Миссия Земля «Во мраке бытия» (Книга 2, Часть 13)

Следует сказать, что на следующее утро я поднялся, чувствуя себя необыкновенно бодро. Встал я рано и нарядился в оранжевую шелковую рубашку, черные брюки с поясом из змеиной кожи и шикарные туфли того же материала. На завтрак я заказал себе дыню и качик — салат из огурцов, заправленный простоквашей, чесноком и оливковым маслом. Все это я запил чашкой очень сладкого кофе. Еда была просто отменной. Когда я выругал повара за нерадение, он был настолько удручен, что мне пришлось расхохотаться. Да и вся моя обслуга выглядела убитой горем. Но это и понятно. Ведь им пришлось всю ночь проверять, чего же они не сделали. Ничего — пусть стараются. А я только посмеивался.

Потом я взял большой лист бумаги и занялся настоящим делом. Следует признать, чертежник из меня неважный, но зато я точно знал, что мне нужно. А выполнять это набело все равно придется кому-то другому.

Курсы повышения квалификации владели еще одним обширным участком земли, расположенным ближе к городу. Тут намечено было построить оздоровительный корпус для персонала и учащихся, но у меня на этот счет были иные планы.

Сейчас я делал набросок проекта госпитального здания. Госпиталь должен был разместиться в одноэтажном доме с подвальным помещением. Предусматривалось, что это будет хорошо оборудо ванный госпиталь, с множеством палат, кабинетов, процедурных и операционных. Рядом предполагалось устроить стоянку для автотранспорта. Все это ограждалось забором из металлической сетки, которая удачно имитировала живую изгородь. В подвальном же помещении я планировал разместить множество отдельных комнат, о существовании которых никто не должен был догадываться. Все это должно было быть оснащено системами безопасности с исползованием последних достижений в этой области. При этом каждую из комнат предполагалось снабдить системой визуального и подслушивающего слежения.

Госпиталь этот, согласно документам и вывеске, будет принадлежать «Всемирной организации благотворительности, попечительства и милосердия». А на деле я собирался в ближайшем будущем сколотить на нем немалое состояние. Да, в Аппарате нам преподали отличную науку. «Если желаешь добиться абсолютного зла, — говаривал один из ведущих педагогов в школе Аппарата, — всегда преподноси его в упаковке абсолютного блага». И это — незыблемая истина для любого компетентного правительства.

Наконец я завершил свое дело. У меня были все основания надеяться, что мне удастся провернуть его исключительно собственными силами — в конце концов я сумел наскрести и наменять немалые средства.

Потом мне пришлось написать целую кучу документов. Так, приказ, адресованный присланному сюда с Волтара инженеру, обязывал его обеспечить прокладку туннелей к месту работ; еще один — к нашему представителю в стамбульской фирме — предписывал ускорить регистрацию госпиталя, в обращении к юристам Всемирной организании здравоохранения содержалась просьба дать заключение о том, насколько благотворное влияние окажет постройка госпиталя на дело мира и всеобщего здоровья, а также выражалась надежда, что юристы этой уважаемой организации поддержат нашу просьбу о разрешении выступать от имени Всемирной организации здравоохранения; и еще одно письмо было отослано в фонд Роксентера с просьбой о выделении средств «на детей бедняков Турции» — они всегда выделяют значительные суммы при условии, что солидный кусок перепадет самим чиновникам фонда, и учитывая, что имя самого Роксентера лишний раз будет прославлено как имя величайшего гуманиста (ха-ха, вот уж тут мы попадаем в точку!).

Последнее мое письмо представляло собой просто сопроводиловку. Здесь, на базе Блито-ПЗ, существует обычный офицерский совет, с комендантом базы в качестве председателя. Совет этот якобы и представляет все новые проекты к рассмотрению, а потом следит за их осуществлением. Однако в качестве начальника 451-го отдела, а также занимая пост генерального инспектора и лордасмотрителя, я, вне всяких сомнений, не нуждался в каком-либо одобрении с их стороны. Плевать мне на все их оздоровительные заведения и вообще на их здоровье.

В самой простой и лаконичной форме я сообщил офицерскому Совету о том, что такие-то и такие-то мероприятия намечаются к проведению в ближайшем будущем, а им просто останется покорно проглотить все это. А кроме того, разве у меня нет приказа Великого Совета относительно того, что на этой планете следует внедрять элементы более высокой технологии? Так что они могут заткнуться и делать то, что приказано. Все эти бумаги я заверил своим удостоверением личности и сделал это ясно и открыто. И пусть они не воображают, что я прибыл сюда, чтобы шутить с ними. Я даже сделал специальную приписку в виде постскриптума, чтобы ни у кого не оставалось сомнений на этот счет.

Всегда испытываешь большое облегчение от сознания того, что закончена срочная и трудоемкая работа. После этого я сразу же вызвал домоправительницу. Она явилась ко мне с черными кругами под глазами из-за недосыпания и уже заранее перепуганная тем, что я еще могу от нее потребовать.

– Мелахат-ханим, — обратился я к ней (это очень вежливая форма обращения к женщине в Турции, им очень льстит, когда к их имени прибавляют слово «ханим»: с женщиной ведь здесь не особенно считаются, полагая, что у нее вовсе нет души, как вы наверняка знаете), — прибыла ли уже сюда эта прелестная леди из Стамбула?

Она сокрушенно заломила руки и отрицательно покачала головой.

– Тогда проваливай отсюда, вонючая куча верблюжьего навоза, — отозвался я на столь безрадостную весть и задумался, чем бы таким заняться, чтобы убить время до десяти часов. Не имело смысла выбираться в город слишком рано — в эти часы все дороги забиты телегами.

Наконец мне пришло в голову, что пора проверить, чем же был занят Хеллер все это время. Мне не очень-то хотелось знать, чем он был занят на корабле, поэтому я не стал даже подключать к аппаратуре ретранслятор 831.

Записывающее устройство продолжало медленно проворачивать пленку, но экран пока был отключен. Я решил начать с более раннего времени. Включив экран, я стал просматривать сделанные уже записи, изредка останавливаясь на каком-нибудь заинтересовавшем меня кадре.

Прошлой ночью он просто добрался пешком до базы и забрался на корабль. При этом он здорово хромал. Должно быть, ему все-таки здорово повредили ногу. Прогоняя пленку на большой скорости, я услышал в динамике какой-то свист. Я остановил пленку и вернул ее немного назад, после чего включил нормальную скорость. Передо мною возник открытый люк корабля, а далеко внизу у подножия лестницы маячила массивная фигура Фахт-бея, который звукорезонатором прикасался к обшивке корабля.

– Ах вот вы где, — сказал Фахт-бей, задрав голову. — Я комендант этой базы, офицер Фахт. А вы будете инспектором Короны?

– Я послан сюда по приказу Великого Совета, если вы это имеете в виду. Поднимайтесь на борт.

Фахт-бею вовсе не улыбалось взбираться на высоту восьмидесяти футов по хлипкой лесенке, а именно такое расстояние отделяло люк от пола ангара, так как корабль находился сейчас в вертикальном положении.

– Да я просто хотел поглядеть на вас, — сказал он.

– Мне тоже, знаете, хотелось на вас поглядеть, — сказал Хеллер, взирая на него с высоты. — Одежда, которую мне выдали в вашей интендантской службе, слишком коротка и узка, а обувь размера на три меньше, чем требуется. Это известие меня весьма разочаровало. Значит, никто не сломал и не вывихнул ему ногу — все дело просто в тесных ботинках. Ну что ж, не всегда удается сорвать банк.

– Именно по этому вопросу я и хотел повидаться с вами, — крикнул ему Фахт-бей. — Тут весь город буквально с ног сбился, разыскивая некоего человека, который по описанию очень похож на вас. Говорят, что он якобы изувечил вчера двух весьма популярных и известных здесь лиц, напав на них в разное время в аллеях местного парка, где и избил их до полусмерти обрезком свинцовой трубы. У одного из них сломана шея, а у второго рука и обнаружены трещины в черепе. Оба они отправлены срочно в Стамбул для дальнейшего стационарного лечения.

– А каким образом вы пришли к выводу, что описание того дебошира совпадает с моей внешностью? — спросил Хеллер. Меня всегда раздражала его дотошность. — Вы ведь впервые видите меня.

– Грис описал мне вашу внешность, — сказал этот (…) Фахт-бей. — Так что вы уж, пожалуйста, не воспринимайте это как обиду. Как я понимаю, вы здесь пробудете еще два или три дня. — Ну и (…) этот Фахт! Он наверняка прочитал приказ, адресованный Рату. — Вот поэтому я и решил воспользоваться предоставленным мне на этой базе правом и, заботясь о ее безопасности и вашем благополучии, попросить вас не покидать территорию ангара на время вашего здесь пребывания.

– А хоть по ангару-то мне побродить разрешается? — спросил Хеллер.

– Разумеется, можете гулять совершенно свободно, не ограничивая себя ничем, при условии, что вы не будете переступать порог туннеля, ведущего во внешний мир.

– Благодарю вас за добрый совет, офицер Фахт, — сказал Хеллер и приветливо помахал толстяку рукой.

На этом данный эпизод записи и закончился. Я тут же быстро прогнал пленку, пока вспышка на экране не подсказала мне, что у Хеллера вновь открылся люк.

Хеллер как раз спускался по лестнице, причем мне был отлично слышен каждый его шаг. Наконец он с громким звяканьем ступил на каменный пол ангара, и тут только до меня дошло, что у него на ногах опять ботинки для передвижения по кораблю в открытом космосе и металлические пластины в них не убраны внутрь. Так, дребезжа при каждом шаге, он принялся расхаживать по ангару с небольшой записной книжицей в руке, куда постоянно вносил какие-то свои наблюдения и делал пометки, сверяясь с часами. Он обошел по периметру весь ангар, сопровождаемый этим звяканьем, время от времени топая двумя ногами. Я прекрасно знал, чем он сейчас занят. Он, по-видимому, страшно забавлялся, знакомясь с новым для него местом. Ох уж эти военные инженеры! Все они просто чокнутые. Кому нужны их вечные замеры и подсчеты всего и вся? А может быть, он практиковался в ориентировании на местности или в определении расстояния, а может быть, подкреплял другие какие-то свои навыки. Но это его заботы.

Я побыстрее прогнал ленту, полагая, что он займется в конце концов каким-нибудь стоящим делом, но его, похоже, вполне удовлетворяло это бессмысленное занятие. Время от времени он останавливался у двери или у нового ответвления туннеля и, с грохотом подпрыгнув на месте, заносил потом что-то в свою книжонку.

Иногда на его пути попадались люди из персонала Аппарата. С первой парой он поздоровался очень приветливо, если не сказать, дружески, но они равнодушно прошли мимо. После этого он вообще не заговаривал ни с кем. Пущенный мной слух работал на все сто. Оказавшись в боковых туннелях, он особо заинтересовался объемом и площадью камер для арестованных. Правда, с первого взгляда трудно было понять, что это именно камеры для арестантов, потому что здесь не предусматривалось столь строгих мер для предотвращения побегов, как в Замке Мрака. Тут вовсе отсутствовали проволочные сетки, а были всего лишь железные решетки, вделанные в камень. Строительная команда, которая занималась реконструкцией базы, просто переделала гроты в тюремные камеры, и теперь здесь было достаточно места для содержания четырехсот человек одновременно. На деле же заключенных никогда не насчитывалось более двенадцати. В данный момент камеры вообще были пустыми. Прогоняя пленку, я заметил, что Хеллер снова остановился.

Я быстро перемотал пленку назад, чтобы посмотреть, что же его так заинтересовало. Оказалось, что он остановился перед запертыми дверями складских помещений. Склады имели массивные глухие двери, числом не менее пятидесяти. Вытянувшись по кривой, они как бы составляли заднюю стену ангара, образуя нечто вроде коридора. Все они, естественно, были заперты, а небольшие оконца, проделанные для лучшей циркуляции воздуха, были расположены слишком высоко, чтобы в них можно было заглянуть. Я был почти уверен, что Хеллер не догадается, что скрывается за этими дверями. Ломбар в полной мере использовал тот период, когда на Турцию оказывали со всех сторон особо жесткое давление, чтобы она прекратила производство опиума. Ломбар, надо признать, просто превзошел себя. Он приказал скупать сырье в таких количествах, что, если бы его пришлось вдруг выбросить на рынок, мы просто взорвали бы всю торговлю. Вот этот-то запасец и находился сейчас на складах, аккуратно упакованный в большие мешки. Одним богам ведомо, сколько тонн сырца тут скопилось. Но даже если бы посторонний наблюдатель как-нибудь изловчился и подпрыгнул так высоко, что ему удалось бы заглянуть в окошко, он все равно ничего не увидел бы. Взору его предстали бы только аккуратно сложенные штабели мешков.

Хеллер внимательно рассматривал пол. Но что он ожидал там найти? Разве что следы от покрышек грузовиков. Он нагнулся и взял с земли щепотку пыли, а потом, как я понимаю, решив вытереть испачканную руку, сунул ее в карман. Утратив интерес к этому месту, он снова зашагал дальше, звякая на каждом шагу пластинками подошв и изредка подпрыгивая со страшным лязгом.

Потом он снова остановился и стал, как мне показалось, принюхиваться. В этот момент он разглядел еще одну массивную дверь с металлическими полосами. Она, естественно, тоже была заперта. Сюда-то уж он наверняка не сможет попасть — за дверью находился завод по превращению опиума в героин. Он уверенно подошел к двери и постучался. Это было уж совсем глупо. Внутри никого не было — завод работает временами, по мере возникновения необходимости. Но Хеллер настойчиво и резко постучал все-таки в дверь.

Наконец ему и это надоело. Он постоял, делая какие-то записи, целиком состоящие из цифр. Тоже полная бессмыслица. И опять в полупустом ангаре зазвучали его шаги — ритмическое позвякивание подошв о бетон и резкий лязг, издаваемый ботинками для космоса при подпрыгивании. Он изредка останавливался у выездных туннелей, заходил в них, но, пройдя короткий отрезок пути, неизменно возвращался. Меня разбирал смех. Особенно когда он сделал несколько шагов по тому туннелю, что вел к моей комнате. Он даже и не заподозрил, что в противоположном конце его расположена моя вилла. Он даже не притронулся к рубильнику, которым открывается дверь, а скорее всего — просто не заметил его. А сделай он это, он сразу же оказался бы всего в десяти футах от того места, где я сейчас сидел себе спокойненько и наблюдал за ним.

И этот человек смеет называться шпионом!

Вся эта прогулка отняла у него не более часа. Потом он еще набросал небольшой чертежик, проделав это очень быстро и аккуратно. По-видимому, поблизости не нашлось никого, кому он мог бы вручить его, чтобы лишний раз похвастаться своими незаурядными способностями и показать, какой он классный специалист. А очень может быть, что он наконец понял, что здесь никто не захочет и разговаривать с ним. В конце концов он забрался по лестнице в корабль. На этом мои наблюдения прервались.

Смех да и только! Да будь он настоящим шпионом, чего бы только он здесь не обнаружил. А чего достиг он? Составил примитивную схемку, которую он и без этого мог бы спокойно получить в строительном управлении базы.

Я принялся складывать аппаратуру. Десять часов уже пробило, а впереди меня ждали гораздо более важные дела. Настала пора вплотную заняться тем, что должно было обогатить Солтена Гриса.

Виллу обслуживали три автомашины, и все они были, какпринято говорить у турок, более или менее на ходу. Выйдя из дома, я некоторое время размышлял, на какой же из них мне поехать. Датсуновский пикап был почти доверху завален овощами, оставшимися после утренней поездки на базар. У «шевроле» бак оказался пустым. Таким образом, мне оставалось воспользоваться только седаном французской марки «рено». Я полагаю, что машина эта должна была бы почивать где-нибудь на свалке еще со времен первой мировой войны — считается, что фирма выпускала тогда последние свои модели в Турции. Кузов ее был пробит в результате нескольких прямых попаданий, стекла в большинстве своем высажены. Ее приходилось заводить вручную, потому что аккумулятор был постоянно разряжен. Но и здесь она проявляла характер — говорят, что ручка отдавала назад при попытке провернуть ее и даже однажды сломала кому-то руку. Поэтому я велел Карагезу завести машину. В результате мы все-таки выехали на дорогу.

Я ехал и мечтал о том, что в самом недалеком будущем куплю себе черный лимузин, длинный и пуленепробиваемый, из тех, в которых разъезжают гангстеры. Я даже приметил один такой — во время военного переворота в 1963 году был убит один из турецких генералов, и теперь машину можно купить по весьма сходной цене. Однако и у «рено» были свои преимущества. Машина очень плохо слушалась руля, и можно было рассчитывать на то, что при ее появлении на дороге все повозки и тележки заранее постараются

съехать с дороги. Чаще всего на местных дорогах встречаются эти дурацкие двуколки, обычно нагруженные сверх всякой меры и запряженные ослами. Дорога бывает просто забита ими. Если же вам удастся резко вильнуть перед самым носом у осла, то он обязательно стащит свою тележку в придорожную канаву. Зрелище получается на редкость веселое. Можно живот надорвать от смеха, наблюдая через зеркало, как возчик с руганью и проклятиями грозит тебе вслед кулаком. Я как раз любовался видом пятой сваленной таким образом в кювет тележки, когда заметил, что мы проезжаем мимо Афьон-Карахисара — он возвышался на обрывистой скале на высоте семисот пятидесяти футов и всегда возникал как-то неожиданно.

Я резко свернул влево и затормозил. Останавливаясь, я преградил дорогу целой веренице едущих со стороны города тележек, но они могли и подождать. Я высунулся в окно и внимательно осмотрел гору.

И хотя скала сплошь была покрыта слоем цементной пыли, можно было разглядеть, что на поверхности ее имеются выступц, за которые можно уцепиться, если, конечно, вы не против того, чтобы сорвать себе несколько ногтей. И все-таки я никогда не решился бы взбираться по этой каменной стене. Ни за что и никогда. А если делать это еще и в полной темноте? Нет, такое не для меня. Мой интерес проистекал из необходимости изучения характера человека — не Хеллера, разумеется, потому что с ним мне уже все было ясно — он просто сумасшедший, и тут не может быть никаких вопросов, — речь сейчас шла о моем обогащении, а в этих планах фигурировало лицо, которое внезапно начало играть весьма значительную роль в моей игре. Человеком этим был Джимми Тейвилнасти по кличке Подонок. Он сказал, будто видел, как Хеллер взбирался по этой скале, что, совершенно естественно, было просто невозможно. Отсюда следовало, что Джимми Подонок по натуре своей патологический лжец. Вот и отлично. Поэтому мне нужно будет более внимательно следить за ним, когда начнутся наши переговоры. А начаться они должны были уже сегодня. Тем временем мотор у машины заглох, и мне пришлось вылезать и вертеть эту дурацкую ручку, чтобы завести мотор вновь. И возницы убогих тележек орали почем зря и размахивали руками. Я тоже обругал их, не стесняясь в выражениях, и погрозил кулаком. Мотор наконец заработал, и я без дальнейших приключений добрался до города.

Прежде всего я отправился в строительную компанию «Мадлик». Фирма эта имела филиалы по всей Турции. Ей удалось заполучить множество правительственных контрактов, а это было верным признаком того, что руководство ее нечисто на руку. Я поставил машину под знаком, запрещающим стоянку, и вошел внутрь.

Обстряпать дельце мне удалось довольно быстро. Управляющий взял у меня чертежик и тут же подсчитал предполагаемый объем затрат. Когда же он услышал, что я хочу, чтобы госпиталь был построек за шесть недель, то взвинтил цену чуть ли не до небес. Я молча вышел из конторы, но он тут же кинулся следом, догнал меня на улице, затащил обратно и снизил запрошенную сумму вдвое. Однако при этом он добавил, что здания будут глинобитными — глина вообще излюбленный строительный материал в этих местах. Я же заявил, что здания, которые могут удовлетворить меня как заказчика, должны быть выстроены из первоклассных материалов. Поладили мы на том, что половина сооружений будут глинобитными, а половина-из высококачественных материалов. Затем уже я вдвое увеличил названную им цену и предупредил его, что он выплатит мне из них ровно половину в качестве моего личного навара. Мы подписали контракт и расстались друзьями навек.

Когда я вышел на улицу, двое полицейских на мотоциклах пристально уставились на меня. Я ответил им точно таким же взглядом, завел кое-как машину и поехал в сторону «Самого изысканного магазина компании современной западной моды фирмы Гайзи для джентльменов и простых людей». Я, конечно, предпочел бы сделать нужные мне покупки в Стамбуле, но времени в моем распоряжении оставалось маловато, а я отлично знал, что следует специально переодеться для визита к Джимми Тейвилнасти, Подонку.Было очень важно сразу же произвести на него должное впечатление.

Честно говоря, выбор оказался весьма небогатым. Но закон страны гласит, что турок не должен походить на турка, а поэтому одеваться он обязан на манер американца или итальянца, и мне кое в чем повезло. Фирма как раз получила партию товара из Гонконга, в том числе и одежды, пошитой по самой последней чикагской моде.

Я остановил выбор на серой пиджачной паре, черной рубашке с белым галстуком, черных полуботинках и серой фетровой шляпе. Все это примерно подходило мне по размерам. Я переоделся в кабинке и ловко обманул продавца, умело подменив пятисотку пятеркой в деньгах, которые он дал мне в виде сдачи. Продавец пришел в замешательство, однако я поглядел на него с таким возмущением, что он и впрямь решил, что обсчитался.

Затем я двинулся дальше, любуясь собственным отражением в витринах. Выглядел я просто великолепно — самый настоящий гангстер из фильма.

Потом я начал обход отелей, с тем чтобы выяснить, в каком из них остановился Джимми Подонок. Следует заметить, что мне не пришлось долго расхаживать, потому что в Афьоне не так-то много отелей. И в каждом из них клерки при моем вопросе отрицательно качали головой или безнадежно разводили руками. Так мне и не удалось обнаружить никаких его следов.

Ну ничего, у меня тут было еще одно дельце. Я пошел к универсальному магазину «Империя Пахалт». Магазин принадлежал крестьянскому объединению, и в нем действительно все было «пахалт», что в переводе на английский означало «изысканный», а в переводе на общечеловеческий недвусмысленно указывало, что цены здесь просто запредельные. В небольшом кабинете на задах магазина я переговорил с хозяином.

Я предложил ему вывесить объявление о том, что он скупает у населения золото. Он ответил, что золотодобывающие районы находятся на севере страны, если о них вообще можно сказать, что они «золотодобывающие». Я заверил турка, что для меня это не играет никакой роли. Для меня важно одно — при его ценах домашние хозяйки вынуждены продавать свои украшения, не так ли? Он вынужден был согласиться. Тогда я заявил, что любое количество золота, которое он скупит у обнищавших крестьянок по лондонским ценам, я куплю у него по ценам, превышающим лондонские на десять процентов. Он возразил, что объемы сделок просто не могут быть значительными, я же в свою очередь заверил его, что объемы эти будут секретом, который «станется между нами, после чего мы обсудили, как будет выглядеть вывеска, и он обязался поместить ее на самом видном месте.

Таким образом я заполучил возможность объяснить, откуда у меня появилось золото, которое я намерен был выбросить на рынок после того, как «Бликсо» с грузом прибудет на Землю. Теперь я совершенно спокойно могу заявить, что золото было куплено мной в Афьоне. А уж после того как я переправлю свои слитки в Стамбул, я едва ли вообще когда-либо появлюсь в этом универсальном магазине, чтобы купить золото.

Под прямыми лучами полуденного солнца я сидел в машине, поставленной в запрещенном для стоянки месте, и пытался сообразить, где еще мог проживать Джимми Подонок. Подле машины опять скопилось порядочное количество тележек, которым я загораживал проезд. В конце концов откуда-то появился полицейский и вывел меня из глубоких раздумий. Он наклонился и сунул свои напомаженные усы в окошко. Но, бросив на меня один-единственный взгляд, он только и вымолвил, что «ах, это вы!».

Должен сказать, что уже сам тон, которым были сказаны эти слова, прозвучал в его устах как комплимент. В нем явно наличествовали и почтение, и страх. Тут меня считают племянником того младшего офицера, который так прославился во время войны. Ведь, в конце концов, я жил в его доме. Полицейский довольно поспешно удалился и принялся вымещать свой гнев на возницах тележек, которым я загородил дорогу. Да, не зря принято говорить, что дома и стены помогают.

Этот инцидент, по-видимому, стимулировал работу моего мозга. Куда мог пойти гангстер в этом городе? Конечно же, в меблированные комнаты «Сагланмак». «Сагланмак» по-турецки означает «доступные», или «те, что можно получить». Но одновременно с этим в турецком языке это же слово означает и «укрытие», или «место, где можно спрятаться». И тут мы снова возвращаемся к величайшему мыслителю — Фрейду. Согласно его учению, мышление, а вернее подсознание, способно так видоизменять слова, чтобы они более соответствовали тайному стремлению данной личности. По-научному это называется «фрейдистскими ошибками», или «оговорками». Должно быть, именно с таким случаем мы и столкнулись в данной ситуации. И совсем неважно, что Джимми Подонок скорее знает ни слова по-турецки. Это не помешало ему сделать типично фрейдистскую оговорку. А кроме того, это было единственное место в городе, где обычно останавливались все мафиози.

Я поехал сквозь медленно расступающуюся толпу, не обращая внимания на орущих и размахивающих кулаками крестьян. Мне срочно требовалось попасть в «Меблированные комнаты Сагланмак». Но на этот раз я пошел на военную хитрость: поставил машину на запрещенном для стоянки месте примерно в квартале от намеченной цели, а сам подошел к дому с противоположной стороны. Это был типичный для здешних мест дом. На уровне второго этажа шел общий балкон, с которого спускалась лестница — устройство просто незаменимое в тех случаях, когда постояльцу приходится воспользоваться окном, чтобы быстро и без помех покинуть помещение. Я вошел уверенной походкой и прямиком направился к дежурному клерку. Это был молодой турок с прилизанными и напомаженными волосами. Надо сказать, что я уже заглядывал сегодня сюда и именно он сказал мне, что постояльца с таким именем в отеле нет. Поэтому я и не подумал снова вступать с ним в разговор. Я просто потянулся к полке и достал коробку с картотекой. Клерк моим действиям не препятствовал.

Перебрав поочередно все карточки, я так и не обнаружил имени Джимми Тейвилнасти.

Однако я хорошо запомнил, что в разговоре с Хеллером он упомянул, что пробыл здесь уже несколько недель. Тогда я просмотрел даты прибытия постояльцев и сразу же обнаружил его. Он поселился здесь под именем Джона Смита.

– А мне показалось, — с насмешливой улыбкой заметил я клерку, — будто ты, сказал, что Тейвилнасти у вас не живет.

Он сразу же потянулся к телефону, но я перехватил его руку.

– Нет, — сказал я. — Он мой старый друг, и я хотел бы сделать ему сюрприз.

В ответ клерк нахмурился. Я положил перед ним на стойку десять лир. Нахмуренное лицо чуть смягчилось.

Я положил пятьдесят лир. Клерк заулыбался.

– Покажи его номер, — попросил я.

Он показал номер, расположенный у самой лестницы на втором этаже.

– Он там? — спросил я.

Клерк кивнул.

– Погоди-ка, — сказал я. — Сейчас мы с тобой сделаем так: ты возьмешь бутылку виски — арабская подделка вполне сойдет для такого случая, — два стакана и поставишь все это на поднос. Ровно через три минуты после того, как я отойду от стойки, ты возьмешь поднос, поднимешься к его комнате и вежливо постучишься. Во время разговора с клерком я непрерывно выкладывал на стойку перед ним столировые банкноты. И делал это до тех пор, пока лицо его не расплылось в улыбке. Улыбка эта обошлась мне, таким образом, в семьсот лир. Я заставил его точно засечь время, сверил часы с его часами и вышел наружу.

Не торопясь и совершенно бесшумно я поднялся наверх по наружной лестнице. С особой тщательностью я определил расположение комнаты Джимми Подонка. Окно было раскрыто.

Мне предстояло подождать совсем немного. Точно в указанное время раздался стук в дверь. Заскрипела кровать. Я осторожно заглянул в окно. Конечно же, в комнате находился мужчина. Сейчас он осторожно подкрадывался к двери, держа в руке кольт сорок пятого калибра. Ко мне и распахнутому окну он стоял в данный момент спиной.

Я заранее знал, как будут развиваться события. Наемные убийцы, состоящие на службе у мафии, вынуждены вести очень нервную жизнь. Джимми Подонок потянулся к дверной ручке, одновременно целясь в дверь Из пистолета. Мне пора! Дверь, чуть скрипнув, начала приоткрываться.

Я шагнул через подоконник, громко объявив при этом:

– А вот и сюрприз!

Перепуганый мафиози моментально обернулся на мой голос. Пуля из его пистолета ударила в стену над моей головой. Но не успел отгреметь выстрел, как Джимми бросился к двери. Эффект был катастрофическим. Он, конечно же, столкнулся в дверях с дежурным клерком, державшим на вытянутых руках поднос со спиртным.

Клубок из рук и ног, изрядно сдобренный виски из разбитой бутылки и приправленный стеклом, под аккомпанемент еще двух беспорядочных выстрелов бесформенным комом покатился вниз по ступенькам.

Наконец они грохнулись об пол у подножия лестницы и замерли. Я рысцой сбежал по ступенькам и взял пистолет из бесчувственной руки Джимми.

– Разве так полагается встречать старых друзей? — с упреком проговорил я. Именно так и следует с ними обращаться. Прием этот можно вставить в любой учебник по психологии. Там это называется «выведением из равновесия».Правда, своим пистолетом я не просто вывел из равновесия Тейвилнасти — из него, похоже, просто дух вышибло.

Дежурный клерк, лежавший рядом с Джимми Подонком, с ужасом уставился на меня. Тут только я заметил, что пистолет в моей руке направлен прямехонько на него. Я поставил его на предохранитель.

– Ты на редкость неуклюж для официанта, — сказал я. — Посуди сам — разбить целую бутылку виски. А теперь поднимайся поживее, да принеси новую за счет заведения. Клерк кряхтя удалился.

Я поднял Тейвилнасти с пола и потащил к небольшому столику в холле. Он понемногу приходил в себя.

Клерк, трясясь от страха, принес новую бутылку виски с двумя стаканами. Прежде всего я вернул Тейвилнасти его пистолет. Потом налил ему изрядную порцию виски. Он немедленно выпил. После этого на его изрытом оспой лице появилось выражение настоящего раздумья.

– Что, черт побери, должно все это означать? — осведомился он наконец.

– Просто мне не хотелось, чтобы ты случайно застрелил меня, — ответил я.

Чувствовалось, что он все еще не разобрался в ситуации. Я налил ему еще виски. И решил начать с другого конца.

– Я спокойно мог бы убить тебя, но, как видишь, я этого не сделал. И этот факт доказывает, что я являюсь твоим другом. Он обдумывал мои слова, потирая шишки и ссадины на голове.

Я снова подлил виски в его стакан.

– Как поживает Бэби? — спросил я.

Он поглядел на меня ничего не выражающими глазами.

– Ладно, не придуривайся, — сказал я. — Я спрашиваю о Бэби Корлеоне, моей старой любви.

– А ты знаком с Бэби?

– Конечно же, я знаком с Бэби.

– А откуда ты ее знаешь?

– Встречались, — лаконично ответил я.

Он выпил виски.

– Ты из АБН?

В ответ я рассмеялся.

– Из ФБР?

Я налил ему еще виски.

– Я из Всемирной организации труда. И собираюсь помочь тебе сколотить состояние.

Он молча выпил.

– А теперь слушай меня внимательно, — сказал я. — Мы заняты строительством нового госпиталя. Он будет готов принять первых пациентов примерно через два месяца. Мы овладели совершенно новой методикой производства пластических операций. Мы можем изменять отпечатки пальцев, расположение зубов, голосовые связки, лицевые кости черепа.

– А ты не (…)?

– Ничуть. Кроме нас никто на свете не способен на такое. И никто об этом не будет знать. Сам знаешь, клятва Гиппократа и все такое прочее.

– Вроде пятой поправки к Конституции?

– Совершенно верно, — подтвердил я.—А теперь перейдем к делу. Ты прекрасно знаешь дно Атлантик-Сити. Ты близко знаком с многими ключевыми фигурами мафии. Верно?

– Ну верно, — буркнул он.

– Так вот, у мафии полно людей, которые скрываются от закона, их там набилось столько, что яблоку негде упасть. Люди эти предпочитают никому не показывать свое лицо, потому что фотографии их вместе с отпечатками пальцев хранятся в каждом полицейском управлении, в ФБР и в Интерполе. Правильно я говорю?

– Ну правильно.

– Так вот, если этих людей удастся переправить сюда и поместить во «Всемирный благотворительный госпиталь милосердия и любви», мы сможем изменить их физическую внешность, снабдить их новыми свидетельствами о рождении и паспортами и все это, естественно, по твердой цене. Ты же лично положишь в свой карман двадцать процентов уплаченной ими суммы. Он взял со стола бумажную салфетку и принялся что-то старательно подсчитывать.

– Я буду богатым человеком, — изрек он наконец.

– Верно.

– Но есть тут одна и неправильная вещь, — сказал он. — Я могу шепнуть кое-кому словечко, и шепот этот будет услышан. Я могу поставлять сюда людей с именами просто пачками. Но я не могу этого сделать.

– Почему не можешь?

– Потому что сейчас я занят другой работой. У меня контракт.

– Знаю, — сказал я. — Гансальмо Сильва?

– Откуда ты узнал?

– У меня есть свои источники, — и я высокомерно поглядел на него сверху вниз. — Сильва не вернется сюда по меньшей мере еще недель семь. А., это означает, что в твоем распоряжении имеется шесть недель, которые ты можешь посвятить вербовке первых пациентов для нашего госпиталя.

– Мне понадобятся деньга на расходы. Я не могу повесить их на Бэби.

– А ты бери деньги на расходы из сумм, выплаченных тебе в виде аванса, — посоветовал я.

– Ну ты и хитер! — воскликнул он и рассмеялся.

– А если ты сумеешь поставить нам много клиентов и дело через пару месяцев завертится, то и я смогу подбросить тебе кое-какой дополнительный заработок.

– Да?

– Да. Я преподнесу тебе Гансальмо Сильву на серебряном блюде.

– А ты не (…)?

– Я подставлю тебе его как глиняного голубка в тире!

На глаза его навернулись слезы благодарности, и он протянул мне руку:

– Ну, начальник, считай, что поладили!

Да, что ни говори, а психологические приемы срабатывают безупречно и безотказно. Немного погодя я вернулся к своей машине и, не обращая никакого внимания на вечно возмущающуюся чем-то толпу местных жителей, завел машину и уехал. Все во мне ликовало. Мне даже казалось, что я не еду, а парю в облаках.

Солтен Грис, он же Султан-бей, на пути к просто неприличному богатству. И в конце концов, разве Великий Совет не велел нам внедрять элементы более прогрессивной технологии на этой планете? То есть именно в тех областях, где технология эта принесла бы настоящую пользу, не так ли?

Солнце шпарило вовсю. Небо было безоблачным и сияющим, во мне тоже все сияло и пело, когда я гнал свою машину, возвращаясь домой. И тут мне припомнилось, что вдобавок ко всему мне еще сегодня доставят танцовщицу. Будущее представлялось мне настолько блестящим, что я невольно сделал то, чего я обычно никогда не делал — я вдруг запел.

Фрэнки и Джонни — парочка что надо!

Что бы ни случилось, Фрэнки с Джонни рядом!

Фрэнки клялась Джонни век его любить,

Джонни клялся Фрэнки девочек забыть!

На дороге появилось препятствие. Это была вереница из десяти тяжело нагруженных верблюдов. Они плелись, с трудом передвигая ноги, и я даже не мог разглядеть, где же их погонщик. Сигнал у— моего «рено» давным-давно испортился, и мне пришлось чуть ли не по пояс высунуться в окно, чтобы разглядеть, что же там творится во главе каравана.

Ага! Именно то, чего я и ожидал.

В этих местах веревку-поводок переднего верблюда зачастую привязывают к ослу, поскольку животное это, по-видимому, знает дорогу к месту, куда направляется караван. И вот осел попросту тянет за собой всю цепочку верблюдов и приводит их в конце концов к месту назначения. По этому можно судить, до чего же глупые животные эти верблюды, если такая маленькая и тупая скотина, как осел, оказывается умнее их.

Такого шанса позабавиться просто нельзя было упускать.

Я тут же запел во весь голос:

Вернись ко мне, мой друг!

Ведь я же твой супруг!

Я направил машину почти прямо на осла. Тут уж вопрос стоял так — либо мой бампер, либо его нос. Но не исключаю возможности, что главную роль здесь сыграло и мое пение. Глупое животное рвануло привязанную к нему веревку-поводок, взревело и перемахнуло через кювет. Верблюды вели себя так, будто попали под артиллерийский обстрел. Они сразу же попрыгали с дороги на поле подсолнечников, теряя вьюки и пытаясь во что бы то ни стало следовать за ослом. Я просто покатывался со смеху. Так я подъехал к Международному центру переподготовки фермеров, перевернув попутно бампером выставленный здесь явно по ошибке столб со знаком, запрещающим парковку, и остановился у конторы коменданта базы.

Контраст между выражением его лица и моим настроением был просто разительным. При виде меня он застонал и обеими руками схватился за голову.

– Офицер Грис, — сказал он, подымая наконец голову, — нельзя ли нам постараться создавать вокруг себя поменьше замешательств?

– Ты что, имеешь в виду этот дурацкий дорожный знак? — высокомерно поинтересовался я.

– Нет. Дело вовсе не в нем. Прошлой ночью произошла драка, а сегодня наши агенты в городе донесли, что сыплются жалобы со стороны владельцев тележек, жалобы полиции на то, что вы постоянно паркуете машину в неположенных местах, а перед самым вашим появлением мне позвонили и сообщили, что вы с каким-то гангстером открыли пальбу в отеле. Умоляю вас, офицер Грис, будьте поосторожней. Нас вообще не должны замечать здесь. До вашего прибытия мы все…

– Глупости! — резко перебил я его. — Вы жили совсем не в духе планеты. Вы вели себя как захолустные деревенские растяпы. Вы не задавали тон и ритм, и вы далеко отстали. Так что позвольте теперь действовать мне! Именно я являюсь крупнейшим специалистом по социально-поведенческим стереотипам на Блито-ПЗ. Вы хотя бы посмотрели их фильмы, если не способны на что-либо другое. Ну хотя бы те, которые импортируют в Турцию. Да они там ничем иным и не занимаются, как только стрельбой друг в друга и взрыванием всего на свете. Но у меня сейчас просто нет свободного времени, чтобы восполнять пробелы в вашем самообразовании или заниматься улучшением культурно-просветительской работы. Я приехал сюда ради дела! И я швырнул пачку контрактов на его стол. Он взял ее усталым жестом и сокрушенно покачал головой, как бы давая понять, что он и тут не ожидает ничего хорошего.

– Госпиталь? — недоуменно спросил он. — Госпиталь стоимостью в пятьсот тысяч долларов?

– Вот именно, — сказал я. — А уж заботы по государственному устройству, Фахт-бей, оставьте мне.

– Но ведь это не было одобрено нашим, местным офицерским советом. Наш начальник финансовой службы упадет в обморок при виде этих бумаг.

Кого-кого, а нашего начфина я знал отлично. Он был беженцем из Бейрута. В Ливане он считался одним из ведущих банкиров, пока война не привела к краху банковское дело и не заставила его бежать из страны. Жадный и наглый ливанец.

– А ты передай ему, чтобы он вытащил из казенного денежного ящика свои грязные лапы, пока я не обрубил ему их, — сказал я. — И раз уж мы заговорили об этом, то выдай-ка мне тридцать тысяч лир. Я поиздержался на этом деле. Он поплыл в свою комнату на задах конторы и вернулся оттуда с тридцатью тысячами турецких лир. Сделав какую-то пометку в книге, он, стоя прямо передо мной, спокойно отсчитал десять тысяч и спрятал их в карман.

– Постой! — заорал я. — А когда это ты получил лицензию на кражу государственных денег?

Следует сказать, что поведение его меня здорово разозлило.

Он протянул мне двадцать тысяч.

– Мне пришлось дать двадцать тысяч девушке. И выдал я их из своих личных денег.

– Девушке? За что? Почему?

– Офицер Грис, я не знаю и знать не хочу, почему вам вздумалось отправлять ее обратно в Стамбул. Наш агент заверил меня, что она совершенно здорова. Я и сам видел ее. Это и в самом деле очень красивая девушка. Она там побросала все свои дела, заперла свою комнату и мигом прилетела сюда. О, она была просто вне себя от ярости — она рвала и метала! Но я все утряс. Я лично поехал за ней в город — она стояла там прямо на улице и жутко скандалила. Я вручил ей десять тысяч лир от вашего имени — ведь это всего-то девяносто американских долларов — и посадил ее в автобус, на котором она могла бы вернуться в Стамбул.

– Но я никому не говорил, чтобы ее отправили назад! — крикнул я, ничего по-прежнему не понимая.

– Ваш друг, водитель такси, сказал, что вы так велели.

Поверьте мне, тут уж я окончательно пришел в бешенство. —Я быстрым шагом вышел из помещения, завел «рено», перевернул еще один столб с запрещающим стоянку знаком — просто для того, чтобы доказать, что с такими людьми, как я, шутить опасно, и помчался к дому, в расчете на то, что застану там этого (…) таксиста.

«Рено» не доехал до места. У него кончился бензин. Я бросил его прямо на дороге и пешком дошел до виллы, благо до нее оставалось ярдов двести, по пути готовя речь, которую собирался закатить я этому таксисту.

Но его на вилле не оказалось. Я устроил разнос Карагезу и отправил его вместе с садовником прикатить машину вручную к дому, а для острастки запретил им пользоваться для буксировки другой машиной. Внутри у меня все кипело.

Девушки нет.

Делать нечего. Я забаррикадировался за дверью и какое-то время предавался мрачным раздумьям. А затем, будто для того чтобы еще больше растравить душу, направился в свой тайный кабинет и включил следящее устройство, настроенное на датчики Хеллера. Хеллер не мог никуда пойти — у него ведь не было денег. Однако теперь судьба его не внушала мне особого беспокойства. Через день-другой я получу весточку от Рата, потом мы воспользуемся буксиром для доставки Хеллера в Соединенные Штаты, а еще через некоторое время он будет арестован как самозванец и заключен в тюрьму. Но, может быть, мне удастся увидеть или услышать что-нибудь такое, на чем я мог бы с чистой совестью сорвать злость. И он тут же предстал передо мной на экране во всей красе — он не придумал ничего лучшего, как превратить коридор, идущий вдоль складских помещений, в беговую дорожку. При этом на каждом плече он еще и нес по набитому рюкзаку. Судя по тому, как они болтались у него за спиной, вес их был довольно солидным. Нет, подумать только, в такое время он решил заниматься тренировками! Это он придумывал себе дополнительные нагрузки, чтобы поддержать в форме мышцы ног, которые могли бы ослабеть из-за того, что притяжение на этой планете меньше, чем у нас. Ох уж эти спортсмены!

Однако особенно заводиться по этому поводу не имело смысла, и я решил поглядеть, чем он занимался раньше. Я вернулся к тому моменту, когда в прошлый раз выключил экран, и стал проворачивать пленку, следя за событиями.

Ого! А он, оказывается, не терял зря времени. После проведенного им дурацкого обследования ангара он поднялся на корабль, но там почти не задержался. Сначала я даже никак не мог понять, чем именно он собирается заняться. Он явно навесил себе на ноги какие-то приспособления. Я обратил на это внимание, когда, спустившись с лестницы, он принялся поправлять у себя что-то на коленях. Более того, у него и на поясе висели какие-то мешки, а что он прицепил на колени, я как раз не мог рассмотреть из-за того, что эти мешки заслоняли обзор.

Потом он направился к строительной мастерской. Там оказался один из техников, который сидел на скамье, изнывая от безделья. Заметив, кто это забрался в его берлогу, он тут же отвернулся, не проронив ни слова.

– Мне хотелось бы попросить у вас сверло-щуп для взятия проб в скальных породах, — сказал Хеллер очень дружелюбным тоном. В ответ техник отрицательно покачал головой.

– К моему величайшему сожалению, — сказал Хеллер, — я вынужден настаивать. Похоже, что район этот подвержен частым землетрясениям, а у вас здесь ведутся крупномасштабные раскопки. Есть все признаки того, что происходит систематическое расслоение каменных пород. Меня же особо беспокоит безопасность моего корабля — дело в том, что по плану он вынужден будет регулярно садиться и взлетать отсюда. И я очень не хотел бы, чтобы во время одной из таких операций он оказался погребенным под обрушившейся скальной породой. Так что очень прошу вас дать мне на время щуп. В крайнем раздражении техник взял какую-то небольшую деталь с одной из полок и буквально швырнул ее в Хеллера. Тот вежливо поблагодарил его и вышел.

А еще называется военным инженером! Забросив в очередной раз свои мешки за спину, Хеллер принялся взбираться по вертикальной скале, которая образовывала заднюю стену ангара. Теперь мне стало понятно, что он нацепил себе на колени. Штуки эти почему-то называются «шипами», хотя на самом деле представляют собой крохотные дрели, которые всверливаются в поверхность камня или какого-либо иного твердого материала. У нас в Аппарате с их помощью обычно взбираются по стене на второй этаж. Однако инженеры пользуются ими для подъема на крутые горные обрывы. На ботинках у Хеллера имелось еще по четыре сверла, расположенных на носках и на каблуке, а также на боковых сторонах подошв. Я-то сам боялся и не любил этих штук — ведь такой чертовиной можно запросто просверлить себе лодыжку или еще что-нибудь, стоит только зацепить ногой за ногу. Хеллер тем временем бодро взбирался на каменную стену. Ого!

Да у него точно такие же приспособления были прицеплены и к запястьям! Интересно, были ли они у него прошлой ночью, когда он подымался по обрывистым склонам Афьон-Карахисара? Нет, я уверен, что он обошелся тогда без них. С одной стороны, я наверняка заметил бы их у него во время драки, а кроме того, это явилось бы откровенным нарушением статей Космического Кодекса. Так, теперь понятно — он надел их потому, что считал, будто занят сейчас настоящей работой. Ему приходилось делать частые остановки и переключаться при подъеме на другие дела. Сейчас он поднялся на высоту примерно пятнадцати футов от уровня пола ангара. Тут он впервые использовал одолженный щуп. Работал щуп с таким визгом, что у меня сразу же заныли зубы.

С помощью щупа Хеллер добыл из скалы пробу камня. Проба эта представляла собой небольшой цилиндр из скальной породы одного дюйма в диаметре и примерно трех дюймов длиной — просто такой маленький столбик. Он поднес его к самым глазам и принялся тщательно осматривать. Это был самый обыкновенный образец кристаллической горной породы. Но Хеллер продолжал вглядываться в него. С моей точки зрения, камень этот был самым обычным. Потом он достал откуда-то небольшой молоточек, отколол с его помощью примерно полдюйма каменной пробы, умудрился поймать на лету падающий кусок, а потом сунул его в свой мешок. После этого он достал из рюкзака баночку. На этикетке, кстати сказать, приклеенной весьма небрежно, было выведено некрасивым беглым почерком: «Каменный клей».

Обмазав клеем остаток цилиндра, он засунул его в проделанное щупом отверстие, апотом с помощью молотка забил эту каменную пробку настолько аккуратно, что со стороны уже невозможно было догадаться, что здесь брали пробу.

Потом Хеллер передвинулся по стене на несколько футов влево и там проделал те же манипуляции. А потом, работая с невероятной быстротой, он принялся брать пробы одну за другой. Ну что ж, наблюдать за ним не составляло никакого труда, пока он был на расстоянии пятнадцати футов от земли. Но иное дело, когда он забрался на высоту пятидесяти футов и стал повторять там те же процедуры. При этом каждый раз, когда он бросал взгляд вниз, я чувствовал себя преотвратно. Я ведь не выношу высоты!

Впрочем, я просто прогнал пленку вместе с этими неприятными местами. А Хеллер тем временем добрался до стыка скалы с электронным изображением пика горы, которое и создавало в глазах окружающих иллюзию, что перед ними возвышается гора совершенно естественного происхождения. И тут он наконец что-то сказал вслух.

Я тотчас же отмотал пленку назад и включил нормальный ход.

– Да что же это творится с Аппаратом? — пробормотал Хеллер. — Почему у них всюду стоит такая вонь? А кроме того, зачем им понадобилось замуровывать вентиляционные отдушины этим нелепым электронным сооружением, лишая себя тем самым возможности получить хоть глоток свежего воздуха?

Ага! Мои усилия начинают давать зримый эффект. Он уже начал разговаривать сам с собой. А это верный признак начала общей деградации. Он достал из кармана маленькую зажигалку и подрегулировал ее так, что она стала немного дымить. Он же внимательно вглядывался в струйку дыма.

– Никакого движения, — тихо сказал он. — Здесь совсем прекращен доступ воздуха. О боги, мне обязательно нужно найти место, откуда включается эта система.

Надо признаться, что мне его манипуляции уже изрядно поднадоели. Он все время поглядывал вниз, где в трехстах футах под ним машины казались просто рассыпанными по Земле камушками. Желудок мой в такие моменты готов был вывернуться наизнанку. Я снова включил перемотку пленки, надеясь найти запись звука.

Определив одно такое место, я вновь включил экран и звук. Но сейчас он просто напевал про себя. И, конечно же, эту дурацкую песенку о храбром принце Каукалси. Несколько позднее он попытался завязать разговор с начальником ангара, который, будучи прекрасно осведомленным о содержании пущенного мною слуха, решительно проигнорировал эту его попытку. Хеллер дошел до того, что положил руку на плечо этого человека и развернул его лицом к себе.

– Я спросил вас, — сказал Хеллер, — где находятся приборы управления этим электронным муляжом? Я хочу отключить его на сегодняшнюю ночь, чтобы хоть немного проветрить помещение. Вы же таким образом только собираете здесь влагу.

– Он у нас всегда включен, — рявкнул в ответ начальник ангара. — Он был включен десятки лет тому назад. Я не думаю, что его выключатели вообще работают еще. Он имеет собственный источник питания, и трогать его никто не собирается в ближайшую сотню лет. Вы все тут норовите переменить, но для этого вам следует иметь дело по меньшей мере с комендантом базы. И он пошел, сетуя на проклятую службу, которая подсовывает ему то одно дело, то другое, когда его единственное дело — сделать так, чтобы рабочий день пролетел поскорее.

Капитан Стэбб находился подле своего судна. Пять антиманковцев были расквартированы вне пределов корабля. Они располагались в общежитии при ангаре — там было гораздо более комфортное жилье и оттуда легче было добраться до города. Никаких лестниц восьмидесяти футов высотой. Капитану Стэббу очень понравилось то, как одернули Хеллера с его маниакальной жаждой свежего воздуха. Ох уж эти флотские! Ему просто ни за что бы не выжить в условиях Аппарата!

Итак, Хеллер вернулся на борт судна. Я прогнал еще большой кусок пленки. По-видимому, Хеллер снова вышел наружу, чтобы сделать пробежку. При этом он не забывал на бегу еще и подымать свои тяжести, чтобы постепенно приспособиться к условиям гравитации на этой планете. Эти спортсмены все чокнутые.

Я отключил аппаратуру и снова погрузился в мрачные размышления относительно отосланной в Стамбул танцовщицы. Мир снова начинал оборачиваться ко мне самой неприглядной стороной.

На следующий день примерно к полудню я начал понемногу оправляться от своего мрачного настроения, но тут произошло нечто такое, что вновь погрузило меня в трясину бед. Был нестерпимо жаркий день. Августовское солнце заставило ртуть в моем турецком термометре подняться до ста градусов, что по исправному термометру должно было бы означать сто пять градусов по Фаренгейту. Я возлежал в тенистом уголке двора, разбитого на задах миниатюрного храма Дианы — богини охоты Древнего Рима. Мой кувшин ледяной сиры был пуст, и мне уже надоело награждать пинками маленького мальчишку, который только и делал вид, будто старательно работает опахалом, как вдруг совершенно внезапно услышал трели певчей птички. Это была канарейка. Здесь канарейки успели одичать, и сейчас одна из них заливалась в ветвях во все горло. Сразу пробудились все мои первобытные инстинкты. Год назад я купил по случаю ружье двенадцатого калибра и еще ни разу его не опробовал. Эта штука наверняка успокоит канарейку.

Я сразу же вскочил и побежал в свою комнату. Там я быстро нашел ружье, но никак не мог отыскать патроны. Странное дело, если учесть, что они такой величины, что ими спокойно можно заряжать пушку. Тогда я перешел в спальню и принялся обшаривать один за другим все ящики комодов и ночных столиков.

И тут произошло нечто такое, что сразу же заставило меня позабыть и об охоте, и о канарейке.

К моей подушке был приколот конверт!

Его здесь не было, когда я вставал. Значит, кто-то был в моей комнате! Но ведь никто не проходил по двору моей виллы. Каким же образом этот конверт мог попасть сюда? Ветром занесло? Но ведь и ветра не было.

Конверт был того типа, который используется для отсылки поздравительных посланий в определенных социальных кругах Волтара — уже одно это несло в себе некий оттенок скрытого блеска. Я был бы меньше удивлен, обнаружь я змею в собственной постели.

Наконец мне удалось собрать достаточно мужества, чтобы взять его в руки. Внешний вид конверта не позволял предположить, что в нем может находиться взрывчатка. Осторожно, словно боясь обжечься, я извлек из него открытку. Это действительно была поздравительная открытка. Того типа, которые обычно содержат послания вроде: «Весьма сожалею, что не застал Вас дома». Однако эта открытка содержала не менее элегантное послание:

Ломбар выразил желание, чтобы я иногда напоминал вам о себе.

И под этой светской запиской был нарисован кинжал. Кинжал, обагренный кровью. И кровь, покрывавшая лезвие ножа, стекала с него крупными каплями. Я похолодел и вместе с тем обнаружил, что буквально обливаюсь потом. Кто мог положить сюда это послание? Мелахат? Карагез? А не мог ли это сделать Фахт-бей? А может быть, начальник ангара? Или Джимми Подонок? Хеллер? О нет, нет и еще раз нет! Только не

Хеллер — он был бы последним, кому Ломбар мог бы поручить такое задание. Тот маленький мальчишка, который обмахивал меня опахалом? Нет, конечно, не он — он ведь был у меня на глазах все утро. А где все они могут находиться в настоящий момент? Следит ли тайно кто-нибудь за мной в эту самую минуту? Мои недавние мысли об охоте бесследно улетучились. Сейчас шла охота на меня самого! Огромным усилием воли я заставил себя сосредоточиться и спокойно обдумать ситуацию. От меня, несомненно, чего-то ожидали. Кто-то, по-видимому, решил, будто я недостаточно усердно выполняю свою работу. А если моя догадка верна, то, согласно последней брошенной Ломбаром фразе, этот загадочный кто-то имеет приказ убить меня. Я твердо знал, что должен что-то сделать. Предпринять какое-то действие, проявить себя. И при этом — безотлагательно.

Нашел! Я тут же поручу капитану Стэббу пустить еще один слушок насчет Хеллера. Ружье выпало у меня из рук, но я даже не нагнулся за ним. Я бросился к шкафу в задней стене, отпер дверь в проход и прямиком бросился искать капитана Стэбба. Но антиманковец как-то не попадался мне на глаза. Вместо него я увидел нечто совсем другое.

Боевые корабли!

Целых два!

Должно быть, они прибыли ночью. Это были неуклюжие посудины угрожающего вида. По размерам они совсем ненамного превосходили наш буксир. Корабли были сплошь покрыты тяжелой броней. Экипаж таких судов состоял всего из двух человек. Это была наиболее экономичная разновидность той модели «пушки», которой пользовался Ломбар. Зверские суда — холодные, черные, смертельно опасные. Довольно покорно я приблизился к ним. Когда же они должны были покинуть Волтар, чтобы сейчас прибыть сюда? По-видимому, старт был дан точно в тот день, когда Хеллер приобрел буксир, — иначе они не успели бы прибыть сюда. Ход этих кораблей почти не превышал ход обычных буксиров. Выходит, Ломбар узнал о покупке нами буксира в тот момент, когда эта сделка заключалась! Он вообще знал слишком много и узнавал обо всем слишком быстро. Должно быть, ему удалось внедрить своих шпионов во все… Голос, прозвучавший за моей спиной, раздался столь неожиданно, что я чуть было не грохнулся в обморок:

– Мы, Грис, находимся здесь уже несколько часов. Где это ты пропадал все это время?

Я обернулся. Передо мною стоял человек-камень с холодными каменными глазами. За ним стояли еще трое таких же типов. И как они умудрились появиться у меня за спиной? На них были черные мундиры и красные перчатки. Красные эмблемы с изображением взрывов красовались на отворотах их воротников. Мне сразу же стало ясно, с кем я имею дело. В Аппарате их называли пилотами-убийцами. Их используют во всех боевых операциях Аппарата. Однако с врагом они не сражаются. Они наблюдают, чтобы ни один корабль Аппарата не бежал с поля боя. Если же кто-то сделает это или же просто подумает об этом, эти парни тут же сбивают его. Учитывая, что личный состав Аппарата почти сплошь укомплектован самыми настоящими подонками, такие меры просто необходимы. Ведь приходится иметь дело и с трусами, и с бунтовщиками. Пилоты-убийцы и служат достойным ответом на подобные вызовы. У Флота его величества не имеется подобных подразделений.

Манеры их полностью соответствовали их служебному долгу. Вот и сейчас, обращаясь ко мне, пилот опустил уставное обращение «офицер». И не протянул мне руки для пожатия.

– У этого корабля, — и он презрительным жестом указал на буксир, — отсутствует антенна лучевого приемника.

Дело в том, что каждый корабль Аппарата обязан иметь специальное устройство, прочно встроенное в корпус, которое судноубийца мог бы нащупать с любого расстояния с помощью специального луча — это крайне необходимо для того, чтобы было легче обнаружить отсутствующее судно и уничтожить его.

– А этот корабль состоял на учете у Флота, — сказал я, чуть отступая назад.

– Послушай, Грис, тебе же не хотелось бы, чтобы я отослал донесение по поводу этого нарушения, не так ли?

Я отступил от него еще на шаг. Это было всего лишь незначительным упущением. Он пододвинулся ко мне. В жизни своей я не видел ни у кого таких холодных глаз.

– А каким образом можно рассчитывать, что я уничтожу какое-то судно, если я не способен даже отыскать его? Сейчас же установите приемную антенну на его корпус!

Я попытался отступить еще на шаг, но спина моя натолкнулась на корпус боевого корабля. Положение становилось отчаянным.

– Я не состою в твоем распоряжении и не должен подчиняться твоим приказам.

– А мы не подчиняемся твоим, — сказал он.

Остальные пилоты-убийцы за его спиной дружно кивнули, как бы подтверждая справедливость его слов. Это были мрачные парни, бесчувственные, словно роботы. Однако они были специалистами своего дела и в данный момент требовали одного — чтобы все выполняли свой долг.

Ситуация складывалась препаршиво. Ведь пусть не часто, но мне самому придется бывать на борту этого буксира. А он был безоружен и не снабжен броневой защитой. Одного-единственного выстрела любого из этих кораблей было бы достаточно, чтобы превратить нашего «Принца Каукалси» в межзвездную пыль за какую-то долю секунды.

– Итак, вот тебе два приказа, — проговорил пилот-убийца. — Первый: прикажи начальнику ангара установить типовую приемную антенну на наружной обшивке корпуса, и пусть он сделает это так и в таком месте, чтобы команда корабля никогда не узнала об этом. Второй приказ: я требую, чтобы механизмы этого судна были испорчены таким образом, чтобы он ни при каких обстоятельствах не смог обогнать нас.

– Так ведь на борту у него находится офицер Флота его величества, — возразил я,

– Ну и что. Вымани его как-нибудь с судна. Отправь куда-нибудь в другое место, а за это время вы и установите антенну. Что же касается порчи механизмов, то это дело я поручаю тебе, потому что тебе легче всех попасть на борт.

Я покорно кивнул. Ситуация складывалась крайне невыгодно для меня — я покинул свою комнату в такой спешке, что не успел прихватить пистолет. Таким образом, я нарушил самое священное правило — никогда не находиться среди сотрудников Аппарата без оружия. Но потом мне пришло в голову, что ничего хорошего не получилось бы, даже если бы я был вооружен. Они просто нажаловались бы Ломбару, что я не выполняю его приказы. И я снова довольно нервно кивнул.

– Значит, мы теперь друзья? — проговорил он.

Я еще раз кивнул и протянул ему руку. Он поднял свою затянутую в красную перчатку руку и влепил

мне пощечину. Удар был тяжелым ив то же время пренебрежи тельным каким-то.

– Вот и хорошо, — сказал он. — Выполняй приказ.

И я помчался, чтобы передать секретное приказание начальнику ангара. Но сначала я бегом взобрался по лестнице в буксир, собира ясь выманить Хеллера наружу. Я повел Хеллера в комнату хранения карт ангара, поскольку оттуда невозможно было увидеть буксир. Хеллер был в своей рабочей одежде. Он, видимо, занимался на корабле какой-то работой, и красная шапочка гонщика красовалась у него на затылке.

– А откуда здесь появились эти две «пушки»? — спросил он.

– Да это самые обычные суда, несущие охранную службу, — ответил я. — Они приписаны к этой базе и только что прибыли из рейса. Но это не имеет ничего общего с нашей миссией. Все-таки я получал некоторое внутреннее удовлетворение при мысли о том, как среагировал бы он на весть, что суда эти специально прибыли для того, чтобы самым тщательным образом следить за его любимым буксиром и сбить его немедленно, если он позволит себе какой-нибудь экстравагантный маневр или попробует не вернуться на базу к намеченному сроку. При этом я надеялся только на одно — что меня не будет на борту буксира, когда это произойдет. Ведь буксир без брони и огневой защиты обречен на быструю гибель — он просто не имеет ни малейшего шанса выстоять.

– По всей вероятности, мы отправимся в путь завтра, — сказал я. — И уж поскольку мы сейчас имеем под рукой столько карт, мне хотелось бы, чтобы вы поподробней ознакомились с территорией той части Соединенных Штатов Америки, где вам придется действовать.

– Вот это здорово, — сказал он, разбирая кипу карт. — Здесь имеется даже геологическая карта США с подробнейшим обозначением полезных ископаемых, со схемами залегания геологических пород.

– На этих картах изображено и множество других полезных вещей вплоть до отдельно стоящих фермерских домиков. — Я был рад его пробудившемуся интересу, это могло помочь мне задержать его здесь. Ведь он ни в коем случае не должен был видеть, что вытворяют с его буксиром в ангаре. — Мы здесь, естественно, учим их возводить более современные фермерские постройки, но, я согласен с вами, все эти минералы — тоже очень интересная вещь!

Потом я указал ему на карте участок, расположенный в южной части Виргинии. Именно это место отводил для начала операции Ломбар.

– Скорее всего мы приземлимся вот здесь. Городок, что лежит рядом, называется Фейр-Оукс. Вот видите? Погодите, вот эта карта будет поподробней. Значит, так — этот район называется округ Хэмден.- А Фейр-Оукс — административный центр округа. Вот, приглядитесь повнимательней — видите сооружение? Это здание суда округа Хэмден. А вот эти кривые линии на карте означают, что дом расположен на небольшом холме. А теперь, — продолжал я, — слушайте меня особенно внимательно. Мы совершим посадку вот на этом поле: здесь находится заброшенная ферма, и людей тут почти не бывает. Небольшая рощица прикроет нас со стороны дороги. Покинув судно, вы направитесь вот по этой обозначенной на карте тропке прямо "мимо фермы и подыметесь на холм к зданию суда с задней стороны, откуда легко проникнете внутрь, где, несмотря на то что рабочий день уже завершится, вас будет ждать старый чиновник. Он-то и снабдит вас свидетельством о рождении. После этого вы спуститесь с холма и доберетесь до автобусной станции, где возьмете билет на ночной автобус на Линчберг. В Линчберге вы пересядете на автобус, идущий через Вашингтон, округ Колумбия, на Нью-Йорк.

Хеллер был весь внимание, но касалось оно исключительно карт. Собственно говоря, я скорее всего просто зря тратил время на объяснения. Вряд ли ему придется много путешествовать после того, как он получит документы. Имея на руках липовые документы на имя Роксентера-младшего, он, по замыслу Ломбара, сразу же привлечет к себе самое пристальное внимание. Его просто не смогут не заметить. Даже если он зарегистрируется под этим именем хотя бы в самом захудалом отеле. Сам факт появления такой персоны, несомненно, взбудоражит местную прессу, которая обязательно поспешит объявить, что такая знаменитость появилась в их округе. А первая же проверка выявит, что никакая это не знаменитость, а просто обладатель фальшивых документов. Тут-то его и прихватят. Связи Роксентера наверняка сработают безошибочно, и — прощай Хеллер! Хитроумная ловушка расставлена Ломбаром, ничего не скажешь. Дело в том, что общеизвестно: Делберта Джона Роксентера-младшего просто не существует в природе.

– Вы должны обратить особое внимание на то, что вам придется постоянно пользоваться своим новым именем, — сказал я. — Следует отметить, что Америка просто помешана на всяких удостоверениях. Стоит только не предъявить удостоверение личности, как они тут же приходят в бешенство. Так что очень прошу вас: обязательно пользуйтесь только этим чужим именем как только получите документы, и не забывайте всюду предъявлять их. Дело в том, что там считается серьезным правонарушением, если, будучи спрошенным, вы откажетесь назвать свое имя и предъявить документ. Вам все понятно?

– И как же будет звучать мое новое имя? — спросил Хеллер, не отрывая глаз от карты.

– Я пока и сам не знаю, — солгал я. — Дело в том, что необходимо найти подходящее свидетельство о рождении. Ведь просто имя и фамилия не означают ровным счетом ничего, пока вы не предъявите свидетельства о рождении. А это зависит от того, какие свидетельства о рождении имеются в распоряжении суда округа Хэмден.

– Поглядите-ка, — сказал Хеллер, — на этих картах помечены россыпи золота. Мне случалось читать книги о Соединенных Штатах Америки, и в них утверждалось, что золото находили исключительно на Западе. Нет, вы посмотрите только — тут помечены залежи золота и в Виргинии. А на других картах наличие его отмечается и в Мэриленде. А на этой — золото, оказывается, находилии в этих, как они называются… в штатах Новой Англии.

– О, все эти разработки велись в период, который у них принято называть колониальным. Это было в далеком прошлом. Я не очень много помнил о геологии вообще, но это все же запомнил. Карты попадались мне на глаза и раньше, и я даже поручил как-то Рату накопать там немного золота, на что он только расхохотался. Тогда-то он и разъяснил мне, что все эти пометки на карте означают то, что «когда-то в прошлом здесь добывалось золото».

– Понятно, — сказал Хеллер. — Так ведь и составители карт отмечают только то, что у них принято называть «сопутствующими породами» — розовый кварц, некоторые железосодержащие породы, аспидный сланец, роговая обманка. Но вот эти горы… — Аппалачи, а? — и эти, расположенные еще севернее, представляют собой наиболее древние геологические породы планеты, и, я полагаю, здесь можно найти буквально все что угодно, если поискать повнимательнее. А этот северный район — Новая Англия — он так называется, правильно? — он весь сглажен в прошлом ледниками, о чем легко догадаться по топографическому рельефу. Поэтому можно предположить, что ледники срезали самые верхние слои породы и тем самым приблизили к поверхности глубинные залежи. Да, судя по карте, эти места многое повидали.

Я не мешал Хеллеру строить бесполезные догадки, обсуждая то, что ему удалось обнаружить на карте. Ох уж эти (…) инженеры! Сидит себе и рассуждает Бог весть о чем, когда на его любимом судне устанавливают приборы, облегчающие его уничтожение. Ведь по меркам Аппарата глупость его просто беспредельна. Наивный ребенок в руках асов шпионажа и тайных операций. И откуда у него такой болезненный интерес к этим картам? Ведь единственная вещь, которую ему теперь предстоит видеть перед собой на протяжении многих дет, — это стены камеры, отведенной ему в одной из местных тюрем.

Так прошел целый час. Наконец начальник ангара, появившийся за спиной Хеллера, подал мне условный знак.

– Ну вот и отлично, — сказал я. — Теперь остается еще одна вещь, о которой я, как отвечающий по должности за вашу работу здесь, должен обязательно предупредить вас. Статья номер а-36-544 М, часть Б Космического Кодекса. Раскрывать ваше внеземное происхождение вам не разрешено ни при каких обстоятельствах. Ваша подлинная сущность не может быть раскрыта вами ни в коем случае. Кара, предусмотренная Волтаром за нарушение этой статьи, окажется намного более жестокой, чем все, что только смогут выдумать на этой планете. И мы оба прекрасно это знаем. Поэтому только ради вашей же собственной безопасности я должен потребовать с вас слово офицера его величества, что вы ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не раскроете тайны вашей личности.

– Солтен, неужто вы вознамерились нанести мне оскорбление? Ведь и вы сами должны подчиняться требованиям Кодекса. Вы не император, который один может интерпретировать по-своему законы Волтара. Но раз уж мы коснулись этой темы, то и я вынужден вас предупредить, что, если вы сами предпримете попытку нарушить любую из статей Космического Кодекса, я как офицер его величества и просто как гражданин Волтара доставлю вас Великому Совету, и к тому моменту, как вы предстанете перед ним, вы уже будете растянуты, как струна на аккордном аккомпаниаторе, и зазвучите при первом же прикосновении.

– Да я-то сказал все это только движимый заботой о вашем же благополучии, — робко возразил я. Однако внутри у меня все пело. Я теперь точно знал, что он непременно будет пользоваться тем роковым именем, которым мы его наградили. Он ведь глуп настолько, что спокойно позволил только что за своей спиной тайно установить на буксире приемные антенны.

– Ну что ж, судя по всему, миссия наша не может не увенчаться успехом, — сказал я, вставая и торжественно пожимая ему руку. — Я уверен, что из вас получился отличный агент. Именно такой, какой нам и нужен.

Выходя, я снова поглядел на боевые корабли — жуткие жерла их пушек способны обратить в пыль половину планеты, что же касается буксира, то они сожгут его, даже не заметив. Ощущая во всем теле неприятную дрожь, я поспешил в общежитие летного состава при ангаре, надеясь разыскать там Стэбба. Очень может быть, что им удастся прикончить Хеллера и до нашего отлета и мне вообще не придется летать на этом (…) буксире. Я, честно говоря, терпеть не мог эти боевые корабли, и уж чего мне совсем не хотелось, так это быть сбитым одним из них.

Должен признаться, что настроение мое совершенно не соответствовало тому, с чем мне пришлось столкнуться чуть позднее. С новым кувшином замороженной сиры я собирался было улечься енова в тени старого храма, как тут послышался какой-то шум и передо мною появился Карагез.

– К вам визитер, — сказал он. — Это водитель такси, и он говорит, что должен немедленно увидеться с вами.

Вот он-то мне и нужен! Я вскочил с шезлонга — так распрямляет свои кольца змея при нанесении рокового удара.

– Ах, он (…).! — Наконец-то нашлось нечто такое, на чем я мог выместить всю свою злость! — Веди его в атриум! — Там как раз находится фонтан, и очень может быть, что я суну голову этого мерзавца в бассейн и буду держать ее под водой, пока он не захлебнется.

Атриум — это маленький внутренний дворик, вокруг которого строилось жилище римлян. Обычно он был гол и пуст, а поэтому вполне подходил для казней. Но сейчас он выглядел совсем по-новому. Карагез с садовником расставили здесь разные растения в горшках и кадках, кругом были разбросаны дорогие ковры, закрывавшие заодно голые доски помостов, удобные кресла и лежанки были расставлены вокруг фонтана, а журчание воды наполняло воздух музыкой и прохладой. (…)! Явно неподходящая обстановка.

Таксист преспокойно стоял посреди дворика, небрежно вертя форменную фуражку на пальце. Морда у него была веселая и довольная (…)! Явно не подходящее настроение.

Ну ничего, я его живо верну на землю.

– Какого дьявола ты отослал совершенно здоровую девушку обратно в Стамбул? Чем ты думал при этом?

Он вроде бы и не помнил, о чем речь.

– Ах, вы о той девушке, — припомнил он наконец. — Должен сказать, Султан-бей, что вам с ней здорово повезло. Доктор обнаружил у нее и (…), и (…). Понимаете, сразу и то и другое! Да это не девушка, а просто какая-то ходячая эпидемия! И при этом торгуется как дикая кошка. Вы ведь велели мне в случае чего покатать самому, вот я и решил — пусть катит себе до самого Стамбула. Я отлично видел, что он лжет, и уже набрал было воздуха в легкие, чтобы учинить ему самый настоящий разнос и потребовать возврата хотя бы части уплаченных ему лир, когда этот псих имел наглость усесться прямо в моем присутствии. Он взял и спокойно плюхнулся в мягкое кресло. От изумления я выдохнул запасенный воздух. Какая наглость!

Однако на лице его я заметил хитрое заговорщицкое выражение. Бросив взгляд на дверь и убедившись, что мы здесь совершенно одни, он обратился ко мне.

– Офицер Грис, — прошептал он, — я тут наткнулся на одну очень серьезную перспективу.

Мысленно я пожелал ему наткнуться на телеграфный столб и разбиться вдребезги. Но он явно ждал от судьбы совсем другого, о чем свидетельствовало бодрое выражение его лица. Есть в лицах людей, которые собираются поделиться с вами секретом, нечто такое, что принуждает вас выслушать их шепот.

– Когда сорвалось с этой девушкой, — прошептал он, — я сразу же понял, что вы будете очень огорчены. А вы совсем не тот человек, которого я хотел бы огорчать. Это уже что-то. Тут чувствовалось должное уважение. Я тоже присел и снисходительно наклонился к нему, чтобы получше разбирать его шепот.

– Пару недель назад, — продолжал он очень тихим голосом, — я прослышал об одном парне, который живет значительно восточнее этих мест, за Болвадином, если уж быть совсем точным. Вот я и смотался туда в свободное от работы время — я не стану требовать от вас оплаты дорожных издержек, потому что мы с вами — друзья.

Так-то лучше.

– Так вот, не стану больше испытывать ваше терпение и сразу перейду к сути. Что вы скажете насчет того, чтобы заполучить самую настоящую танцовщицу? Не какую-нибудь заурядную стамбульскую шлюху, которая только и умеет, что трясти своим грязным бурдюком, а самую настоящую танцовщицу, умеющую исполнять танец живота!

Я пододвинулся еще ближе.

– Послушайте, офицер Грис. Получилось просто замечательно. Русские в Туркмении, которая лежит по другую сторону Каспийского моря, захватывают кочевников и насильно отправляют их в колхозы. Для этого они буквально прочесывают всю пустыню Каракумы. Тех, кто отказывается селиться в колхозах, они расстреливают. Дело, конечно, крайне неприятное и грязное. Но слушайте внимательно — тут есть и некоторые преимущества. — Он и сам пододвинулся еще ближе. — И эти преимущества мы можем использовать. Догадываетесь, о чем я толкую? Правильно — о женщинах! — И он еще раз огляделся по сторонам и еще более понизил голос:

– Чем вести такую жизнь, некоторые из них просто продают себя! Можете не сомневаться, что после этих слов он полностью завладел моим вниманием.

– Девушки эти, — продолжал он, — самые настоящие турчанки.

Турки, как вы наверняка сами знаете, в свое время заселяли огромное пространство от Средиземного моря до Сибири. Все они говорят на одном языке. У них, можно сказать, даже нет диалектов. И, офицер Грис, они свято блюдут свои древние обычаи. Девушки их являются чистейшей воды девушками, сохраняя себя в невинности, как того и требуют нравы кочевых племен, и при этом безусловно считаются элитой среди турецких танцовщиц! А кроме того, каждую из них можно по праву считать специалистом в… ну… ну… вы, одним словом, сами понимаете в чем.

Он снова пододвинулся ко мне.

– И все они, повторяю, чисты и невинны, ибо племенные обычаи не допускают тут каких-либо отклонений. Поэтому нет никакой опасности заразиться вы сами знаете чем.

Я уже сидел на самом краешке стула.

– А теперь остается еще вопрос, как их тайно переправить из сердца Каракумов в порт Челекен на Каспийском море. Потом они будут доставлены оттуда в порт Пехлеви, который находится уже на иранской территории. После этого они проходят весь Иран и, добравшись до границы, переправляются в Турцию. Затем их доставят в Болвадин, где вы и можете уже спокойно получить свою девушку.

Тут он вальяжно откинулся в кресле, но я не мог последовать его примеру.

– Уверен, что вы сможете добыть для нее удостоверение личности. А поскольку она, по существу, является турчанкой и прекрасно говорит по-турецки, это не составит особых затруднений. Ну и как, что вы на это скажете?

У меня голова пошла кругом. Передо мной открывается редчайшая возможность. И главное — возможность эта лежит в пределах моей Служебной компетенции. Специалисту своего дела сразу становится ясным, сколько здесь кроется возможностей.

– Интересно, а как она будет выглядеть? — подхалимски поинтересовался я.

Таксист снова огляделся по сторонам. Мы по-прежнему были наедине, однако он все равно понизил голос:

– Большинство из них он уже распродал. Честно говоря, осталась одна-единственная девушка. Не думаю, что на нее придется долго искать покупателя. — Он незаметно пытался пошарить по карманам. — Зовут ее Ютанк, — и он протянул мне фотографию.

О боги, сердце едва не перевернулось у меня в груди. Это лицо! Это прекрасное лицо! Она выглядела очень молодо, наверняка не больше восемнадцати лет. Глаза ее были сверхъестественной величины и очень

живые, несмотря на то что скромно смотрели вниз. Безукоризненный овал лица, чуть полноватые губы. Палец, приложенный к нижней губе, совсем не закрывал их. На фотографии казалось, что она как бы уходит от смотрящего на нее. О боги! И как это я сразу не догадался? Ютанк! Турки обычно дают женщинам имена, наиболее соответствующие их качествам.

«Ютанк» же по-турецки означает «стыдливость, скромность, застенчивость».

Такая красавица! Такая милая! Такая хрупкая! Такая беззащитная! В груди моей пробуждалось незнакомое мне ранее чувство. Страстная потребность защитить ее вдруг зародилась во мне. Я почувствовал почти непреодолимое желание самому броситься через все границы, перебить всю русскую армию, припасть к ее ногам и молить об одной только улыбке. Я тяжело вздохнул и с трудом оторвал глаза от чудного портрета.

Потом я перевернул фотографию. На обратной стороне была карандашная надпись: «5000 американских долларов наличными».

– Она будет вашей безраздельной собственностью, — прошептал таксист. — Она будет вашей вечной рабой. А то, что вы окажетесь ее спасителем от русских насильников, возбудит в ней такое чувство благодарности, что она будет считать себя в постоянном неоплатном долгу перед вами.

Ну и что мне оставалось, по-вашему, делать? Я полез в карман, вытащил пять тысяч американских долларов и чуть ли не силком сунул ему в руки.

– Тут еще будут транспортные расходы и комиссионные, — сказал таксист, — которые составят еще ровно пять тысяч.

Я снова полез в карман и снова достал пять тысяч.

– Я так рад, что мне удалось оказать вам услугу. — Он поднялся с места. — Так что, Султан-бей, мы просто не будем вспоминать о моих собственных расходах на бензин и на потраченное на это мероприятие свободное время.

Он попытался оттолкнуть солидную пачку лир, которую я ему совал. Наконец он беспомощно пожал плечами и принял деньги.

– Чтобы переправить ее сюда, уйдет около недели, — сказал он. — А сейчас мне нужно срочно отправляться в Болдавин, чтобы успеть внести эти деньги, пока ее не продали кому-нибудь еще. — Он пулей вылетел на улицу, и через секунду я уже слышал визг пробуксовывающих на гравии покрышек такси, когда он на полном газу отъезжал от дома.

В эту ночь я спал сном праведника и на подушке рядом со мной лежала ее фотокарточка, а не… О, мне снились замечательные сны. Я чувствовал себя настолько прекрасно, что, когда на рассвете, едва разлепив глаза, разглядел Фахт-бея рядом с моей постелью, меня даже это не привело в раздражение.

– Рат связался с нами по радио, — сказал он. — У него все готово. Вы можете лететь в Америку, как только стемнеет. Честно говоря, я даже не слушал, что он там еще бормотал себе под нос, покидая спальню, может быть, он говорил, что пойдет передать эту весть команде буксира. Я схватил фотографию, лежавшую рядом, и страстно расцеловал ее. Да снизойдет благословение богов на армии русских насильников, если благодаря им в мои руки попадет такое сокровище! Что бы там ни говорили, но многое можно сказать и в пользу коммунизма.

Мы стартовали, как только неясные сумерки сменились чернотой ночи. Среди людей часто встречаются типы, излишне склонные к критицизму и обожающие с пристрастием копаться во всяких мелочах. Возможно, они и могли бы сказать, что опьяняющая перспектива обладания настоящей живой танцовщицей способна отвлечь меня от исполнения служебного долга. Но прямо скажу — это были бы чистейшей воды домыслы. В тот день до самого старта я являл собой безупречный пример истинного раба служебного долга. Я сумел так прижать Фахт-бея, что тот вынужден был выдать мне все деньги, которые я у него потребовал на самые непредвиденные расходы и даже кое-что сверх того. Я самым старательным образом вооружился и, можно сказать, стал ходячим арсеналом, имея при себе оружие чуть ли не всех существующих на Земле моделей. Я тщательно подготовил и необходимое техническое оснащение. На прощание я до смерти запугал обслугу виллы и сделал это настолько обстоятельно, что одного из мальчишек даже вырвало от страха.

Я подключил ретранслятор 831 и потом — раб долга — решил напоследок проверить, чем занимается в это время на борту буксира Хеллер.

А он варил карамель!

Честное слово — именно это он и делал, стоял в камбузе среди горшков и сковородок. На нем даже был нацеплен фартук! Большой ложкой он пробовал медленно кипящую массу, самую липкую и отвратительную из всех, которые мне приходилось когда-либо видеть. Ну и ну, подумалось мне, должно быть, он научился этому у своей сестренки. Он священнодействовал над плитой столь точно и размеренно, что у меня даже получился довольно удачный каламбур: «Все это выглядит так мило, что я готов сварить из себя мыло».

Чуть позже я проверил запись еще раз. Перед ним лежала целая куча бумажек, на которые он очень аккуратно раскладывал сладкую массу. Когда я вернулся, устроив дополнительный разгон прислуге на вилле, Хеллер заворачивал конфеты в промасленную бумагу. У него получились в результате заурядные карамельки, самые простые — с красно-белыми полосками.

Я давно знал, что он безнадежно глуп. Точно таких же конфет в Америке можно найти сколько угодно. Там их можно купить на каждом углу. А реклама их уже намозолила всем глаза — одна из таких цветных реклам мне встретилась даже в библиотеке ангара в одном из иностранных журналов.

Просто великолепно, сказал я себе. Вот как он готовится к путешествию в Америку! Я так разозлился, что решил больше не заниматься им до самого старта. Сам же я был страшно занят в тот день перед стартом. Почти два часа я посвятил делам Аппарата, что более чем компенсировало те десять часов, которые я провел лежа на лужайке, где предавался грезам о прекрасной Ютанк.

Старт был произведен без сучка и задоринки. И вообще передвигаться в условиях Земли очень несложно — у нее всего одна луна, да и та светит не очень ярко. Поэтому единственное, что требуется от стартующего, — это взлететь с наступлением темноты, а потом двигаться размеренно вслед за ночью и завершить полет в темное время суток. Лететь нужно на высоте примерно трехсот миль, а потом быстро и незаметно опуститься, чтобы оказаться на поверхности точно в тот час по местному времени, который был при старте в точке взлета, находящейся в другом часовом поясе. Капитан Стэбб проявил себя настоящим знатоком в подобных вопросах. В школах Аппарата вообще не мешало бы ввести в качестве обязательных предметов пиратство и контрабанду. Пока мы спускались, он рассказал мне несколько весьма забавных и поучительных историй, в одной из которых, например, повествовалось о том, как был уничтожен целый город. Ну и шума тогда было!

Прямо под нами лежала заброшенная ферма. Голое незасеянное поле, полуразрушенный дом с двумя колоннами по фасаду, рухнувшему полностью. Хижины, в которых некогда содержались рабы, давно превратились в руины. Примерно в пятистах футах над поверхностью капитан Стэбб нажал на кнопку парализатора. Ярчайший голубой свет ударил конусом с корабля. Световой удар длился всего долю секунды, и если вспышку и заметил кто-либо из землян, он наверняка принял ее за отблеск автомобильных фар на повороте или зарницу у самого горизонта.

Стэбб посадил корабль в точно заданном месте, возле рощицы. Корабль застыл в горизонтальном положении, мягко приземлившись на брюхо. Второй пилот распахнул входной люк. Второй механик в полном боевом облачении в считанные секунды оказался на поверхности земли. В руках у него был детектор теплового излучения, которым он принялся обследовать окружающую местность. Яркий голубой свет должен был привести все живое в бессознательное состояние. Детектор же теплового излучения безошибочно определял, есть ли кто-нибудь рядом. Стандартная, давно отработанная процедура. Она спасает от множества неприятных неожиданностей. И если говорить по существу, то и весьма гуманная при этом: ведь таким образом устраняется необходимость убивать случайных свидетелей. А значит, можно потом просто убраться с этого места, предоставив свидетелю хоть всю оставшуюся жизнь размышлять о том, что с ним приключилось и почему он вдруг грохнулся в обморок, а не носиться в панике и орать во все горло, дескать, «астронавты с Волтара только что нарушили статью а-36-544 М, часть б»! Что же касается ликвидации, то от трупов здесь бывает довольно трудно избавиться, а где труп, там тут же появляются шерифы, полицейские, начинаются расследования и вообще подымается страшный шум. На панели детектора в руках второго механика загорелась красная лампочка. Значит, кто-то лежит здесь, приведенный в бессознательное состояние голубым лучом!

Первый пилот, держа наготове оружие, бросился в указанном прибором направлении. Стэбб настороженно сидел за штурвалом, готовый взлететь в любую секунду, при первом же признаке, что случайная встреча может привести к столкновению. В Виргинии стояла влажная и душная августовская ночь. Серебряный тоненький лучик лунного света пробился сквозь древесные кроны. Легкий ветерок шевелил листву на ветвях могучего дерева, возле которого чернела громада космического корабля.

И тут в ночной тишине раздался взрыв хохота. Первый пилот бегом возвращался к судну, неся за хвост опоссума. Потом он просто отшвырнул его в сторону.

– Здесь, пожалуй, все в порядке! — сказал он.

– Все в порядке, — подтвердил второй механик и бросил детектор теплового излучения во входной люк.

Стэбб высунулся из люка и с тревогой осмотрел окрестности низкопосаженными недоверчивыми глазами.

– Где же они болтаются? Мы должны вернуться на базу прежде, чем там взойдет солнце! — Он глянул на часы. — Мы можем задержаться здесь на двадцать пять минут, не больше!

Внезапно до нас донесся топот бегущих ног. Кто-то приближался к кораблю по здорово заросшей тропинке.

Из темноты возникла фигура Рата. Он тащил с собой два огромных чемодана. Если бы кому-то пришла в голову идея дать портрет наименее примечательного внешне землянина, он, несомненно, выбрал бы Рата. Если не считать напомаженных усов, с которыми он ни в какую не желал расставаться, во всей его внешности не было ни одной хоть сколько-нибудь запоминающейся детали. Просто идеальная внешность для шпиона. Он происходил с планеты Модон, и там были очень рады, когда избавились от него.

Рат кое-как затолкал в люк принесенные с собой чемоданы. Он здорово запыхался и все не мог отдышаться. Однако он тут же разглядел меня, несмотря на столь слабое освещение.

– Надо же! — воскликнул он. — Да здесь офицер Грис собственной персоной! — Удивительное дело — что бы он ни говорил, голос его всегда звучал как жалоба.

– Что это у тебя в чемоданах? — строго спросил я. — Приказано было подготовить солидный гардероб из дорогих вещей.

Он отодвинул чемоданы подальше от входного люка.

– Вещи стоят денег. Вы и представить себе не можете, какая сейчас инфляция. А чтобы чемоданы выглядели солидно, я недостающий вес восполнил камнями.

Деньгами он восполнил вес в своих карманах, сказал я про себя. Но я все же нажал на зуммер, чтобы дать сигнал в кормовую часть судна, и, подхватив чемоданы, понес их к Хеллеру. Мне не хотелось, чтобы он видел здесь агентов, которые с этого момента будут осуществлять постоянную слежку за ним. Дверь, ведущая на половину Хеллера, распахнулась, подчиняясь его команде. Я с трудом протиснулся в нее, не выпуская из рук чемоданов, и с грохотом опустил их уже в гостиной. Чемоданы производили впечатление очень дорогих.

Хеллера я застал сидящим за столом.

– Внутри вы найдете необходимую одежду, — сказал я. — Побыстрее переоденьтесь. Ничего из своих вещей не берите. В вашем распоряжении чуть больше двадцати минут, так что не особенно тут копайтесь. — Я оставил его одного и, выходя, притворил за собой дверь.

Рат все еще тяжело дышал. Я затащил его в кают-компанию. Там он достал из кармана целую пачку документов.

– Вот диплом на его имя об окончании военной школы.

Я прочитал его от начала и до конца:

ВОЕННАЯ АКАДЕМИЯ СЕНТЛИ

Настоящим удостоверяется, что ДЕЛБЕРТ ДЖОН РОКСЕНТЕР-МЛАДШИЙ прошел полный курс обучения на уровне МЛАДШЕГО КОЛЛЕДЖА.

Подпись, печать и пр.

Диплом выглядел очень солидно. По полям его с обеих сторон шли изображения солдат в форме конфедератов с ружьями «на караул». Были там еще и знамена с пушками, и пирамиды из ядер.

Очень впечатляюще.

– А здесь все прочие бумаги, — сказал Рат.

Тут был целый список якобы сданных им экзаменов по отдельным предметам и рядом проставлены отметки.

– Весьма удачная подделка, — одобрил я.

– Нет уж, — возразил Рат. — Подписи здесь самые настоящие. Школа эта окончательно закрылась прошлой весной, и оказавшийся на улице деканат ее готов делать что угодно, лишь бы заработать лишний доллар. Вы что — всерьез считаете, будто я стремлюсь попасть за решетку за подделку документов?

И что за манера — вечно быть недовольным всем, даже в тех случаях, когда ему делают комплимент.

– А где Терб? — прервал я его нытье. — У нас не так-то много времени.

– Боюсь, что у него неприятности. Старый клерк в этом (…) суде заартачился и ни в какую не хочет являться в присутствие в не рабочее время.

Капитан Стэбб просунулся в дверь и многозначительно показал на часы.

– Нам придется жать на всю катушку, чтобы попасть вовремя. Мы же должны вернуться на базу до рассвета!

Но тут как раз и прихрамывающий Терб появился во входном люке. Терб тоже являл собой образчик наименее примечательного из землян. Излишне полноватый и, пожалуй, слишком смуглый, он был типичным человеком толпы. Был он уроженцем планеты Доло, население которой, можно смело утверждать, испытало немалое облегчение, избавившись от него.

– Да неужто сам офицер Грис? — воскликнул он. — Нет, что ни говори, а мы кое-что значим! Знаешь, Рат, а ведь я был не прав, когда постоянно твердил тебе, будто нас и за люд ей-то не считают, а тут…

– Заткнись, — прервал я его. — Со свидетельством о рождении у тебя все утрясено?

Терб кивнул. Потом он вытащил из кармана небольшой электрический переключатель.

– Старый клерк потребовал обязательно показать ему этого человека, чтобы он мог потом подтвердить, что свидетельство было выдано человеку только после того, как он сам лично убедился, что человек этот жив и здоров. Ему-де совсем не хочется прослыть продажным мошенником. Эта птичка, что находится здесь у вас, должна заявиться к нему, дать ему еще сотню долларов и получить свидетельство, заверенное и подписанное по всей форме. А потом, как только он появится на ступеньках суда, я нажимаю вот эту кнопочку и — прощай клерк, прощайте все архивные записи. Я подложил там бомбу еще перед рассветом. Она лежит прямо в помещении их архива!

Я вручил им приемно-передающее устройство.

– Эта штука активизирует «жучок» особого типа. Вы должны постоянно находиться не далее двухсот миль от него.

– Так ведь мы сами насажали ему «жучков» и в одежду, и в чемоданы. Есть у нас и свой активатор, и мы всегда носим его при себе. Мы никак не сможем упустить его.

– А это совершенно новый тип «жучка»! — соврал я. — Он вживлен ему в локоть и сразу подаст сигнал, если Хеллер прикоснется к взрывчатке или схватится за пистолет — мы заботимся о том, чтобы он не застрелил вас в случае чего.

Это сразу прекратило все их возражения.

– Мы сможем засечь его местоположение прямо с корабля, — врал я. — А вот это — ретранслятор 831. Держите его постоянно поблизости от приемно-передающего устройства.

И это дошло до них.

– Вам следует держать оба аппарата постоянно включенными. Видите, по форме они напоминают распределитель обычного телефона, и их можно установить на любом из домов, а то и просто держать у себя под кроватью.

Они пообещали именно так и сделать.

Потом слово взял Рат.

– Деньги, — сказал он. — Деньги для нас. Жуткая инфляция. Я вручил им чек на Арабский Чейз-Банк в Нью-Йорке. Они были счастливы. Я — тоже, потому что деньги-то были государственные.

Потом я дал им еще кое-какие полезные советы.

– А теперь постарайтесь скрыться где-нибудь, чтобы он вас здесь не увидел, — сказал я и отпустил их.

Они выпрыгнули из люка, пробежали мимо слабо освещенного лунным светом дома плантатора и скрылись во мраке. В коридоре появился Хеллер. При виде его я с огромным трудом удержался от смеха. Вещи, которые хорошо сидели бы на человеке ростом шесть футов и два дюйма, не так-то легко найти в магазинах Виргинии. Все было ему явно мало. Рат справился со своей задачей просто замечательно. Пиджак был кричащим — в крупную красно-белую клетку. Брюки были кричащими — в широчайшую сине-белую полоску. Шляпа из зеленого фетра с широкими полями была ему явно мала. Ботинки из оранжевой замши были ему явно тесны. В довершение ко всему — рубашка пурпурного цвета. На улицах он будет заметен, как луч прожектора. Однако одежда выглядела весьма дорогой — сразу чувствовалось, что человек, купивший ее, богат, но абсолютно лишен вкуса. Кроме того, создавалось впечатление, что он вырос из всех этих вещей.

Просто отлично!

В руках Хеллер держал два огромных чемодана.

– А вам не кажется, что мой наряд несколько ярок? — спросил он.

– Но ведь все это моднее модного. Моднее модного! Самый шик! — возразил я.

Я наспех повторил, куда ему следует явиться за свидетельством о рождении, и вручил ему уже имеющиеся у нас документы. Затем я присел на корточки у открытого люка и направил прибор ночного видения на дорогу. Мне хотелось убедиться, что Рат и Терб успели надежно спрятаться и здесь по-прежнему нет посторонних.

Мне почудилось какое-то движение в зарослях кустарника.

– Я что-то проголодался немного, — услышал я голос Хеллера за своей спиной. А потом он вроде бы прошел внутрь судна.

Ко мне приблизился Стэбб:

– Он говорит, что ему хочется…

– Дай ему все, что он попросит, — сказал я.

Что-то все же шевелилось среди разрушенных хижин для рабов. Тут снова возник Хеллер:

– Мне теперь понадобятся кое-какие деньги.

Ах да — его деньги. По утвержденной приказом смете ему полагалось выдать пять тысяч долларов, чтобы он мог выглядеть щедрым. Я достал из кармана заранее отсчитанные две тысячи и вручил ему. Три тысячи долларов прибыли — совсем недурной заработок для одной ночи.

Он в это время затягивал ремни на чемодане.

– Мы зря теряем массу времени, — сказал Стэбб.

Наконец мне удалось разглядеть, что же это там двигалось. Лисица. Плевать мне сейчас на всех лисиц, не до них. Я поднялся с корточек, повернулся к Хеллеру и протянул ему руку. Но он, однако, не пожал ее, а вместо этого подал мне письмо.

– Не окажете ли вы мне большое одолжение и не отправите ли это письмо? Дело в том, что я пообещал держать его в курсе дел. Я взял конверт и молча сунул в карман. Мне слишком хотелось поскорее избавиться от него, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.

– Ну что ж, — сказал я. — Желаю удачи, Джеттеро. Вот вы и приступаете к делу. Ваш час пробил.

Он спрыгнул на землю и, не выпуская из рук огромных чемоданов, захромал по тропинке мимо хижин для рабов.

– Всего, Хеллер, — сказал я про себя. — Надеюсь, ты сумеешь завести себе много дружков в тюряге.

– Мы стартуем, — сказал Стэбб.

Я отошел в сторонку, чтобы не мешать команде заниматься своим делом. Второй механик выскочил из люка, держа в руке какой-то прибор. Стэбб приподнял буксир футов на шесть над поверхностью земли и удерживал его в таком положении. Второй механик бегал вокруг со своим прибором, выравнивая траву, чтобы скрыть следы нашего приземления. Потом он забросил прибор в открытый люк, второй пилот подал ему руку и помог забраться на борт. Люк захлопнули и заперли.

Капитан подошел ко мне вплотную:

– У вас был приказ о том, чтобы лишить этот корабль возможности покидать данную Солнечную систему?

Честно говоря, именно такой приказ я и получил. В устной форме, от пилота-убийцы. Но я не счел нужным говорить Стэббу о том, что корабль его, по сути, приведен в негодность:

– А в чем дело? — спросил я.

– Он только что взял из ходовой рубки визор времени, — сказал капитан. — А если у нас на борту и имеется запасной, то нам до него не добраться. Он запер на все запоры свое помещение, а заодно и все подсобки, и теперь нам туда не пробиться даже с помощью взрывчатки. А без визора времени мы лишены возможности управлять судном за пределами этой Солнечной системы. Но я полагаю, вы все это учитывали, когда приказали выдать ему все, что он потребует. А что это меняет? У кого, скажите на милость, может возникнуть желание носиться по космосу на этом (…) буксире, да еще рисковать тем, что тебя в любую минуту могут сбить? Стэбб заставил корабль резко взмыть ввысь. С помощью ускорителей капитан очень быстро довел скорость нашей посудины почти до скорости света. Настроение у меня было праздничным. Наконец-то мне удалось сбыть с рук Хеллера. Я не мог дождаться того момента, когда останусь наедине с приемником и экраном, чтобы посмотреть, как он справляется со всем тем, что его поджидает в ближайшем будущем. Подумать только, какой (…)! Сколько же неприятностей причинил он всем.