.

– О, вы об этом юноше, — сказал Вантаджио. — Могу сказать строго конфиденциально — отец его весьма важная особа, мусульманин. Женат на американской кинозвезде. А это их сын. Мальчик собирается поступать в колледж и отец его настоял на том, чтобы он жил здесь. Отказать мы просто не могли. Это привело бы к бесчисленным дипломатическим осложнениям, поэтому мы и согласились.

– Ах, — сказал человек в чалме, — я с легкостью могу разрешить для вас эту загадку. Вам следует правильно понять мусульманскую религию. Видите ли, — продолжал он с весьма ученым видом, — на Среднем Востоке существует такая традиция, что дети, включая и мальчиков, растут и, следовательно, живут в гаремах. И этот бордель — заведение, наиболее напоминающее его отцу гарем из всех имеющихся в Соединенных Штатах. Как видите, вещь совершенно нормальная и естественная.

– Премного благодарен вам за то, что вы так деликатно рассеяли мои сомнения, — проговорил Вантаджио, мастер в области политических наук.

– Я прямо сейчас подойду и поприветствую его на его родном языке, — сказал человек в чалме. — Мне хочется, чтобы он не чувствовал себя оторванным от дома.

Вот они и влипли! Он остановился прямо перед Хеллером. Потом совершил сложнейший ритуал арабского приветствия и произнес какие-то слова, здорово напоминающие «алейкум садам», а потом еще и длиннейшую тираду. И все это по-арабски. Пусть повертятся! Хеллер же ни слова не знает по-арабски.

Хеллер поднялся со своего места. С исключительной точностью и с приветливым выражением на лице он скопировал все жесты араба и его поклон.

– Я ужасно сожалею о том, что мой отец запретил мне пользоваться родным языком, пока я нахожусь на территории Соединенных Штатов. Однако позвольте заверить вас, что дела у меня идут хорошо и надеюсь, что вы отлично провели вечер в этом доме.

И они церемонно раскланялись.

Гигант в чалме тут же вернулся к Вантаджио.

– Великолепно воспитанный молодой человек, и наверняка выросший, как я и говорил, в стенах гарема. Это можно заметить по его акценту. Но я буду свято хранить доверенную мне тайну, Вантаджио, в особенности потому, что он приходится сыном Ага-хану. Оставив Вантаджио, гигант в чалме присоединился к небольшой группке людей у двери и шепотом о чем-то переговорил с ними. Глаза их сразу же устремились на Хеллера. Да, доверенная ему тайна хранилась свято — теперь уже всеми посетителями «Ласковых пальм». Прошло еще примерно полчаса, Хеллер за это время успел просмотреть все газеты. Он спокойно сидел в кресле и тут заместитель представителя Мейсабонго при ООН выскочил из лифта и бросился к столику администратора. Он буквально в лепешку смял свой цилиндр об стойку.

– Где этот негодяй, эта свинья Стафъюмо? — выкрикнул он, обращаясь к клерку.

Клерк испуганно оглядел холл. В этот момент как назло никого из охранников поблизости не оказалось.

– Я требую! Я требую, чтобы мне немедленно сказали это! — Заместитель представителя ухватил клерка за лацканы пиджака. Хеллер поднялся. Вот идиот! Ему же было ясно сказано, что этот человек носит в рукаве крис. А крис — это самое грозное из всех видов холодного оружия. А у меня все еще нет хеллеровского трафарета.

– Шарлотты не оказалось на месте! — кипятился заместитель представителя. — Она сейчас со Стафъюмо! От меня не скроете! Я знаю!

Дверь лифта раздвинулась, и очень толстый темнокожий человек в строгом деловом костюме вышел из него.

– Стафъюмо! — возопил заместитель представителя. — Враг народов! Капиталистический поджигатель войны! Смерть агрессорам!

И он бросился к нему через весь зал. Клерк лихорадочно нажимал на кнопки. Стафъюмо вздрогнул и попытался снова проникнуть в лифт, но дверь уже захлопнулась. Заместитель представителя тем временем успел выхватить из рукава свой крис — два фута рифленой стали — и взмахнул им. Извилистый клинок со свистом рассек воздух. Жилетка на груди Стафъюмо зазияла широкой прорехой. Заместитель представителя занес клинок для нового удара. Внезапно прямо перед ним как из-под земли вырос Хеллер. Клинок уже начал движение, но Хеллер перехватил кисть нападающего. Большим пальцем он нажал на какую-то точку на его руке. Клинок выпал из разжавшихся пальцев. Хеллер успел поймать его за рукоять прежде, чем оружие успело долететь до пола. К ним подоспело двое охранников. Хеллер жестом велел им удалиться. Потом он мягко затолкал заместителя делегата и Стафъюмо в угол кабины лифта.

– Какую комнату занимает Шарлотта? — спросил он, готовый нажать на кнопку лифта.

Стафъюмо вместе с заместителем представителя уставились на него в полном недоумении. Хеллер многозначительно помахивал крисом.

– Ну-ну, — сказал он, — можете сказать мне только номер этажа. Дальше мы ее сами найдем.

– А что вы собираетесь с ней сделать? — спросил заместитель представителя.

– Как что? — удивился Хеллер. — Она стравила двух таких важных персон. Естественно, ее придется убить. — И он снова взмахнул крисом.

– Нет! — воскликнул Стафъюмо. — Шарлотту — убить? Ни в коем случае!

– Нет! — завопил и заместитель представителя. — Как можно убивать Шарлотту, мою любовь!

– Но ведь таковы действующие у нас правила, — сказал Хеллер. — Ведь вы могли убить друг друга. А это у нас строжайше запрещено.

– Прошу вас, — сказал Стафъюмо.

– Умоляю, не нужно этого делать, — сказал заместитель представителя.

– Боюсь, что у нас просто не остается иного выхода, — сказал Хеллер,

– О, что вы, выход, конечно, найдется! — торжествующим тоном объявил заместитель представителя. — Мы можем собрать конференцию и обсудить этот вопрос.

– Совершенно верно! — подхватил Стафъюмо. — Даже самые сложные международные вопросы разрешаются именно таким образом.

И они тут же уселись прямо на полу в лифте лицом друг к другу.

– Итак, прежде всего обсудим повестку дня! — твердо объявил заместитель представителя.

Хеллер нажал кнопку, вообще отключающую лифт, и вышел, оставив их в кабине.

– Спасибо, парень, — сказал один из охранников-итальянцев. — Ты здорово управляешься с ножом. Но тебе следовало бы обратить особое внимание на мой намек. Дело в том, что они оба пользуются дипломатической неприкосновенностью и их нельзя арестовать, чего бы они ни натворили. А законопослушные американцы, вроде нас с тобой, очень даже могут быть арестованы. Мы обычно стараемся держаться подальше, когда этот тип появляется здесь. Впрочем, может быть, теперь он будет вести себя потише. К ним подошел Вантаджио, и Хеллер вручил ему крис. Обе в прошлом воюющие стороны дружно появились из лифта.

– Мы пришли к обоюдному согласию, — сообщил Стафъюмо. — Двусторонняя оккупация территории.

– Шарлотта будет в моем распоряжении по понедельникам, средам и пятницам. За ним закрепляются вторники, четверги и субботы, — пояснил условия договора заместитель представителя. — Воскресенья нам придется проводить в обществе наших жен, — тут же добавил Стафъюмо.

– Скажите, Вантаджио, — обратился к управляющему заместитель представителя, — не можем ли мы временно воспользоваться вашим кабинетом для формальной ратификации и подписания договора?

Хеллер продолжал следить за ними, пока они не скрылись за дверью кабинета Вантаджио. Он зевнул. Потом, собрав свои газеты, сел в лифт и вышел на верхнем этаже. Когда он направился по коридору в свою комнату, соседняя дверь распахнулась и из нее выпорхнула девушка. На ней был небрежно накинутый шелковый халат, совершенно расстегнутый, который на ходу отлетал назад, обнажая все ее богатство. Это была очаровательная брюнетка.

– Ах, вот ты где, красавчик. Дел у нас сейчас почти нет. А тут кто-то из девочек говорит, что у тебя можно узнать кое-что новенькое. — Она окинула его взглядом искусительницы. — Прошу тебя, красавчик, разреши мне войти к тебе, и мы… Экран мой тут же покрылся рябью. Из динамиков послышался вой и треск помех.

Но у меня и без этого хватало забот и загадок, которые требовали немедленного решения. Конечно же, Хеллера больше всего на свете интересовала его главная страсть — скорость. Интересовало его также уединенное местечко где-нибудь на природе. Я просто нутром чуял, что это должно быть каким-то образом взаимосвязано. И хотя я прорабатывал этот вопрос, пока над Турцией не забрезжил рассвет, я так и не смог решить, каким образом он собирается разъезжать на гоночном автомобиле по этим лесистым просторам. Не мог я также понять, зачем вообще это ему могло понадобиться.

Когда я проснулся, день в Турции уже клонился к вечеру. Все еще не в состоянии здраво рассуждать, с головой тупой итяжелой после сна, я зашел в свой секретный кабинет и уж совсем как дурак машинально взглянул на экран.

И чуть было не потерял сознание! Я смотрел вниз с высоты примерно двадцатого этажа! Мне даже показалось, что я падаю. Люди на лежащей далеко внизу улице выглядели как мелкие букашки. Это был слишком тяжелый удар по моей нервной системе. Закрыв глаза, я уселся в кресло. Через несколько минут мне удалось справиться со своим желудком и я наконец отважился снова глянуть на экран. Да что, черт побери, он затеял?

Хеллер находился на вершине купола, который венчал здание «Ласковых пальм». Футах в пятнадцати под ним, на плоской асфальтовой кровле стояла одна из шлюх в зеленом тренировочном костюме. В руках она держала конец веревки, тянущийся к Хеллеру. Он был занят установкой сборной телевизионной антенны! Это я узнал, по надписи на ящике, который он в данный момент удерживал на коленях:

ХЭНДИ ДЖИМ-ДЭНДИ - ПОЛНОСТЬЮ АВТОМАТИЗИРОВАННАЯ, ПОДГОТОВЛЕННАЯ К САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ УСТАНОВКЕ РАДИОУПРАВЛЯЕМАЯ НА РАССТОЯНИИ ТВ-АНТЕННА С УСИЛИТЕЛЕМ ПРИНИМАЕМОГО СИГНАЛА.

Он уже успел закрепить основание стойки антенны на бетонной верхушке купола и сейчас монтировал усилитель. Он огляделся по сторонам и удостоверился в том, что соседние здания имеют точно такие же антенны. Должно быть, он успел заказать ее еще вчера. Ага! Значит, он тоже сталкивался здесь с помехами. Но минуточку! Тогда это означало бы, что телевизор у него не должен был работать в то время, когда у меня возникали помехи, а это с полной очевидностью доказывало, что девицы собирались у него вовсе не для того, чтобы посмотреть телевизор. Он завершил монтаж наружной антенны и тут же, зажав ящик под мышкой, начал спускаться на веревке. Тут-то он и попался. Явное нарушение Кодекса! Ведь сейчас он пользовался спасательным тросом астронавта. Значит, в чемоданах он таскал за собой волтарианское оборудование! Кроме того, он пользовался сейчас и специальными волтарианскими скобами для закрепления антенны и идущего от нее провода, который он крепил по мере спуска.

Хеллер спустился и обернулся к девице. Вот она на экране — нью-йоркская шлюха во всей красе. Сейчас она держала в руках трос астронавта, изготовленный на заводе Индустриального города планеты Волтар! Соколиным взором следил я за каждым ее действием. Отдает ли она себе отчет в том, что за предмет держит в этот момент в руках? Сейчас все целиком и полностью зависело от этого. Ведь очень может быть, что я прямо сию минуту получу возможность отстранить его от миссии и отдать под суд военного трибунала.

– Не забудь здесь свою бельевую веревку, дорогой, — сказала она. — Ну а теперь что делать?

Он взял из ее рук трос, дернул его каким-то особым рывком, благодаря чему тот не только отцепился наверху, но, падая с высоты, обмотался вокруг его кисти — типичная показуха астронавтов. Я, например, так до сих пор и не знаю, как это делается.

– Ступай вперед, Марта, и разматывай катушку с проводом, а я буду идти сзади и закреплять его.

– Хорошо, дорогой, — сказала она.

И они пошли друг за дружкой. Она продела в катушку палочку и шла, разматывая провод. Хеллер же закреплял его под карнизом волтарианскими скобами. И тут мне стало ясно еще кое-что. Хеллер, судя по всему, должен

был знать, где находится источник помех. Крыша, по которой они сейчас передвигались, имела в длину примерно триста пятьдесят футов, что примерно вдвое превышало ширину здания. Антенна находилась вне пределов зоны действия источника помех. По этим данным я попытался выяснить, где именно находится этот источник и что он собой представляет, потому что мне было не только интересно, чем Хеллер занимается в своем номере. Еще больше мне хотелось узнать, где он прячет свой трафарет. Но тут я окончательно запутался.

Девица тем временем дошла до противоположного края крыши.

– А что теперь делать, красавчик?

– Теперь спускайся в мою комнату, открой дверь, выйди на балкон и снова закрепи страховочный трос.

И она убежала. Хеллер привязал конец провода к страховочному тросу и спустил его на расположенный внизу балкон. Тем временем на балконе появилась девица и прежде всего отвязала катушку с проводом. Хеллер закрепил скобой верхний конец страховочного троса на каменном парапете, перебросил через него ногу и…

Я быстро отвернулся от экрана. Этот тип задался целью свести меня с ума! Действия его не имели ни смысла, ни оправдания. Ему ведь было совершенно наплевать и на высоту, и даже на собственную жизнь. Я слушал, как он забивает скобы в вертикальную стену, но смотреть на это просто не решился. Я прекрасно знал, какое зрелище предстанет моему взору — маленькие человечки и игрушечные машины на огромной глубине! Послышался звук работающей дрели-дезинтегратора. Я отважился посмотреть на экран. Хеллер уже освободил от скобы страховочный трос и сейчас сверлил дырку в стене, чтобы пропустить в нее провод. При этом он пользовался привезенной с Волтара дрельюдезинтегратором. Я пристально вглядывался в экран, желая подметить, как на это отреагирует шлюха. Ведь прямо перед ее носом работало крохотное устройство, очень походившее формой на пальму, причем ни одна деталь в нем не вертелась, но тем не менее приспособление прогрызало в стене дыру строго заданных параметров. Все это она могла видеть собственными глазами. Причем при работе не возникало ни осколков, ни стружки, ни искр. Для обитательницы этой отсталой планеты происходящее наверняка должно было казаться истинным чудом. Ей-то только и нужно было, что воскликнуть: «Эй, посмотри-ка, эта штука просто проедает камень!», и тогда он у меня в руках!

И она заговорила!

– Я сейчас, пожалуй, сбегаю на кухню и попрошу, чтобы тебе прислали что-нибудь вкусненькое на завтрак, дорогой.

С этими словами она вошла в гостиную. Такое ее поведение окончательно испортило мне настроение. Хеллер тоже вошел в комнату. Там он прикрепил что-то вроде розетки к проводу, а потом подсоединил все это к телевизору. Он включил его и еще немного повозился с радиоуправляемой антенной. Судя по экрану, он регулировал настройку.

– Эй, глянь-ка, а видимость получилась просто отличная, — сказала шлюха. — Мы все-таки наладили эту штуку. А завтрак они пришлют прямо сейчас.

Хеллер вычистил и сложил свои инструменты. Ага, теперь я покрайней мере узнаю, куда он прячет инструменты. Он наверняка положит набор в какое-то специальное потайное место. У меня исчезли все помехи. А он тем временем складывал инструменты в сумку. Ох! Прямо на поверхности этой сумки было написано крупными четкими буквами:

ДЖЕТТЕРО ХЕЛЛЕР.

КОРПУС ВОЕННЫХ ИНЖЕНЕРОВ ФЛОТА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА

Написано было, естественно, по-волтариански, но ведь было написано — и это главное! Он небрежно швырнул сумку на диван. Она упала надписью вверх. Потом он отправился в ванную, снимая по дороге туфли и тренировочный костюм. Он стал под душ для водного массажа. Жесткие струи массажного душа звонко барабанили по его телу, однако сквозь шум я слышал, как кто-то открывал и закрывал ящики в его комнате. Все, что требовалось от женщины, от этой Марты, так это только обратить внимание на надпись на сумке, подойти к нему и сказать: «Эй, послушай, а что это за надпись? Сдается мне, что она сделана на каком-то языке, которого вообще нет на нашей планете» — и тогда ему можно свободно выносить смертный приговор. Дверь душа открылась. На экране появилась ее рука. На ней уже не было тренировочного костюма. В руке она держала кусок мыла.

– Дорогуша, давай-ка я потру тебе спинку, прежде чем мы…

И тут начались помехи.

Я раздраженно вскочил с места. Весь экран покрылся рябью, а вдобавок по нему еще метались белые извилистые полосы и из динамика вылетал самый настоящий рев. Этот прибор явно преднамеренно мешал мне собрать достаточно данных о номере, чтобы определить местонахождение его вещей, и таким образом блокировал намеченный мною рейд за трафаретом, который и положил бы конец Хеллеру и его злокозненной деятельности. Минуты мучительно тянулись, и такое длилось целых полчаса. А потом помехи исчезли.

Хеллер сидел на диване и попивал кофе. Теперь в номере помимо него никого не было. Послышался стук в дверь, и Хеллер своим чисто по-флотски всепроникающим голосом крикнул:

– Входите! Дверь не заперта!

И в комнату ворвалась целая банда портных. Они принялись разворачивать перед ним свертки самых различных материалов. Тут были и легкие шелковистые ткани, и мохер, и твид, и габардин, и шелк для сорочек, причем каждый из этих свертков подносили для ознакомления к самому носу Хеллера. С разрешения Хеллера главный портной уселся на диван с толстенной книгой в руках — каталогом последних направлений моды. Обнаружив, что он сел на какую-то вещь, он пошарил рукой и вытащил из-под себя сумку с инструментами. Стоило ему только глянуть на яркую надпись, и он сразу же сообразил бы, что в данный момент разговаривает с существом внеземного происхождения.

– Мы тут принесли вам, молодой человек, костюм, в котором вы сможете кое-как продержаться денек-другой. Это, так сказать, бросовый костюм. Но теперь нам нужно подобрать для вас фасоны одежды для светских визитов и для занятий в колледже. Видите ли, дело в том, что нынешней осенью мода проявляет тенденцию к небрежному стилю. Одежда должна быть изысканной, но одновременно и небрежной. В этой книге, составленной Ивом Сен-Жилем, легко прослеживается, что воротнички…

Блевать хочется. Кому нужны все эти дурацкие стили, кто может всерьез обсуждать вопрос о модной нынче ширине брюк? И все-таки там была одна габардиновая куртка с множеством ремешков и специально приделанным тайным карманом для пистолета, которая даже мне понравилась. Она была точно такой, какую обычно носил Хэмфри Богарт. Но все остальное… И тут мне вдруг стала понятна причина моего отвращения. Дело тут было совсем не в модах или покроях, все дело было в портном. Он был явным гомиком. А уж если я чего и не могу терпеть, так это педиков.

– А теперь, молодой человек, не будете ли вы любезны встать?

Он опустился на колени перед Хеллером и принялся обмерять его, снимая мерку для брюк. Казалось, что у него возникли какие-то затруднения, потому что ему пришлось несколько раз перемерять.

– Ох, — сказал он, сально посмеиваясь, — у вас настоящее мужское сложение!

– А в чем дело? — поинтересовался Хеллер. — Что-то не совпадает с вашими стандартами? Что, бедра чересчур узки?

– О нет, молодой человек. Я имел в виду отнюдь не бедра.

И тут снова возникли помехи. Терпение мое лопнуло! Я вскочил из-за стола. Неужто это делается специально для того лишь, чтобы изводить меня? Изводить! Да ведь если я не добуду этого трафарета, то меня изведут окончательно — убьют, проще говоря!

В дверь, ведущую в туннель, постучали. Снова кто-то от Фахта. И действительно — еще одно донесение Рата и Терба было подсунуто под дверь. Я нетерпеливо схватил его.

Не сводим глаз с океана. Мы стоим наготове на случай, если он все же выплывет на поверхность.

Это меня окончательно добило. Я пулей вылетел из дома и принялся взволнованно ходить взад и вперед по саду. А тут еще эта (…) канарейка! Заливается трелями и посвистывает себе на дереве. Все сговорились против меня!Я вбежал в помещение, схватил ружье двадцатого калибра и зарядил его. В ветвях я заметил что-то желтенькое и шарахнул сразу из двух стволов. Выстрел прогремел просто оглушительно. В хитроумно подстриженной густой кроне дерева образовалась большая дыра. Потом в гробовой тишине на землю медленно опустилось одно-единственное перышко. Я сразу же почувствовал колоссальное облегчение.

Конечно, тут же во двор с грохотом и визгом тормозов ворвалась машина с охранниками, но я только рассмеялся и отослал их обратно. Да, самочувствие мое явно улучшилось. Теперь я мог спокойно обдумать сложившуюся ситуацию и уселся для этого на скамью. Так что же, собственно, мне определенно известно на сегодняшний день? Ага, мне удалось выяснить хотя бы одну жизненно необходимую вещь. Шлюха эта, оказывается, даже и не заподозрила, что в руках у нее был страховочный трос волтарианского происхождения. Портной же, даже усевшись на сумку с инструментами, которая являлась инвентарем Флота его величества, просто оттолкнул ее в сторону, несмотря на четкую надпись на ней. Люди, проживающие вместе с Хеллером под крышей этого дома или же общающиеся с ним, начисто лишены воображения и наблюдательности! Может быть, положение это резко изменится, когда он поступит в колледж? Но следует признать, что, пока он здесь, в этих «Ласковых пальмах», абсолютно никто абсолютно ничего не заметит. Уж это точно!

Я снова направился в свой кабинет и уселся за письменный стол. Я написал суровый приказ, который следовало срочно переправить в Нью-Йорк. В приказе говорилось:

Рат и Терб находятся где-то в окрестностях Нью-Йорка. Разыщите их и заставьте срочно прибыть с докладом. Если настоящий приказ не будет срочно исполнен, весь персонал вашего учреждения будет ликвидирован.

Султан-Бей

Когда они прибудут с докладом, я прикажу им составить или заполучить планы всего здания и разведать безопасные пути. Имея такую поддержку, я сумею покончить с этим раз и навсегда. И это нужно успеть сделать до того, как у меня начнут проявляться признаки нервного переутомления. Я позвонил, чтобы прислали посыльного, и отправил с ним приказ по соответствующим каналам. Потом я прихватил с собой кувшин сиры со льдом и снова направился в кабинет. Помехи уже прекратились. Хеллер спускался в лифте.

Хеллер был одет в тот самый «бросовый» костюм. Я обнаружил боковым зрением в отражениях зеркал лифта. Это был светло-синий летний костюм и в отличие от всей остальной его одежды подходил ему по размерам, впечатление портили только битком набитые карманы. На нем была также голубая рубашка, воротник которой свободно лежал поверх отворотов пиджака, придавая ему столь модный, как я понял, небрежный вид. Но все это, вместе взятое, делало его внешний облик еще моложе. И все-таки, что бы там ни говорил портной, как всегда, все портила бейсбольная красная шапочка, которую Хеллер к тому же сдвигал на затылок. Когда он проходил по холлу, я по звуку определил, что он с той же маниакальной упорностью по-прежнему носит бейсбольные шиповки. Он мог быть удивительно чистоплотным и аккуратным, не отрицаю, кое-кому он мог показаться и весьма привлекательным, но что касается шпионажа, то он не имел в этой области даже самых элементарных познаний. Он так и не научился соответствовать своей роли. Бейсбольную шапочку еще как-то можно было объяснить — он считал, что в данный момент находится на работе. А что касается шиповок, то он объяснял это тем, что так и не нашел более удобной обуви. Нет, решительно он выглядел как полный идиот! Но я не мог проявлять по отношению к нему ни сочувствия, ни терпимости. Он был обречен. Он прошел к помещению с сейфами и остановился напротив того, что был выделен ему лично. На сей раз я заметил комбинацию, набираемую на замке. Потом он стал перекладывать свои деньги прямо в сейфе.

И тут я уловил посторонние голоса. Они могли быть расслышаны только благодаря тишине, царившей в этой части здания. Я сразу же прибавил звук. Кто-то явно разговаривал по телефону через селектор. Таким образом я имел возможность слышать обе стороны. Разговор велся на итальянском языке.

– …Вовсе не оправдывает того, что он так долго спит! — Это, несомненно, был голос Малышки Корлеоне!

– Но, Малышка, — сказал Вантаджио, — это не имеет никакого отношения к девочкам. Эти две шишки из ООН истратили на нас половину всех валютных запасов своих стран и того, что им выделила ООН, и нам просто повезло, что он не позволил им здесь поубивать друг друга.

– Вантаджио, ты что, продолжаешь делать вид, что не замечаешь, как я благодарна ему за это?

– О нет, миа капа!

– Вантаджио, неужто ты пытаешься встать на пути к образованию и карьере этого мальчика?

Хеллер в это время отсчитывал свои деньги, медленно перебирая бумажки. Казалось, он заподозрил, что некоторые из бумажек поддельные. Что же касается Вантаджио, то он от возмущения просто потерял, должно быть, дар речи. Наконец пауза кончилась.

– О, миа капа, как вы можете говорить такие ужасные вещи!

– Ты прекрасно знаешь, что образование — важная вещь. Ты что, просто ревнуешь и хочешь, чтобы он превратился в одного из этих подонков?

– О нет, — плачущим голосом возразил Вантаджио.

– В таком случае объясни мне свое поведение. Я буду очень внимательно слушать. Я даже орать не стану на тебя. Я проявлю предельное терпение. Ответь мне для начала на один-единственный вопрос: два дня назад, Вантаджио, я видела в воскресной газете объявление, что со вчерашнего дня Нью-Йоркский университет начинает прием документов. Так вот, Вантаджио, когда я задаю тебе — заметь, без крика, без ругани, а спокойно и вежливо, — очень простой вопрос, зарегистрирован ли мальчик и ходит ли он же на занятия, я получаю идиотский ответ, что, дескать, он поздно встал сегодня.

– Миа капа… — попытался вставить слово Вантаджио.

– Так вот, ты знаешь, я знаю, да и сам Господь Бог отлично знает, что мальчики терпеть не могут ходить в школу, — невозмутимо продолжала Малышка. — Ты знаешь, что их приходится затаскивать туда силком, загонять палкой, Вантаджио. Ты знаешь, что их нужно принуждать учиться. Братья мои, да упокоит Господь их души, сколько порок вытерпели, лишь бы не ходить в школу, так что ты уж не пытайся мне что-то объяснять.

– Миа капа, клянусь…

– Так вот, я хочу получить ответ, Вантаджио, на один-единственный вопрос, если только ты дашь мне сказать хоть словечко: почему ты не использовал свой авторитет и не направил мальчика в нужную сторону? Почему он не выполняет твоих распоряжений? И не пытайся спорить со мной. Ты теперь должен позвонить мне ровно через полчаса и сообщить, что он отправился в школу!

После этого прозвучал резкий щелчок. Это она повесила трубку Хеллер тем временем, по-видимому, решил, что некоторые из банкнот не поддельные только потому, что на них был напечатан портрет Бенджамина Франклина. Он аккуратно уложил деньги. Но ему вовсе не понравились результаты подсчета. Он удрученно покачал головой. Пятнадцать тысяч он сунул в карман, уже и без того набитый Бог знает чем. Потом закрыл и запер свой сейф и уже собрался было покинуть здание «Ласковых пальм», но тут услышал из кабинета

голос Вантаджио:

– Зайди-ка на минутку сюда, парень, ладно?

Хеллер вошел. Брови у Вантаджио были нахмурены. Выглядел он совершенно подавленным. Он жестом пригласил Хеллера садиться, но сам, подобно большинству итальянцев, не сразу приступил к делу. У них это считается невежливым.

– Ну, парень, как идут у тебя дела с девочками? — спросил он, сохраняя самое мрачное выражение лица.

– О, — рассмеялся Хеллер, — управляться с женщинами не представляет особого труда.

– Будь ты на моем посту, ты думал бы совсем иначе, — сказал Вантаджио.

Ага, не зря я чувствовал, что мне удастся кое-что выяснить. Вантаджио просто ревновал. Он явно опасался, что Хеллер займет его место.

– А ведь знаете, — сказал Хеллер, — очень может быть, что вы именно тот человек, с которым мне следовало бы поговорить на эту тему.

– На какую тему? — спросил Вантаджио очень настороженно. Да, что-то явно грызло этого Вантаджио.

– Да, собственно, вопрос довольно простой, — сказал Хеллер. — У меня тут довольно много денег, но я думаю, что мне может понадобиться значительно больше.

– А зачем тебе столько?

– Да видите ли, мне кое-что придется сделать с этой планетой.

– Ты хочешь сказать, что собираешься установить власть над всей планетой? Послушай, парень, тебе никогда не удастся этого сделать, не заработав сначала диплома.

– Да, тут вы совершенно правы, — сказал Хеллер. — Но, кроме того, на такие вещи обязательно бывают нужны деньги. И я хотел спросить вас, не могли бы вы указать мне в этом городе место, где играют на деньга.

Тут уж и Вантаджио не выдержал:

– Играть в азартные игры! Да ты сошел с ума! Мы сами занимаемся кое-чем в этой области, и ты уж поверь мне, парень, что это самый верный способ остаться без последней рубашки! Тут все построено на жульничестве!

Ого, Вантаджио настроен явно против Хеллера. Интересно, только ли ревность тут играет роль?

– Ну ладно, оставим игры, — поспешил согласиться Хеллер.

После этого он достал из кармана «Уолл-стрит джорнел» и раскрыл номер на биржевых известиях.

– Я сообразил, что бумаги эти вы здесь продаете и покупаете, получая прибыль в зависимости от повышения или понижения курса, и что продолжается это изо дня в день.

Вантаджио пренебрежительно отодвинул газету:

– Знаешь, парень, это один из самых верных способов просадить кучу денег.

Чувствовалось, что он злится. Мне пришло в голову, что по крайней мере в данный момент я могу заполучить себе союзника в лице Вантаджио. Он явно был настроен враждебно по отношению к Хеллеру. И я с ходу начал прикидывать, почему так произошло. Хеллер тем временем разворачивал газету на новом месте.

– А что вы скажете насчет этого? Здесь явно имеются большие колебания. На этом тоже можно сыграть.

– Это — товарная биржа, — сказал Вантаджио. — Здесь как раз и лежит самый короткий путь к банкротству.

– Ну а все-таки, каким образом вы их покупаете и продаете? — спросил Хеллер.

– Для этого нужно завести себе брокера. Это относится и к той и к другой бирже.

– А не могли бы вы порекомендовать мне одного из них?

– Это сплошное жулье, — сказал Вантаджио.

Было совершенно ясно, что он настроен решительно против того, чтобы Хеллер занимался делами. Он вообще выглядел очень взволнованным, нервным, я все больше и больше убеждался в том, что за всем этим что-то кроется и что очень может быть, что я сумею превратить его в союзника.

– Но вы знаете такого человека? — спросил Хеллер.

– Да ты можешь просто посмотреть в телефонной книжке. Но я лично не желаю иметь ничего общего с этим делом. И, поверь мне, парень, тебе тоже не следует связываться с ними. Послушай-ка, помнится, ты говорил мне, что собираешься поступать в колледж.

– Совершенно верно, — сказал Хеллер. — Ведь никто не станет даже слушать тебя, если у тебя нет диплома.

– Вот это совершенно верно, — сказал Вантаджио. Но он все равно был какой-то слишком уж напряженный. — Вот именно поэтому я и позвал тебя, парень. А ты знаешь, какой у нас сегодня день? — Хеллер отрицательно покачал головой. — Сегодня у нас второй день приема документов в колледж, а весь прием у них длится всего неделю. У тебя при себе твои бумаги?

– Да, они у меня с собой, — сказал Хеллер, похлопывая по карману. — Но ведь на это у них выделена целая неделя и…

– Ты должен немедленно отправиться туда и срочно подать документы!

– Но если у меня целая неделя…

– Молчать! — резко прервал его Вантаджио. Он сунул руку в ящик письменного стола и достал оттуда книжицу, на обложке которой было написано: «Программа для поступающих в колледж». Чуть сбоку, но уже от руки было написано: «Джованни Меретричи». Смотрика, а я все это время думал, что его зовут Вантаджио. — Итак, какой предмет ты собираешься выбрать себе в качестве основного?

– Ну, я так полагаю, что инженерное дело, —сказал Хеллер.

– А по какой дисциплине ты намерен писать диплом? — требовательным тоном продолжал Вантаджио.

– Ну, если вы дадите мне эту книгу, я хорошенько изучу ее и денька через два…

Чувствовалось, что Вантдяжио уже по-настоящему разозлился. И с чего это он так горячится? Он принялся нервно листать книгу, выискивая и читая вслух названия отдельных предметов.

– Аэронавтика и космическая инженерия? Гражданская инженерия и инженерная механика? Инженерная геология? Ядерная физика и инженерия? А может быть, просто — инженерия?

– Ядерная физика и инженерия, — сказал Хеллер. — Звучит примерно так. Но…

– Тут имеются и названия различных присваиваемых степеней, — перебил его, повысив голос, Вантаджио, — есть бакалавр, магистр, доктор. А специальность как бы прилагается к ученой степени. Ядерная физика и инженерия — звучит вполне солидно. И тем не менее, — сказал Хеллер, — мне все же хотелось бы посмотреть…

– Прекрасно! — воскликнул Вантаджио. — Вот тебе карта Нью-Йоркского университета. Гляди — здесь библиотека и все такое прочее. Тут же и административный корпус, а вот отсюда — вход в него. А вот здесь, смотри на карту, совсем рядом от нас вход в метро. Ты пройдешь пешком до этой станции, спустишься в метро, пересечешь весь город, а вот здесь, у Таймс-сквер, ты сделаешь пересадку на линию номер один. По ней ты и доедешь до университета. Выйдя из метро на Сто шестнадцатой улице, ты направишься пешком вот по этой дороге и прямиком попадешь к административному зданию. И там ты подашь свое заявление! Все понял?

– Ну хорошо. Я, конечно, очень благодарен вам за заботу. Но если впереди у меня еще целая…

Он замолчал, уловив, что сидящий напротив Вантаджио смотрит на него каким-то странным взглядом.

Вантаджио же решил все начать с начала.

– Послушай, парень, тебе случалось когда-нибудь раньше жить какое-то продолжительное время в Нью-Йорке?

– Нет, — ответил Хеллер.

Вантаджио тут же напустил на себя заговорщицкий вид.

– В таком случае ты не можешь знать местных обычаев и правил. Так вот, парень, когда ты попадаешь в незнакомое тебе место, несоблюдение местных законов и обычаев может привести к трагическим последствиям.

– Вы совершенно правы, — сказал Хеллер.

– Так вот, парень, — сказал магистр политических наук, — так уж сложилось, что у нас здесь действует и имеет силу обычай американских индейцев, касающийся спасения человеческой жизни. И, по приоритету, как более древний закон, обычай этот имеет у нас обязательную силу. Известно ли тебе, что, если ты спасаешь человеческую жизнь, человек этот с той поры становится ответственным за тебя?

Я чуть было не поперхнулся. Вантаджио говорил Хеллеру об одном из законов, действующих на планете Земля, но закон этот имел распространение в Китае. И содержание его было совершенно противоположным. В Древнем Китае, согласно данным, полученным нашим Аппаратом, если ты спас человеку жизнь, то на всю

жизнь становился ответственным за этого человека. Поэтому мы всегда самым строжайшим образом наказывали нашим оперативникам ни в коем случае никого не спасать в Китае. Вантаджио воспользовался этими сведениями, чтобы, перевернув их с ног на голову, употребить в свою пользу, и при этом он еще отлично знал, что каждое его слово — чистейшая ложь.

– А вы точно уверены, что это именно так? — спросил Хеллер.

Вантаджио высокомерно и пренебрежительно поглядел на него:

– Естественно, уверен. Ведь как-никак я все же магистр политических наук, не так ли?

– Так, — сказал Хеллер с явным сомнением.

– И ты спас мне жизнь, верно? — не унимался Вантаджио.

– Похоже, что и это так, — сказал Хеллер.

И тут до меня дошло. Вантаджио! Он — маленький человечек, всего пять футов два дюйма ростом. Совсем рядом с его Сицилией лежит Корсика, можно сказать, населенная тем же самым народом. А человек маленького роста, уроженец Корсики — Наполеон, испытывал комплекс неполноценности по отношению к каждому встречному. Вантаджио также страдал от комплекса неполноценности при мысли о внешности Хеллера и его подвигах. Ведь то, что проделал Хеллер, заставляло этого маленького сицилийца корчиться от глубоко скрываемых мук, чувствовать себя ущербным. Уяснив все это, я сделал для себя еще одно открытие: «Вантаджио» — вовсе не имя, данное ему при рождении, это кличка! А на итальянском языке она звучит примерно как «рука, держащая кнут». Вантаджио поднялся, выпрямившись во все свои пять футов и два дюйма, и строго поглядел в глаза сидящему напротив Хеллеру. И надо сказать, что глаза их сейчас оказались почти на одном уровне. И тут только магистр политических наук заговорил о том, что его более всего интересовало.

– Ты спас мне жизнь, — сказал он, — и, следовательно, теперь должен выполнять все, что я тебе прикажу. Вот так будут строиться впредь наши отношения, начиная с этого самого момента.

Хеллер, по-видимому, вынужден был проявить полную покорность.

– Да я и сам вижу, что так оно получается, — сказал он.

Внезапно Вантаджио заулыбался и, по-видимому, приободрился

– Ну вот, будем считать, что это дельце мы окончательно утрясли! Возьми сигару. Хотя нет — я забыл, что тебе еще нельзя курить. Тогда угощайся вот мятными лепешками.

И он подсунул целую коробку их Хеллеру… Хеллер взял лепешку, а Вантаджио, обойдя вокруг стола, ласково похлопал его по плечу.

– Ну вот, мы и расставили все по своим местам. Верно ведь?

– Верно, — согласился Хеллер.

– Итак, ты прямо сейчас садишься на метро и едешь подавать заявление, не откладывая ни на минуту. — Вантаджио сказал это очень радостным тоном. Хеллер молча встал и направился к двери, сопровождаемый Вантаджио, который широко распахнул перед ним дверь и на прощание снова дружески похлопал его по плечу. Когда Хеллер оглянулся, Вантаджио все еще стоял в дверях и махал ему вслед рукой. Да, трудно понять этих сицилийцев. Вот и Вантаджио показался мне человеком, склонным к предательству и беспричинной смене настроений. У меня было достаточно сомнений относительно того, стоит ли относиться к нему с полным доверием и посвящать его в свои планы. И все-таки здесь имелся немалый шанс, что его жгучую ревность и зависть, усиленную комплексом неполноценности, мне удастся обратить себе на пользу.

Я без особого внимания следил за действиями Хеллера, понимая, конечно, что он точно выполнит все указания Вантаджио. Он спустился на станцию метро и там принялся искать в телефонной книге какие-то номера. Я подумал, что, должно быть, он решил сначала созвониться с колледжем.

Наконец он сел в поезд. Казалось, что его очень интересовали окружающие люди. В Нью-Йорке стоял жаркий день, а в такую погоду в метро обычно царит жуткая жара и духота. И люди вокруг, естественно, были покрыты потом и вообще выглядели как-то помято и сонно. Я был примерно в таком же состоянии, как и они. Но тут я неожиданно обратил внимание на название промелькнувшей мимо станции — «Двадцать третья улица». Я дождался следующей остановки — «Четырнадцатая улица, Юнион-сквер». Глядите-ка, да ведь он сел не в тот поезд. Он ехал сейчас к центру, а не от него. И вообще не по той линии метро. Сейчас он двигался в сторону Лексингтон-авеню. Я быстро проследил его путь, прогоняя пленку по другому экрану. Оказывается, он сделал пересадку не у Таймс-сквер, а за остановку до этого — у Центрального вокзала! Я еще дальше открутил пленку и дошел до того места, когда он высматривал чей-то номер в телефонной книге. Он раскрыл ее на страницах желтого цвета и просматривал раздел «Брокерские конторы». Палец его остановился на адресе: «Ассоциация Шорт, Скиддер и Лонг», Уолл-стрит №81 1/2».

Значит, он все же решил настоять на своем. Ага, так очень может быть, что я не зря строил планы относительно Вантаджио. Очень может быть, что мне удастся набрать побольше таких случаев, когда Хеллер действует вопреки его приказам, и тогда Вантаджио в отместку разрешит мне пробраться в его комнату. Очень живо, как в воплотившемся наяву счастливом сне, мне предстала картина улыбающегося Вантаджио, который широким жестом предлагает мне войти и говорит: «Да, офицер Грис. Чувствуйте здесь себя как дома. Можете перерыть тут все на свете. Я даже пришлю сюда слугу, чтобы он оказал вам содействие в поисках трафарета. Так этому молодому наглецу и надо, вы согласны со мной, офицер Грис?» Да, это был дивный сон наяву!

Но пока что вернемся к прозаической реальности. Хеллер, в сдвинутой на затылок красной бейсбольной шапочке и в бейсбольных же шиповках, трусил рысцой по тротуару, изредка поглядывая на номера домов. Отыскав дом номер восемьдесят один с половиной по Уолл-стрит, он скоро уже стоял у стойки брокерской конторы «Шорт, Скиддер и Лонг». Кругом были развешаны черные доски с выписанным на них мелом текущим курсом акций. Слышалось мерное постукивание телетайпов. Девица на секунду перестала жевать жевательную резинку и подняла на него глаза.

– Да? — поинтересовалась она.

– Мне нужно повидаться с кем-нибудь по поводу покупки акций, — сказал Хеллер.

– Открыть новый счет? Обратитесь к мистеру Арбитражу. Он сидит в третьей комнате.

Мистер Арбитраж оказался сухощавым, безукоризненно одетым человеком. Он не подумал даже подняться со своего места за письменным столом при появлении клиента и посмотрел на Хеллера так, будто тот был протухшей рыбой, которую кто-то неожиданно швырнул в дверь его кабинета.

– Ваше удостоверение попрошу, — сказал мистер Арбитраж, как бы следуя давно заведенному порядку.

Хеллер, однако, не был обескуражен столь откровенно холодным приемом. Он уселся в кресло, стоявшее перед столом, достал из кармана водительское удостоверение на фамилию Уистера и карточку социального страхования. Мистер Арбитраж поглядел на документы, а потом — снова на Хеллера.

– Полагаю, что не имеет смысла спрашивать у вас, кто поручится за вашу кредитоспособность, — сказал он.

– А что это такое? — спросил Хеллер.

– Дорогой мой юноша, если это задание, порученное вам в вашей школе, то скажите им, что у меня нет времени для просвещения молодежи. Это все оплачивается изымаемыми у нас налогами. Выход в ту же дверь, в которую вы входили.

– Погодите, — сказал Хеллер. — У меня ведь есть деньги.

– Дорогой мой молодой человек, не надо разыгрывать комедий.

Мое время для этого слишком ценно, а кроме того, у меня назначен завтрак с главой финансовой корпорации Моргана. Выход…

– Но почему? — не унимался Хеллер. — Почему я не могу приобрести акции?

Мистер Арбитраж шумно вздохнул:

– Дорогой мой молодой человек, для того чтобы иметь дело с акциями, вам пришлось бы открыть текущий счет. А для этого необходимо, чтобы вы достигли определенного возраста. По правилам, действующим в нашей фирме, такой возраст — от двадцати одного года и выше. А для того чтобы открыть счет, вы должны обзавестись поручителем. Таковых у вас, естественно, нет. Я мог бы порекомендовать вам при следующем визите прийти сюда в сопровождении родителей. Вас это устроит? А пока — до свидания.

– Но мои родители находятся в мире ином, их нет на Земле, — сказал Хеллер.

– Примите в таком случае мои глубокие соболезнования. Тем более вам следовало бы повнимательнее прислушаться к моим словам о том, что вам в любом случае надлежит найти человека, старше двадцати одного года, который мог бы поручиться за вас, а уж потом обращаться в нашу фирму. А теперь, прошу вас, давайте поскорее раскланяемся.

– И такие ограничения существуют во всех брокерских конторах?

– Мой дорогой юноша, заверяю вас, что абсолютно все фирмы захлопнут дверь перед вашим носом и сделают это наверняка в более грубой форме, чем я. А теперь идите, молодой человек, до свидания, юный сэр. До свидания, до свидания, до свидания! — И он поднялся из-за стола, прихватил свой котелок и отправился на ленч.

Хеллер вышел на улицу. Начинался обеденный перерыв и целая толпа служащих вывалила одновременно на улицу — обеденный перерыв на Уолл-стрит всегда напоминает грозный народный бунт в самом разгаре. Погруженный в глубокие раздумья, Хеллер купил с уличного лотка горячую сосиску с булочкой и стакан апельсинового сока. Он заметил, что мистер Арбитраж воспользовался точно таким же меню чуть дальше по улице. Хеллер внимательно осмотрел высившиеся по сторонам огромные и холодные дома-башни, протекающую у их подножия разгоряченную и вспотевшую толпу. Он проверил налет грязи, которая в результате выхлопов и других загрязнений воздуха осела на стенах этих домов. Казалось, его занимало сейчас только это. Он даже вырвал несколько страничек из своего блокнота, написал на одном из них адрес места, где сейчас находился, а потом провел его обратной стороной по стене. Бумага, естественно, сразу же стала черной. А он затрусил, пощелкивая шиповками, дальше и взял точно такую же пробу с другого здания. Потом он вернулся к станции метро, спустился вниз и проделал ту же операцию у самого края платформы. Потом аккуратно сложил помеченные бумажки и сунул их в карман. Он изучил карту линий метро и, видимо, сообразив, что с Уолл-стрит в Чемберс ему не попасть, сел в поезд, идущий до Центрального вокзала, пересел на Таймс-сквер на линию номер один и помчался в северном направлении. У Сто шестнадцатой улицы он вышел и вскоре уже трусил рысцой по аллеям колледжа среди толп студентов. Ребята его возраста и всех цветов и оттенков кожи расхаживали по аллейкам, а то и просто стояли группками на месте. Это была довольно мрачная сдержанная толпа. Какой-то молодой человек неожиданно подошел к Хеллеру и спросил:

– Как вы считаете, что мне следует выбрать на следующий семестр?

– Молоко, — ответил Хеллер. — Очень рекомендую.

С видом человека, отлично знающего цель своего маршрута, он шел в толпе, подавляющее большинство которой вроде бы никак не могло решить именно этот вопрос. Хеллер поднялся по широким ступенькам и оказался в зале, где принимались заявления о поступлении и где студентов для начала распределяли по длинным очередям. Регистраторы сидели здесь за беспорядочно расставленными по всему залу столиками, с головой уйдя в лежавшие перед ними бумаги. Хеллер бегло глянул на часы, было уже поздновато. Потом он обвел взглядом длинные очереди. Молодой человек, наверняка взятый канцелярией на подмогу и наверняка из числа студентов, прошел в дверь, неся огромную стопку распечатанных лекционных программ. Хеллер направился прямо к нему и командным флотским голосом спросил:

– Куда вы это тащите?

– Мисс Симмонс, — сказал молодой человек, сразу подчинившись его тону, и кивнул в сторону одной из регистраторш за столиком чуть поодаль.

– Вам следовало бы поторопиться, — сказал Хеллер. — Я возьму у вас это. А вы возвращайтесь и принесите еще.

– Хорошо, сэр, — сказал молодой человек и передал ему бумаги.

Хеллер со всей этой кипой стоял в стороне, пока девушка, которую опрашивала мисс Симмонс, не начала собирать свои вещи, явно намереваясь уходить. Именно в эту минуту Хеллер подошел и положил стопку брошюр на стол мисс Симмонс, а сам уселся на стул рядом, на что очередь не обратила никакого внимания. Он достал свои документы и вручил их мисс Симмонс. Та даже не подняла головы. Это была весьма строгого вида молодая женщина с гладко зачесанными волосами, собранными на макушке в пучок, и в очках с очень толстыми стеклами. Она растерянно пошарила по столу и сказала:

– Да вы ведь не заполнили формуляр на поступление.

– Я просто не знаю, как это делается, — сказал Хеллер.

– О Господи, — устало сказала мисс Симмонс. — Еще один абитуриент, который не умеет ни читать, ни писать.

Она тут же взяла бланк и начала заполнять его, время от времени поглядывая в документы Хеллера. Она писала и писала, а потом спросила:

– Ваш местный адрес, Уистер?

– «Ласковые пальмы», — сказал Хеллер и назвал улицу и номер дома.

Мисс Симмонс вручила ему квитанцию.

– Вы можете внести деньги в кассу прямо сейчас. Но я не думаю, что это особенно поможет вам. Ведь оплата вовсе не гарантирует того, что вы будете зачислены.

– А что-нибудь не так?

– Что-нибудь не так? — передразнила его мисс Симмонс. — сегда что-нибудь бывает не так. Но что об этом говорить. Дело все в ваших отметках, Уистер. В отметках, которые у вас — в среднем «Д». А это означает, что «А» вам можно было поставить только за успешный сон на лекциях. Да к тому же в каком-то практически никому не известном учебном заведении. Ну ладно, так на какой курс вы хотели бы поступить?

– Ядерная физика и инженерное дело, — сказал Хеллер.

Мисс Симмонс отшатнулась, будто в нее выстрелили в упор. Потом пристально пригляделась к посетителю и плотно сжала губы Когда она опомнилась настолько, что смогла снова заговорить, голос ее был абсолютно ровный, я бы даже сказал, какой-то мертвый.

– Видите ли, Уистер, для этого должны быть некоторые предпосылки, которых у вас явно не имеется. Не могу я найти их в ваших отметках. Боюсь, что зачисление вас было бы нарушением существующего порядка. Что-то здесь явно не сходится. Вы ведь собираетесь поступить на выпускной курс. Тут явно какое-то недоразумение, Уистер.

– Да мне всего только и требуется, что получить диплом, сказал Хеллер.

– Оно и видно, — сказала мисс Симмонс. — Иными словами, вы, Уистер, добиваетесь того, чтобы к завершению учебного года, то есть в будущем мае, Нью-Йоркский университет официально подтвердил своим дипломом то, что вы являетесь бакалавром в области ядерной физики и инженерного дела, подкрепив это собственным научным престижем и авторитетом, а в результате — направил вас, малограмотного дикаря, куда-то, где вы могли бы взорвать этот мир. Именно этого вы намерены добиваться, Уистер, не так ли? Именно так я вас понимаю.

– Нет, вы все неправильно поняли, — сказал Хеллер. — Моей задачей является не взрывать этот мир, а исправить его!

– Уистер, единственное, что я могу сделать, так это взять ваше заявление и направить его в консультативный совет. Мне, Уистер, придется запросить мнение более авторитетных людей. Ваше дело будет под контролем. Так что приходите сюда завтра к девяти часам утра. И советую вам не питать никаких особых надежд, Уистер. Следующий!

Наступил наконец-то и мой час. Хеллер всегда такого высокого мнения о себе, всегда так самоуверен! И вот наконец на его пути оказался здравомыслящий человек, человек, который видел его насквозь. Да и Гробе проявил себя весьма предусмотрительным типом, так ловко расставив эту ловушку. За здоровье Гробса я тут же осушил полный стакан сиры. Продвижение Хеллера вперед замедлилось до черепашьего шага.